Горела осень

Галлюцинации — это страннейшая вещь. Ужасная. Жуткая. Слишком реальная, чтобы быть реальностью. Слишком… слишком. Слишком мутная, затуманенная, исчезающая картинка, в которую ты невольно начинаешь верить. А затем перестаешь. Но картинка возвращается снова, и ты понимаешь, что не можешь выбраться. Ожидаешь, что чашка вдруг растает в воздухе; боишься, что летающий нож по-настоящему воткнется тебе в живот. Но чашка продолжает стоять на подоконнике. А нож пропадает, стоит моргнуть глазом. Кристен вслушивается в тишину. Ее буквально трясет от холода, но батареи в мотеле греют вполне прилично. Тишина ласкает слух. Жужжащая, гудящая тишина, да плевать. Ей нравится тишина. Губы дрогнули в незаметной улыбке. Громкий щелчок двери и противный скрип Коулман словно слышит заранее. Слышит заранее и резко поворачивает голову к источнику еще не дошедшего до ушей звука. Это Дин. Волосы торчали в разные стороны, как какой-то кустарник. На щеке остался след подушки, как знак хорошего сна, а майка будто скомканная валялась в шкафу целый год. Он только встал из кровати и решил, вероятно, облегчиться или принять душ, но девушка, сидящая на крышке унитаза, спутала мысли. Мужчина ничего не сказал. По крайней мере — ртом. Нахмуренный лоб, сдвинутые брови и изогнутые губы сказали больше, чем надо. — Доброе утро, — выдавливает Крис, лихорадочно поглаживая свои руки. Ее мягкий и доверяющий взгляд не растопляет лед непонимания в глазах Винчестера. — Сейчас три часа ночи, — голос все еще хриплый после пробуждения. — Ну, кто-то считает это утром. — Я — нет, — потеряв интерес к Коулман, он проходит к раковине, которая находится у той же стены, что и унитаз. — Если ты хотела сходить в туалет, нужно сначала открыть крышку. Через пару секунд Кристен пробирает на смех; настоящий, искренний смех, на который Дин не обращает внимания. Он чистит зубы. — Я просто сижу здесь. Глаза Кристен прикрываются, и она опускает голову, не переставая ни на секунду тереть руки. Брови Винчестера снова строятся домиком, но он молчит до последнего: до того момента, когда выплюнул пасту. — Могла посидеть на кухне. — Там слишком громко. — Громко? — Кричат. — Чего? — Ничего, это, — мысли, столько мыслей! Девушка не может собраться. Не может собрать себя по кусочкам, разбросанным черт знает где.  — Все в порядке. Мне нужна была тишина. — У тебя галлюцинации, — уверенно сделал вывод Винчестер и крепко сжал край раковины, тем самым, используя ее как опору. — Опять. Молчание. Крис самой физически больно молчать с Дином (только с ним), будто у нее зарождалась клаустрофобия и невидимые стены сжимали ее мозг. Отвратительное чувство. Как и все, что она чувствует в последние два дня. — Если бы мы знали, как… — Не надо, — тихая и жалкая усмешка слетает с ее губ, и девушка автоматически поднимает слабую руку в знак протеста. Винчестер только на руку и уставился, ощущая ее холод просто взглядом. — Я знаю, что у нас теперь общая цель, мы команда и все такое, но, — она забывается и медленно закрывает глаза. Дин стоял рядом; просто стоял, хотя хотел что-то сделать. Укрыть одеялом, положить в постель, как сломанную куклу, погладить по волосам и стрелять в воздух, если понадобится. Если вдруг Крис бы увидела что-то, что не видит Винчестер. Плевать. Дин бы стрелял… Черт, нет. Он сглатывает, стряхивая с себя ваниль. — Но у меня съехала крыша, и ты не можешь вернуть ее обратно. — Ты не сумасшедшая, Кристен, — громче говорит Винестер, прожигая прямым взглядом профиль девушки. — Ладно? Мы выясним, что происходит. — Ладно, все равно, — шмыгнув носом, она с трудом поднялась, подержав секунду руки на коленках. Теперь мужчине необязательно напрягать шею и опускать голову вниз, чтобы разговаривать с Коулман. — Мы, вроде как, собирались ехать за Чумой? *** Всему есть своя причина. Серьезно. Даже погода вдруг испортилась, и этому есть объяснение. Есть причина, по которой Винчестеры не заперли Кристен в подвале. А так бы было проще, верно? Пусть отсидится. Разрисовать всю стену ангельскими и демонскими знаками и все, мы на коне! Но Кристен не хотела сидеть и сходить с ума в четырех стенах. Она допустила ошибку. Ее наивность ее чуть не погубила, и… ей нужно было поступить правильно. Искупить вину перед Винчестерами. Да Боже мой: Коулман всю жизнь гналась за ангелами и небесами, в надежде, что поступает правильно и прокладывает путь в светлое будущее. Но еще раз. Кристен ошиблась. Насколько бы это ни было печально, Дин ее здесь не жалеет. Хотелось только злобно ухмыльнуться и крикнуть: «Я же говорил!». И Винчестер все равно решил оставить язвительные шуточки на потом. Когда они спляшут танго на могилах Люцифера и Захарии — тогда и можно пустить в ход юмор. Сейчас не до юмора. Сейчас, Винчестер имел в виду в больнице, в которой орудовал Чума. Он здесь. Охотники проверили двести раз. Осталось отрезать палец и забрать кольцо, ведь без него они — говно на палочке. Старший Винчестер позволяет себе улыбнуться. Все трое тихо шли по коридору. Паркета не было, а если бы был — он бы скрипел, верно? Но сейчас под ними белый скользкий пол, при наступании на который в комбинации с подошвами слух пронзал противный звук. Больше всего напрягался Сэм и дергал носом каждый раз, крепче сжимая дробовик. Крис шла за их спинами и не профессионально держала нож. Вероятно, Дин подумал о ее галлюцинациях. А может и нет. Может, он просто подумал о девушке, как о девушке. Как о человеке. А может Дин не думал о ней вовсе. В нос пробился резкий запах, и все трое поморщились. Они не поняли, что это, но поняли, что в коридорах больницы бродил вирус. Чума уже в курсе гостей. И если Винчестеры с девчонкой вообще доберутся до всадника — случится чудо. Потому что вирус пробирался внутрь: в легкие, в органы, в каждую клетку и безжалостно уничтожал. Еще шаг, и Дин врезается в стенку; довольно брезгливо, словно она покрыта слизью. Сэм падает. Кристен упорно зажимает рот рукой и идет вперед, игнорируя жжение в желудке, и у нее почти получается. Из горла вырывается кашель. Обычно, девушка так кашляла, когда неподалеку горела сигарета. Нет, никаких сигарет. Лишь невидимый вирус, из-за которого молодые люди ломаются от боли на глазах. — Так-так-так, — растянул чей-то неизвестный голос. Винчестеры знали, кто вышел из палаты, но не были в состоянии поднять головы: оба валялись на полу. Минус двое. Крис съезжает по стене на землю. Минус трое. — Язвенная болезнь не такая уж и приятная, правда, детишки? — хрипло рассмеялся мужчина лет пятидесяти, продолжая вытирать руки носовым платком. — Да еще смешанная с пневмонией последней стадии, ух… — кое-как разглядев лицо козла, старший Винчестер тужится и поворачивается к Кристен. Да, его брат тоже не в порядке, но он был рядом; Коулман же сидела спиной к стене в четырех метрах от эпицентра. Дин прищурил взгляд, заметив, что девушка рылась в кармане джинсовой куртки. И дышала слишком… слишком часто. Плохо, отметил Винчестер, не сводя взгляда. Она достала свой личный ингалятор и начала лихорадочно крутить его пальцами, в поисках кнопки. Не могла открыть глаза. Ей сложно. Болезнь сжирала изнутри. Как и Дина. — О, кто-то уже болен. Очаровательно, — Чума махнул рукой, будто отогнал муху; на самом деле вырвал из рук Крис белую штуковину и отправил в конец коридора. — Только мы здесь не за выздоровлением. — Ты сукин сын, — не выдерживает Дин, не обращая внимания на стекающую с нижней губы кровь. — У нее астма. — Да, я знаю, — в спешке наклоняется Чума к Винчестеру и ловит затуманенный взгляд. — Начальной стадии, правда. Это скучно, не находишь? Начальные стадии такие слабые и… бесполезные. Как насчет последней, а, Кристен? Щелчок пальцев заставил девушку вздрогнуть и распахнуть глаза шире. Зрачки расширились. Боже, чертова астма будет преследовать ее всю жизнь. Сначала Захария забирает легкие, теперь всадник награждает последней стадией… в последнее время неимоверно везет. Стоит мужчине в пиджаке сделать шаг, Дин ерзает и протягивает руку, в надежде схватить всадника за ногу. Что угодно. Никогда бы не подумал, но Винчестер бы убил за Крис. Они… вместе. И девушка могла уйти двести раз, но она приняла решение искупить вину и остаться с охотниками. Остаться. Рукой Дин лишь хватает воздух и снова выкашливает кровь. — Ну, лучше? — он так же наклонился к Коулман и продолжил издеваться. — Ингалятор больше не поможет, — смех. Сэм с злой улыбкой закатывает глаза. — Черт, интересно. Что мне будет за убийство обоих сосудов Михаила? Как же их двоих умудрились поместить в одну кучу и приписать одну судьбу? У них же ничего общего. Кристен Коулман студент в музыкальном институте, которая в день экзамена притащила туда рыжего котенка. А Дин Винчестер… Дин, это — Дин. Охотник. Плюющий на правила, на небеса, на Ад. Выгрызающий сам себе правильную дорогу. Верил ли он в Бога? Когда-то. Сейчас, Дин верит в себя и в своего брата. И все же, вот они. Валяются полумертвые сосуды Михаила. — А что будет за убийство всадника? — дрожащим шепотом спрашивает Коулман. — Ты меня не убьешь. — Скорее всего, — на выдохе. Но глаза Чумы были слишком долго сосредоточены на побледневшем лице девушки, чтобы заметить нож в левой руке. Левая рука! Крис правша, как и большинство населения, но обстоятельства вынуждают идти на крайние меры. Отрубить палец левой. И у нее выходит. Главное — найти мотив. С мотивом можно набраться сил на что-то угодно. Чума отскакивает на метр, прикрывая рану другой рукой: какую, блин, рану. У него пальца нет, но вместо ярости или хотя бы боли, его лицо искажает сбивающую с толка радость. Зато воздух в больнице прочистился и Винчестеры наконец-то смогли двинуться с места. — Уже слишком поздно. *** — Что означало «слишком поздно»? Взгляд Дина упирался в длинную грязную стену и серебряную надпись «Union station». Он даже не видел букв, просто смотрел. И на вопрос не собирался отвечать, потому что с него хватит дерьмовых загадок на сегодня. Нет, навсегда. Боже, Винчестер закрывает глаза и выдыхает, словно он — сдувшийся воздушный шарик. — Не знаю. Пойдемте. Метро подъехало. Да, ведь Винчестеры не приехали в больницу на Импале, они же не такие идиоты. Чума бы напустил вирус еще за километр. Поднявшись на ноги, они тухло направились в последний вагон. И пустой. Да вся станция пустая. Радио где-то тихо играло. В час ночи никто не хотел пользоваться общественным транспортом или город просто спал. Нормальные люди ведь спят. Но разве эти трое нормальные… — Остались Война и Смерть, — говорит старший будто сам себе и запрокидывает голову назад, на спину сидения. Сэм сидел напротив и потирал затылок. — Интересно, как обхитрить Смерть, — усмехается младший и стреляет равнодушным взглядом в закрывшееся двери. — Мы всегда ее обхитряли. — Точно. Единственное, что было не так, — это кашель. Кристен кашляла и пыталась подавить это чувство. Она сидела на той же стороне, что и Сэм, так что Дин мог видеть ее попытки спрятаться. Мог, но он смотрел в другую сторону. — Как вообще искать Смерть? — Потом, Сэм, ладно? Я вырубаюсь. — Конечно, ага, потом… Спор продолжался, пока девушка продолжала кашлять в руку. Голова кружилась, и перед глазами сверкали черные пятна, словно она вот-вот потеряет сознание. И если бы она не посмотрела на руку, Коулман бы, вероятно, умерла. Да, так легко. Оп, труп. В задницу запасной сосуд. Ей, видимо, суждено было умереть. — Крис, — своим низким голосом позвал Дин. Его зеленые глаза были просто обычными глазами, которые просто смотрели. Изучали. — Все нормально? — Нет, — в руке кровь. На губах тоже. Всему есть причина, и для Дина это причина паниковать. По крайней мере никакой лжи. Винчестер срывается со своего места, как бульдог с поводка, и бросается на колени, рядом с девушкой. Быстро и не осторожно берет ее руки и замирает: все его существование замерло, как только он понял, что последняя стадия астмы никуда не делась. Вирус исчез из больницы, верно, но Чума щелкнул пальцами, подарив ей болезнь. И она не исчезла. Твою мать, она не исчезла. — Последняя стадия астмы? — Сэм, скорее всего, констатировал факт. Его голос казался обеспокоенным, в отличие от голоса Дина (если он вообще заговорит). — Нужен Кас. — Он не в состоянии. Девушка против своей воли закрывает глаза и начинает отключаться. — Нет-нет, ты не умрешь сегодня. Понятно, — Дину приходится привстать, чтобы оказаться с девушкой на одном уровне и взять ее лицо в свои руки. Они у него горячие, и Коулман бы ощутила, если бы… если бы. Она бы вздрогнула, в животе бы залетали проклятые бабочки, но она не чувствует. — Эй, Кристен? И Дину самому становится страшно от последней мысли в своей голове. Весело знать заранее, что ты проиграл. Знать, что ты идешь в тупик, на смерть, и не останавливаться. Последний вагон мотает из стороны в сторону. До следующей станции ровно минута. — Нужен Захария. — Захария? — Только он может помочь. — Дин… — Кому-то из нас придется сказать «да» взамен. Знаю, — его слова вылетают слишком быстро. Сам Винчестер не может разобраться в своей голове. Он злой. Чертовски злой, но если Кристен умрет, он... — Я скажу «да».