***
В гостиной назойливо звучала музыка, и от пола шла ритмичная вибрация по телу. Голоса становились все громче. В доме было мало света и слишком много сигаретного дыма, к которому примешивался сладковатый душок марихуаны. Около десяти парней и девушек веселились на полную. Вечеринка была в полном разгаре, все были раскрасневшимися от выпитого, то и дело раздавались взрывы хохота и отборная брань. Бекхён стоял чуть поодаль от всех, предпочитая со стороны наблюдать за пьяной компанией. Он залпом допил очередную порцию дешевого виски, чувствуя приятное онемение на языке, вытер тыльной стороной руки губы, а затем потянулся к бутылке, стоящей рядом, снова. Нетвердой походкой к нему подошел парень на котором из одежды были только джинсы. Его кожа была украшена замысловатыми татуировками, среди них особенно бросалась в глаза голова волка на левой стороне груди. Взгляд был расфокусированным, а губы влажными – он раз за разом их облизывал, прикрывая глаза. Затянувшись косяком, он ткнул пальцев в плечо Бека, ухмыляясь: – Чё, не весело? Держи, братишка. Бек мотнул головой: – Неохота, я лучше еще выпью. – Ну, как знаешь. Блин, ты нам все веселье наламываешь – ходишь как призрак тут, зыркаешь на всех. – Неплохо бы исчезнуть, – пробормотал Бек под нос. Музыка заглушала голоса. Парень нахмурился: – Эй, что ты там шепчешь? Что, не рад, что я вернулся? – Рад, Крис, очень рад, – кривовато усмехнулся Бекхён, – потому и пью с тобой. – То-то, – притянул его к себе Крис, – кто же еще о тебе позаботится, а, братец? Эти идиоты присматривали за тобой, но они тебе не родня. Он потрепал его по плечу, развернулся, тотчас потерял к Бекхёну всякий интерес, и направился через комнату к темноволосому парню, призывно развалившемуся на продавленном диване. Тот пил просто из бутылки дешевое вино, и пряные дорожки стекали в вырез расстегнутой рубашки по груди к пупку, окрашивая край джинсов красным. Крис сел рядом, притягивая его за волосы к себе, целуя пьяно, и тот застонал, прижимаясь крепче к потному телу Криса. Бекхён отвернулся, предпочитая не смотреть, как его старший брат вылизывает этого придурка. У Бека ныло в висках от шума и духоты. Ему хотелось побыть одному, но просто сейчас это было проблематично, поэтому он бесшумно пересек комнату, поднимаясь на второй этаж по скрипучей лестнице. Короткий коридор закончился дверью с выломанным замком, на ней виднелись следы от ударов чем-то тяжелым и острым. Бекхён открыл дверь, проходя в небольшую спальню. Двигался он, не включая свет. В тусклом луче фонаря виднелись очертания комнаты. Почти все место занимала кровать, на которой вперемешку валялись скомканные вещи. Рядом – столик с кипой комиксов и пустыми банками из-под напитков. На стенах висели приклеенные скотчем старые плакаты и вырезанные из журналов картинки. Из под кучи одежды на полу выглядывали смятые и покрытые пылью листы бумаги с карандашными рисунками. На них супергерои чередовались с диковинными зверями, драконами и монстрами. На многих листах внизу виднелись инициалы "Б.Б.". Бекхён шагнул к окну, распахивая его настежь. Вдохнул сырой ночной воздух и вытянул из кармана джинсов мятую пачку. Щелкнула зажигалка. Некоторое время он стоял у окна и жадно затягивался сигаретой. Фильтр обжигал губы. Густой дым вползал в легкие, отдавая блаженным головокружением. В комнате было темно, занавески слегка покачивались от ветра. Он прислонился головой к оконной раме, устало всматриваясь в ночную темноту. Он вздрогнул, когда дверь с грохотом распахнулась. Сначала в нее ворвались музыкальные биты, а затем ввалились Крис и тот парень, которого он зажимал на диване. Одна рука Криса обхватывала шею спутника, а вторая недвусмысленно пробиралась под джинсы. Парень подмигнул Беку, разглядев его силуэт у окна. – Привет, сладкий. Присоединишься? – Привет, Лэй, – устало проговорил Бек, – не присоединюсь. Как-никак, тебя сейчас будет трахать мой брат. Крис только сейчас заметил брата и хмуро посмотрел на Бекхёна, все еще шаря по телу Лэя, а затем отстранился, запустив руки в светлые растрепанные волосы. – Черт! Ты что тут забыл? – Вообще-то, это моя комната, – съязвил Бек. – Что ты тут забыл? Хотя... и так ясно. Лэй со смехом протянул: – Мы найдем другое местечко. Бек махнул рукой: – Да нет, развлекайтесь. Пойду прогуляюсь. Бекхен хотел открыть дверь, но Крис размашистым ударом стукнул по ней, захлопывая: – И куда ты намылился? – Твою мать, Крис, я пройдусь немного. Или предлагаешь мне посмотреть? – И куда ты попрешься пьяным? Хочешь влипнуть в неприятности и разбираться с копами? У тебя и так куча предупреждений! – А ты только откинулся из тюрьмы. И у нас в доме куча обдолбанных людей. И да, я сам могу о себе позаботиться. Все время мне каким-то непостижимым образом это удавалось – огрызнулся Бекхён, дергая дверь на себя. – Лучше бы за собой следил и не обдалбывался в хлам. Он вылетел из комнаты, с запоздалой брезгливостью осознавая, что постельное срочно придется менять. Эти козлы все равно там потрахаются.***
Он набросил потертую кожаную куртку, влез в кроссовки и выбежал из дома. Его душили злость и обида. "Ну почему, почему у него все не как у людей?" Бек изо все сил пнул лежащий на дороге камень. Боль отдала в пальцах через обувь, он скривился, сплюнув, и прихрамывая зашагал по улице. Так, выкуривая на ходу уже третью сигарету и ощущая горечь никотина на сухих губах, он прошел мимо заправки, купив в магазинчике упаковку пива. Продавец подозрительно разглядывал парня в грубой кожанке, растрепанного и явно выпившего, но алкоголь все же продал, зорко следя за товаром, пока Бек вытаскивал мятые купюры из джинсов. Затем он прошел через квартал и очутился возле предназначенного на снос дома. За ним виднелся заросший прямоугольник лужайки на заднем дворе. Говорили, что лет пять назад тут жила внешне счастливая семья. Но они спешно переехали после того как их сын, лучший выпускник класса, любимец учителей, которому пророчили блестящее будущее, покончил с собой, перерезав вены по неизвестной причине и без капли сомнения. После этого дом так и не смогли продать. Дождь смывал краску со стен, стеклянная крошка хрустела под ногами, а в комнатах валялись в спешке оставленные книги и вещи. Сперва дом облюбовали укрывающиеся там от любопытных глаз влюбленные парочки и подростки, решившие выпить и покурить косячок. Они-то и начали рассказывать, что видели призрак самоубийцы. Кормили доверчивых слушателей чушью о звуках капающей воды, тихих шагах и заунывном плаче. А некоторые вообще заявляли, что в полночь по стенам начинала течь кровь и в проеме ванной комнаты появлялся белый как мел парень с исполосованными бритвой руками и кривой ухмылкой. Но Бекхён считал, что тут замешан не призрак, а забористая дурь. Теперь дом привлекал разве что любителей паранормального и просто фриков. На Самайн или в полнолуние эти парни с подведенными черным глазами и в странной одежде жгли цветные свечи, рисовали мелом древние символы и пытались выйти на контакт с мертвыми. Впрочем, безуспешно. Вряд ли бы они смогли правильно написать свое имя, не говоря уже о латыни. Конечно, мертвецам нечего делать, только говорить с такими придурками. Да и о чем бы они спрашивали? О загробном мире или о том, как потрогать сиськи, чтобы не получить по морде? Бек ставил сотку на второе. Бекхён всматривался в разбитые окна, зияющие темными провалами. Если дух там и обитал, то вряд ли он представлял угрозу. Он мог сказать это наверняка, потому что изредка наведывался сюда, когда хотел отдохнуть от вечных скандалов и попоек Криса с дружками. Бекхён часто думал, каким был тот умерший парень. Наверняка, его с самого детства опекали, старались дать самое лучшее. У него было все: семья, уютный дом, куда было так прекрасно возвращаться после учебы. Там звенел смех, ярко горел свет, они собирались за обеденным столом, разговаривали за ужином о прошедшем дне, может, на выходные ездили на кемпинг, а на летние каникулы – на море. Он со злостью подумал, что его собственная жизнь была уродливой карикатурой на счастливую. Если бы он был на месте того придурка, уж точно бы не покончил с собой. Ведь живым ты можешь бороться и победить. Если умрёшь, победит человек, сделавший тебе больно. По мнению Бекхёна парень был просто слабаком еще при жизни, значит, и после смерти остался таким. Что ему еще было нужно? Ему были открыты все дороги. В перспективе маячил престижный университет, денежная работа, отдых на островах, мощные спортивные тачки, гольф и хорошенькая жена. Не жизнь, а страницы рекламного буклета. Поменялся бы он сейчас с Бекхёном хотя бы на день, наверное, не ждал бы выпускного, а сразу полез в петлю. Бек отбросил окурок, пакет с пивом стукнулся об ногу. Он уже намеревался войти внутрь, толкнув рассохшуюся дверь, как за спиной раздалось: – Бек, это ты что ли? Бекхён скривился, будто лимон съел. Этот голос он бы не спутал, несмотря на то, что много лет они с этим парнем даже не говорили. Меньше всего Беку хотелось увидеть обладателя этого голоса – ведь он напоминал ему о прошлом. Счастливом и беззаботном.***
Семь лет назад, когда он поступил в старшую школу, будущее виделось ему ясным и понятным. Он неплохо учился, увлекался рисованием и мечтал заниматься дизайном интерьеров. Родители считали его слишком мечтательным и немного наивным подростком, который тяжело находил общий язык с ровесниками. В школе к нему отнеслись прохладно – не задирали, но и к себе в компанию звать не спешили. Но в середине первого семестра в классе появился новенький, и жизнь наполнилась новыми красками. Высокий смуглый парень в простой белой рубашке просто источал сексуальность. Он уверенно вошел в класс, бросив сумку возле Бекхёна, улыбнулся ему открыто и бросил: – Я буду сидеть рядом с тобой. Бекхён подвинулся недовольно, не понимая, почему из всех мест в классе он выбрал именно это, но парень без тени смущения сказал: – Ты против? Просто тут самый лучший вид из окна. И после этих слов, как может быть только в семнадцать, Бекхён понял, что они будут дружить. Кроме него никто не замечал, что именно с этой предпоследней парты в левом ряду открывается не унылый вид на недостроенный супермаркет или забор школы, а чудное окно в другой мир – мерцающую гладь озера в парке. Оно появлялось в просвете между серыми строениями, как фата-моргана, и отблески солнца на водной глади переносили Бека из скучного класса в мир мечтаний. Потому он часто отвлекался от монотонного голоса учителя, быстро зарисовывая в скетчбуке те картины, которые ему навевал вид из окна. Ким Чонин всегда был немного сонным – по вечерам он упорно тренировался в танцклассе, мечтая поступить на факультет искусств и посвятить жизнь танцу. Они понимали друг друга с полуслова, и Беку казалось, что такая дружба – ценный подарок судьбы. Чонин вообще был особенным. Бекхён завидовал его способности вот так запросто сходиться с людьми. Именно благодаря ему немного позже к их маленькой компании присоединился невысокий и большеглазый Кёнсу. Чонин в один день притащил его в кафе, где они зависали после школы. – Я встретил его по дороге сюда. Он споткнулся, и все книги вывалились на дорогу. Представь себе, куча книг по искусству, наброски и кипа цветных карандашей. Я подумал, вам будет интересно вместе. Кёнсу молчал, нервно сжимая пальцы в чернильных пятнах и улыбаясь неуверенно и диковато, отчего напоминал не домашнего мальчика, а нервного психопата. Но чутье не подвело Чонина – им действительно было интересно вместе. Картины Кёнсу были взрывом цветов. Бекхёну казалось, что он ловит кислотный трип при одном только взгляде на эти сумасшедшие сочетания. – Как ты, монохромный наш, умудряешься умещать в голове такой яркий мир? – искренне удивлялся Бекхён. Кёнсу только пожимал узкими плечами, пряча легкую улыбку в широком вороте неизменно черного свитера, а затем, опустив глаза и нервно кося глазами, отвечал: – Бекхён, посмотри на себя. Твои розовые рубашки, любовь к подводке, футболки с яркими принтами и кроссовки всех цветов радуги – в этом весь ты, а в рисунке предпочитаешь черно-белую графику и минимализм. Вот тебе и ответ на вопрос. Бекхён не особо понял глубокий смысл ответа, но хмыкнул согласно, признав, что все так и есть – они выплескивают на бумагу то, чего им самим недостает. – А чего недостает тебе, Чонин? – спросил Су, сжимая чашку с остывшим кофе двумя руками. Тот задумался на мгновение, а потом произнес – Невинности. Громкий хохот перекрыл его слова. Казалось, их дружба продлится вечно. Они строили планы на поступление в один университет, а потом все рухнуло к чертям.***
Отец Бекхёна решил вложить деньги в недвижимость – новострой в престижном районе. Ни слова не сказав семье, он взял кредит под фантастические проценты. Ни один банк не выдал бы такую сумму наличными в столь короткий срок. Но все знали, кто мог выдать – местные бандиты. Не стоит и говорить, что все это оказалось уловкой мошенников. Они исчезли с деньгами без следа. Бек не знал, чем руководствовался его отец в тот момент, но сейчас он знал точно, что если бы встретил его, то сначала бы жестоко и методично избивал, а потом убил, выбросив тело на стройке. Именно из-за отца он сейчас не стоит в элегантном костюме или, черт возьми, подчеркнуто небрежной одежде – растянутом свитере и потертых джинсах за пару тысяч долларов, с бокалом Dom Perignon на персональной выставке, а сидит по уши в дерьме, перебиваясь случайными заработками и незаконными делишками, чтобы свести концы с концами. Что уж говорить, что об учебе в университете стоило забыть навсегда. Любимый папаша просто сбежал, повесив долг на свою семью. Несколько месяцев их преследовали крепкие парни с многоречивыми ухмылками и лучшими инструментами убеждения – крепкими кулаками. Перед ними стоял выбор – продать дом и остаться на улице, или попробовать отработать другими способами. Сначала они все же продали большой особняк и прикупили развалюху, в которой Бек жил сейчас. Но денег покрыть долг с процентами все равно не хватило. Крис, как старший в семье, решился отработать, вступив в банду и выполняя их грязные поручения. Первое время он приходил домой, усаживаясь в кресло в гостиной, и тупо смотрел в стену. Бек даже не пытался с ним говорить – он знал, что на все расспросы Крис только клал свою большую и теплую ладонь ему на голову и говорил: – Не думай ни о чем, просто учись, ладно? И Бек действительно дотянул до конца школы, умудрившись не только мастерски скрывать тот кошмар, что творился в его доме от учителей и даже от Чонина с Кёнсу, но и закончил с высшим баллом. Насчет переезда он небрежно отвечал, что решили сменить район на более престижный, и как в доме закончат ремонт, они вместе соберутся у него в гостях. Именно поэтому все были шокированы, когда он заявил, что не будет сдавать сунын и не собирается поступать. В отличие от школы, университет требовал огромной суммы, которая была неподъемной. До выпускного оставалось всего несколько недель. Бекхён стоял на заднем дворе школы, щурясь под солнечными лучами. На душе было пакостно и домой совсем не хотелось. Из-за угла показался Кёнсу, как всегда неуклюжий, сутулящийся под тяжестью сумки. Он подошел к Беку, по обыкновению рассматривая носки своих ботинок и проговорил: – Может, передумаешь? Уверен, ты сдашь на высший балл. Бек процедил: – Я же говорил уже, что рисование – это не мое. Столько лет угробил на него. Не буду поступать. Отдохну годик-другой, поработаю, а там видно будет. – Но Бек, – снова осторожно начал Кёнсу, – я думаю, ты нам не говоришь, что случилось на самом деле. Мы же друзья. Тогда он был импульсивен, тогда он стыдился своего положения – любой намек на то, что кто-то узнал его постыдную тайну, доставлял щемящую боль, смешанную с досадой и злостью. И он выпалил, зло поблескивая глазами: – Какие мы нахуй друзья? Если мы вместе тусовались, это не значит, что так будет всегда! Как же ты меня достал! Вечно смотришь, выпытываешь! Кёнсу попробовал его успокоить, но Бекхёна несло все больше: – Ты гребаный педик! Я же вижу, как ты пялишься на Чонина! Наверное, дрочишь по ночам на него? Бля, какая же мерзо... Договорить ему не дала обжигающая пощечина. Губы Кёнсу дрожали, он опустил руку и открыл рот, будто не веря, что сделал это. Бек, не глядя, ударил, вложив в удар всю клокочущую в нем злость. Кёнсу упал в серую пыль, недоуменно хватаясь за левый глаз – стекло очков брызнуло, и глазницу медленно стала заливать темная кровь. Чонин появился внезапно, в мгновение ока оказавшись рядом, помог Кёнсу встать, приобнимая его за худые плечи. Су кивнул, опираясь на руку Чонина, кривясь и прижимая платок к глазу. Ткань медленно впитывала кровь. Чонин, сжав кулаки, шагнул к Бекхёну своей кошачьей пританцовывающей походкой, но Су жалобно проговорил: – Не надо, Нини, я в порядке. С глазом все в порядке. Просто бровь разбита. – Не хочешь ничего объяснить? – в голосе Чонина звенела обида и непонимание. Бек стоял, презрительно скривившись. Чонин нагнулся к нему, выдыхая в ухо и щекоча теплым дыханием: – Даю последний шанс. Они ушли вдвоем. Лишь один раз Кёнсу обернулся, будто ожидая, что Бекхён сойдет с места и наконец объяснит, что, черт возьми, произошло. После этого они не виделись. На выпускной Бекхён не пошел.***
А дома дела становилось все хуже. Чтобы отработать долг, Крис ввязывался во все более опасные дела. Он стал приходить домой под кайфом, срывался на всех, и Бек отчаянно старался не замечать брызги крови на его одежде. Пару раз он попадался полиции по мелочи. Мать тоже сильно сдала – начала пить, ушла в себя, бродя с отсутствующим взглядом, а потом в одно утро Бек нашел ее мертвой наверху. Врачи сказали, что такое часто бывает у тех, кто мешает снотворное с алкоголем – удушье во сне. Спустя несколько месяцев Крис попался по-крупному. Его задержали с партией наркоты. На этот раз закон был к нему строг – он сел надолго. Но даже тогда от них не отстали. Долг перешел к нему, пока брат был в тюрьме. И пока его одногодки наслаждались веселой студенческой жизнью, Бек в свои девятнадцать стал отбросом. Он ожесточился еще больше, решив, что раз для мира он стал призраком, теперь должен каждый день выгрызать себе право на жизнь. Брался за работу, которую ему подкидывали те уроды, и делал ее так хорошо, что даже однажды удостоился похвалы от их босса. Но Бекхёну было плевать. Он методично записывал все уменьшающиеся суммы долга, и ждал того дня, когда напишет ноль. Хотя, он не питал иллюзий. Так просто их не отпустят, и даже когда они выплатят все и Крис выйдет на свободу, им придется работать на этих ублюдков. Разве что сбежать, но на это тоже нужны были деньги. Именно так жил последние семь лет Бен Бекхён. Некоторые дни были лучше остальных, и тогда Беку казалось, что каким-то волшебным образом все наладится; лучше всего помогал алкоголь – с ним вообще все было проще и не казалось таким омерзительным. Но все же, чаще всего Бекхён чувствовал отвращение к себе и миру. Но все равно не мог понять того пацана, что покончил с собой. Пока можешь драться – дерись. Пожалуй, это единственное хорошее, что он вынес за эти годы. И теперь, стоя перед порогом заброшенного дома, он ощущал досаду и смущение, ведь этот непрошеный голос из далекого прошлого заставил его в ускоренной съемке посмотреть паршивый фильм под названием "Жизнь Бекхёна".