-
День рождения Оливии выпадает на пятницу. Шестое марта. Луи запомнил эту дату вдоль и поперек, зная, что если и есть способ настроить Оливию против себя — так это забыть о её дне рождения. Сам он никогда не забывал, но видел как она ссорилась со своими друзьями, когда забывали те. Это день, который она воспринимает очень серьёзно — даже серьёзнее, чем рождество. Вместо того чтобы просыпаться в шесть утра на Рождество, он делает это на её день рождения. Вот почему Луи поражается, проснувшись и увидев, что часы показывают десять утра. На секунду он уверен, что это ему приснилось, но затем солнечный свет ударяет ему прямо в глаза, и он убеждается в обратном. Когда он проверяет комнату Оливии, та оказывается пуста, что имеет смысл, ведь сейчас утро пятницы, и его дочь должна находиться в школе, но в то же время в груди Луи становится тяжело. Он забывает об этом чувстве, когда видит Гарри на кухне, перемещающегося по всему её периметру с убранными в пучок волосами. Таким Луи его ещё не видел, и он понимает, что ему даже нравится, даже если его поражает то, что Гарри меняет шарфы для головы каждый день. Гарри очевидно занят, вокруг него находятся пять разных мисок и с десяток книг, разложенных на столе. До Луи быстро доходит, что эти книги — кулинарные, и Гарри, вероятно, готовит все эти блюда к вечеринке Оливии, которая пройдет во второй половине дня. — Тебе помочь? — вырывается у Луи прежде, чем он думает, и на этот раз Гарри даже не вздрагивает, что парень считает успехом. Вместо этого Гарри поворачивается к нему лицом с безумным взглядом в глазах. — Ты може-… Господи, слава богу ты здесь. Ладно, не мог бы ты сбегать до ближайшего магазина и купить какую-нибудь пластиковую посуду? Ложки, вилки, всё такое? А еще салфетки, бумажные тарелки и миски! Луи лишь моргает, смотря на него растерянно, потому что это, наверное, первый раз, когда он слышал, чтобы Гарри говорил так много слов сразу. И это ещё не конец. — Чёрт. Ещё мне нужны яйца и мука, может не хватить. Можешь ещё и их взять, пожалуйста? А ещё немного растительного масла, корицы и паприки. И морковь, много-много моркови. Я так давно не готовил для такого большого количества людей, что забыл сколько всего мне нужно. Луи, пожалуйста, спаси меня- Луи прерывает его, поднимая обе руки, чтобы тот остановился. — Да, хорошо, помогу. Конечно. Гарри вздыхает с облегчением, поднимая руку, чтобы вытереть пот со лба, оставляя след от муки, о чём Луи решает ему не говорить. — Ты лучший, спасибо. Ой, и ещё стаканчики! Чёрт, как я мог забыть о стаканчиках? Просто возьми всё, что нужно, ну знаешь, полный комплект. Не забудь ничего, пожалуйста. И возвращайся поскорее, — умоляет он, а затем добавляет. — Только убедись, чтобы на всех салфетках был изображен Джастин Бибер. — Что? Салфетки с Джастином Бибером? Зачем? — спрашивает Луи пораженно. — Не задавай лишних вопросов, просто иди и купи, пожалуйста, — отвечает Гарри измотанно. Луи смотрит на него с глупым видом. — Я не понимаю, зачем-… — Просто купи их, — шипит Гарри в ответ. Он напоминает Луи разгневанного котёнка. Может, Гарри и есть котёнок. Луи не уверен. — Оденься и просто, пожалуйста, иди и купи всё, о чём я попросил. — Что не так с моей пижамой? — Луи, ты серьёзно? — Да, я серьёзно. Кому какая разница, если я пойду прямо так? Гарри поворачивается к нему с мрачным видом. — Я поверить не могу, что ты тратишь моё время на подобные споры. Я пытаюсь испечь два торта, печенье и сделать домашнее мороженое для праздника твоей дочери. У меня правда нет времени выслушивать от тебя о том, что ты не можешь, блять, переодеться в один из миллионов своих костюмов. У Луи раскрывается рот, он смотрит на Гарри, лицо которого состоит в большинстве из смеси злости и обиды. Он и не думал, что Гарри на такое способен. — У меня не миллион костюмов, — говорит Луи, защищаясь. Он смотрит, как Гарри делает глубокий вдох и нацепляет на себя широкую улыбку. — Хорошо. Конечно же это не так. А теперь сходи и купи всё, о чём я попросил, можешь идти в пижаме, как тебе пожелается. Благодарю. — Затем он поворачивается обратно, смешивая что-то в одной из мисок, стоящих перед ним. Обычно Луи начал бы спорить, но у него создается впечатление, что Гарри действительно может откусить ему голову, если он это сделает, так что он решает согласиться. Он демонстративно надевает джинсы и футболку, просто чтобы показать Гарри, что у него нет и вполовину так много костюмов, как представляет себе Гарри. К тому времени как Луи возвращается на кухню, он забывает всё, о чём просил его Гарри. Ему немного страшно снова прерывать его, но затем Луи вспоминает, что он взрослый мужчина, который определенно может обратиться к обычному студенту университета, если уж ему удается управлять целой компанией. — Ну, кажется, я только что забыл всё, что ты просил меня купить, — объявляет Луи, прислонившись к косяку двери. Яйцо, которое Гарри собирался разбить в миску, растекается у него в руке, покрывая желтком ладонь, и он поворачивается к Луи с почти устрашающе спокойным выражением лица. — Я напишу тебе список, — медленно говорит Гарри, будто сдерживаясь от срыва. Луи в не сомневается в этом. — Дай только руки помою. Луи лишь кивает и ждёт пять минут, пока Гарри пишет список, который оказывается намного длиннее, чем помнит Луи. Спустя полчаса он уже в продуктовом, ищет кардамон, понятия не имея, что это вообще такое. Несмотря на то, что Гарри, можно сказать, поставил Луи на место, он почему-то осознает, что парень нравится ему теперь ещё больше. Он находит гнев Гарри почти забавным, но вместе тем восхищается его решимостью. Совершенно очевидно, что Гарри заботится о дочери Луи больше, чем он думал. К тому же когда Луи сказал Оливии, что ему нравятся те, с кем он может поддержать разговор, стёб был включен в это понятие, и у него возникает чувство, что они с Гарри достигли этого уровня в их отношениях. Луи выбрасывает эту мысль из головы почти незамедлительно. Нет. Оливия и Найл — глупые, раз думают, что Луи хочет быть с Гарри. Гарри всего лишь то человек, который присматривает за его дочерью. Просто он к тому же оказался невероятно привлекательным и интригующим, но это вообще ничего не значит. Луи требуется много времени, чтобы найти всё, о чём просил Гарри, но он чувствует большую гордость за себя, когда приходит на кухню и ставит все пакеты с продуктами на пол. Сначала Гарри его не замечает, занятый тем, что опрыскивает что-то на противень, но когда он оборачивается к Луи, его брови поднимаются. — У тебя остался список? — спрашивает Гарри, убирая распылитель и подходя к пакетам. Луи хмурит брови, но кивает, вынимая бумажник из заднего кармана, прежде чем достать листик и передать его Гарри. — Зачем он тебе? — спрашивает Луи. — Просто проверить, что ты ничего не забыл, — сообщает Гарри, косясь на список, прежде чем садится на корточки и начинает просматривать пакеты. — Что? Да тебе необязательно проверять, — уверяет Луи, протягивая руку к списку, но Гарри одергивает свою так, чтобы Луи не смог достать. Луи фыркает и скрещивает руки на груди. Он не пытается остановить Гарри, потому что уверен, что купил всё, что есть в списке, учитывая, что сам дважды проверил на всякий случай. Вспышка сомнения проходится по нему, когда Гарри встаёт с хмуро сведённым бровями. — Я не мог, — слабо настаивает Луи. — Я дважды проверил. Я не мог ничего забыть. Гарри лишь вздыхает. — Вилки, приятель. Ты забыл пластиковые вилки. — Вилки? — повторяет Луи, испытывая первый шок, но затем он растворяется в возмущенном недоверии. — Грёбанные вилки? Из всего, что я мог забыть, я забыл чёртовы вилки? Мне придётся возвращаться за вилками? — Ну-… — начинает Гарри, но Луи не дожидается, пока тот закончит, просто вырывает список из руки Гарри и поворачивается на носочках. Люди в здании бросают на него несколько недоуменных взглядов, когда он выходит из лифта, но он думает, что это из-за того, как злобно он бормочет «Грёбанные вилки» себе под нос.-
Когда Луи возвращается домой с двумя дополнительными коробками вилок, Оливия уже там. Он знает об этом, потому что её крошечные вансы лежат в коридоре. Луи заходит на кухню и обнаруживает там Гарри со взбитыми сливками по всему лицу. — Ничего не говори, — защищается Гарри, выпячивая нижнюю губу. — Твоя дочь — дьявол. Эту фразу Луи прежде слышал много раз, но от Гарри — впервые. Это обращение и рядом не стоит с тем гневом, с которым данную фразу говорили другие няни, и именно благодаря этому Луи понимает, что Гарри, возможно, останется у них надолго. Кроме того, Оливия вбегает на кухню с баллончиком взбитых сливок и выпрыскивает Гарри в лицо снова, хихикая, и вместо того чтобы кричать на неё, Гарри драматично ахает, что заставляет Оливию смеяться ещё сильнее. На лице Гарри сразу появляется улыбка, и Луи пытается подавить глубоко в себе желание поцеловать Гарри в то место на ямочке, которое измазано сливками. Вместо этого он тянется к плечу Оливии. — Привет, именинница, — говорит он игриво, когда она поворачивается. Оливия улыбается ему, крепко обхватывая руками за талию. — Привет, папа, я тебя люблю. Луи улыбается ей сверху вниз, слегка щелкая по носу. — Я тоже люблю тебя, Лив. Она мило морщит лицо, а затем смеётся. — У меня день рождения! — кричит она, закидывая руки вверх. Луи наклоняется взять её на ручки, а затем устанавливает так, что её ноги обернуты вокруг его талии. Он замечает, что Гарри смотрит на них с нежностью, а затем берёт салфетку с изображением Джастина Бибера и вытирает лицо. Серьёзно. — Я знаю, что у тебя день рождения. Я ведь это только что сказал, глупенькая, — говорит ей Луи, дразнясь. — Во сколько придут твои друзья? Оливия лишь поживает плечами, целуя его в щеку, прежде чем бьет его по груди. — Мне нужно одеться, папа! Опусти меня! — начинает кричать она, когда он не слушается сразу. Он медленно опускает её на землю, задерживая в руках дольше, чем требуется, но, когда она начинает театрально пыхтеть, решает все-таки дать ей пойти переодеться. Как только он опускает ее на землю, Оливия убегает, но затем возвращается, берёт Гарри за руку и говорит серьёзным голосом: — Карма — собака. Луи стоит в ступоре, пока она уходит, а затем поворачивается к Гарри. — Карма — собака? — повторяет он, поднимая брови. — Что? Я не собираюсь учить твою дочь ругаться*, — отвечает Гарри, посылая Луи многозначительный взгляд, будто тот должен был сам понять это. — А теперь ответь, ты так и собираешься слоняться по дому или займешься полезным делом и повесишь украшения? Луи вздыхает, но хватает полный мешок декораций с пола и направляется в гостиную. — Спасибо, милый! — неприятно дразнит его Гарри из кухни. Луи цокает в ответ, а затем вспоминает, что Гарри его не видит. — Всегда пожалуйста, шустрые ножки! — кричит он в ответ, и до него доносится смех Гарри.-
Первым человеком, который звонит в дверь, оказывается Зейн. Луи до сих пор пытается повесить какой-то странный плакат с Микки Маусом, так что открывать дверь идёт Гарри. Вся его выпечка уже почти готова, осталось только достать из духовки, и во время ожидания он просто сидел на диване и выкрикивал Луи всевозможные указания, пока тот ворчал, но делал как сказано. — Привет, добро пожаловать на вечеринку О-… твою ж мать, ты Зейн Малик. — Голос Гарри повышается к концу предложения, и Луи почти слышит, как у него отпадает челюсть. Не отрываясь от занятия, Луи кричит: — Ой, Зейн, только не выпендривайся. Тащи сюда свою задницу и помоги мне! — Думаю, теперь я тебе точно не буду помогать, — отвечает Зейн сухо. — И да, привет. Ты, должно быть, Гарри? Я много о тебе слышал. — Эм, я надеюсь, хорошего, — отвечает Гарри, будто пораженный звездной болезнью. Луи игнорирует вспышку белой ревности в низу живота. У него нет причин ревновать. Луи, наконец, удается повесить плакат так, чтобы он не свисал, и он спрыгивает со стула, который ему принес Гарри. Он оборачивается лицом к ним двоим в то время как Зейн говорит: — Только лучшее. У твоих волос своя репутация. Гарри заливается ярким румянцем от слов Зейна, и чувство в животе Луи затягивается еще сильнее. Почему Гарри никогда так не краснел от его слов? Они живут вместе, ради всего святого. Прежде чем Луи успевает вынудить Зейна научить его делать так в дверь снова звонят, и Гарри спешит открыть её. На сей раз на пороге оказывается Найл с ужасно упакованным подарком. — Привет, Хаз! Милая рубашка, — делает комплимент Найл, а затем Луи видит, как почти абсолютно меняется выражение его лица, когда он замечает Зейна. — Оу. Э. Привет, Зейн. Зейн тепло улыбается, выражение его лица смягчается. — Привет, Найл. Что ж, по крайней мере, Луи никогда не придется беспокоиться о том, что его лучший друг и няня начнут встречаться. Не то чтобы это стало бы проблемой. Просто… неважно. Луи наблюдает, как Гарри идёт закрывает дверь, но затем кто-то ещё звонит за секунду до того, как он до неё добирается. — Я не опоздал? — спрашивает Лиам, заходя в квартиру и закидывая руку на плечо Найла. — Как раз вовремя, — протягивает Луи, отряхивая руки и подходя к ним четырем. Он облокачивается локтем на Зейна, а затем говорит: — Полагаю, нужно спрятать подарки, пока Оливия вас не заметила. Лиам серьёзно кивает, Найл корчит рожицу, Зейн фыркает, а Гарри хихикает. В сумме всё это выглядит идеально по мнению Луи. — Не говорите, что я вас не предупреждал, — бормочет Луи, а затем его взгляд сосредотачивается на Гарри. — Если ты мне не поможешь, я сожгу каждый шарф, который найду в твоей комнате. Кажется, это достаточно веский стимул, потому что Гарри закатывает глаза, но кивает. Луи усмехается и поворачивается к остальным трём парням. — Не думайте, что вас это не касается. — Я не ношу шарфы, — самодовольно отмечает Найл, и Луи поднимает брови и сужает глаза. — Я знаю, где ты живешь, Хоран. Не испытывай меня, — угрожает он. Найл смотрит на него, а затем вздыхает: — Ладно. Луи перемещается взглядом к Зейну и Лиаму, которые вместе кивают, хотя выглядит это неохотно. — Отлично, — объявляет Луи. — Итак, Гарри, что еще нам нужно сделать? Пока Гарри объясняет, как развесить оставшиеся декорации, Зейн наклоняется вперед и шепчет «Ты такая истеричка, Луи» ему на ухо. Луи не утруждается ответом.-
Сейчас лучшее время в жизни Оливии. Она беспрестанно смеётся, и на её лице огромная улыбка, которая напоминает Луи о Стэне. Ему хотелось бы чтобы тот мог присутствовать здесь, чтобы увидеть празднование восьмого дня рождения Оливии, но, очевидно, это невозможно. Тем не менее он не останавливается на грустных мыслях, вместо этого переводя внимание на заразительный смех Оливии и её ярко сияющие глаза. Учитывая, насколько удачными бывают праздники по случаю дня рождения, этот идёт довольно неплохо. По крайней мере, учитывая опыт Луи. Никто из детей не пытается расковырять обои со стены, никто не заходит в комнаты, в которые не должны. Зачёт в книге достижений Луи. И конечно же, именно после этого всё идёт до смешного неправильно. Луи кладет на стол очередной поднос с печеньями, когда слышит визг из коридора, который не может принадлежать никому другому, кроме Гарри. Прежде чем он успевает пойти проверить, в порядке ли парень, слышится хлопок двери. Гарри выходит из коридора, и всё его лицо полыхает ярко-красным до самых кончиков ушей. — Ты в порядке? — спрашивает Луи, слегка волнуясь, и Гарри кивает, но ничего не говорит. Луи хмурится. — Ты уверен? Что только что случилось? — Ничего, — отвечает Гарри высоким голосом, и Луи не нужно быть психологом, чтобы понять, что тот лжёт. Луи закатывает глаза и протягивает Гарри варежки-прихватки, при помощи которых нёс поднос. Луи проходит в коридор, и Гарри следует за ним, бормоча: — Нет, серьёзно. Ничего не случилось. Всё хорошо. Пошли вернёмся к вечеринке, Лу. Луи фыркает, успокаивающе гладя Гарри по груди (без каких-либо скрытых мотивов), прежде чем начинает открывать двери в коридоре. Первой оказывается дверь в его собственную комнату, и он обнаруживает её абсолютно пустой, прежде чем быстро перемещается к комнате Оливии, и та — тоже пустая. Следующая дверь оказывается чем-то подперта, и как только он её открывает, ему немного стыдно за это, но он издал вскрик удивления. — Что вы, черт возьми, тут делаете? — кричит Луи и прямо перед ним Найл и Зейн отрываются друг от друга с покрасневшими лицами и тёмными глазами. — Ничего, — отвечает Найл. В то же время Зейн бормочет: — Закрой дверь, идиот. Луи делает потрясенное, и прежде чем успевает сказать что-то в ответ, в комнату вбегает Лиам. — Что случилось? Снова крыса? Между ними пятью наступает тишина, а затем Гарри говорит голосом, который близок к крику: — Что-о?! Здесь есть крыса? Луи видит боковым зрением, как какие-то дети останавливаются рядом с коридором и смотрят на них, и он думает, что ему нужно что-то с этим сделать, но затем Гарри хватает его на рукав рубашки и шипит: — Нам нужно переезжать, Луи. Как можно скорее. Просто соберем все наши вещи и уедем. — Что? — говорит Луи, а затем качает головой. — Мы не можем переехать, это всего лишь грёбанная крыса. Глаза Гарри сужаются. — Ты грёбанная крыса. — Мне, конечно, очень приятно слушать ваш разговор, но не могли бы вы отложить его на попозже? Я сейчас немного занят, — говорит Найл из чулана немного отчаянно. Луи не обращает на него никакого внимания, потому что Гарри ударяет себя по лбу с широко раскрытыми в неверии глазами. — Вечеринка в стиле Микки Мауса, и появляется настоящая мышь. Мы прокляты, Луи, — стонет он, качая головой. — Успокойся, — настаивает Лиам. — Всё нормально. Господи. Пойду порежу торт. До того как Лиам успевает сдвинуться хотя бы на дюйм, в конце коридора появляется Оливия с ордой своих друзей позади. — Даже не вздумай трогать мой торт, дядя Лиам, — огрызается она, прижимая игрушку Микки Мауса к груди. — Только посмей, и я натравлю на тебя крысу. Луи задумывается, откуда она может знать, что значит слово «натравить», ведь у них нет домашних животных, но затем Гарри сжимает его за руку ещё крепче. — Оливия умеет разговаривать с мышами? Луи выпускает смешок. — Да, Гарри, она заклинатель мышей. О чём ты вообще думаешь? Гарри хмурится, глядя на него и открывая рот, но Зейн его опережает, фыркая: — Ага, а я умею разговаривать с оленями, как Белоснежка. — Заткнись, — огрызается Гарри, не отводя взгляда от Луи, но затем хмурится ещё больше. — Эй, я думал, что я Белоснежка? — Ага, конечно же ты Белоснежка, — соглашается Луи, в основном, потому, что теперь все дети наблюдают за тех, как они пятеро кричат, как идиоты, посреди коридора. — А теперь не могли бы мы вернуться к празднику? Боковым зрением Луи видит, как Найл согласно кивает, и протягивает руку, чтобы вытащить его, но затем передумывает. — Ладно, пока, — говорит он Зейну и Найлу, закрывая дверь прежде, чем кто-нибудь возразит. — Слава богу, — говорит Найл из чулана, и Луи замечает, что даже Гарри закатывает глаза. Они отступают на два шага от двери, когда очередной пронзительный визг заполняет пространство, а затем дверь распахивается, и Найл выбегает из чулана. — Я нашёл чёртову мышь, — сообщает он с широко раскрытыми глазами, заполненными тревогой. Спустя несколько секунд Зейн тоже выскакивает из комнаты, выглядя немного обезумевшим. — Иисус, там реально сидит мышь. Я сматываю отсюда. — Он делает движение по направлению к двери, но Луи преграждает ему. Как будто бы он собирается позволить его лучшему другу покинуть праздник его дочери так рано. Именно тогда до него доносится шумный вздох Оливии, и когда он оборачивается к ней, она держит в руках небольшую мышь. Гарри, кажется, тоже это заметил, потому что он ахает в ужасе. — Не трогай её, она отравлена! — кричит он, и Оливия лишь хмурит брови, но не выпускает животное из рук. — О господи, этого не может быть, — бормочет Луи, в основном, для себя. Становится только хуже, потому что Гарри оборачивается к нему с глазами, будто его что-то озарило. — Пожалуйста, ничего не говори, — умоляет он, но это бесполезно, потому что Гарри всё равно скажет. — Что насчёт её детей? — спрашивает Гарри, прикусывая нижнюю губу. Луи на самом деле не должен был пялиться на его рот. Он вздыхает, отводя взгляд, а затем проводит рукой по лицу. — Что ты, черт возьми, подразумеваешь? — Мыши ведь размножаются? — выпаливает Гарри, вскидывая руки к голове. — Ну, да. Вообще-то все животные размножаются, Гарри, — цокает Луи. Он ощущает тяжесть десятков взглядов, направленных ему в спину, но игнорирует их. — Нам нужно переезжать, Луи! Что если один из её детей съест меня, пока я буду спать? — беспокоится Гарри, выглядя абсолютно подавленно, как будто мыши действительно стали бы есть его, пока он спит. Луи живёт не с одним, а с двумя детьми. — Всех мышей в мире не хватит, — бормочет он, зажимая пальцами переносицу. Гарри звучит абсолютно шокированно, говоря: — Прости, что? До того как Луи успевает ответить, Лиам прерывает их: — Мы можем перестать говорить о мыши? Я не знаю, забыли ли вы, но у нас тут праздник! — Ой, заткнись, Лиам, — жалуется Луи, хотя знает, что парень прав. Он поворачивается к Оливии, которая всё ещё держит в руке крысу. — Оливия, не могла бы ты её бросить? Оливия хмурится, но выбрасывает мышь, и та отскакивает от пола, а затем приземляется у ног Луи. Он смотрит на неё пустым взглядом мгновение, а затем поворачивается к Гарри с пристальным взглядом. — Она резиновая. Это резиновая мышь, — утверждает он в тотальном неверии. Гарри моргает, глядя вниз, а затем выражение его лица сменяется на виноватое. Луи стонет от отчаяния ещё до того, как Гарри медленно говорит: — Оу. Я купил ей её на прошлой неделе. — Ты гребанный идиот, — бормочет Луи, закрывая лицо руками, и Гарри издает обиженный звук. — В чём здесь моя вина? — обиженно жалуется Гарри. Луи серьёзно никогда даже подумать обо всём таком не мог. Он делает глубокий вдох, глядя на Гарри сквозь пальцы. — Ты купил ей чёртову резиновую крысу. На этот раз их прерывает Найл. — Эй! Давайте-ка все петь песенки, смотреть фильмы и веселиться! — громко предлагает он, вставая между них. — Подожди, я думал, мы закончим? — говорит Зейн, немного сбитый с толку. Луи вот-вот готов огрызнуться и на него, но Лиам его опережает, крича: — Держи это у себя в штанах, Малик! — и Луи давится воздухом. Гарри хлопает его по спине, скорее безуспешно, и становится только хуже, потому что один из мальчиков, который, должно быть, является другом Оливии, делает шаг вперед к ним. — Держи в штанах что? — спрашивает он невинно. Луи стонет, опуская голову на плечо ближайшего стоящего к нему человека, которым оказывается Гарри, потому что Найл наклоняется, чтобы ответить на вопрос мальчика. — Ну, видишь ли… когда два человека очень сильно любят друг друга-… — начинает Найл, и Луи ударяет его прежде, чем успевает закончить предложение. — Даже не смей, — угрожает Луи мрачным голосом. И позади него Зейн говорит: — Подожди, ты любишь меня? Луи застывает, так же как и Найл, а затем ирландец бормочет: — Блять. Оливия снова вздыхает, и Луи видит, как его дочь поворачивается лицом к своим друзьям. — Простите, ребята, кажется, праздник окончен, — сообщает она понуро. Затем Найл выходит вперед и энергично качает головой. — Нет, Оливия, мы можем продолжить, — настаивает он. Луи кладёт руку ему на плечо и с грустью качает головой. — Нет, приятель, думаю, на этом мы закончим. На секунду Луи задумывается, что Гарри будет спорить, учитывая, сколько труда он во всё это вложил, но когда шатен поворачивается, парень просто смотрит пустым взглядом на игрушку-мышь на полу. И честно говоря, Луи не винит его, потому что он сам клянется, что прямо здесь и сейчас готов сжечь эту тупую вещь.-
Однажды ночью Луи приходит домой и просто заваливается на диван. Он безучастно смотрит что-то по телевизору, когда заходит Гарри, присаживаясь рядом с ним. Они сидят в тишине, Гарри строчит что-то у себя в блокноте, а Луи смотрит… Анатомию страсти? Ну, по крайней мере, ему так кажется. Это, как ни странно, расслабляет, пока Гарри не охает, стукнув Луи по груди. — Что? — выдыхает Луи, моргая с удивлением. Гарри указывает на другой конец комнаты. — Я думаю, это мышь, — шепчет он, как будто бы мышь услышит его или что-то вроде того. Луи не знает, почему он испытывает нежность от этого. Ему бы хотелось, но он правда не знает. Ещё меньше он уверен, когда прищуривается, глядя на то место, куда указывает Гарри, и видит что там на самом деле. — Это просто кусок бумаги, умник, — стонет Луи, опускаясь на спинку дивана. Гарри краснеет и извиняется, возвращаясь к своей работе. Луи не прощает его, несмотря на то, каким виноватым он выглядит, пока тот не оставляет неожиданный поцелуй на щеке Луи и отправляется себе в комнату.-
В очередное утро, когда Луи уходит на работу, он видит, как Гарри сидит на полу, а на столе лежат с десяток мышеловок. Луи лишь вздыхает и нежно взлохмачивает волосы Гарри (и Гарри хмурится), а затем берет дипломат и уходит. У него уже почти возникает чувство, что это ежедневная рутина.-
Луи узнает, что Гарри записал Оливию на балет. Он не знает, что должен чувствовать по этому поводу в основном потому, что помнит, что Ханна была танцовщицей. Он помнит, что Стэн влюбился в неё благодаря этому делу. Он помнил, как Стэн тащил его на десятки концертов, заставляя сидеть на задних рядах с ним и смотреть, как Ханна проделывает бесчисленные пируэты. Отчасти это заставляет Луи чувствовать себя ужасно, потому что он не хочет иметь напоминания о его лучшем друге и девушке, в которую он был влюблен. Он не хочет иметь напоминаний о том, что они умерли, оставив двухлетнюю Оливию одну. Он не хочет иметь напоминаний о том, что не только он потерял лучшего друга, но и Оливия потеряла своих родителей. В то же время он видит, что Оливии нравится. Ей нравится балет, и это имеет смысл, конечно… это у неё в крови. Он бы был больше удивлен, если бы ей не нравилось. Хотя что его удивляет, так это то, что инициатором идеи выступил Гарри. Луи каждую субботу приходит домой рано и застает Гарри и Оливию в комнате с пианино, вместе практикующими повороты и прыжки. Кажется, в конечном итоге Шустрые ножки — это очень даже подходящее прозвище. В итоге он начинает расспрашивать Гарри, спрашивал, занимался ли Гарри балетом, на что тот покачал головой, говоря Луи, что его сестра Джемма занималась, а он немного помогал ей практиковаться, когда был младше. Луи не говорит этого Гарри, но у себя в голове он благодарит его за то, что тот записал Оливию на уроки балета и дал ей возможность иметь у себя частичку мамы. Луи знает, что сам бы никогда на это не пошел. Чувство грусти потопило бы его слишком глубоко чтобы даже задуматься об этом.-
Дальше Гарри начинает учить Оливию играть на пианино. Он слышит, как иногда играет Гарри, когда приходит с работы пораньше. В другое время он застаёт Оливию играющей тоже, её брови всегда нахмурены от сосредоточения. Луи думает, что однажды попросит её сыграть для него, но пока что притворяется, что не знает об этом занятии. Гарри делает так много для его дочери, и Луи это замечает, но не знает, что может сделать. Он не знает, как ему отблагодарить парня чем-то, кроме денег, но спустя несколько первых недель он понимает, что Гарри тратит большинство этих денег на Оливию в любом случае. Именно поэтому однажды утром он просто закрепляет одну из своих кредиток на холодильнике и оставляет записку, говорящую, что Гарри должен использовать её для покупок в магазине и любых других связанных с Оливией расходов. Он лишь хочет сделать жизнь Гарри настолько простой, насколько он может, потому что судя по тому, как Оливия относится к нему, она не будет довольна, если он когда-нибудь решит уволиться. Ни одна няня никогда не влияла так на Оливию, и Луи всегда задавался вопросом почему. Он не понимал, почему Оливия никогда не искала образ матери, почему она никогда не принимала своих нянь, а единственный раз, когда она это сделала, этой няней оказался Гарри, который далек от образа матери. Но именно он является тем человеком, который, кажется, очень сильно заботится о дочери Луи, и Луи полагает, что это всё, что имеет значение. И то, что он милый, совсем не мешает.