В мире Митча Грасси.

Время течет бесконечно. Я совершаю бездумные полеты по своей черепной коробке, мысли путаются и рассыпаются, как песок. Я погружен в огромную воронку из воспоминаний, мнимых чувств и эмоций, которые ветром проносятся во мне, окружают, пытаются разорвать меня на части. В моей голове сплошная пустыня без воды, названной Митчем, мать его, Грасси. Но, эту воду заменяет яд, дорогой героин. Я не прошу пожалеть меня или что-то вроде этого, просто хочется, чтобы кто-то хорошенечко избил меня, выбил из меня эту дурь, вбил и выбил снова обратно. Мне больно открывать глаза, сердце рвано создает во мне музыку, под которую я существую в пыли. Солнце уже не ждет меня на кухне; его, кажется, вообще уже нет. Когда я поднимаю голову и открываю глаза, я вижу боль, чувствую, как мое тело буквально пузырится и покрывается узорами, жесткой чешуей или камнем. Действия наркотиков на мой организм необъяснимы, кажется снаружи, что я стонущий овощ, но внутри я живой, что-то вроде этого. Я кричу от боли, напеваю мелодии и схожу с ума внутри, но этого не видно... Сегодня Митч прилетает, а я лежу тут среди пыли, завернутый в черный плед, весь продрогший, рваный, вокруг темно, по полу раскиданы вещи и остатки моего телефона. Дорогой мозг, ты в курсе, что я еще жив? А ты? Я хочу встать, моя душа и так металась по квартире все это время, но мое тело не двигается. Я собираю все остатки от наркомана на полу и встаю. Завернутый в плед, я выгляжу, как сгнившая креветка. Я не вижу разницы. Медленными шагами я отправляюсь на кухню, как уже мертвый дедок, дойдя до нее, я пью воду, отправляю в рот один крекер со стола, который нахожу в куче оберток и прочей дряни, которая скопилась во время моего «запоя». Открываю занавески и чуть ли не падаю, стремлюсь закрыть глаза, но затем понимаю, что такую боль причинил мне обычный вечерний свет города. Солнце почти село, а значит, Митч близко. Звучит, как приближение моей смерти, но нет, все гораздо хуже: любовь моя ко мне едет. Извините, но это уже перебор с моим веселым наркоманским юморком. Сбрасываю кокон креветки, то есть плед, который весь в пыли и похож на огромную черную губку, и иду в ванную. Из зеркала на меня смотрит совершенно непонятный человек: огромные глаза, черные большие зрачки, лопнувшие капилляры, впалые щеки. Так сказалось на моих щеках мое шикарное питание: печенька в день. Взлохмаченные волосы, грязные, стильные и очень лохматые, серьезно, я как дворовая собачка. Где мои блохи? Еле-еле поднимаю руки: тяжелые, с выпуклыми венами, странные, ватные ручонки. Мне не нравится. Окунаю голову под кран. Вытираю волосы и свое прекрасное скелетное-но-по-прежнему-тупое лицо и отправляюсь обратно в пучину грязного моря — в комнату мою. Дохожу, надеваю огромную толстовку с длинными рукавами, в которой малыш хрупкий Митч утонул. Да даже я бы его не спас. А я в ней, так сказать, стою на носочках на дне. Натягиваю огромные штаны, типа шаровары, но удобные и мягкие. В них не грех и умереть. Не будем заглядывать вперед, это не суть. Мне все еще плохо, но зато я выгляжу опрятно. Опрятно и помято… Стук в дверь. Стук сердца. Нет стука сердца. — Скотт? Я дома, не понимаю, почему ты не открыл, но королева дома! У меня столько ново…Скотт! Скотт? Голос Митча постепенно отдалялся, пока я терял контроль над собой и опускался на колени, я тонул, тонул в омуте черной грязи, смешанной с болью, запахом табака и больницы, темных воспоминаний и долбаных вопросов о сахаре. Я тонул. Но на этот раз не в Митче. Я тонул в самом себе. — Приезжайте быстрее, Скотту, эм, мужчине плохо. Кто я? Я.. я его парень, наверное, друг, друг, пожалуй. Парень… Друг… Некоторые отголоски внешнего мира доходили до моей увязшей души. Я погряз, погряз в себе. Как будто в болоте или в зыбучих песках. В общем, одному выбраться мне не удастся. Мне нужна помощь моего, моего парня... Эм, друга, друга, пожалуй. Но не сейчас, сейчас мне определенно нужна помощь врача. Последнее, что я слышал и чувствовал, были сирена на машине скорой, которая избивала мои уши через открытое окно, и холодная тонкая рука моего брюнетного только прибывшего друга-мол-не-парня на моей груди, который совершенно не понимал, что со мной происходит… А может быть, и понимал, но все равно дышал не очень ровно и легонько всхлипывал, сильнее сжимая свою руку на моей груди, пытаясь вернуть меня в реальность. А может быть, он точно знал?