Два к одному

Реальность разрывается напополам, вырывая нити нервов из тела с каждым новым и новым кошмаром, проносящимся в голове Савады. Да, он знал, что все так закончится, что этот мир будет преследовать его больным сознанием и чуть поехавшим рассудком. Но он сам выбрал этот путь и ему больше некуда сворачивать. В очередной, наверное, уже пятый раз заснуть не успевает – дверь практически бесшумно открывается, и в проеме обозначается чужой силуэт. - Так долго, - тихо шепчет Савада, протягивая руки к вошедшему. – Подойди ко мне. Хаято нервно передергивает всего, будто ток пустили, неуверенно шагает в сторону своего босса, по ходу движения ослабляя узел черного галстука. - Мы с Такеши договаривались насчет операции в особняке семьи Виконто, простите, Дечимо, - Гокудера склоняет голову, садясь на кровати Савады. Пальцы Тсуны тут же зарываются в белые волосы, растрепывая те на затылке. Ощущается этот знакомый запах пороха, ударяет в нос, хоть и еле уловим. А Тсуна чувствует, он его услышит даже в самой запыленной комнате, даже на большом расстоянии. - Ты никуда не пойдешь, - почти ласково, но все же властно, чтобы было ясно, что слова не опровержимы, произносит Тсунаеши. – Я тебя не пущу. И Ямамото передай, чтобы не совался туда. Плевать. Отдадим им часть земли… - Но там же оружейный склад, Дечимо! – Хаято чуть не подрывается, чтобы вскочить. – Вы о чем? Если Виконто получат нашу землю, тем более добровольно, то можно считать, что мы весь Альянс сдали им в плен! Вместо слов успокоения тихое касание к губам, почти невесомое, но действенное. От губ к щеке и виску, от виска к мочке уха. Остановившись, но, не отодвигаясь, Савада улыбается про себя, радуясь бездумно оцепенению Урагана. - Успокойся… Я сам все решу. Альянс не пострадает и его решение, относительно этой семьи будет приведено в действие… Заткнуть, заткнуть Гокудеру, не дать тому насесть и разжалобить, не дать ему умереть в том чертовом особняке. Мысли снова путаются, но мышцы побуждены что-то делать, будто получили сигнал, который разум еще не успел отменить. Действия находятся сами: рубашка, в которой Тсуна так и уснул, оказывается расстегнута в ту же минуту. « Что я делаю?» - в сердцах удивляется себе Десятый, но продолжает, понимая, что заслужил положительную реакцию от Хаято. Ну, как положительную - тот только рот раззявил, всматриваясь сквозь темноту, заполненную тусклым лунным светом, вылавливая сквозь нее то, что приковывает взгляд. Белый атлас медленно стягивается с рук, оставляя ткань красиво ниспадает с плеч Десятого, а тот просто ловит косые взгляды. Хаято бы, кажется, хвостом завилял, будь он у него и взвыл бы за одно на луну от подобного. Тонкие пальцы Савады, что так пошло, не смотря на всю невинность прикосновений, проходятся по животу Гокудеры, вызывают у того явный всплеск эмоций. И неужели он так легко сдастся? Резкий рывок, после которого Тсуна оказывается прижатым к кровати за запястья, сведенные над головой. Тонкие кисти тут же расслабленно обмякают, Савада даже не думает сопротивляться, зная, к чему все идет. - Вас искала Киоко, Дечимо, - с легкой хрипотцой в голосе произносит Хаято, медленно проводя свободной ладонью по груди Савады. – Я сказал, что вы не в настроении и ей лучше сегодня не попадаться вам на глаза. Вы не сердитесь? Тсуна ловит эту улыбку, которую Гокудера пытается скрыть после своего вопроса. Конечно, не сердится и хранитель это четко понимает, осознавая, что теперь Небо принадлежит только ему. А тот и не против, так же отвечает улыбкой, более наглой, дерзкой, такой не свойственной истинному Тсунаеши. «Истинный». Тупо долбит по вискам это чертово слово. Ведь и правда, Тсуна тут лишний элемент, как бракованный кусочек в пазле – в пазы встает, да вот только все равно видно, что искажен тонкий картон. - Дечимо? - обеспокоенный голос раздается точно над ухом. Савада лишь отмахивается и, вырывая руку из хватки Гокудеры, спускает ее тому на зад, сжимая ягодицу. Хаято шипит, но тут же переключается на нужный лад, понимая, что это был посыл к действию. Склонившись, Гокудера находит чужие губы, тут же сминая их и покусывая, будто спуская последние остатки здравого смысла и обозначая, что не собирается медлить ни с чем. С каждой секундой поцелуй становится все более грубым и агрессивным, а руки блондина уже вовсю раздевают на ощупь сначала себя, а потом и босса. Слишком ловкие движения бесят Саваду, интуиция намекает на то, что Гокудера уж слишком зависим от постельных утех. Чертовы итальянцы с их горячим темпераментом и бушующими гормонами в любом возврате. Ничего, Тсунаеши лично займется выяснением личной жизни Гокудеры и лично истребит любого, кто, по его мнению, сможет встать на его пути. От губ Хуято спускается к шее, все так же не сбавляя напора: кусает, всасывает кожу, обозначая на светлом красно-синие разводы. И пусть все видят, пусть видит и эта чертова Киоко, пусть хоть раз ее взгляд оттает и в нем отразится что-то помимо милой безразличности. Тсуна стонет, тихо, совсем не развратно, от такого нахальства, но не дергается, будто все идет как надо, будто давно смирился с участью. Пальцы Гокудеры скользят по телу, сминают бока, поглаживают ребра, а короткие ногти призывно царапают низ живота. Тот медлит, боится, что ли? Заходить за грань дозволенного нельзя, Хаято знает это, но вопреки внутренним запретам, все же ведет рукой ниже, пальцами проводя по возбужденному члену Савады, на что получает очередную порцию заходящихся стонов и красивый прогиб в пояснице со стороны Тсуны: грудь вздымается над поверхностью черного шелка, голова откидывается рефлекторно назад, глаза прикрываются. Тсунаеши ведет, плавят чужие прикосновения, которые раз за разом становятся все более настойчивыми и жадными. Тело горит так, будто постельное белье сейчас охватит пламя, которое и без того затмило два разума. И все меняется в одну секунду, будто этот пожар кто-то решил стремительно потушить: с тихим стуком и не менее тихим скрипом двери в проеме обозначается чужая фигура. Замечают ее только тогда, когда обычно тихий женский голос срывается в крик – Киоко стоит, ошарашенная увиденным, сглатывая внезапно появившиеся слезы и более ничего не может сказать. Смотрит сумасшедшим взглядом то на развратно открытого Тсуну, то на его забывчивого любовника, не додумавшегося закрыть за собой дверь. - Киоко-чан… - начинает было сбившимся от страсти голосом Савада, но договорить пресловутое « это не то, что ты думаешь», не успевает. Сасагава срывается с места, громко хлопнув дверью и вторя, как заведенная «Простите!» В комнате на пару минут повисает тишина. Первым не выдерживает ее Хаято. Понимая, что стоило бы извиниться, он продолжает поддерживать этот везапный обет молчания. Ураган поднимается и, подхватив с пола собственные брюки натягивает их. Остальные вещи сгребает в комок и, уже было собирается отойти от кровати, как понимает, что что-то тянет его назад – пальцы Савады крепко держат сзади за ремень. Гокудера поворачивает голову и от неожиданности и некого испуга, роняет вещи снова на пол - Тсуна заискивающе улыбается, смотря на него снизу вверх. - Хаято, - нараспев мурлычет Десятый. – Мы же не закончили, куда тебе спешить?