A nerd and The most popular guy

Акаши странный. Нет, Куроко это и так знал, но все-таки. Почему он начал вести себя нормально только тогда, когда все дошло до абсурда? Когда они вернулись в школу, появилось такое ощущение, что Акаши стал другим человеком. Он перестал хоть как-то лезть и больше не казался назойливым. Он не избегал разговоров, нет, но что-то в нем изменилось кардинально. И, если честно, так было намного лучше. Они могли нормально общаться, скажем, во время уроков или на большой перемене, но не было больше жуткой напряженности, как раньше. Может же вести себя как человек, если очень захочет. Более того, они переписывались. Много переписывались: сериалы, книги, музыка, уроки — у них было достаточно тем. Но никогда о личном, потому что Куроко знал, во что подобные переписки выливаются, а ему совсем не хотелось изливать душу мудаку Акаши. Становилось жарко. С каждым днем температура росла, а настроение Тетсуи — и без того всегда отстойное, — повинуясь закону обратной пропорциональности, падало, ведь Куроко терпеть не мог жару: он отлично чувствовал себя при температуре порядка пятнадцати градусов и мог одеваться в темное и теплое. Но мир над ним будто угорел, потому что это южные штаты, детка. И к лету становилось все хуже. Сидя во внутреннем дворе школы, Тетсуя старательно обмахивал себя тетрадью по биологии — хоть для чего-то сгодилась — и чуть ли не скулил: позволить себе футболку он не мог, потому что Акаши — единственный человек, который все еще обращает на него внимание — может увидеть запястья, а это вызовет кучу вопросов на личную тему. По крайней мере, Куроко был уверен, что так все и будет, и поэтому сейчас не мог даже закатать рукава толстовки. Спина определенно точно взмокла, а о том, что творится с шеей и подмышками, Тетсуя даже думать не хотел, а ведь он сидит в тени. Убрав тетрадь в рюкзак, Куроко вытащил почти допитую бутылку воды. Теплой. Но глупо было бы отказываться даже от такого. Следующим уроком — физкультура. Значит, можно даже никуда не идти. Более того, после звонка все свалят на занятия, и можно будет спокойно набрать воды, не боясь, что тебя задавят. — Прохлаждаешься? Куроко повернул голову на голос и — даже к своему удивлению — заметил, что даже не поморщился, увидев знакомое лицо. — Это ты шутишь так? Если да — шутка дерьмовая, — Тетсуя начал гонять остатки воды по дну пластиковой бутылки. Акаши-то все нипочем. Во-первых, он был в футболке и, внимание, спортивных шортах, а не в джинсах и толстовке. Во-вторых, похоже, жара его ни капли не трогала. Серьезно, сегодня он пришел в черной кофте и даже не вспотел. Куроко поджал губы. Ну да, всем везет, кроме него. — Я не это имел в виду, — Акаши сел рядом, на идеальном расстоянии: достаточно, чтобы обозначить разговор, но достаточно далеко, чтобы не нарушать личное пространство. — Ты не собираешься идти на урок? — Я все равно там ничего не делаю. А будет еще и душно. — Учитель обещал нам гимнастику. Не думаю, что будет настолько душно. — Тем более не пойду. Куроко прекрасно понимал, что Сейджуро, черт подери, знает. И не мог не знать: Кагами уже подходил к Тетсуе с совершенно странными речами типа "ты-это-крепись-там", — значит, и Акаши в курсе дел, но деликатно обходит эту тему стороной. И Куроко ему был почти благодарен. Почти, потому что по глазам видел эту чертову участливость. — Не смотри на меня так, — Тетсуя вытянул руку в сторону Акаши и, ладонью надавив на щеку, попытался развернуть его голову от себя. В этот раз даже не хотелось до щелчка. И да, Сейджуро, похоже, сначала подумал, что Куроко снова открыл бойцовский клуб: он почти незаметно дернулся, когда Тетсуя только начал поднимать руку. Куроко был не уверен, смешно ли это или даже немного грустно. — Ну и что ты делаешь? У Акаши были теплые щеки — намного теплее, чем кожа Тетсуи. На удивление, это тепло не заставило отпрянуть: и так жарко. Наоборот, пальцами Куроко, (не)произвольно — и совсем чуть-чуть — огладил чужую щеку. Она еще и мягкая — не такая, как у Тетсуи — совсем не чета его детской. Сейджуро не двигался, только искоса следил за лицом Куроко. Когда Тетсуя поднял глаза, они встретились взглядами. — Тебе, наверное, лучше идти, — Куроко пальцами сильнее надавил на скулу, уже отталкивая. — Скоро звонок. Времени до звонка было еще достаточно, но этот нелепый тактильный контакт выходил за рамки их отношений (если это можно назвать так). Акаши посмотрел не иначе чем оценивающе. Куроко ожидал комментариев, ухмылок-усмешек, но ничего больше взгляда не последовало. Но он был безумно выжидательный. — Да, ты прав. Акаши поднялся и, даже не оглянувшись, пошел в сторону корпуса. Тетсуя словил себя на том, что пялился ему в спину ровно до того момента, как Сейджуро зашел в здание школы. Сколько бы Куроко не противился, он тоже не понимал, и с этим придется смириться. Было бы просто, если бы Акаши был обычным популярным красавчиком. Однако Тетсуе не верилось в его безупречность: было в Сейджуро что-то привлекательно-отталкивающее. Настолько, что нормальный человек не стал бы даже рядом находиться, но, похоже, Куроко подсознательно тянуло к этому уродству. Вот что бесило. он, как бы ни старался, ни черта не контролировал *** "У нас сегодня игра. Придешь?" За окном лил дождь, который ненадолго, но прибьет пыль к земле, и станет чуть легче дышать в эту жару. Куроко одним ухом слушал учителя по театральному искусству (нужно же было выбрать какой-нибудь посторонний предмет) и своих согруппников. Тетсуя всегда играл роль дерева или "гражданина В", так что мог спокойно стоять в сторонке, пялясь в сейчас не зашторенное огромное панорамное окно актового зала. Во время всяких мероприятий его закрывали плотной тканью, но на репетициях окно оставляли открытым, а свет включали только над сценой. Пока учитель что-то объяснял людям первых ролей, Куроко делал вид, что пялится в сценарий, но поверх листочков в папке лежал телефон. Тетсуя и баскетбол — вещи исконно несовместимые. Тем более, что там будет вся школа и болельщики команды противников, а это не только свыше тысячи человек, но еще и чирлидерши во главе с Сицилией. Неужели Акаши не хватит такой толпы? "Если мы выиграем, я куплю тебе кофе из той кофейни, куда ты постоянно ходишь." "покупаешь меня?" "Нет, ищу повод позвать тебя куда-нибудь." "а ты так уверен, что вы выиграете?" "и что я соглашусь прийти?" "а потом пойти с тобой куда-то?" "Я надеюсь, Тетсуя. И да, я уверен, что мы победим." "слишком самоуверенно." "Это просто статистика. И дело не только во мне. У нас сильная команда" "И, если бы ты интересовался баскетболом, ты бы это понимал." "окей, ладно" "приду посмотреть, как вы позоритесь и потеете" "Вы очень любезны, любовь моя." "…" "……………." "…………………………………" "?" "Да ладно, я же несерьезно." Куроко недовольно покачал головой, кривя губы. Он никогда не воспринимал подобные шутки всерьез да и сам иногда использовал странные обращения. Однако сейчас это как-то задело. И непонятно, в плохом (что вероятнее) или в хорошем (что пугает) смысле. ";)" "черт, это не то, что я хотел написать" "чертовы кнопки" ":)" "ну ты понял" "Ничего страшного" Ничего. Совсем. Только стало слишком жарко и как будто тесно в своем теле. Куроко был уверен, что не покраснел: у него кровообращение, как у трупа, — но это он только думал. Тетсуя резко убрал телефон, запихивая его в задний карман, и прикрыл лицо ладонью. Ну и что это такое? Он же для себя уже решил две важные вещи: а) всем на него плевать (никто не заметит покрасневших щек и ушей); б) Акаши ему не нравится (он вообще краснеть не должен, но вот мы где). Звуки, еще недавно бившие по ушам: мерзкий смех одноклассников, их речь, шум их движение, — будто ослабели на несколько десятков децибел. Куроко впервые хотел раствориться в своей иррациональной ненависти ко всему живому, привычной почти каждому подростку, но он даже не мог насильно себя заставить слушать одноклассников. Он сделал пару шагов вперед, но источник шума будто не приближался вовсе. Свои чувства страшнее, чем раздражение. Самое отстойное то, что перестать думать о, казалось бы, бессмысленном разговоре не получалось. Куроко прокручивал свои и чужие слова в голове. Что за "любовь моя", черт подери? — Хей, твоя очередь, — чужая теплая ладонь легла на плечо — Тетсуя дернулся как перепуганный зверь. Звуки, кстати, вернулись. Куроко посмотрел недовольно, хмурясь, но потом, откашлявшись, спокойно перевел взгляд в сценарий и прочитал свою единственную фразу. Парень, окликнувший его, выглядел потрясающе недоуменно. Тетсуя подумал, что было бы здорово, если бы Акаши можно было отогнать вот так вот просто: посмотрел на идиота — нет его. Проблема в том, что так нельзя. акашиблядьопять Это было почти страшно. И тут как бы еще одна — у меня сто проблем, и девяносто девять процентов из них связаны с моим крашем одним идиотом — проблема: некому сказать хоть слово об этом страхе. Куроко вообще разговаривал только с тремя людьми: Элис (которая слушала вполуха и иногда кивала головой и хмыкала), Маюзуми (но Тетсуя подозревал его в сговоре) и Акаши. Но не будешь же ты разговаривать с первопричиной проблемы о ней же самой? Серьезно, это будет выглядеть как: "Знаешь, как только я тебя увидел, я хотел уебать тебе в лицо с ноги и потерять с тобой девственность одновременно, но, кажется, начинаю эмоционально от тебя зависеть (читай: влюбляюсь, как малолетняя дура)". И в итоге что, Сейджуро все понимал — это Куроко один в дураках, облапошенный сам собой? Звонок прозвучал слишком громко, и Тетсуя схватил рюкзак с пола, направляясь к выходу из актового зала, по пути скидывая папку со сценарием на один из стульев для зрителей. Решительно хотелось куда-то деться. Мыслей было так много, что хотелось плакать, но истерить в школе — херовая затея. Дышать стало буквально тяжело, пульс участился, а глаза, кажется, даже увлажнились. Куроко вообще плакать не нравилось: у него моментально краснел нос, глаза и губы, голос сбивался и становился настолько жалким, что хотелось самого себя по головке погладить и успокоить (в общем, он так и делал, сжимая себя самого руками, утыкаясь лбом в коленки). В туалетах на переменах было так много людей, как будто там раздавали бесплатные косяки, поэтому Тетсуя завернул не туда, а в сейчас пустующий класс и подпер спиной дверь, сильно сжимая лямку рюкзака, пальцами другой руки расцарапывая ладонь. Так хотя бы будет плакать о чем. А так глупые мысли всего лишь. бредбредбред *** Куроко специально опоздал на матч. К его удивлению, мест было достаточно, так что найти себе отговорку становилось все труднее и труднее. На поле — чирлидерши в ярко-красных с белым топиках и юбках с такими ярко-красными-белыми помпонами. Сицилия выглядела даже красиво в этой одежде: яркая, привлекательная. Ее лицо не выглядело стервозно, как это было обычно. Оно светилось — ей правда нравилось заниматься чирлидингом. Куроко выцепил на трибунах знакомую макушку сестры и зачем-то пошел к ней. Элис почти вздрогнула, когда на соседнее от нее сидение приземлился тяжелый черный рюкзак. — Вау, кого я вижу, — протянула она, тут же отворачиваясь обратно к полю. Тетсуя промолчал, проследил за ее взглядом и почти был готов съязвить насчет того, что им двоим ничего не светит, но вовремя предпочел заткнуться и просто уселся рядом. — Не думала, что тебе такое интересует, — Элис усмехнулась, а руки ее были крепко сжаты, что отросшие ногти явно впивались в ладони. — Нервничаешь? — Заткнись. — Не думал, что ты будешь одна, — решил попробовать снова Куроко. Элис развернулась и посмотрела сначала даже обиженно, что Тетсуя побоялся, что ему удалось задеть (пусть и сводную) сестру, но потом она нахмурилась и показала ему средний палец, так что Куроко решил, что все в порядке. — Ты же говорил, что баскетбол для отбитых идиотов. — Я все еще так думаю, — Куроко пожал плечами. — Но если бы я отказался прийти, то мог бы получить сверхурочные приставания. Не было бы: Акаши обещал, но откуда Элис об этом знать. Наконец чирлидеры убежали с площадки и прекратили кричать речевки. Зато вышли игроки, и шум начался уже на трибунах. Куроко заметил, что Акаши, идущий во главе своей команды, оглянулся вокруг, и Тетсуя сполз на сидении еще дальше, так, что наверняка со стороны выглядел нелепо: он почти лежал на сидении, толстовка задралась, обнажая живот, а ворот, наоборот, оказался так задернут, что закрывал пол-лица. Но Сейджуро все равно увидел — Куроко знал, что увидел, даже если не видел с такого расстояния улыбки-ухмылки, он ее буквально чувствовал. Элис смотрела на брата, как на больного, и крутила пальцем у виска, но Тетсуя не сел нормально, пока не прозвучал первый свисток и мяч не взметнулся в воздух. Вбрасывание же, да? Или нет, Куроко не запоминал все это, когда Акаши пытался объяснять. Это все равно что если бы Тетсуя начал объяснять стойки на брусьях или систему оценок при прыжках. Бесполезно. Куроко честно старался смотреть на игру: правила, на бумаге (экране мобильника) казавшиеся очень сложными и замороченными, в реальности были просты, а потому Тетсуя даже понимал, когда кто-то лажал. Суть в том, что лажали в основном противники — и тогда даже такой нуб и рак, как Куроко, понял, что Акаши был прав и их команда выиграет в любом случае, — но были и промахи у своих. Например, Кагами уже дважды слишком сильно спасовал одной рукой так, что мяч пролетел над головой принимающего. Тетсуя даже улыбнулся, когда Акаши отвесил Тайге подзатыльник. И да, насчет Акаши. Давайте будем откровенны, Куроко смотрел только в одну сторону. В отличие от многих других, его, казалось, такие же движения, выглядели выверенными, как будто эти проходы и эти броски он тренировал каждую минуту своей жизни (а Тетсуя знал, что это неправда: Сейджуро сам ему рассказал, что иногда ему просто лень заниматься всю тренировку). Куроко даже пожалел, что сел так далеко, потому что игра выглядела на удивление красиво. Почти вдохновляюще. Тетсую это даже волновало, и он, как будто копируя сестру полчаса назад, сжимал руки так, что ногти вдавливались в кожу, оставляя синеватые полукруги. Было почти приятно снова ощутить эти переживания: Куроко когда-то знал их. Это действительно был не бешеный дух игры, а что-то более глубокое. остановитесь здесь Оставалась примерно половина последней четверти, когда Куроко буквально вскочил со своего места и быстро, перескакивая через ступеньку, игнорируя начинающее побаливать колено, поднялся по лестнице вон из спортзала. Он должен был привести себя в порядок, потому что если Акаши увидит его таким взбудораженным с горящими глазами (Тетсуя был уверен, что выглядит именно так), то что-то поймет (если уже не сделал этого, когда Куроко даже не задумывался). А если поймет, то может начать действовать. И Тетсуя, трезво оценивая свое состояние, был уверен, что не сможет противостоять.