***
Когда на небе начинает темнеть, они вываливаются из спортивного зала. Воздух до невозможности свежий и это так приятно после спертого аромата потных парней, что Чонгук не может надышаться. Чимин идёт впереди, шутит и сам же смеется над своими шутками, не замечая впереди Юнги. Невольно он сам в него впечатывается. Смех прерывается в ту же секунду, когда он поднимает взгляд на преграду. Тэхён уже дергается к ним, но Чонгук останавливает его. — Не думаешь, что нам стоит поговорить? — интересуется Мин, по своему обыкновению засунув руки в карманы шорт, — Или хочешь и дальше вести себя как маленький ребенок? — Правильно, зачем со мной вообще возиться? Я же ребенок, — он опускает голову и проходит мимо Юнги, намеренно пихнув в плечо. Тоскливый взгляд на прощание заставляет что-то дернуться внутри даже у Чонгука. Но Мин не отступает — шагает за Чимином, дергая за плечо, разворачивая. — Вот я об этом и говорю. Ты даже сейчас пытаешься уйти от разговора, а не пойти на контакт и всё разъяснить. Младший разворачивается, стряхивая чужую руку, смотрит таким обиженным взглядом, что невольно становится неловко. Чонгуку вообще присутствовать на таком акте не улыбается, но и уйти сейчас будет слишком. — Вот я об этом и говорю! Ты всегда слишком серьезный, эдакий профессор реперских наук, только поглядите! Ни одного лишнего приятного слова, одни «щеки такие пухлые», «не налегай на пиццу» и прочее. Ты думаешь мне приятно? — Пак практически кричит и можно заметить сверкающие карие глаза от явных слёз, — И твои отмазы бесполезны, так бы и сказал, что я жирный и тебя не привлекаю! — бросает он и внезапно срывается с места, оставляя троих позади себя. Юнги слова вымолвить не может: поворачивается к парочке, потирая затылок. — А теперь объясните, что он себе навыдумывал. Ближайшая скамейка оказывается их пристанищем. Пока на детской площадке каждого заводят домой, они располагаются с удобством. Скамейка рядом с качелями — как не воспользоваться? Тэхён занимает их первым и увлеченно раскачивается взад-вперед. — Он сказал, что ты ему лапшу на уши навесил о том, что рано, потому что он тебе противен, — первый отзывается Ким, решаясь начать разговор, прерывая неловкую паузу. Юнги выглядит оскорбленным. — Да стал бы я с ним вообще якшаться, если бы он мне не нравился. — Он думает иначе, — отзывается Чонгук, складывая руки на груди, — Понимаешь, он очень много рассуждал на тему того, что многим нравится внешняя оболочка, а у вас наоборот. Богатый внутренний мир — это как сокровища, а сундук так себе.***
Чонгук долго раздумывает о том, как страшно потерять любимого человека. Не обычная боязнь, а практически фобия. Он не хочет быть разбитым, подкошенным событиями, совсем как Юнги. Так же не хочет пускать тоскливые взгляды и оставлять надежду. Ему проще, когда Тэхён рядом. И может у их чувств маленький срок, но какой толк в цифрах, когда настолько глубоко нырнули? Их личное озеро, тёмное и спрятанное. Никому не надо знать, когда и вдвоем так хорошо. И за эту мысль он цепляется постоянно, отпускает страх и уходит к себе, но в воздухе ощущается предупреждение, словно шепчет напоследок «Я ещё вернусь». Чонгук подолгу лежит в постели, всматриваясь в играющие блики на потолке от луны и жалеет о том, что не может себя отключить: давно бы уже спал.***
Чимин на следующий день не появляется, ссылаясь на плохое самочувствие. Ничего не остается, кроме как поддержать его простым сообщением. И чувства Пака всем понятны — не глупые же. Но волнение никуда не отступает и Чонгук впервые думает о том, что лучше бы Чимин так же сидел с ними и надоедал, чем вот так вот молчаливо отсутствовал. Зато через день производит фурор. Волосы перекрашены из темного в светло-каштановый, новая стрижка и слегка подведенные глаза. — И что это? — бубнит Тэхён, спеша к своему другу через школьный двор. Чонгук за ним просто не поспевает: прыть в парне пробудилась нешуточная. Он хватает его, останавливая. — Что за блядоватый видок? — от подобной грубости Чимин кривится. — Легкая смена имиджа, — настаивает на своем Пак, стряхивая чужую ладонь. Тэхён наклоняется к нему, всматриваясь внимательно и цокает. — Ты в зеркало-то себя видел? И у тебя подводка размазалась, — он пытается её оттереть, но Чимин отшатывается. Чимин вообще выглядит крайне недовольным и на дне коричневой радужки отсвечивает яркая тень негодования. — Мне полностью нравится результат, а вы могли бы и поддержать, — выдыхает он, прикрывая глаза, а затем разворачивается, — Мне пора. Ким смотрит вслед уходящему, не понимая, что вообще происходит. Этим он сразу делится с Чонгуком. Но ответ появился намного позже. Так ненавязчиво всплыл и оставил неприятный след. Чимин отдалялся постепенно, но верно. Нашел себе новую компанию, в их сторону даже не смотрел практически. А Тэхёну гордость не позволяла заговорить с ним, да и к чему вообще? Для Пака всё новое считалось нормальным, пока Тэхён всё так же не мог осмыслить и понять, почему такое случается. Но кроме тихой ревности и тоскливых взглядов ничего не было. Обида и недосказанность — новый мост. И самое обидное, что Чимин на противоположной стороне и не собирается пересекать обрыв. Сил и времени окончательно не хватает. Чонгук не успевает за Тэхёном: у того экзамены в голове и спешка за оценками, а у Чона — постоянные головные боли и недосыпание. Тренировки забирают силы в равной степени, как и учеба. Кто вообще сказал, что школа — это прекрасная пора? Когда невыносимо хочется рядом Тэхёна, он может только писать старшему об этом: никаких возможностей, никаких тактильных контактов с мурашками по спине и никаких тихих поцелуев. Их молчаливый дуэт, наверное, так и продолжался, если бы одним темным летним вечером телефон не разразился громким входящим звонком от Пака. — Забери меня. И несмотря на боль в мышцах, усталость и вообще полнейшее нежелание выходить на улицу, он всё-равно пробирается тихо к входной двери и стремится быстрее, словно боясь опоздать. Но Чимин сидит на лавке около какой-то забегаловки, опустив голову между коленей и выглядит таким никаким, что невольно его становится жалко. Чонгук взъерошил его волосы, и он обращает на него внимание. Прохладный ветер трепет волосы и пробирается под легкую одежду, но Чонгук отдает свою толстовку отстукивающему зубами старшему. На протяжении всего пути Пак ничего не говорит, а Чон и не спрашивает — взаимный нейтралитет устраивает обоих. Но рой вопросов, конечно же, оккупирует голову. Почему он был около забегаловки? Почему от него несет дешевым пивом? Почему он выглядит таким побитым жизнью? Они тихо возвращаются в квартиру ближе к полуночи и пробираются до комнаты Чонгука крайне осторожно: родители не должны знать о ночных походах сына. Только оказавшись за закрытой дверью оба наконец свободно выдыхают, ощущая легкий налет неловкости. Чимин неуверенно улыбается младшему, принимая из его рук спальный мешок с благодарностью. Чонгук, конечно, очень гостеприимен, но свою мягкую постель делить ни с кем не собирается. Только, может быть, с Тэхёном. — Я так облажался, — шепчет Чимин в темноту, когда оба уже разлеглись. Чонгук практически уже засыпал, но тихий голос друга выводит из дремы. — Что ты натворил? И он высказывается, обнажает себя и свои мысли и теперь никакой наигранной больной драмы — всё по-настоящему, ему правда больно. Он лепечет об ошибочных суждениях и неимения шансов, о своей упертости и новых ненужных знакомых. Говорит, как Юнги до сих пор любит и готов сколько угодно ждать, когда тот правда захочет его. Он столько всего говорит, постоянно сбивается на шепот, выдыхает судорожно и шмыгает носом. Чимин наконец-то возвращается полностью. Чонгук не умеет успокаивать, но гладит хёна по голове, пока тот не отрубается окончательно. А потом принимает только одно верное решение — им нужен третий участник. Тэхён врывается к ним с утра пораньше и это хорошо, что родители уже не спали. Но у Чонгука от силы часа четыре сна, а перед глазами темные пятна и всё смазывается. Ким пытается душу из Пака вытрясти и он выговаривает ему, под конец трет покрасневшие глаза, но остается доволен — Чимин его понял. Всё постепенно возвращается. Чимин так же отбирает у младшего сок, постоянно рядом и наконец улыбается по-нормальному. Конечно, не так как раньше, но уже близко. Своего пика достигает начало августа, когда у них начинаются каникулы, а юбилей школы уже позади. Тэхён сидит в его комнате, у него на коленях и обоих всё устраивает — застоявшаяся жара не волнует. Да и какой толк, когда через несколько недель его отправят в Пусан к родственникам и он не будет иметь хоть какой-либо возможности коснуться его? Поэтому, пока есть время, он сжимает его у себя на коленях всё сильнее, целует каждый открытый участок тела и просто наслаждается. — Надо что-то с ними делать, — выдает Тэхён, не имея чего-то конкретного, но Чонгук всё понимает. Однако старший решается разъяснить. Они скидывают на два номера одинаковое сообщение и надеются, что всё получится в соответствии с их коварным планом. Да и выжидают томяще: Тэхён позволяет себя целовать и трогать и тут Чонгук не может насладиться. Он забывает о простом плане и не хочет открывать дверь, когда разносится дверной звонок. А звонок настойчивый: звенит по всей квартире и замолкает, стоит только открыть дверь. Они работают слажено: запихивают ничего не понимающего Юнги в комнату к Чонгуку, через несколько минут проделывают то же самое с Чимином. А после закрывают дверь на замок, отбивают друг другу «пять» и идут есть мороженное в кафе неподалеку.