***
Не смотря на свои переживания и все тот же противный голосок в голове, Гарри явно не собирался упускать шанс сблизиться с Луи, который казался неимоверно странным, но все еще нравится ему до умопомрачения. Поэтому на следующий же день он принялся искать в своем телефоне его номер, который тот оставил ему. Точнее, он дал ему два номера, указав, на какой лучше звонить, но если он не будет брать трубку, то звонить на другой. На самом деле, в этом не было ничего странного, но в последнее время Стайлс во всем видел подвох, хотя и не старался показывать это даже самому себе. «Ты все испортишь. Не звони ему, Гарри. Правило трех дней. Три дня, Стайлс. Три дня», — раздался в его голосе голос Барни Стинсона*, на что он лишь закатил глаза от своей явной помешанности и нажал на кнопку «вызов». Ждать пришлось недолго, и совсем скоро монотонные гудки сменились таким же монотонным голосом: — Алло? — Хм, привет, это Гарри… — сбивчиво проговорил Стайлс, теребя растянутый ворот своей футболки. — Стайлс? — как-то удивленно, но одновременно с этим угрюмо спросил Луи, хотя уже явно знал ответ. — Да, — нервно улыбнувшись, ответил Гарри. Наступила довольно продолжительная пауза, нарушаемая лишь чересчур быстрым дыханием кудрявого и неслышным недоумением парня на другом конце провода. — Так… что тебе нужно? — напряженно поинтересовался Томлинсон, на что Гарри не сразу же нашел ответ, пытаясь вспомнить, зачем он вообще звонит. — Я… я знаю, что мы договорились на вечер пятницы, но, может… может, ты свободен сегодня? Вновь образовавшаяся пауза была слишком красноречивой, чтобы ее не понять, и Стайлс опустил голову, готовясь как минимум к насмешливому отказу. Тишина все тянулась и тянулась, а Гарри все готовился к своему унижению, но вдруг он услышал совсем не то, что ожидал услышать: — Свободен для чего? И во сколько? — голос Луи все еще раздраженным, но гораздо более расслабленным, чем в предыдущую минуту. — Я не знаю, может быть, сходим в кино? В тот, что рядом с кампусом, в паре метров от… — Я знаю, где это, — Гарри буквально мог услышать, как глаза парня закатываются. — Во сколько? — Во сколько тебе удобно? — закусив губу, предложил Стайлс, потому что ему действительно было не важно. Ради такого он мог прийти хоть в два ночи. — Я напишу тебе время чуть позже, — ответил Томлинсон и следом за этим послышались короткие гудки. — Ха, — сказал Гарри самому себе, посмотрел на экран, а потом откинул телефон в сторону, благо, он сидел на кровати. Это было слишком странно и слишком хорошо, чтобы быть правдой. Они с Луи идут в кино. Возможно, это свидание. А еще Луи согласился сам. Сам. Это нечто невообразимое, но настолько удивительное, что ему хотелось плакать. Но от пронесшихся в его голове мыслей плакать резко расхотелось. Он не радовался так сильно, ни когда вчера Томлинсон подошел к нему, ни когда он пригласил его на вечеринку, ни даже когда он оставил ему свои номера телефона. Он явно не чувствовал того, что чувствует сейчас. Вчера ему не хотелось открыть окно и начать петь, как какая-нибудь принцесса из диснеевского мультфильма. Не хотелось летать по дому, как умалишенному. Несколько часов назад ему хотелось скорее уснуть и попытаться стереть все из памяти, не смотря на то, что все было хорошо, даже прекрасно. Вчерашний Луи был милым и смешливым, забавным, хотя и не без некой мрачности и холодности, которая для всех уже стала обыденной. В этом, настоящем Луи не было места тем качествам, которые были у первого. Он был ледяным. Ледяным, словно Кай из «Снежной королевы». А Гарри не был Гердой, да ему и не хотелось ей быть. Он влюбился в Томлинсона именно в такого, какой он есть. С его грубостью, неприступностью. Он не хотел менять ничего из этого, потому что прекрасно знал, что в нем и так есть что-то. Что-то, что плохо подается объяснению. Он просто видит это, и все. И он не видел этого в Луи, который заговорил с ним вчера. Может быть, именно в этом его проблема. Может быть, он просто мазохист.***
Гарри был уверен, что кино на первом свидании — самое большое клише, которое только может быть. Только вот он не знал, было ли это свиданием вообще. Судя по недовольному лицу Луи, не было. Но было в его выражении лица и во всех его жестах нечто такое, чего не было раньше. Нет, Стайлс не утверждал, что внутри парень буквально верещит от восторга или что-то типа этого, но он не обнаружил в нем того же раздражения, которое было совсем недавно. Нет, оно было, но к нему прибавилось какое-то предвкушение, которое еле читалось во льду его глаз, а Гарри почему-то точно знал, что оно там есть. Томлинсон в данный момент переговаривался с женщиной за стеклянной перегородкой, а Гарри улыбался своей возможности без осуждения в голубых глазах разглядывать парня. Было очень странно видеть его в обычной темно-серой толстовке и синих джинсах, а не в уже привычных для глаз Стайлса черно-белых вещах. Да, в пятницу он видел на нем синюю рубашку, но… нет. Просто нет. Почему — он и сам не знал. Заплатив за билеты, Луи подошел к Гарри и отдал один квадратик из плотной бумаги с информацией о сеансе. — «Облачный атлас»? — Ты сам сказал, что выбор за мной, — буркнул Томлинсон. — Да нет, я не против, просто… почему он? — Книгу читал, — казалось, ему как можно скорее хотелось закончить этот разговор, но Гарри явно этого не планировал. — Я тоже! — воскликнул он, радуясь тому, что смог найти то, о чем с ним можно поговорить. Луи же явно его энтузиазма не приветствовал. — Молодец, — закатил глаза он, явно пытаясь погасить энтузиазм парня напротив, а потом развернулся и зашагал куда-то, тут же бросая через плечо: — Я в туалет. Не убейся нигде, пожалуйста. Гарри густо покраснел, мигом вспоминая, сколько раз попадал в нелепые ситуации перед Томлинсоном. Но, как бы неловко это ни звучало, Стайлсу захотелось прыгать, да так, чтобы до самого потолка. Он не был уверен, что слова Луи можно было назвать заботой, но все равно было приятно. Было очень приятно. Ему не было так приятно, даже когда тот улыбался ему и держал свою руку у него на плече. Наверное, он больной. Так и непогашенный энтузиазм Гарри, щедро заправленный ликованием, зашептал ему о том, что раз Луи заплатил за билет (это точно свидание!), ему следует купить попкорн и, если его наблюдения за ним верны, плитку-другую молочного шоколада. Встретились они уже возле входа в зрительный зал. Луи лишь недоуменно взглянул на два огромных ведерка с попкорном, а когда Гарри протянул одно из них ему, приподнял бровь и, не взяв предложенное, вошел в зал. Стайлс, совершенно не унывая, пожал плечами и последовал за ним, надеясь на два козыря в рукава, а точнее в кармане. Усевшись рядом с хмурым Томлинсоном, он, не дождавшись начала фильма, принялся забрасывать в рот горсти воздушной кукурузы. Возможно, таким образом он пытался привлечь внимание Луи, что, в общем-то, не очень хорошо получалось. Когда прошла реклама и начался фильм, Гарри понял, что Томлинсон тот, кто ходит в кино ради кино, чего нельзя сказать о нем самом. Он любил смотреть фильму в одиночку, либо же с одним человеком, желательно, с хорошим другом. И пусть сегодня в кинозале кроме них было еще человек шесть, полноценно смотреть фильм он не собирался. — Луи, — прошептал он спустя десять минут после начала. — Что? — не поворачиваясь, сказал парень. — Так ты будешь свой попкорн? — Нет, — услышал он в ответ, и это его совсем не устраивало. Посидев спокойно еще минут пятнадцать и съев половину ведерка Луи, он нащупал в кармане своей толстовки две плитки, после ткнул пальцем Томлинсону в бок и, заполучив его раздраженный, как и всегда, впрочем, взгляд, он протянул ему одну шоколадку: — Хочешь? Гарри заметил, как взгляд Луи остановился на обертке, но тот все равно злобно зыркнул и ответил: — Сам съешь. — Ну, Луи… — Нет, — чуть громче, чем нужно, ответил он, но никто не обернулся. — Ладно, — себе под нос прошептал Стайлс и принялся медленно распечатывать первую шоколадку, тут же поймав на себе недовольный взгляд Томлинсона, но решил сделать вид, что не обратил внимания. Когда с одной плиткой было покончено, Гарри, наконец, в полной мере взглянул на экран. Не без труда он, наконец, вспомнил, какой кусочек книги сейчас показывается на экране, и тут же наклонился к парню. — Я совсем не так представлял себе Луизу, знаешь. Думал, что она будет… — Да Господи, — нервы Томлинсона, видимо, не выдержали, и он взвыл, как раненый зверь. Гарри закусил губу и подумал, что, наверное, не стоило так доводить человека, который тебе нравится, и который согласился пойти с тобой на свидание (или это было не свидание). Единственное, что ждал в данный момент Стайлс — это удара. Ну, или того, что Луи просто встанет и уйдет, а в университете будет обходить за километр. Но произошло совсем не это. Произошло то, чего он совершенно не ожидал. Томлинсон крепко схватил его за плечи, и, с силой наклонив к себе, поцеловал. Поцеловал совсем не так, как мечтал об этом Гарри, но в тот момент тому было совершенно все равно. Губы двигались яростно и беспорядочно, зубы Луи так и норовились прикусить губу или язык, а руки, лежавшие на основании шеи, вжимались в кожу, будто хотели разорвать ее и добраться до плоти. Но Гарри не было больно: все его тело будто онемело. Все, кроме губ, которые не пытались сражаться с губами Луи, они лишь покорно подчинялись натиску и желали еще больше. Все его тело желало большего, о чем ему и сообщило упирающимся в ширинку мгновенно вставшим членом. И это спустя пару секунд простого поцелуя. Ладно, может быть, не совсем простого. Когда Томлинсон оторвал свои руки от основания его шеи и свои губы от губ Гарри, он тяжело выдохнул и сел на место, тут же обращая внимание на происходящее на экране, в то время как Гарри пытался прийти в себя. В себя он так и не пришел. Ни после сеанса, ни на улице, где они разошлись, даже не попрощавшись, ни дома, где он стоял напротив зеркала и смотрел на яркие синяки, оставленные пальцами Луи на его плечах и шее. Он смотрел на них, легонько трогал, а потом сильно надавливал, стремясь почувствовать боль, но ничего не было. Он словно заледенел и не чувствовал практически ничего. Он лишь смотрел и смотрел. Он думал о том, что готов душу продать за то, чтобы эти отметины остались с ним навсегда. Он хотел, чтобы все видели их. Он хотел, чтобы каждый знал, что эти отметины ему оставил его Луи Томлинсон. Он мечтал, чтобы его запястья, его бедра, его шея покрылись такими мелкими синяками. Чтобы он точно знал, что человек, которого он любит, желал его. Он и понятия не имел, как скоро исполнится то, чего он желает так сильно. И как часто он будет молить бога, чтобы это закончилось.