Начало конца

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты просто копия своего отца, — мама сидела напротив меня, медленно размешивая свой зеленый чай именной ложечкой. Она не смотрела на меня, в ее взгляде, направленном куда-то в пространство, я уловил грусть и сожаление. Неужели она скучает по моему отцу? — Мам, не начинай. Ты же знаешь, как я его ненавижу. За то, что он сделал с тобой, он должен гореть в аду, — едкие слова, задевающие мамины чувства, долго копились у меня в голове. И вот теперь я мог сказать ей то, что я думаю о своем непутевом отце. Потому что я устал заботиться о чьих-то чувствах. — Райан! — она подняла свои уставшие глаза на меня. Она разозлилась. Прошло столько лет, а она до сих пор не может забыть его. — Имей уважение к своему отцу! Пусть даже он и не такой заботливый, как все остальные. — Не такой заботливый? Мама, очнись! Он бросил тебя, как только узнал, что ты беременна! Он побоялся ответственности и свалил как последний ублюдок! И после этого ты еще думаешь, что он любил тебя? — я прямо задыхался от злости! Вскочив, я опрокинул свой стакан с чаем, пролив жидкость на собственные штаны. Меня эта ситуация выводила из себя. Хорошо только, что сестры не было дома, так как она всегда была за моего отца. Она не помнила его, так как была очень маленькой, но всегда считала, что это именно я отнял у нее второго отца. Если бы я не родился и не спугнул его, они бы жили счастливой семьей? Внезапно старая обида снова дала о себе знать, выливаясь из меня в форме оскорбительных слов. — Я всегда вам мешал, не так ли? Вы вините меня в том, что это я послужил причиной ухода отца, — от осознания того, что, возможно, и моя мать всегда винила меня в этом, я даже сел обратно на стул. Слезы наворачивались на глазах, но я не хотел, чтобы она видела, что я сожалею о его исчезновении из нашей жизни. — Иногда мне кажется, что вы с Изабель держитесь вместе, отдельно от меня, как будто и правда боитесь меня! — я начинал терять связь с действительностью, я снова и снова вспоминал про смерть Марка, а перед глазами все маячил и маячил этот чертов дом. — Не говори глупостей, Райан! Я никогда не пыталась прятаться от тебя или как-то избегать, ты же знаешь, я люблю тебя! Я просто очень волнуюсь за тебя, как ты переносишь всю эту ситуацию один, совсем без друзей. Ты изменился, Райан. Как будто стал одиночкой, отшельником, и меня это совсем не радует, — мать устало посмотрела на меня. Говорила так, словно не слышала моих слов! Я уже давно понял, что она меня не понимает. Она не знает, как мне тяжело даже сейчас, когда она, хоть и невзначай, но напоминает о Марке. Она не знает, что я его любил, даже сейчас, когда он мертв, я все еще люблю его. Она не имеет право давить на меня, просить меня завести друзей, когда человека, который значил для меня все в этом гребаном мире, уже нет! Но сказать ей об этом — это как будто предать самого себя, открыть чувства тому, кто почти ничего обо мне не знает. Тем более мама не будет рада новости, что ее единственный сын – гей.       Терпеть это все у меня не было сил. Перед глазами снова появилась та злополучная многоэтажка, желание закончить все это раз и навсегда увеличивалось, а желание жить все уменьшалось и уменьшалось. Мысль о том, что все так и будет всегда, пугала меня так же сильно, как и тот факт, что мать не отрицает моей вины в уходе отца. Что ж, хорошо, пусть вам счастливо живется без меня.       Ветер опять бьет меня по лицу, под ногами знакомый вид на площадку перед домом, светящиеся фонари, которые в наступающих сумерках выглядят зловеще. Кажется, будто я и не уходил отсюда, а всегда здесь был. Здесь должна быть закончена моя бессмысленная жизнь. Точнее, она стала таковой после смерти Марка, который и был ее смыслом. Он был светом, и, находясь рядом с ним, я ошибочно думал, что все вокруг тоже такое же светлое. Но это неправда. Как только он ушел, ушло и все тепло, и все яркие краски, которые были до этого в моей жизни. Мое существование свелось к ежедневному желанию умереть, натиск воспоминаний я не выдерживал; с каждым днем становилось все сложнее сбросить этот груз. Стоило только ступить чуть вперед, навстречу ветру, и все мои проблемы исчезнут, испарятся. Мне не придется больше терпеть эту боль в груди, не придется больше сдерживать слезы, появляющиеся при одном только упоминании о Марке. Все будет хорошо. Стоит только сделать шаг. — Я смотрю, ты и впрямь решил спрыгнуть отсюда, — снова этот голос. Ричард. Каждый раз, когда я что-то предпринимаю, он вдруг появляется ниоткуда и мешает мне. Я обернулся, сделав недовольное выражения лица, хотя оно у меня и так было не одним из счастливых. — А ты опять пришел сюда, хотя тебя никто не звал, - сил, чтобы яростно и активно спорить, после ссоры с мамой не было; мой голос лишь устало ворчал. — А меня и не надо звать. Я прихожу только тогда, когда сам этого хочу. — Зачем ты на этот раз пришел? — хотелось поскорее заставить его уйти. — Я почувствовал, что тебе нужна помощь, — он сказал это так просто, как будто каждый может чувствовать любого другого человека. А мы с ним даже не друзья. Так, знакомые. — Ты ошибся, — мне надоело с ним пререкаться. Все равно он меня переговорит, так как я еле языком ворочу от усталости. — Я никогда не ошибаюсь. Вот смотри, сейчас ты пришел на эту крышу, чтобы покончить жизнь самоубийством, — голос Ричарда даже не дрогнул, а мне стало как-то не по себе, хотя в голове у меня крутились те же самые слова. — Значит, что-то произошло; что-то, не связанное с Марком, а если и связанное, то только косвенно, потому что иначе ты бы уже давно был закопан в земле сырой. А ведь он прав, как бы мне не хотелось этого признавать. У меня был порыв ненависти ко всему миру, а теперь он уже почти прошел, и перспектива полетать вниз головой с крыши дома меня уже не радовала. — Что у тебя случилось? — Ричард уже стоял рядом, пытаясь заглянуть мне в глаза, которые я специально отводил. Говорить ему о своих проблемах было бы слишком, хотя с другой стороны, больше людей, которым бы я мог излить свою душу, не было вовсе. Был только один Ричард. Парень, которого никто не знал. — Я тебе расскажу, если ты мне найдешь место, где можно пожить недолго, — шальная мысль не успела обдуматься у меня в голове, как я сказал ее. Он не сможет мне помочь, поэтому я не буду должен ему ничего говорить, и он отстанет от меня. Я даже осмелился посмотреть ему в глаза. То, что я увидел там, меня не очень порадовало. Ричард улыбался; хотя нет, скорее это было ухмылкой; его глаза немного прищурились. Вот черт, он что-то задумал. — Без проблем, — у меня отвисла челюсть. Чего? Я сделала тупое выражение лица, что-то типа «не понимаю о чем ты». — Все очень просто, Райан. Ты поживешь у меня, — он довольно улыбнулся, видимо, почувствовав, что выиграл.       Я не верил своим ушам. Вот так просто? Он приглашает пожить у него только для того, чтобы я рассказал о своей ссоре с мамой? Чушь какая-то. Может, он маньяк какой? — Ну так что? Прямо сейчас пойдешь? — Ричард не шутил. Он серьезно спрашивал, без единого намека на шутку. Что ж, буду играть по его правилам. — А чего тянуть? Пойдем, — я думал, что он непременно как-то покажет свое удивление, однако, или он хорошо скрывал свои чувства, или он просто бесчувственный тип, которому все равно, кто у него живет дома. — Я живу далеко отсюда, поэтому придется долго ехать.       Он что, пошел на попятную? Решил, что я отступлю? Но теперь заиграло мое упрямство в намерениях. — Мне все равно, только забегу за вещами быстро, и поедем, — я даже улыбнулся. Это было так странно. Но с другой стороны, я не очень-то хотел возвращаться домой. Во всяком случае, пока что. — С тобой сходить? — Я сам, просто подожди меня здесь, — я развернулся и побежал вниз по ступенькам. Чем скорее я заберу вещи, тем быстрее я получу возможность пожить без издевательств сестры и вечного укора во взгляде матери.       Мать говорила по телефону на кухне, Изабель заперлась в своей комнате. Прекрасно, я могу спокойно, не боясь быть замеченным, пробраться в собственную комнату и забрать необходимые вещи. Главное — не шуметь. Через каких-то десять минут я был готов сваливать из этой квартиры. Я взял рюкзак, в который запихнул все учебники для школы и немного одежды, и уже собирался выходить из своей комнаты, как понял, что уже давно в квартире тишина. Значит, мама уже не разговаривает по телефону, что стало для меня не очень хорошей новостью. Я начал перебирать все варианты, которые я мог изложить маме про то, зачем мне уходить куда-то поздно вечером, тем более с рюкзаком. Друзья на вписку позвали? Глупо — у меня нет друзей, и она об этом знает. В магазин решил сходить, а рюкзак для продуктов? Для мамы это будет очень подозрительно. Ладно, придумаю на ходу. — Райан, ты куда так поздно? — она задала вопрос, не поворачивая головы, а это значит, что она над чем-то задумалась, следовательно, не будет сильно допытываться у меня про мой ночной поход. — Я сейчас приду, мне надо однокласснику тетрадь отдать, — голос на удивление был уверенным, как будто я говорил чистую правду. Я редко врал матери лишь потому, что не было повода и надобности. — Хорошо, только надолго не задерживайся.       Ехать было и вправду далеко, но я не пожалел о потраченном времени, когда приехал к Ричарду домой. Небольшая квартира была очень уютной и простой. Но что-то в ней меня отталкивало. Я еще не понял до конца что, как увидел висящую на стене картину. Ночной пейзаж, вроде бы ничего примечательного, однако по моей спине пробежались мурашки. Что-то в ней было такое, от чего не хотелось оставаться здесь одному, с ней наедине. На фоне почти черного неба виднелись силуэты небольших домов, видимо, это был какой-то поселок. Четкие очертания ветхих крыш, кое-где покосившийся забор — все это наводило на мысль, что в этом месте никто давно не жил. Но больше всего пугало не это, а то, что тот, кто нарисовал все это, не избегая самых мельчайших подробностей, либо выдумал это, что очень маловероятно, либо сам был в этом поселке. От одной мысли, чтобы оказаться там, меня передернуло. — Все нормально? — Ричард молниеносно заметил мое волнение, нахмурил брови и вопросительно посмотрел на меня. Я испугался картины. До чего я дошел? — Все хорошо. Когда придут твои родители? — мне стало неуютно, ведь я чужой человек. Что будет, когда придут родители Ричарда? Они явно не погладят его по голове за то, что привел какого-то странного парня неизвестно откуда. — Никогда, — блондин так серьезно сказал это, что я на минуту и вовсе поверил, что у него и в помине нет никаких близких, а мысль о том, что он живет один, совсем не казалась странной. – Ну, то есть они придут, конечно, но совсем нескоро.       Ричард иногда странно себя вел. Так и сейчас: говорил о своих родителях, словно не хочет знать о них, чуть ли не морщится при их упоминании. Может, у него какие проблемы в семье? А тут я со своими бешеными тараканами в голове. Как-то неудобно. Я вдруг понял, насколько бредовой была идея переехать к Ричарду. — Знаешь, я тут подумал и решил, что я пойду лучше домой, — я пытался сказать это как можно мягче. Вдруг он подумает, что мне не понравилось эта квартира и я ожидал шикарного особняка? я благодарно кивнул, развернулся к выходу и уже почти дошел до входной двери, как вдруг услышал кое-что, что заставило меня остановиться. — Я ведь могу тебе помочь, не считаешь так? Кто в твоей семье сможет сделать это для тебя? Твоя мать? Она никогда не заговорит с тобой о том, что случилось, потому что не хочет иметь еще одну проблему. Ей слишком тяжело. — А мне не тяжело? — я повернулся к нему и посмотрел в его глаза. Я видел свое отражение в черных линзах — волосы в полном беспорядке, безумный взгляд, перемешанный с возмущением. Прямо таки сумасшедший, сбежавший из психбольницы. — Я не говорю, что тебе легко. Просто никто тебя не поймет дома. Даже сестра от тебя отказалась, — Ричард давил на больное. Я уже готов был ударить его от злости. Как он мог так говорить о моей семье, когда даже меня-то не знал? — Только не говори, что понимаешь меня! Никто меня не понимает, потому что не знает, как был мне дорог Марк!       Я осекся. Проговорился! Да еще кому — непонятному парню, которого не знал совершенно. Это конец. Самое лучшее, что он сделает, — это позвонит моей матери и скажет ей. Или в полицию. Ведь получается серьезный мотив на почве любви. Они скажут, что я приревновал его к его же девушке или кому-то еще, и все — моя нормальная жизнь закончится. Насмешки, издевательства, ругань мне гарантированы на всю оставшуюся жизнь. А все благодаря тому, что я слишком эмоционален, слишком одинок и не умею справляться со своими проблемами. Однако, на мое удивление, Ричард после моих слов никак не изменился — все такой же спокойный и невозмутимый. Он всегда себя вел так, как будто заранее знал, что я скажу или как поступлю. Будто был намного старше своего возраста, намного умнее и мудрее, чем все остальные сверстники. А потом он сказал то, чего я никак не ожидал услышать. — Я знаю, Райан, — он понизил голос почти до шепота. — Я все знаю.