Только одна семья. Навсегда

Дин открыл глаза и потянулся, поморщившись от боли. Рядом сонно зашевелился Роман, Сета в комнате не было. И, судя по тому, что в доме стояла тишина, Роллинс вообще куда-то ушел. Роман приоткрыл глаза и посмотрел на Эмброуса. Тот выглядел намного лучше и мягкая улыбка, что поселилась в уголках его губ, говорила о том, что идея с ошейником удалась. Пусть в бессознательном состоянии, но тело помнило его вес, а разум — ту защиту, что кожаная полоска с собой несла. — Как ты? — Хорошо, — Дин говорил тихо, спокойно, без надрыва. Он кончиками пальцев коснулся ошейника и в блаженстве закрыл глаза. Парням всегда казалось, что в такое время рядом с ними находится кто-то другой, кто-то, кого импульсивный Эмброус прячет за всеми своими масками. Рэйнс долго его разглядывал, всматривался в глаза, надеясь, что не увидит там и тени переживаний и той боли, что буквально пропитала Дина насквозь, и все было спокойно. Эмброус потянулся к нему, он устроил голову у Рэйнса на груди, как делал сотни раз до этого, но сейчас было в этом что-то детское, словно он просил защиты и Роман обнял его своими руками, прижимая ближе. — Ты бредил и кричал. Мы боялись, что ты навредишь себе, — Роман всегда объяснял ему наличие ошейника. Он знал, что Дин не будет противиться, и такому Дину все равно на резон Рэйнса так поступить, он всецело доверял тому, ощущая его почти хозяином, а может быть и полностью. — Я знаю. Ты никогда бы не сделал этого из корыстных побуждений. — Тут ты ошибаешься, — усмехнулся Роман. — Когда ты такой расслабленный, уступчивый, мягкий, когда секс — не борьба и способ доказать, кто в доме мужик, очень хочется с тебя его вообще не снимать. — Не снимай, ты имеешь право, — Дин чуть повернул голову и задел сосок Рэйнса кончиком языка. — Ты можешь делать все, что тебе захочется. Я не буду против. Я твой. Возбуждение, нахлынувшее на Рэйнса, тут же спало от последней фразы Эмброуса. Он знал, что как только Дин будет прежним, как только ошейник будет снят с его шеи, он вновь станет просто Дином Эмброусом, а не партнером, любимым, любовником. — Ты же знаешь, что это не так, — тихо проговорил Роман, и Дин закрыл глаза, пряча лицо у того на груди. Он знал, он все помнил, просто сейчас был включен защитный механизм и Эмброус пребывал в каком-то сомнамбулическом состоянии, точнее его чувства и эмоции. Единственное, что он знал, что чувствует точно, что это не вымысел — абсолютное доверие к Роману. — Ты позволял им? — Роман не договорил, но провел кончиками пальцев вдоль ошейника, и Дин понял о чем именно тот спрашивает. — Нет. Это было только ваше, только для вас. Да это было и не нужно. Они находили много способов, чтобы привести меня в чувства, успокоить, заставить заткнуться. — Например? — Роман сам не понимал, зачем ему это знать. Все то, что говорил Дин о своих любовниках, тех, кто заменил ему его с Сетом, все это причиняло боль. Но Рэйнс с мазохистским упорством хотел слышать, узнать. — Что они делали с тобой, Дин? Дин пожал плечами. — Да много чего. — Роман почувствовал, как тот улыбается. — Уильям любил разные игрушки. Он был затейником и мне это нравилось. Он мог часами растягивать меня, играть с моим телом, заставлять меня буквально пылать и умолять, чтобы он взял меня. Батиста в это время сидел в кресле и смотрел. У него бешеный нрав и в такие моменты я не понимал, как он может просто смотреть, ведь у него крышу сносило, он чуть ли не дымился, когда видел меня связанным, распятым на очередном дилдо или с вибро-яйцом в заднице. Уильям умел качественно связывать. Никаких следов или дискомфорта, не было боли, просто не было возможности двинуться, изменить позу. Такой раскрытый для них. Я желал их. Они любили меня. Дэйв любил трахать меня у стены навесу. Он был чертовски силен, и ему доставляло удовольствие доказывать мне это, демонстрировать её, свою силу. Навесу он входил еще глубже, мне все время казалось, что меня разорвет, что он проткнет меня до глотки, так это было ахуенно. — Дин терся щекой о грудь Романа, он возбуждался от воспоминаний, тогда как сам Роман поджал губы и стиснул челюсти до скрипа зубов, но не останавливал это словесный поток воспоминаний. — Однажды Уилл заставил меня надеть женское белье. Он купил что-то в секс-шопе, побрил меня всего и напялил эти чертовы кружева на мою задницу и чулки на ноги. Я думал они меня порвут в ту ночь, фетишисты, — Дин говорил и говорил, он с нежностью и любовью вспоминал тех, кто был ему долгое время семьей и кого он не смог спасти. — Всё, хватит, — Роман столкнул его с себя и вскочил на ноги, слетая с постели. — Я сделал что-то не так? — Дин приподнялся. Все тело его пылало желанием, но он не смел и рта раскрыть, потому что чувствовал, что Рэйнс в ярости. — Нет-нет, что ты, — Роман присел рядом и погладил Дина по щеке. — Всё в порядке, я сам виноват. — Ты точно не злишься на меня?— Дин, как пёс, потерся о ладонь хозяина и улыбнулся. Взгляд ярких голубых глаз, не замутненных пеленой отчаянья, был таким ярким, молодым, может немного наивным. Эмброус никогда бы не позволил себя увидеть таким при других обстоятельства. Дин вновь лег на спину и скинул с себя одеяло – у него стоял. Он призывно посмотрел на Романа, но тот отрицательно покачал головой. — Ты же помнишь, что мы больше не вместе? — хотя всё его тело вопило, что вот, бери, он дается сам в твои руки, чего ты ждешь? — Конечно, — Дин потянулся к нему, аккуратно беря его за запястье, смотря в темнеющие глаза. — Я стал вам не нужен. Я помню, — и он говорил это с убийственной простотой и Роман не нашел, что на это ответить. Эмброус поднес его ладонь к своему лицу, облизал ее широким мазком языка и положил на свой член. Роман тут же обхватил тот рукой. Он так давно не чувствовал его в своей ладони, его тяжесть, шелковистость кожи, то, какой он горячий. Роман простонал сквозь сжатые зубы и уткнулся Дину носом в лобок. Он жадно дышал им, его возбуждением, его запахом, которого был лишен столько лет. Роман принялся двигать рукой, он дрочил Дину резкими движениями вверх и вниз, он смотрел на Эмброуса, улавливал каждое изменение в лице того, и когда увидел, как искажается лицо того в мучительной гримасе, то обхватил своими губами головку его члена, полностью вбирая в себя все семя, вспоминая вкус Дина. Эмброус вырубился почти сразу, оглушенный переживаниями прошедших месяцев и, особенно, часов, и оргазмом от рук обожаемого им Романа. Рэйнс спустился вниз и налил себе воды, залпом выпивая весь стакан. Он понимал, что то, что было сейчас — неправильно. Дин не ведает, что творит. Точнее, этот Дин. Он знал, что такой Эмброус жадный до его прикосновений и ласк. Он был томным, он был жарким и отдавался со страстью невинной шлюхи. Его хотелось обнимать и целовать, нежить в своих объятиях, доставлять ему удовольствие, такое тягучее, словно мед. И Сет с ним был полностью согласен. Когда Дин был таким, они трахали его вдвоем. Нет, не так, они любили его, иногда заставляя кончать только от поцелуев и своих рук, что кружили по его телу, терзали своими прикосновениями. Хлопнула входная дверь. Сет стянул куртку и поставил аккуратно ботинки в обувницу. — Привет, — он чмокнул Романа в губы и замер. — Ты… вы… — Нет, это не то, что ты думаешь, — фраза была стара, как этот грешный мир и сейчас выглядела весьма неуместной. — Он сам попросил. Я не брал его, только рука. Роллинс смотрел серьезно, ноздри его раздувались от тяжелого дыхания. В конце концов, он схватил Романа за волосы на затылке и привлек к себе для глубокого поцелуя, ощущая вкус Дина на языке Рэйнса, что не успела смыть вода. — Никогда больше без меня. Мне всё равно, что ты его хозяин, что он считает тебя таковым, — Сет шел спиной к столу волоча Рэйнса за собой за волосы. Роман подсадил его, устраиваясь меж разведенных ног. — Только со мной. Он наш, Роман. Самоанец только кивал, кусая сильную шею, целуя линию подбородка. — Наш, — шептал он. — Наш. Он расстегнул Сету джинсы, стащил Сета со стола, укладывая на тот грудью, и стянул плотную ткань с трусами до колен. Он раздвинул Роллинсу ягодицы и ткнулся в его дырку языком. Мышцы тут же поддались, пропуская внутрь этот широкий, влажный язык. Роман лизал его, вылизывал промежность, обсасывал яйца, а потом опять вкручивался внутрь, помогая себе пальцами. — Ну же, — почти ревел Сет, — давай, вставь мне. Хочу, Роман. Но тот словно оглох. Он сильнее раздвигал пальцами полушария ягодиц, смотрел на раскрытую дырку, на то, как она пульсирует раскрываясь и закрываясь. Влажная, вся для него. Он плюнул прямо в центр этой жадной задницы и вновь вкрутился в нее языком. Когда Сет уже начал подвывать, Рэйнс понял, что пора, надо, да и у самого в штанах дымилось. Он сплюнул на ладонь, которой отдрачивал Дину некоторым временем ранее и толкнулся в раскрытый анус. Сет прогнулся в спине, а потом полностью лег на столешницу, щекой на холодную поверхность. Глаза были закрыты, а вот рот приоткрыт. Он тяжело дышал, волосы слиплись на висках и лбу, липли к влажному от слез и пота лицу, ресницы трепетали и не было ничего прекраснее для взгляда Романа сейчас в этом мире. Только Роллинс, который покорно принимал его, сам насаживаясь на его член, и жалобно всхлипывал в особенно острых на наслаждение моментах. — Может, трахнем его, а? — Сет привалился к плечу Романа, так и сидя голой задницей на полу, на который сполз, после того, как кончил сам и был до краев наполнен спермой любовника. — Я думаю об этом. Но потом мне кажется, что он оторвет нам головы. Такой Дин никогда не откажет, а тот, что придет после него, может и сапогом по яйцам пройти. Они просидели так еще несколько минут, а затем Роллинс поднялся и побрел в душ. Надо было привести себя в порядок и заняться работой. В департаменте творилась какая-то хуйня, было убито несколько человек и Сету казалось, что это как-то связано с Уаяттами, но он все не мог уловить эту связь.