Немая бомба - Хаято!

Эхо голосов постепенно оглушало меня. Будто бы все силы и вся воля к жизни ускользает от меня, оставляя... ни с чем. Я чувствую, как на виски давит тревога, как сбивается дыхание и как ничего не остаётся, кроме оглушающего крика. Но его не происходит.       «Миронова» Эхо голосов стихает. Передо мной стою я, но... другая я. Та, которая взрослая, настоящая, не из этого мира, где есть Хаято, где есть несправедливость, обман и предательство. Где мою не мою голову склоняют и топят в ледяном бассейне, где ноги ломают, где требуют подчинения. Наташа... Наташенька. Наташа, спаси, помоги, НАТАША! Мысли крутятся роем, я снова здесь, в этой тюрьме? Я помню звук мотора и ощущаю вращение колёс, как меня, зарёванную, тащат чёрт знает куда... я просто хочу свободы. Я снова оказываюсь в той комнате, где два сознания, где две личности сталкиваются... но не сталкиваются. Объединяются. Становятся чем-то большим. Розовые локоны свисают надо мной и живот уже не болит от взгляда глаза в глаза с... братом? В том мире, где нет Хаято, была... Бьянки... именно была. Старшая сестра той странной семейки, из которой Гокудера Хаято бежал в Японию, чтобы стать Правой Рукой Десятого босса Вонголы... Эти слова прямо ложатся на язык, но там же и остаются невысказанные. Мне не нужны проблемы. Верить здесь никому нельзя. Нужно бежать. Нужно скрыться, спастись, нужно, нужно, нужно... — Хаято... — шепчет тихий мужской голос с нежностью и я чувствую осторожный поцелуй в лоб. — Отдохни... мы тебе поможем. — Брехня, — я хриплю и не узнаю своего голоса... такой детский... такой... невинный?       «Миронова» Снова слышится громкий зов, но... не здесь. Где-то вдалеке. Я с трудом поднимаюсь с кровати и отбиваю руки брата, что пытается меня уложить обратно. — Тебе нельзя вставать, Хаято, твои ноги!.. Я вскрикиваю раньше, ощущая, как всё тело дрожит и ослеплено болью. — Сестричка, Хаято, солнышко... — воркует Бьянки, но в голосе слышны истерические нотки... будто бы вот-вот расплачется. Тело дрожит, а сидеть еле получается. — Всё... — НЕТ! — громко срывается Бьянки и укладывает насильно. — Ничего не в порядке, молчи! Я позову Шамал... — Заткнись! — кричу уже я, лишь бы эта идиотина услышала меня. — Заткнись и послушай! Но силы иссякают, я снова ощущаю то странное опустошение, снова то странное... единение. Будто бы я не живу сейчас, а будто бы... это воспоминания? И как же мне из них выбраться? Как... спастись?.. — Хаято, я здесь, сестричка... — я слышу всхлип брата и перевожу усталый взгляд на Бьянки. Зов всё ещё тревожит мою черепушку, указывая нужное направление, будто бы в голове что-то грызёт, что-то... что-то поселилось и желает, желает, желает. — Дай... компа́с... — еле выдавливаю я из себя и Бьянки опешивает. Перед глазами мельтешит, удивлённо расширяет глаза и губы дрожат, но не задаёт лишних вопросов. Почему-то. — З-зачем тебе? — стараясь не запинаться, Бьянки вручает в мои ослабевшие руки старый компа́с... он ощущается старым, но хорошим знакомым, с которым я когда-то общалась и играла в дурацкие игры... но нам было весело. Бьянки поспешно протягивает мне свои руки и мир будто бы замирает, успокаивается, когда я открываю компас, а стрелочка в неуверенности крутится. Бьянки помогает мне сесть и, наконец-то, зуд пропадает, когда я узнаю точное направление. Восток... со слабым уклоном на юг. Воспоминания стройным рядом встают в голове и начинают мельтешить перед глазами. Савада Тсунаёши, Кокуйо, Битва Колец, Мельфиоре... о боже. Япония. Святые угодники. Дверь в комнату отворяется и я спешно закрываю компас, а Бьянки помогает мне усидеть на месте. В комнату входит невероятно красивая женщина, с чёрными, как уголь, волосами, с ярко-красными губами и подкрашенными ресницами. От неё так и разило, что она здесь ради денег, власти и любви. Бьянки скривился, но тут же вернул себе непроницаемое лицо. — Ах, Бьянки! Как давно мы не виделись! — Лечи мою сестру! — протестующе завопил мужчина и я ощущаю странную силу, исходящую от него. Она бурлит, она кипит, будто бы он в гневе или ярости, но никак не спокоен. — Я же говорила, любовь моя, я не лечу женщин! Тем более... — она смотрит на меня пренебрежительно. — С ней я уже говорила об этом. — О том, что Вонгола переломает мне ноги? — хрипло и грубо отвечаю я, ощущая, что почти скалю зубы этой мадам Шамал. — Нет, я про другое... — Шамал затихает и подходит ближе, осторожно сдёргивая старое одеяло. Ей – да и мне тоже... – открывается не особо приятная картина: мои ноги были покрыты синяками и хреново перебинтованы. Даже я, не имеющая медицинского образования, вижу и понимаю это. — ...Что ты натворила? Меня передёргивает от этого тона Шамал. Она знает больше меня и уверена, что Вонгола святая, а я – злая, да ещё и дура. — Хватит давить на неё и вылечи уже наконец! — раздражённо вопит Бьянки, пытаясь меня защитить, видя моё нежелание рассказывать больше. Шамал хмурится и закуривает сигаретку. — Вот ещё. Я что, умереть хочу? Если Вонгола сделала это, значит, были причины. — Я пойду с тобой куда хочешь, но помоги ей! — Ты не понимаешь? Не в принципах дело! — прикрикивает Шамал на Бьянки и тот замолкает, бережно держа меня и не давая упасть обратно на затхлые подушки... и душно здесь. И жарко. И мне не нравится... это отель? Ужасный отель. Шамал цокает и продолжает. — Давай представим на минутку, что наша очаровательная девочка-конфетка перешла дорогу самой влиятельной семье во всём мире и теперь лежит здесь, думает о своём поведении, потому что Вонгола прощает на первый раз. — Захлопни свою пасть, Шамал, — тихо отвечаю я, ощущая опустошение. — Ты не знаешь, чего они хотели. Все твои догадки идут мимо. Я ощущаю, как внутри меня что-то разгорается. Какое-то желание... я не могу вспомнить, чего я так желала всё это время. Чтобы ветер раздувал мои волосы, чтобы расправил мои крылья, чтобы... Шамал выпускает какого-то очередного москита. — Ты слишком упрямишься, Хаято. Она говорит это и выдыхает дым перед собой.