***
«Юи». Аято очнулся ото сна, повинуясь какому-то предчувствию. Она проснулась, если вообще спала. Он уловил звуки движения: хруст чистых простыней под девичьими пальцами, пульсацию её крови, прерывистое дыхание. Затем тяжёлый вздох и последовавшая за этим секундная тишина. Она напугана, боится. Этот глупый страх дико бесит. Торопливое переодевание девушки в её спальне настораживает. Аято напрягает слух, не меняя положения. Он не станет останавливать её. Позволит сбежать, а после обрушит весь свой гнев на её хрупкие плечи. Наконец-то она бежит. Вампир не скрывает своего удовлетворения. В ней есть жажда жизни, но она по-прежнему до невозможности глупа. Вопреки ожиданиям Аято, Юи идет к противоположной от двери стороне, к балкону. Что ж, желание разорвать её в клочья за опрометчивый поступок отходит на задний план, не теряясь из виду. Все ещё маячит, провоцируя, но сменяется раздражением. Она не бежит из особняка, не использует мнимую, но возможность, чтобы больше не пасть жертвой в руках Сакамаки. Юи смирилась. Вдруг треск ветки отвлекает вампира от раздумий. Недоуменный взгляд устремляется в сторону Юи, минуя преграды в виде стен. Он перемещается на балкон в спальне девушки в тот самый момент, когда её тело приземляется, издавая хлопающий звук, пробравший вампира до самых глубин его тёмной души. Его дальнейшие действия выполняются как на автомате. Вот он приближается к Юи. Вот наклоняется к ней, хочет взять на руки. Но подоспевший Рейджи предостерегает, что у девушки могут быть сильные переломы. Аято протягивает руки к Комори, исследуя ее тело на наличие ушибов. Канато указывает на припухшую лодыжку Юи. Не теряя времени, красноволосый Сакамаки забирает девушку в дом, только сейчас замечая, что все братья в сборе. Он ощущает исходившие от них волны беспокойства, недосягаемые для посторонних и для самой Юи. Сейчас вампир готов благодарить судьбу, наградившую девушку такой наивностью. Если бы только она видела истинные чувства братьев-садистов… Что могло помешать многим его планам на ее счет. Она нужна ему здоровой и сильной. Аято ориентируется на стук ее сердца. Ушиб или даже перелом лодыжки при падении с третьего этажа — это так ничтожно мало по сравнению с тем, что Юи испытала в особняке Сакамаки. Он решает отнести девушку в ее комнату, отгоняя прочь идею закрыться с ней в своей спальне. Нахождение в привычной обстановке должно ускорить процесс выздоровления. После чего Аято заберет свое. Вампир бережно кладет ее на кровать, отходит на пару шагов, осознавая, что сам не справится с этим. — Рейджи, — поворачивается он к своему брату. — Ты слышал, как она вышла? — немедля, задает вопрос брюнет, ставя медицинский чемоданчик рядом с новоявленной пациенткой. На время он оставляет тонкую лодыжку девушки без внимания, осматривая ее голову. — Мы все слышали, — обличающе проговаривает Райто, — Слышали, но ничего не предприняли. Я не ожидал от стервочки подобного, она удивляет все больше и больше. — Что ты имеешь в виду? — следует вопрос от Субару. Его лицо искажается в гримасе раздражения. — Разве она не хотела убить себя? — вопрошает Канато, вслед за чем грустно продолжает, — Почему она не позволила сделать это нам? — Блинчик не умрет. И вряд ли она хотела покончить жизнь самоубийством, — Аято буквально проглатывает последнее слово, качая головой, поджав тонкие губы, — Глупая, но не настолько. — Не настолько? — повторяет Райто, слабо посмеиваясь, — Так или иначе она подвергла себя риску, — разводит руками, наклоняя голову набок. Его голос приобретает угрожающие нотки, — Ей придется сполна ответить за наше ожидание. — Заткнись, Райто, — беззлобно, но твердо произносит Аято. — Думаю, ее здоровью ничто не угрожает, — выдвигает диагноз Рейджи, ловко перебинтовывая ножку девушки. Красноволосый вампир переводит взгляд с бледного лица Юи на сосредоточенного брата, чувствуя неприятный укол где-то под самым ребром, наблюдая, как Рейджи обращается с Комори. По невозмутимому виду брюнета невозможно догадаться, о чем он думает. Но прожив вместе со своими родственниками столько лет, Аято замечает несвойственную Рейджи в отношении девушек бережность, будто держит в руке самое ценное и хрупкое, что у него есть. Например, свой бесполезный фарфор. Рейджи вкалывает Юи снотворное, обеспечивающее сон на несколько часов. — Юи нужно отдохнуть, — поторапливает Аято, красноречиво сложив руки на груди и встав перед вампирами, уставившимися на девушку. — А нам нужна Юи, — передразнивая, шутит Райто, тем не менее собираясь уходить. — Пусть просыпается скорее, — Канато сжимает своего игрушечного медведя, возмущенно поглядывая на спящую Комори, — Нам с Тедди не с кем играть. Субару первым выходит из комнаты девушки, едва не сшибая на своем пути Шу, стоявшего в дверях все это время. Старший из братьев с щедрой порцией меланхолии отходит в сторону, выпуская Райто и Канато. В спальне невесты остаются трое вампиров. Самые старшие члены семьи. Обстановка разряжается, не успев накалиться, когда прерывистый вздох Юи раздается в помещении. Словно по договоренности все три вампира один за другим покидают комнату, наградив Комори на прощание самыми разными взглядами. Рейджи — задумчивым, Шу — пустым, а Аято — просто многообещающим. Тем взглядом, что таит в себе все и сразу и в необъятных количествах. Стоит Юи только проснуться…***
Я готовилась к чему угодно, прежде чем открыть глаза. К присутствию вампиров, которые ждали бы моего пробуждения, чтобы претворить наверняка обещанные мне наказания в жизнь. Вопросы, упреки, боль. Моё дыхание перестает быть поверхностным, так что они знают, что я не сплю. Глупые-глупые никому не нужные слёзы вот-вот хлынут из глаз, но, понимая, чем для меня это обернётся, я прилагаю усилия, пресекая рыдание в голос. Мои глаза все ещё прикрыты. Понимаю, что так больше не может продолжаться и осторожно имитирую пробуждение. И… Никого. Я здесь одна. Оглядываюсь вокруг, стараясь оценить плачевность своего положения. Тупая боль в голове ограничивает движения. Моя нога наглухо перебинтована и зафиксирована на небольшой подушке. Приподнимаюсь на руках, подворачиваю штанину, пробую повертеть ногой. И зря. Боль натягивает нервы. Подавляю крик, запрокидываю голову, сжимаю ладони в кулаки, впиваясь отросшими ногтями в кожу. Пара секунд и все снова в порядке. Если так вообще можно выразиться в этой всей ситуации. Меня принесли в мою спальню, обработали рану, оставили в покое. Кажется, мне следует почаще выбираться на прогулку через балкон. Как же хорошо, что я не хочу в туалет, думаю я. И как по закону подлости меня одолевает малая нужда. Юи, тебе просто везёт в этой жизни. Я терплю какое-то время, почему-то воображая, что все само пройдёт. Минута, вторая, третья. Осторожно перемещаю вес на правый бок, игнорируя боль в пострадавшей конечности. Благо я лежала близко к краю. Встав на здоровую ногу, я облокачиваюсь сначала на прикроватную тумбочку, затем на стену. Всего три метра в этой огромной комнате меня отделяет от ванной. Чудно. Мой старый дом был размером с эти апартаменты. Хм, старый? .. Я ещё вернусь туда… Снова глубокий вдох и мерный выдох, так я приучаю себя не впадать в депрессию, которую порой создаю с завидным успехом. Я должна быть рада, ведь я выжила после такого падения, отделавшись совсем небольшой травмой. — Блинчик! Я едва не подпрыгиваю на месте от неожиданности. Аято бесцеремонно подхватывает меня на руки, сверля своими лиственно-зелеными глазами. — Разве я разрешал тебе вставать с кровати? И что тут скажешь? Я молчу, не глядя на него. Знаю, ничего хорошего нет в моём безмолвии, но мне правда нечего сказать ему на это. — Ты должна была позвать меня, Блинчик, — произносит он с нажимом. — У меня есть имя, — уже не в первый раз напоминаю ему. К тому же мне необходимо сменить тему, избегая очередных выпадов со стороны вампира. Он прижимает меня ближе к себе, а я не сопротивляюсь. Чувствую его дыхание на щеке, готовясь к самому худшему. Но Аято всего лишь забавляется. — Серьёзно, Блинчик? — спрашивает, деланно удивляясь, — Я вечно забываю его. Во мне просыпается возмущение. Аято замечает это и его губы растягиваются в нахальной улыбке. — Неважно, — обрываю я устало, — Мне нужно в ванную, не мог бы ты оставить меня? Такой вопрос лишь формальность, и в подтверждение этого вампир безмолвно несёт меня в ванную, ухмыльнувшись с таким видом, будто я произнесла абсурдную вещь. Что ж, возможно. Аято медленно ставит меня, хм, на ногу. Держит меня за предплечья, щурит глаза, осматривая меня с ног до головы, будто прикидывая, как скоро я упаду без его поддержки. Он все смотрит и смотрит, и как бы невзначай я прочищаю горло. Однако вампир воспринимает это по-своему, спускаясь к резинке моих домашних штанов. В изумлении я слежу за его действиями, пока наконец не останавливаю, цепляясь за наглую вампирскую руку. — Я сама справлюсь, — голос дрожит, ненавижу такие моменты. Заставляю себя посмотреть на вампира в упор, — Пожалуйста. Я закончу, и ты сможешь выпить моей крови. Меня тошнит от собственных слов. Аято сердится. Зрачки сужены до едва заметных точек. Я поспешно расслабляю захват, но не отпускаю его, мысленно коря себя за неразумный поступок. Я загнана в угол, но для меня абсолютно очевидно, что я не могла поступить иначе. Не могла не попытаться остановить это. Он оставляет в покое мои штаны. Его рука по-хозяйски пробирается под мою кофту. Аято обнимает меня за талию и прижимает к себе. Не знаю причины такого его поведения, но похоже это очередная игра. Я напряжена с момента его появления в комнате и вынуждена постоянно быть на чеку. Все мои мысли, все ощущения, каждая частичка моего тела отчаянно следят за вампиром. Вторая его рука все ещё удерживает меня. Он немного наклоняется. И тогда что-то обрывается во мне, и слёзы срываются с глаз. Он замечает это, и я понимаю, что сама обрекаю себя на страдания, которые он вот-вот причинит. Его объятия становятся крепче и крепче и вскоре раздается хруст моих костей. В тот же момент он прекращает пытку, разжимая объятия, выжидает, когда я смогу устоять, после чего оборачивается спиной и идёт к двери: — Поторопись, — шипит Аято, не забывая гневно хлопнуть дверью. Я следую его указу и поспешно привожу себя в порядок, передвигаясь по ванной на одной ноге. Расчесываю русые волосы, потерявшие шелковый блеск. Сейчас они подобно соломе, точно такой же длины, ни на миллиметр не выросли. Избегаю смотреть на себя в зеркало, наверное, с тех пор, как срок моего пребывания в особняке Сакамаки перевалил за месяц. Но сейчас по наваждению я решаюсь на это. На меня из зеркала смотрит совершенно другой человек. Не веря своим глазам, махаю сама себе рукой, а убедившись, что эта исхудавшая, бледная девушка с осунувшимся лицом и есть моё отражение, горько улыбаюсь. Внезапно в отражении появляется еще одна фигура. Аято подходит ко мне сзади и бросает взгляд в зеркало. — Как ты смеешь заставлять меня ждать? Его слова доносятся словно издалека. В немом шоке я разглядываю его и себя и мне становится дурно оттого, как очевидна разница между нами. Вместе с этим меня мучает вопрос, почему меня до сих пор не убили? В этом доме были жертвы гораздо симпатичнее меня. Ведь я видела коллекцию невест Канато. Все они были прекрасны. Нет, я не принижаю себя. Я тоже была симпатичной, до того рокового дня. Даже красивой, по словам некоторых девочек. Но сейчас… Сейчас я в растерянности. Почему бы просто не пересадить сердце Корделии во мне в другую девушку? Современная медицина может все. Возможно даже Рейджи сумеет сделать это. Нужно только выбрать новый сосуд. Мне никогда не приходило это в голову, но эта мысль кажется такой разумной, что я решаюсь высказать её Аято. — Я думала над кое-чем, — начинаю издалека. Он снова берет меня на руки, нетерпеливо подгоняя. — О чем ты думаешь? Что мне импонирует в Аято, пожалуй, он единственный, кто задаётся таким вопросом. И тем не менее, как и остальные, не считается с моим мнением. Я облизываю пересохшие губы, нервно провожу рукой по волосам. — Возможно… — я жду, пока он опустит меня на кровать, — Может сердце этой женщины, — специально не произношу ненавистное ему имя, но вижу, как Аято недовольно хмурится, и я быстро заканчиваю свою мысль, — Пересадить в другую девушку? Я подумала, что моя кровь так нравится вам… тебе и, наверное, если… пересадить это сердце в другую девушку… Я не успеваю договорить, как вдруг Аято словно испаряется в воздухе. Замолкаю, уставившись в одну точку. Во мне словно перевернулся мир. Чувствую опустошение. Только что я предложила садистам избавиться от себя. Причём с каким жаром я это сделала. Неужели мне так не терпится умереть? Но дело даже близко не в этом. Аято не остановил меня. Не оскорбил. Не выпил моей крови. Он не разозлился из-за моих слов. Не отказался от этой затеи. Это может означать только одно. Он принял моё предложение и исчез только за тем, чтобы обсудить это с братьями. Я откидываюсь назад, давая выход своим чувствам. Меня раздирает изнутри боль. Я прячу лицо в подушки, пытаясь приглушить рыдания. Скулю от обиды на эту жизнь, на себя. Зову отца, кричу, в мольбе забрать меня отсюда. Я зову свою мать, которую не видела с шести лет. Я испытываю такую жалость к себе, что меня буквально мутит. Ненавижу себя и жалею, этот замкнутый круг и ловушка, в которой нахожусь, это заточение давят на меня. Меня никто не учил бороться за себя. Меня учили молиться, со смирением принимать все напасти в этой жизни как должное. Я дочь священника, не воина. Я не в силах справится со всем этим. Проходит какое-то время, прежде чем эти стенания прекращаются. Уже почти полночь, но Рейджи не заходит поторопить мои сборы в школу. Он и не зайдет. Видимо моя идея пришлась им по душе и сейчас они заняты поиском подходящего тела. Мне остаётся только ждать.***
Рейджи, выйдя из комнаты Юи, незамедлительно отправляется в свой кабинет. С присущей ему аккуратностью заваривает гёкуро[1], затем наполняет чашку теплым напитком. В его руках, облаченных в белые перчатки, любое действие превращается в некий ритуал. Мысли вампира сейчас далеко за пределами его обители. Действительно ли эта человечишка так глупа, как кажется? Могло ли в её маленькую голову прийти мысль покончить с её жалким существованием? Даже погруженного в чтение книги Сакамаки никак не оставляет образ лежащей на земле Комори. Её открытые остекленевшие глаза. Слабое тело не выдает и признака жизни. Лишь мерное биение сердца. Слишком бледна даже на фоне снега. Слишком прекрасна, чтобы быть настоящей. Вампир отметил, как она хороша, когда не издает и звука. Как элегантна. Содержание книги теряется на задворках сознания, и, держа ее все еще открытой, Рейджи расслабляется в кресле, погружаясь в раздумья. Проходит несколько часов, прежде чем он слышит, как она просыпается. И ещё некоторое время, по истечению которого она решает пошевелиться. Картину рушит Аято, отбивая всякое желание прислушиваться к происходящему в спальне Комори. Рейджи безусловно следует своим привычкам контролировать все, что его окружает. Однако, когда дело касается утех его братьев, предпочитает абстрагироваться, не вмешиваясь ни коим образом. Если конечно при этом соблюдаются все приличия и нормы. Но даже так вампирский слух выхватывает обрывки фраз юной девушки, которые отвлекают вампира от очередного эксперимента в его небольшой лаборатории. Склянка с синей жидкостью выпадает из аристократически бледных длинных пальцев вампира и вдребезги разбивается о пол. Жидкость с шипением бурлит на темном паркете, выедая древесину до основания. Синяя дымка тонким узором взбирается наверх. Брюнет ожидает, пока она договорит, но продолжения не следует. Аято перемещается в гостиную, куда уже следуют остальные Сакамаки. Брюнет поправляет свой галстук, после чего, смахнув иссиня-чёрные волосы с глаз, покидает кабинет. До каждого из них доносится плачь невесты. Это забавляет, раздражает, бесит, но Шу как всегда остается равнодушным, продолжая спать на диване. Райто смеется глазами, плюхаясь в ближайшее кресло. – Похоже стервочка прощается с жизнью. Канато присаживается на подлокотник, что-то шепча своему Тедди, его губы растягиваются в улыбке. – Чи[2], какая же глупая, – выдыхает Аято, разворачивая обертку конфеты, прихваченной из хрустальной вазы. Осуждающий взгляд Рейджи ничуть не смущает красноволосого вампира, поглотившего лакомство целиком. – И что мы будем с этим делать? – Субару подпирает стену зала плечом, не отводя взгляда от чернеющего за окном пейзажа. – Ничего, – односложно отвечает Рейджи, затем продолжает, – Не существует никаких причин пересаживать сердце в другое тело. Непринужденный смех Райто перекрывает душевные терзания из спальни девушки. – Делайте с этим сердцем что угодно, – нефритовые глаза вампира возносятся к потолку, к комнате Юи, – Только оставьте мне стервочку, я научу её получать от жизни удовольствие. – Она должна сделать выбор, – наконец подает голос старший вампир, – За который позже сполна ответит перед кем-то из нас. Шу отворачивается к спинке дивана, давая понять, что на сегодня это все, что можно от него услышать. Рейджи непроизвольно кривится от одного только напоминания Шу о себе, впрочем, тут же берет над собой контроль, придавая лицу привычное серьезное и немного строгое выражение. – И конечно Блинчик выберет меня, – самодовольно произносит Аято, не допуская даже и мысли, что может статься иначе. В широко раскрытых глазах читается неприкрытое намерение сделать девушку своей, любым способом. Любой ценой. И ему становится очевидно, что братья наполнены той же решимостью, по-разному показывая свое отношение к человеческой девушке. И даже сейчас в их головах мелькает мысль, иной формулировки, с контрастирующими оттенками, но одного содержания: Юи нужна им целой, вместе с дремлющим в ней вампирским сердцем, с девичьим хрупким тельцем и вкупе со своей простой и некогда набожной душой. Это такой оригинальный букет, что, если отделить одно от другого, ничего хорошего не выйдет. Ничего вкусного. Ничего соблазнительного. Никакой страсти, драмы. Ни грамма логики. – Пусть живёт, – мечтательно выдает Канато, – Тедди очень привязался к ней. – Ну, – тянет Райто, – нам с Тедди не тягаться, верно? – подмигивает игрушечному медведю старшего брата. Рейджи объявляет о том, что придется пропустить школу сегодня, поскольку Комори не в состоянии идти. Шу, не меняя положения, прерывает его, аргументируя отказ тем, что это может привлечь внимание со стороны и что в доме вполне спокойно могут остаться два вампира, чтобы проследить за Юи. Он и кто-то еще. Рейджи едва не выходит из себя, считая, что ответить на это ниже его достоинства. Он привык к безалаберному отношению брата ко всем своим обязанностям старшего в доме. И всякий раз, когда Шу пользуется возрастным положением, вампир презирает его еще больше. Но спорить не о чем, так что Рейджи удаляется в свой кабинет, планируя все же посетить «Рётэй». Оставаться в особняке в компании с ненавистным братом он вовсе не желает. – Орэ-сама[3] остается здесь, – сообщает Аято и, задрав штанину на одной ноге, направляется на кухню за ароматным такояки. Райто садится за рояль. Эбонитовая поверхность музыкального инструмента отражает лунный свет, льющийся сквозь высокое арочное окно гостиной. Длинные быстрые пальцы словно дразнят белоснежно-угольные клавиши, заставляя издать вычурный проигрыш. Пауза. Последняя нота растворяется в воздухе. К брату присоединяется Канато, чей высокий и чистый голос задает настроение сегодняшней партии. Действуя как одна мелодия, братья наполняют залу чарующей балладой, затрагивающей самые потаенные струны души. Не желая более здесь оставаться, Субару покидает особняк, скрывшись в тени ночи. Он приходит на место, где еще днем лежала Юи, смотрит наверх на стену особняка и замечает выделяющуюся на фоне остальных ветку плюща. Словно вырванная, она свисает своими острыми концами вниз, покачиваясь под тяжестью собственного веса. Невеста хотела сбежать, поздно воспользовавшись его советом. Да что угодно, черт возьми. Но это не было попыткой покончить с собой. Тот, кто хочет умереть, не цепляется за жизнь в самый ответственный момент. Он твердо это знает. В отличие от Субару, Аято не так уверен в том, что Юи вовсе не хотела умереть. Он помнит, как она еще неделю назад без колебания проткнула себя кинжалом. Эта картина раз за разом посещает его, подначивая на то, чтобы заставить девушку страдать. Он единственный, кто может убить ее. Уже не ей – ему принадлежит жизнь этой девчонки, что мнит себя способной распоряжаться собой, как взбредет в её маленькую симпатичную голову. Ее глупое предложение все еще крутится в его мыслях. Он усмехается её наивности. И ладно бы она произнесла это и о сказанном никто не узнал, но весь дом слышал, как Блинчик буквально предлагает убить себя. Аято необходимо было удостовериться, что никто из братьев не собирается вытворить что-то подобное на поводу у своих желаний. И результат такого разговора его вполне устраивает. Сегодня он остается в особняке. С Юи. Он не заставит девушку долго ждать его. Эту ночь он проведет с ней. Эту и все последующие ночи. При ином раскладе Аято со всем благородством аристократа исполнит желание Юи отправиться на другой свет. _______________________________________________________________________________________ [1] – дорогой зеленый чай, выращиваемый на юге Японии. [2] – в переводе с японского означает «Черт», ругательского характера. [3] – дословно означает «Великий Я». Редкая форма, крайная степень хвастовства.