Путники: одна дорога на двоих

      Страдник* перевалил за середину, так и не обрадовав за две с небольшим седмицы ни единой дождинкой. Трава желтела и сохла, раскаленная земля шла трещинами, солнце палило с беспощадностью разгневанного Ятаруна.       Ведя на поводу дряхлую кобылу и слушая недовольное ворчание голодного желудка, Шакал вкушал все прелести безработицы и безденежья и тосковал по временам, когда пустой ныне кошель был набит монетами, а брюхо — едой.       Бывали такие времена под осень да на исходе зимы. Он отправлялся тогда в Хеннораль, аккурат к прибытию заморских купцов, желавших поторговать на крупных ярмарках в столице. Когда-то Хеннораль был небольшим рыбацким селением, название которого теперь уже никто и вспомнить не мог. Но сотни три зим назад Даэрунское княжество наладило торговые отношения с Южными землями — будь они неладны! — и понеслось! Селение разрослось до крупного портового города, которому даже название дали в угоду южанам: «хенно раль» — жемчужина на берегу. Шакала тошнило и выворачивало и от этого названия, и от этого города, и от южанских морд и говора, которых там было не счесть. Но что поделать, работа есть работа, хлеб за так не доставался, а с маслом — и тем более.       В ярмарочную пору смуглорожие купцы не жалели денег для тех, кто нанимался сопровождать и охранять их в пути до Зарьграда и обратно. А услуги Шакала были нарасхват. Еще бы! Он и с виду был из тех, кто троих одним ударом положит, да еще и по-южански говорил немногим хуже самих купцов. Услуги охранника и толмача в одном лице — что может быть лучше?       Сейчас же была середина лета. Зимние ярмарки давно отгремели, и заработанные в ту пору деньжата разлетелись как пух на ветру. А до осени надо было еще как-то дотянуть. Подрядиться охранять местных, даэрунских, торговцев, разъезжавших по своим делам по княжеству, было делом не из легких — они предпочитали проверенных, надежных людей, а не «одноразовых» наемников, от которых не знаешь, чего ожидать.       Две с небольшим седмицы назад Шакал решил было, что ему повезло: его нанял один столичный купец, направлявшийся за пушниной к охотникам Верминских лесов. Однако удача, как и следовало ожидать, оказалась не милой простушкой, а бабой с капризами. И Шакал не брался судить, с кем она сыграла шутку злее — с ним самим или с его нанимателем. Этот идиот-купец по пьяни нарвался на парочку разводил и спустил, проигравшись в кости, все свои деньги. Он клялся и божился обоими Великими Братьями своим четверым наемникам, что непременно заплатит все, что обещал, если те возьмутся доставить его обратно в Зарьград.       Шакалу, которому этот купчишка и без того всю дорогу поперек горла стоял, такая свистопляска не понравилась вконец. Он обложил этого безмозглого трепача так, что тот мог только хлопать глазами да рот разевать, саданул со всей силы дверью таверны и ушел прочь. Еще один из наемников молча умотал следом. Двое остались.       Сам того не желая, Шакал сделал купцу одолжение: чтобы довести до столицы порожний караван и доставить в целости шкуру его хозяина, хватит и пары охранников — разбойникам пустые телеги в пень не сдались. Зато купчишка на оплате наемничьих услуг уж всяко свой медяк сбережет!       Зато сам Шакал оказался на пыльном тракте с голым задом. Первое время он, конечно, был горд собой не хуже того индюка. Посылать куда подальше напыщенных богатеев — особое удовольствие. Но когда жрать захотелось особенно сильно, он успел сто раз пожалеть о своей дурацкой вспышке. Стиснул бы зубы да потерпел до Зарьграда, а там, глядишь, и деньжат бы получил, и новый наниматель бы сыскался. А теперь тащись впроголодь обратно в столицу по жаре и духоте с урчащим от голода брюхом.       Благо позавчера повезло в одном небольшом сельце в стороне от Восточного тракта. Народец там был добродушный, у самих за душой ни медяка, потому, видать, и сжалились над путником, искавшим по дворам, где подзаработать. Нашли Шакалу занятий, до которых свои руки не доходили: кому изгородь починить, кому кобылу подковать, кому крышу залатать, а в уплату насобирали с миру по нитке — картошки, вяленой рыбы, хлеба да сала. Немного, но седмицу протянуть хватит, если брюхо не баловать. Как сегодня, к примеру: перекусил чутка на рассвете — и до вечера потерпеть можно, авось не помрет, зато еды подольше хватит, когда еще новая появится или деньжата, чтобы ее купить?       А в проклятом Ивлоне, который Шакал сегодня с рассвета вдоль и поперек истоптал, люди другие совсем. За медяк удавятся, даже если самим придется пахать до упаду. Провалиться им сквозь землю!       Втайне Шакал надеялся, что сможет где-то найти кузню, где требуется подмастерье. Тогда можно было и в Зарьград не ходить. Дотянул бы до осени, а там уже можно было отправляться в Хеннораль.       Отчим Шакала был отличным кузнецом, и за те несколько лет, что судьба отвела матери на жизнь с ним, Шакал — в ту пору еще мальчишка немногим больше шести зим от роду — научился кое-как работать с металлом. До настоящих мастеров ему, конечно, было далеко. И многому пришлось учиться заново, гораздо позже, уже взрослым. Но все же кузнечное ремесло не раз спасало зимой и летом, если работы наемника не удавалось сыскать.       Проходя мимо постоялого двора, окна которого смотрели прямо на рыночную площадь, Шакал почуял забористый запах какого-то варева. На вывеске красовалась неряшливо намалеванная серой краской рыбина с пугающе выпученными глазами и встопорщенной чешуей. Шакал задержался, пытаясь разобрать название. Если говорить на двух языках он умел хоть и не витиевато, как умудрялись многие богатеи, но легко и доходчиво, то с чтением были большие проблемы. Шакал бы и в ус не дул из-за этого, если б не бывало случаев, что какой-нибудь купец назначит встречу в таверне «Сраный гусь», к примеру, где этого сраного гуся на облезлой вывеске в упор не разглядишь, и будешь кружить вокруг нее и оббивать язык, выспрашивая у прохожих, куда идти.       На вывеске этого постоялого двора удалось разобрать по слогам не с первого раза: «Сытый карп». Или «Сытный». Шакал не был до конца уверен. Но если эта рыбина и была карпом, то руки у того, кто ее рисовал, росли явно не из плеч.       Кляча тяжело вздохнула, мотнула головой, отгоняя мух, и дернула поводья. А брюхо Шакала выдало такую протяжную руладу, что он сжалился и над собой, и над клячей и двинулся дальше, напоследок окинув взглядом груженые возки, составленные плотными рядами возле постоялого двора. Наверняка какой-то купец, более смышленый и удачливый, возвращался с пушниной из Верминских лесов и остановился здесь передохнуть.       Шакал скрипнул зубами, позавидовав его наемникам — вот уж у кого не болела голова ни о заработках, ни о сытной еде, ни о мягкой постели! Мелькнула даже мысль рискнуть — попроситься к купцу в наем, да только он, небось, из тех, кто берет в охрану лишь проверенных людей.       Тряхнув головой, Шакал зашагал в сторону Восточного тракта. Оставалось миновать рыночную площадь и несколько домов, позади которых уже виднелись ворота, как со стороны постоялого двора донёсся надрывный крик:       — Держи ее!!!       Шакал обернулся. Из дверей «Сытного (или «Сытого»?) карпа» выскочила девчонка. Мелкая, худющая, босая. В разорванном платье и с разбитой в кровь губой. Ее темно-каштановые волосы выбились из кос и хлестали по плечам на бегу.       Следом, чуть ли не вразвалочку из-за хромоты на обе ноги, вывалился здоровенный пузатый мужик с расцарапанным лицом.       — Держи ее!!! — снова заорал, что было мочи.       За его спиной в дверях возник ещё один мужик — высокий, крепкий, с мечом у пояса. Шакал, пару раз сморгнув от удивления, признал в нем того наемника, что тоже ушел от проигравшегося купца. Вот же везучий, падла! Не успел одного нанимателя лесом послать, так уже другой ему свой кошель расстегнул! А в том, что тот, первый, хромой толстяк — тоже купец, сомнений не было! Небось, и груженые возки перед постоялым двором — тоже его.       — Ну что стоишь, хватай ее, — сквозь зубы шикнул купец на наемника. На Слата… да, так его звали. Шакал припомнил это.       Девчонка тем временем уже выскочила за ворота этого самого «Карпа» и метнулась в сторону рыночной площади. Слат легким прыжком перемахнул «карповую» изгородь и догнал беглянку в несколько шагов. Схватить ее поперек талии и оттащить к купцу было легче, чем два пальца обоссать. Но этот остолоп с какого-то хрена вцепился ей в волосы. Шакал аж поморщился: малохольную девчонку и без того легко было плевком перешибить, нешто помягче нельзя?       Но от того, что произошло дальше, он не только глаза раскрыл, но и рот разинул. Малохольная, ахнув, пошатнулась и чуть не упала спиной прямо в руки Слату. Но каким-то чудом все же удержалась на ногах и, развернувшись на пятках, врезала ему кулаком по кадыку. Слат кашлянул, выпустил ее волосы и схватился за горло обеими руками.       Шакал аж присвистнул — ловко! А девчонка, не теряя времени, припустила вперед по рыночной площади — тоже в сторону Восточного тракта.       На помощь купцу из дверей постоялого двора выскочило еще трое мужиков при оружии — видать, тоже его наемники.       — А ну за ней! Быстро! Взять! — отрывисто, с трудом преодолевая одышку, скомандовал им купец.       Его крики и прочая возня привлекли внимание не только Шакала. Торговцы с рыночной площади, их покупатели, жители ближних домов и просто прохожие побросали свои дела, разинули рты и начали стягиваться к постоялому двору. Было бы зрелище, а зеваки всегда найдутся!       Шакал затесываться в их число желания не имел, потому, потерев ладонью затылок, который знатно взмок под волосами, дернул клячу за поводья и двинулся к выходу из города. Понавидался он и купцов, и прочих богатеев, охочих до юных девиц. Да и девицы в постоялых дворах и тавернах были не лучше — сколько таких вертихвосток, что готовы задом крутить и сиськами трясти, лишь бы довольный посетитель кинул им лишнюю монетку на стол? Многие рады были и юбку задрать — только предложи хорошую плату. Эта малохольная, похоже, была не из таких, да толку? Чем раньше ее жизнь уму-разуму научит — тем лучше.       — Эй! Люди добрые! Ну что же вы? — чуть ли не кашляя, завопил купец. — Это ж ведьма! Как есть! Уйдет ведь, зараза! Помогите! Уйдет!       Ого! А это уже было что-то новое!       Шакал стал как вкопанный и резко натянул поводья, так, что кляча недовольно фыркнула и тряхнула головой.              ***              Сагита бежала так быстро, как только умела. Ноги едва касались разгоряченной, сбитой в пыль сотнями ног земли. Мелкие камни выскакивали из-под ступней. Сердце бешено колотилось, толкая кровь по телу. В висках стучало. Перед глазами мелькали обрывки лиц, прилавков, кочанов капусты, изгородей…       Впереди — городские ворота, за ними — тракт. Казалось, выскочи туда — и все закончится. Глупая надежда — тоже надежда!       Правая ступня скользнула по крупному булыжнику. И подвернулась. Мир покачнулся.       Разогнавшаяся, Сагита пролетела аршина полтора — только и успела руки перед собой выставить. Шмякнулась оземь, как набитый картошкой мешок. Проехалась грудью по жесткой утоптанной дороге и мелким камням. Кожа полыхнула огнем, а платье, кажется, порвалось еще больше.       Сагита тут же рванула на всех четырех конечностях вверх — не тут-то было. Чья-то нога в тяжелом сапоге припечатала обратно к земле. Воздух с хрипом отхаркнулся из груди, а ртом Сагита хватанула столько пыли, что тут же зашлась в хриплом кашле.       С трудом приподняв голову и обернувшись, она увидела позади себя одного из наемников мерзкого борова Даммара. Двое других заходили ей по бокам. Ощерилась, глянув на них исподлобья. Если они и впрямь поверят, что этот поганый купчишка свое обвинение в ведовстве не на ходу придумал, у нее будет шанс. Наверное. Тронуть ведьму не всякий решится.       — Ну что стоите? — пропыхтел Даммар. — Бергалон вам что ли ноги отнял? Уйдет ведь!       Могла бы — ушла!       Сагита тряхнула головой и снова попыталась подняться, но руки подломились, а ноги после удара в спину она вообще ощущала с трудом.       Сам же Даммар никак не мог доковылять до нее и вопил издалека, прихрамывая. Ох и знатно она ему по ногам пятками врезала! Еще немного — стал бы кузнечиком — коленками назад. Жаль, силенок не хватило!       — Да сжечь ее — и делу конец! — проблеял какой-то молодчик.       Вот же твари! Решили-таки влезть!       — Проклятое отродье! — подхватил еще один голос.       — Какое сжечь? В реке! В реке ведьм топят! С каменюкой на шее! — прошамкал совсем близко мерзкий старушачий голос.       «Да подеритесь еще, кто прав!» — со злостью подумала Сагита. Она сплюнула вязкую, перемешанную с хрустящей пылью, слюну, пытаясь сообразить, как можно выкрутиться. Но голова шла кругом, от страха скручивало все поджилки и думать не получалось никак.       — Да мне ее отдайте! Мне! — прохрипел Даммар откуда-то близко и справа. Доковылял-таки! — Я знаю, что с ведьмами делать! На вас она порчу наведет, а я… я…       Чего он так заякал? Сагита аж нашла в себе силы приподняться и вывернуть голову в купчишкину сторону.       А Даммар трясущимися ручонками, обливаясь потом, вытянул из-за пазухи цепочку, на которой висел серебряный амулет — вписанный в круг треугольник!       Да будь ты проклят, жирная мразь!       — Я Приближенный Ордена Серых Жрецов! — возопил что есть мочи Даммар, потрясая амулетом. — Эта ведьма — моя! Взять ее! — скомандовал он своим людям.       Но те медлили.       Охо-хо, Даммар! Никак ты сам себе же яму и выкопал?       Наемники нерешительно переминались с ноги на ногу, переглядываясь и посматривая то друг на друга, то на своего нанимателя. Даммар байку про ведьму рассказал так складно, что все в нее поверили. Что ж, ему же хуже!       Сагита медленно подтянула ноги к животу. Теперь оставалось лишь оторвать от земли руки, выпрямиться в рост и сотворить что-нибудь этакое. Что там в воображении этих слабоумных должна делать ведьма?       Придумать она ничего не успела. Да и встать толком — тоже. По спине опять огрели чем-то тяжелым. Чем-то пожестче сапога.       В глазах потемнело, и темнота тут же разрисовалась цветными сполохами. Из груди вырвался стон, и Сагита расплаталась по земле, вонзившись в нее ногтями, жадно глотая воздух, давясь им и уже не брезгуя пылью.       — Взять ее! — опять деловито скомандовал Даммар.       Сагита с трудом разлепила глаза и, глянув через плечо, увидела какого-то рыжеволосого олуха с лопатой наперевес. Осмелел, зараза!       — Тронешь — перерублю! — рявкнул кто-то прямо над головой.       Рыжий с лопатой хлопнул глазами и, разинув рот, отступил на два шага.       А Сагита приподнялась на руках и, пересиливая звенящую боль в голове, попыталась рассмотреть своего нежданного защитника. Сначала взгляд упал на огромные пыльные сапожищи. Потертые и разношенные. После она увидела залатанные выцветшие штаны и пожелтевшую от многих стирок рубаху. Чтобы разглядеть лицо этого смельчака, голову пришлось поднять еще выше, а один глаз зажмурить, чтобы солнце не мешало.       Ну и здоровенный же он был! И меч такой же огромный, как и его хозяин. Вот уж правда, перерубит человека — и глазом не моргнет. С такой-то рожей — точно. И ухмылка кривая, и глаза серые, недобрые, на лбу какая-то сальная тряпка заместо очелья, щеки все в шрамах: левая рассечена от виска до верхней губы, правая — от носа росчерком вниз.       — Отойди-ка ты, а! Не лезь не в свое дело, — посоветовал ему один из наемников Даммара. С участием этак посоветовал.       — Да пошел ты! — рыкнул на него здоровяк, тряхнул своими патлами — длинными, ниже плеч, русыми с проблесками седины — и, наклонившись, быстрым движением подхватил Сагиту с земли. Она только и успела что слабо пискнуть — перед глазами все опять закружилось. Здоровяк прижал Сагиту к себе левой рукой, так крепко, что на ней можно было повиснуть и не бояться пошатнуться и упасть. А правую руку с мечом он выставил перед собой.       — Благодетель! — сплюнул наемник, и его участие в момент сменилось презрением.       Он тоже выхватил клинок и сделал короткий выпад — вбок, чтобы отвлечь, а потом сразу вниз, в ногу. Сагита правда не поняла, в чью — в ее или здоровяка. Но на всякий случай подпрыгнула и постаралась увернуться. Здоровяк отбил выпад так легко, что у нее только стальной росчерк перед глазами мелькнул.       — Не дергайся! — прошипел здоровяк ей в ухо и крепче прижал к себе. У Сагиты аж дыхание сперло и ребра затрещали. Но возмущаться она побоялась — два других Даммаровых наемника уже обнажили мечи и заходили по бокам. А первый, коренастый, отскочил на шаг и накинулся снова.       Здоровяк, впрочем, опять не сплоховал: быстрым движением он выбил клинок из рук коренастого. Меч отлетел в сторону, чуть не изувечив кого-то из зевак. Наемник со стоном схватился за вывернутую кисть.       Сагита и моргнуть не успела, как ее снова встряхнули — здоровяк развернулся вместе с ней на полкруга. С легким свистом порхнула сталь. Лопата с куском черена грохнулась наземь, а рыжий парень с обрубком рукояти в руках шатнулся назад.              ***               — Ну?! Есть еще храбрые?! — прорычал Шакал, оборачиваясь по кругу. Рожу он скривил пожутче и старался поглядеть всем, кому мог, в глаза. Припугнуть всех получше — и дело с концом. Чтоб никто больше в драку не кинулся. А потом быстро уносить ноги.       Не тут-то было! Пока Шакал возился с купцовым наемником, на рыночную площадь успели подтянуться местные дружинники. Подошел и Слат с уже обнаженным клинком, потирая горло — хорошо ему, видать, малохольная врезала. Он смотрел на Шакала так, словно и не знал его, словно они не вели от самого Зарьграда тот проклятый караван. Короткая же бывает память, когда в кошеле начинают монеты звенеть!       Теперь вооруженных людей прибавилось, и хорошим это явно не грозило. Даже простые горожане понатащили кто вил, кто лопат, кто топоров. Вдалеке даже дрыны замелькали.       Впрочем, новых смельчаков, желавших попытать удачу в поимке ведьмы, не находилось. Но Шакал не обольщался: народу на рыночной площади становилось все больше. В любой момент что-то могло измениться, и тогда, напади они всем скопом, ему и девчонке несдобровать!       — Что встали?! С одним верзилой справиться не можете?! — прикрикнул купец на своих наемников и одного, что был к нему ближе всех, подтолкнул в сторону Шакала.       Тот сделал нехотя выпад — не пасовать же перед нанимателем. Шакал отбил удар, заметив краем глаза движение с другой стороны: второй наемник воспользовался моментом и тоже атаковал. Его меч просвистел прямо над ухом девчонки, та ахнула, а Шакал едва успел развернуть ее так, чтоб не зацепило. Этому наемнику он рассек правое плечо одним быстрым движением. Наемник зашипел и перекинул меч в другую руку, но уже, судя по тому, как он держал клинок, было ясно, что сражаться левой он не мастер.       Шакал полагал, что купцовы прихвостни знали его или хотя бы были о нем наслышаны. Он сам никогда не стремился заводить близкие знакомства, но среди наемников был многим известен: как-никак много зим промышлял охраной караванов, в поединке мог легко уделать любого, да и мордой вышел — раз увидишь — не забыть. Потому в числе первых в драку с ним эти ребята не больно-то рвались.       Только все равно, окружили его как волка в западне. И не рванешь никуда с этой проклятой площади! Сколько еще осталось мечом размахивать и всех пугать, пока местные, ивлонские, страх потеряют? Нужно было что-то решать — и быстро.       Наверняка же горожане знают эту малохольную с пеленок. И по душе она, уж верно не всем, но не настолько же, чтоб признавать ее ведьмой и тащить на казнь по одному лишь наговору заезжего купчишки?       — С чего вы взяли, что она ведьма?! — выкрикнул Шакал. Сейчас бы стоило говорить помягче, да не вышло.       Он оглядел горожан, все еще медленно оборачиваясь по кругу и краем глаза следя за купцовыми наемниками. Все молчали. Одни чесали затылки, другие отводили глаза, некоторые переглядывались.       Купец тоже заозирался. И скорчил недовольную рожу: дело явно принимало для него невыгодные обороты.       — Эта девица, — поджав пухлые губы, он уверенно ткнул в сторону малохольной пальцем, — пыталась наслать порчу на меня, на моих людей и коней! — Задрав морду кверху, он отодвинул парочку горожан, которые успели обступить его, и шагнул вперед. Впрочем, к Шакалу он все равно не спешил приближаться. — Еще она пыталась заговорить мои товары! Мы застали ее за колдовством. Я и мои люди. — Купец кивнул на своих наемников, те переглянулись с озадаченным видом, но спорить не стали. — Я знаю все уловки этих богомерзких тварей! Я приближенный Ордена Серых жрецов! — возопил он, снова потрясая своим амулетом. — Задумайтесь! Что она сделает еще? Что сотворит с вами? И с вашими детьми! — А затем, понизив голос, он зловеще выдал: — А может, уже сотворила.       Горожане всколыхнулись — одной волной, будто море под резко поднявшимся ветром. Зашелестели, зароптали, вскинули повыше свое немудреное оружие.       Шакал сглотнул нервный комок. А малохольная брыкнулась у него в руке с неожиданной силой. Еще немного — и вывернулась бы, как ящерица, — без хвоста, но на свободе. Он едва успел удержать ее, вцепившись покрепче в плечо. Она рыкнула что-то невнятное — не запищала, не заскулила. А Шакал выкрикнул сквозь зубы свой последний довод:       — Но вы же знаете ее! Она одна из вас! Вы ее хоть раз заставали за колдовством или наговором раньше?       — Откуда нам знать-то? — пробасил тот рыжий, которому Шакал срубил лопату с черенка.       — Не наша она! Пришлая! Не наша! — полетело со всех сторон.       — Ведьма! — завопила, потрясая клюкой какая-то бабка, затесавшаяся в первые ряды.       — Ведьма! Ведьма! — тут же подхватили десятки других голосов.       — Сама ты ведьма старая! — зашипела девчонка на бабку и так впилась ногтями в руку Шакалу, что он чуть было не огрел ее навершием меча по затылку.       — Да заткнись ты! — огрызнулся он на нее и поймал на себе торжествующий взгляд купца, стоявшего, уперев в бока руки.       Вот, значит, как! Эта девчонка здесь чужая. А с чужаков и спрос другой. Уж Шакал-то знал это. Он и его мать. Кого можно обвинить в любом несчастье? Что корова пала, ребенок заболел, дом сгорел, засуха или проливные дожди попортили урожай? Конечно, чужака, не своих же!       — А ну-ка, люди добрые, сойдитесь поплотнее! — скомандовал купец. — А дальше мы уж сами справимся! — И он кивнул своим наемникам.       Те приняли боевые стойки, даже коренастый, лишившийся меча, левой, неповрежденной, рукой выхватил из-за пояса кинжал. Зато местные дружинники очень предусмотрительно растворились в толпе! Шакал бы порадовался этому, да только и без них дело было не лучше. Допустим, четверых он еще кое-как уделает. Но когда завяжется драка, в нее полезут и горожане. А одному против толпы не выстоять и пары минут.       Наемники шагнули вперед, и живое кольцо за их спинами тут же сжалось следом.       — Пус-сти! — заверещала девчонка, пихнув Шакала пятками по ногам и снова обдирая его руку ногтями.       Зараза!       — Да я тебя сейчас сам придушу! — прошипел он ей. Девчонка заскулила, но брыкаться перестала, обвиснув на его руке.       А Шакал лихорадочно решал, что делать. Время замедлило ход, почти остановилось. Как когда-то останавливалось на арене Равхайра перед началом каждого боя.       И этого момента хватило, чтобы он решился.       — А ну-ка! — рявкнул Шакал что было сил. — Смотрите! — И левой рукой он рванул повязку со лба.        На мгновение пришлось отпустить девчонку. Она покачнулась, пытаясь устоять на ногах, но Шакал тут же подхватил ее и снова прижал к себе. Еще не хватало, чтобы после всего она рванулась со страха в толпу. Там ее только и ждали.       Народ разом ахнул, увидев то, что скрывала повязка. А Шакал удовлетворенно ощерился: застаревшее клеймо на его лбу знали все — заключенный в круг треугольник. Такой же, как на серебряный медальоне купца. Вот только клеймо это, в отличие от медальона, было не знаком жреческого прихлебателя, а меткой, изобличавшей колдуна.       — Знаете, кого так клеймят? — на всякий случай поинтересовался Шакал сквозь зубы.       Знали. Это видно было по испуганно вытянувшимся рожам. Всю прежнюю храбрость с горожан как ветром сдуло. Даже купец отшатнулся, разинув рот. Экий ты ведьмоборец пугливый! Настоящих-то ведьм да колдунов отродясь не видывал, да? Купцовы наемники тоже запереглядывались и подались назад. Одно дело беззащитную девчонку оговорить, а другое — с клейменным колдуном лицом к лицу столкнуться. Один Слат стоял, остолбенев. Только руку с мечом опустил и хлопал глазами. Ох, как небось у него поджилки-то задергались! Караван вместе с колдуном вел — каково?       Шакал ухмыльнулся — хищно и удовлетворенно.       — Ну! Кто хочет, чтобы скотина мором полегла, — подходите! Кому детей своих не жаль, что от болезни сгинут, — подходите! Кто сам за себя не боится, — подходите! Всем проклятий колдовских раздам, кому причитается! — прокричал он, довершая начатое. От яростного возбуждения даже начало трясти.       Но рискнул Шакал, кажется, не зря. Живое кольцо зашевелилось, становясь шире. Люди отступали — медленно и боязливо.       Спокойна сейчас, кажется, была только девчонка — никуда больше не рыпалась, не царапалась и не брыкалась. Стояла, прижавшись спиной к груди Шакала, и держалась двумя руками за его предплечье. Хотя чего ей? Колдун — не колдун, а все лучше, чем попасть к обезумевшей толпе на закланье или к купцу — прямиком в похотливые ручонки.       — А ну, пошли вон! — проревел Шакал как можно громче и зашагал в сторону городских ворот, таща девчонку за собой.       Как он и ожидал, все недавешние смельчаки разбегались в стороны, давясь и толкаясь. Покрикивая на них для острастки, Шакал быстро прошел сквозь живой коридор до изгороди, у которой оставил свою клячу. Закинул девчонку в седло, сам запрыгнул следом, что было мочи, ударил животину по бокам — только, родная, не подведи!       ____________       * Страдник — второй летний месяц