Горела осень

Винчестер срывается со своего места, как бульдог с поводка, и бросается на колени, рядом с девушкой. Быстро и неосторожно берет ее руки и замирает: все его существование замерло, как только он понял, что последняя стадия астмы никуда не делась. Вирус исчез из больницы, верно, но Чума щелкнул пальцами, подарив ей болезнь. И она не исчезла. Твою мать, она не исчезла. — Последняя стадия астмы? — Сэм, скорее всего, констатировал факт. Его голос казался обеспокоенным, в отличие от голоса Дина (если он вообще заговорит). — Нужен Кас. — Он не в состоянии. Девушка против своей воли закрывает глаза и начинает отключаться. — Нет-нет, ты не умрешь сегодня. Понятно? — Дину приходится привстать, чтобы оказаться с девушкой на одном уровне и взять ее лицо в свои руки. Они у него горячие, и Коулман бы ощутила, если бы… если бы. Она бы вздрогнула, в животе бы залетали проклятые бабочки, но она не чувствует. — Эй, Кристен? И Дину самому становится страшно от последней мысли в своей голове. Весело знать заранее, что ты проиграл. Знать, что ты идешь в тупик, на смерть, и не останавливаться. Последний вагон мотает из стороны в сторону. До следующей станции ровно минута. — Нужен Захария. — Захария? — Только он может помочь. — Дин… — Кому-то из нас придется сказать «да» взамен. Знаю, — его слова вылетают слишком быстро. Сам Винчестер не может разобраться в своей голове. Он злой. Чертовски злой, но если Кристен умрет, он… — Я скажу «да». Сэм, стоявший рядом, замер на месте и оглянулся; подумал, что ослышался, и искал свидетелей, которые бы подтвердили, что его брат рехнулся. У Сэма даже губы задрожали в непонятной улыбке. — Ты серьезно? — Конечно, нет, — слова Дина быстрые и четкие. — Я скажу ему, что скажу да, если он поможет Крис, а потом может валить на свой облачный хрен, — если бы он был в состоянии, понял бы, что план слабый. Наивный. Не в его стиле. — Думаешь, он поверит? А какая старшему Винчестеру разница? Если надо — пристрелит. Если надо — понарошку скажет да, ведь Кристен его часть. Буквально. Они связаны прочными невидимыми небесными силами… Черт, Дину блевануть захотелось. Сосуды же связаны. Они должны быть. Или на Кристен повесили ответственность методом тыка? Нет, они знали, что делают. Знали, что нужно взять девчонку верующую. Убить отца и свести с ума маму, чтобы ей было за что бороться. План идеально продуман, но не вести же себя как веселый белый пудель в цирке? Дин взял Кристен на руки, и та повисла. Веки двигались, и губы шевелились, пытаясь как-то стереть с самих себя кровь, но в остальном — снова на волоске от смерти. Лучше умереть от астмы, чем отдаваться ангелам, стрельнула Винчестеру тупейшая мысль, и он закрыл глаза. Ей вообще незачем умирать. Господи, просто девчонка, которую засосало в водоворот событий. На шею Винчестерам. Ну, зашибись. Дин сейчас не думал, как он задолбался ее спасать. Он никогда так не думал, хотя должен. У него есть принципы, есть цель, которую он написал себе на лбу и о которой напоминает себе каждое утро, когда смотрит в зеркало — не дать ангелам выиграть. Смерть Кристен — их выигрыш. Если она скажет да — их выигрыш. Он скажет да — а он да не скажет. — Ты не можешь позвать его, он может, — Сэм выходит из пустого метро за Дином, который ничего не слышал, кроме своих назойливых и, как ему казалось, правильных мыслей, — он может убить нас. — Не убьет, мы втроем — сосуды, — метро с характерным звуком скольжения унеслось вперед и всполошило Сэму волосы. Дину тоже. Но оба стояли столбами, пока старший не уложил девушку на скамейку. — Начальство понизит. — Ты с ума сошел? — быстро, хрипло и с закрытыми глазами вылетело у Кристен, которая дернулась и попыталась подняться. — Не смей звать Захарию, ты не… — Лежать, — как можно мягче и аккуратнее, Дин опустил ее приподнявшееся плечи. — Ты сказала, что доверяешь мне. Ей неудобно кашлять лежа, но она кашляет и глотает кровь, потому что не может выплюнуть ее наружу. С каждым разом все сильнее и сильнее; Сэм пожирает ее взглядом и зарывает одну руку в волосах. Дина кашель будто бил. Причинял физическую боль ему самому. Так работают сосуды? Умрет один — умрет другой? Бред, просто Дин не мог смотреть на умирающую Коулман. Надоело. — Захария, сукин ты сын, — прошептал он себе под нос с полузакрытыми глазами и дернул губой. Сжал кулаки и успокоился. — Я знаю, ты слышишь. Помоги ей. Это твой любимый запасной сосуд, так спаси ее. Я, — он дергается вновь и поднимает недоверчивый взгляд к уже неподвижной девушке, — взамен, я скажу да. Никаких шуток. *** Спустя четыре дня Но все же, Дин Винчестер пошутил. В конце концов, он единственный сохранял чувство юмора в самые непростые и не смешные времена. Многих это бесит. Но для Дина юмор — единственный способ защиты от дебильных внешних факторов. Кроме пива с виски, конечно. В последнее время он даже не пил пиво. Слишком бесполезно и не эффективно. Он зарывался в ноутбуке Сэма и названивал Бобби, устремляя внимательный взгляд куда-то далеко в окно (в окне его ничего не интересовало). Из мотеля в мотель, от звонка к звонку, от заправки до заправки — они искали следующего всадника. По каким они часам работают? Что у них за график? Понятно, что Смерть повсюду и всегда, но способа посидеть с ней, поговорить по душам, а затем вежливо подрезать у нее кольцо — Винчестеры еще не нашли. Война? А разве, и война не вокруг нас? Во всяком случае, напрямую со всадниками они выйти не могли. Поэтому приходилось отбиваться от ангелов, как от противных мух, и параллельно, как обычно, спасать Кристен. Ежедневно. Дин так и не понял, почему Захария помог девушке и щелчком пальцев удалил последнюю стадию астмы. Он не просил соглашения от Винчестера. Нет! Разве это не чертовски подозрительно? Захария просто усмехнулся, поднял подбородок и тихо сказал «хорошо». Такого развития событий он не ждал. Черт, да Боже мой, он терпеть не мог недосказанности и мозговые пудры. Подвох же был. Только он — как бомба со счетчиком. До взрыва остались секунды… У Кристен галлюцинации. Что именно — Дин мог только догадываться и переглядываться с Сэмом, потому что девушка ничего конкретного не говорила. Не врала, что все в порядке, ведь у них втроем настоящий круг доверия, и все же ее странности надоедали и выматывали даже Коулман. — Ты не думал, почему у нее галлюцинации? — внезапно задал вопрос Сэм, пока расплачивался на кассе за пиво, будто говорил сам с собой. Вопрос такой тихий и незначительный, что для кассирши — это банальный звук. Дин проверял сообщения от Бобби и ничего не обнаружил. Странное молчание. Дину показалось, что в его адрес прозвучал вопрос, так как брат несколько раз на него покосился. Ах, да. Галлюцинации. Мозг напомнил. — Нет, Сэм, я весь день пью пиво и смотрю аниме. — Точнее и не скажешь, — незаметно вздохнул Сэм и взял пакет в руки. — Если посмотреть издалека, такое чувство, что только этим… — Послушай, — старший не выдержал и остановил Сэма на выходе, слегка приподняв руку. — Я делаю, что могу. Как и ты. Я-я, сижу днями напролет у компа и ищу хоть что-нибудь, что поможет нам не подохнуть. И поможет Кристен. Но, клянусь тебе, я, — он облизывает губы и подбирает вежливые слова, — не знаю, понятия не имею, почему у нее крыша едет. Вид Дина, до смерти серьезный и бескомпромиссный, убедил младшего, хоть он и недоверчиво приподнял подбородок и посмотрел на брата сверху вниз. Он вздохнул и несколько раз моргнул: — Наверно, по наследству, — тихо фыркнул Винчестер и зашагал дальше. — Но ведь ее мать не сумасшедшая с рождения, — Сэм догонял и разводил руки, будто его спина сможет ответить. — Ей внушили сумасшествие, чтобы проще было ломать дочь. — Браво, Стэндфордский золотой мальчик, — Дин окончательно потерял интерес к заевшей теме, как к черной старой пластинке, и принялся рыться в пакете. То он смертельно серьезен, то плюется сарказмом на все стороны. Сэм привык, поэтому не отреагировал. Облизнул губы. — Что если они и Кристен внушают? Взгляд Дина застыл в открытом пакете на закрытой банке пива. Медленно опустив руки, он посмотрел вдаль и сглотнул. Хотелось пошутить еще раз и послать Сэма к черту с его сверхъестественными, но все же гениальными теориями. Дин хотел покоя. Любого. Даже если это означало целыми днями лежать лицом в диван. Сил не находилось на новые приключения. Винчестер не любил взрывы. Хорошие или плохие — не важно, не любил. Взрывы нарушают нормальный ток событий; прерывают бесконечную длинную линию, и куда бы взрыв ни привел — дорога меняется. И это его пугает. То что взрыв что-то изменит. Невероятно. Дин боится. Боится изменений, к которым они так отчаянно стремятся. Кто знает, куда повернет их бесконечно длинная дорога? Куда-то повернет. Но Дин не видит куда. *** Колокола звенели двадцать одну минуту, словно церковь находилась в соседней комнате. Бах, бах, бах, выбивало все адекватные мысли. Бах, последние нервы. Нервов давно нет. Разорвались. Настолько громко, что Кристен начинает ненавидеть тишину. Ей тихо, когда слух разрывал звон колоколов. Единственная прелесть в том, что Коулман знает, в каком она состоянии. Она не сходила с ума двадцать четыре часа в сутки. Иногда ей удавалось обсудить с Дином новый медицинский сериал на BBC (тогда казалось, что никакой апокалипсис им двоим не грозит). Иногда ей удавалось готовить. Иногда она даже спала и не просыпалась посреди ночи. Иногда. Когда ей не мерещатся ангелы с ножами. В ванну набиралась вода, и она сидела рядом на корточках и держала руки в воде. Хотела держать, впрочем, потому что поверхности воды касались только кончики пальцев. Она мылась утром, но ее не покидало чувство, что в нее ежедневно вливали грязь в вены. Сейчас шли секунды, когда Кристен не слышала посторонних звуков. Когда реальность действительно была объективной и честной по отношению к ней. Пальцы стали красными. Но она устала. И не понимала, как дальше. Не понимала, как еще не надоела Винчестерам. Как она саму себя не выбесила? На стене кровью выводились буквы. Кристен понимала, что ее крыша поехала, как и у мамы. Но почему? Ведь она не была сумасшедшей. Никто из них не был. Значит, небеса. Гениальный план небес. В голове всплывает картинка мужчины в костюме, который смотрел издалека, когда город накрыл черный дым. Она ведь просто шла. А они уже планировали. Красные слова струйками текут вниз. Ее взгляд дергается и поднимается вверх. Ты его убила. — Нет, — тихо слетает с губ, и девушка пытается отодвинуться от ванны и падает. Тогда она ползет, отползает и понимает, что руки в крови. Сердце выбивает грудь. Сколько бы и как часто Крис ни дышала, кислорода мало. Да так же нельзя. Типичный фильм ужасов. Из ванны льется кровь. Откуда кровь? Была чистая вода. Кристен издает непонятные звуки: вроде как, ноет, пытается заплакать, несется прочь из ванны, врезается в дверь, лихорадочно ищет ручку и нажимает на нее не с первого раз. Кто за ней гонится? Никто. Она сама себе враг. — Нет, — она повторяет громче, а затем начинает кричать. — Нет! Лучше бы Дина за спиной не было, потому что Кристен бы так не испугалась. Хотела сделать шаг назад, развернуться и броситься на улицу, но Дин вовремя оказался в номере. — Тихо, тихо, Кристен… — Нет, пожалуйста, ты… — Хватит. — Почему там кровь? Там не было крови, ничего не было, я набирала обычную воду. Винчестер отвлекся на секунду и присмотрелся к открытой двери. Он наклонился, чтобы понять, о какой крови она говорила, но в ванне текла вода. — Я не убивала его, — похоже на смех. Нет, Кристен пыталась не плакать и пыталась вздохнуть, а Дин пытался осознать, какого черта. Взгляд уходит с ее лица и ищет возможный труп на полу. — Кого не убивала? — Нет! — неправильный вопрос вызывает неправильную реакцию. Она кричит и хочет убежать. На ее кистях останутся следы — Винчестеру плевать. Если придется дать пощечину, чтобы девушка пришла в себя, значит даст. У Кристен подкашиваются коленки, и она бы упала, если бы Дин аккуратно, вместе с ней, не опустился на пол. Как же ее держать? Как привести в чувство? Дин же знал, что сумасшедшая не она и не мир вокруг. Захария играет в игры, но на кой черт. — Крис, эй, — так как ее голова крутилась, мужчина положил руки на ее щеки. Ее глаза не фокусировались на нем. — Эй! — пришлось повысить голос, но девушка будто видела повсюду призраков и следила за каждым, но только не за Дином. — Я здесь, я реален, хорошо? Что бы ты ни видела, этого нет. Кристен! Я слышу, Дин, я слышу, но не могу… Ты не понимаешь… Неудачный рывок — последняя капля. Винчестер рефлексивно наклоняется вперед и целует. Вот идиот. Нет, никаких французских поцелуев. Не тот случай. Может быть, однажды, в другой раз, в другой вселенной, но нет. Будь это другая девушка и другая атмосфера (дешевый бар с приватными комнатами), он бы разозлился на себя за такой простой поцелуй. За не особо длинный и настойчивый. За слишком мягкий. Он сам не понял. Она тоже не поняла. Дин хотел привести в чувства. Хотел вмазать пощечину, но пожалел и… губы в губы, вместо пощечины. Поцелуй жжет больнее удара. Приведет ли это Крис в нормальное состояние? А кого бы не привело? Девушка застыла. Не могла же она рваться дальше. Ей нужно было время подумать и удивиться внутри себя. Да это же Дин. И Дин чувствовал себя каким-то педофилом, и не важно, что Кристен совершеннолетняя. Им целоваться — как нарушать закон, который они сам придумали и подтвердили. «Их губы идеальны», сказал бы кто-то, кто смотрит. Но никто не смотрит. Даже они не смотрят. Дин иногда мог открывать глаза в поцелуе с девушками, чтобы посмотреть на реакцию и улыбнуться, но сейчас он не посмеет их открыть. Боже, да он... боится. Тишина сводит с ума.