Книга тайн

1563 г. от заселения Мунгарда, Веломовия, Белоземье Под утро показалось, что вилия с распущенными седыми волосами склонилась над самым его лицом и снова запела. В груди поднимался жар. Вилия тянула к Николасу руки, он – к ней. Они сплетались в одно. Внутренний резерв разрастался, кожа впитывала воздух. Тот превращался в чистую силу и растекался по жилам раскалённой лавой. Даже вздох грозил перерасти в бурю. Все ветра повиновались Николасу, словно не он был проводником их воли, а сам повелевал, глядя на мир с огромной высоты. Какая невообразимая мощь! Сдвинуть горы, повернуть вспять реки – маленькая вилия хотела подарить ему эту силу. Но выдержит ли её слабое человеческое тело? Не разорвёт ли его на ошмётки? Да и кто он такой, чтобы тягаться со стихией? Николас открыл глаза и обнаружил, что Герда крепко спала, положив голову ему на грудь. Он почти не ощущал её веса. Охотник провёл рукой по пушистым волосам. Кожу стало чуть заметно покалывать, словно он втягивал в себя силу ветра. Герда открыла глаза и хитро ухмыльнулась: – Я не сплю. Наваждение пропало. – Я знаю, – шутливо ответил он. Девочка села и, оглядевшись по сторонам, радостно заключила: – Туман совсем ушёл. Наверное, Ужиный король больше не сердится. Солнце загнало рассветные сумерки на дно оврагов. Над верхушками сосен раскинулось ясное небо. Пора было выдвигаться. Позавтракав остатками ужина и напившись воды из ручья, они затушили костёр. Николас седлал коня, пока Герда собирала вьюки. Приторочив их к седлу, Охотник усадил её на лошадь впереди себя и поехал шагом. Часа два они брели по едва заметной тропе, огибающей Ужиные топи по самому краю. Несколько раз они чуть не завязли в трясине, но Герда вовремя предупреждала о топких местах. Мошкара нещадно жалила открытые руки, хотя основной удар принимал на себя серый конь. Герда стряхивала с его шеи слепней, до которых могла дотянуться, отчего на руках оставались кровавые следы. Солнце было уже высоко, когда между деревьями показался широкий тракт. Почувствовав под ногами удобный грунт, конь побежал рысью. Николас набрал повод в одну руку, а другой придерживал Герду, чтобы она не упала. Сокольничий тракт оказался на удивление людным. На разбитых телегах по нему катили дровосеки. Чаще попадались грибники и охотники, которые осмеливались ходить лишь вдоль большой дороги. У опушки Николас почувствовал неладное. Кавалькада в голубых плащах ехала навстречу. Лучезарные! Столько трудов, чтобы проскочить мимо незамеченным, а всё равно попался. Интересно, почему они задержались в Волынцах так надолго? Николас спрятал Герду под плащом и надвинул капюшон на лицо. Амулет за пазухой раскалился. Лучезарные поравнялись с ними и натянули поводья. Осматривали тщательно, тянулись к мыслям голубоватыми нитями. Николас опустил взгляд к конской холке. По хребту катились холодные капли пота, голову будто тисками сжимало, на губах ощущался привкус крови. Сейчас увидят – и всё, конец. Но Лучезарные оборвали связь и поехали дальше вдоль опушки. Повезло, неопытные попались. Не знали, что надо не только даром прощупывать, но ещё глазами и ушами искать. Николас отпустил Герду и полез в карман за платком, чтобы вытереть кровь. – Тебе плохо? – встревожилась девочка. – Пустяки, пройдёт, – отмахнулся он. – Это всё Голубые Капюшоны. Они тоже демоны? Говорят, они дышат огнём и обращают в пепел прикосновением. – Нет, они такие же, как ты и я. У меня дома их очень много. – То есть мы могли бы стать такими же? Хватать людей, допрашивать, казнить... – Ты – вполне, а мне прямой путь на костёр, – Николас горько усмехнулся. – Нет! Если бы я стала одной из них, я бы не позволила причинить тебе вред, – она замялась, густо покраснев. – То есть вообще всем людям. – Надо быть очень смелой и сильной, чтобы идти против общественных устоев. – А ты? Ты бы пошёл против них, чтобы защитить меня? – спросила она и снова засмущалась. Такая кроха, а сердцевину ощутимо бьёт. – Я сам по себе, не умею ни подчинять себе, ни подчиняться сам, – Герда поникла. Видно, образ героя, который она для него выдумала, начал развеиваться. – Но я мог бы умыкнуть тебя потихоньку и спрятать. Она улыбнулась по-детски доверчиво и прильнула ближе. Стало немного неловко. *** Показались первые дома. Городок был крохотным: около сотни дворов на холмах по обе стороны от узкой, вытекавшей из леса речки. Разросшаяся деревня, скорее. Ни стен, ни даже ратуши не видно. На рыночной площади ютилось несколько захудалых лавчонок, харчевня и постоялый двор с выцветшей вывеской. Только большой Единоверческий храм из белого камня помпезным видом корил город за серость и убогость. Обычная для дремучего захолустья картина. Но всё же что-то в ней настораживало. По улице ковылял измождённый мужчина. – Отец! – вскрикнула Герда. Он испуганно замер и повернул голову. Сухощавый, со сбившимися пепельно-серыми волосами, под стылыми стальными глазами красовались тёмные круги, тонкие губы растрескались, выпирали острые скулы. Штаны из грубого сукна и льняная рубаха выглядели помятыми. Да и аура, хоть и обычная, прохудилась в нескольких местах. Видно, мыслечтецы допрашивали его долго и с пристрастием. Но отпустили. Неужто амулета Кишно не нашли или он, и вправду, неодарённый? Тогда странно… Николас остановил коня, слез и помог спуститься Герде. Как только её ноги оказались на земле, она подбежала к отцу. – Тебе плохо? – Почему ты не дождалась меня в лесу? – осадил её отец. – Мне стало страшно. И Морти… Он заблудился, я должна была показать ему дорогу, – Герда решительно вскинула подбородок. Лесник ошалело посмотрел на Николаса. Даже рот приоткрыл, словно удивился чему-то. – Не знаю, что бы делал без вашей дочери. Большое ей спасибо. Николас вынул из пояса деревянную метку и прокатил её между пальцами. Похоже, именно о нём говорил смотритель Голубиной станции. – Его друг тоже потерялся, – напомнила Герда. – Невысокий, худой, лет тридцать пять по виду, одежда дорожная, серая, волосы короткие каштановые, глаза светло-карие. Эглаборгом зовут, – постарался описать его Николас. – Ага, лекарь. Я его вчера по пояс в трясине нашёл, – припомнил лесник. – Он у меня дома. За вас очень переживал. Я думал, вы будете старше и… сильнее. Николас неуютно передёрнул плечами: – Эглаборг часто преувеличивает. – Гедымин Мрий, – представился он и пожал руку Охотника. – Идем, а то моя жена уже извелась. Лесник запнулся и едва не рухнул. Николас взял его под руку и глазами указал Герде на своего коня. Она схватила его поводья и повела к дому. Николас помогал шагать её отцу. Стойкий мужчина, ноги не держали, а он всё равно старался сохранить лицо. Мог бы, от помощи отказался бы. Аккуратный ухоженный деревянный домик стоял на отшибе у самого леса. Возле него был разбит небольшой огород без следов сорняков. Отгороженные плетнём, по двору бегали куры. – Я всё сделаю! – объявила Герда прежде, чем Николас успел попросить, и направила коня в сарай. Хорошо, что скакун смирный, хотя Эглаборг подтрунивал, что у Николаса все животные смирные. А попробовали бы они такими не быть! Гед отпер дверь. Пахнуло свежей выпечкой и щами. – Я уже думала Заградского просить, чтобы он над тобой смилостивился! – всплеснула руками, отворачиваясь от печи, невысокая женщина. Она тоже выглядела измождённой от недосыпа. Тёмно-русые волосы косицей были обмотаны вокруг головы. – Мастер Стигс! – Эглаборг стиснул его в медвежьих объятиях. – Я так испугался, когда вы пропали! Мастер Мрий такого про этот лес рассказал! Нам жутко повезло выбраться живыми. – Тише, задушишь! – закряхтел Николас. С порога донёсся приглушённый смешок. – Герда, живая! – бросилась к ней мать. – Да со мной ничего не случилось бы. Морти меня защищал, он самый-самый лучший! Герда вцепилась в Николаса с другой стороны. Вот-вот он упадёт, погребённый под всеобщим обожанием. – Ступать курей кормить. И лошадям сена поддай. Ты же обещала всё сделать! – укорил дочку Гед. Чмокнув мать в щёку, девочка убежала на улицу. Лесник, помогая себе руками, тяжело опустился на лавку. – Зофьюшка, накорми гостей. Нельзя забывать об учтивости, что бы ни происходило вокруг, – попросил он, откидываясь на стену. Вместо жены к нему подошёл Эглаборг с чашкой терпкого зелья. – Выпейте – полегчает. Гед принялся греть ладони о стенки чашки, принюхиваясь к дурманному запаху. Целитель по привычке провёл руками над его аурой. – Не стоит, – тихо, но веско остановил его лесник. – Не привлекайте лишнего внимания. Я выкарабкаюсь и так. Зофья расставила на столе миски с супом, и гости принялись завтракать, но не успели доесть, как с улицы донеслись шаги. В дверь постучали так, словно хотели выбить. Гед дёрнулся было открыть, но его опередил Николас. На пороге стоял грузный мужчина с заметной залысиной на макушке и гневно стрелял глазами внутрь комнаты. – Ты кто? Где хозяин? – Мастер Заградский, смилостивьтесь! Он после допроса едва до дома дошёл! – взмолилась Зофья, заламывая руки. Гед нахмурился так, что высокий лоб пошёл тонкими складками. – Едва, значит, виноват! – пригрозил Заградский пухлым пальцем. – Но Лучезарные его оправдали. – Он их обманул! – Обвинитель обратился к леснику: – Милана к тебе перед смертью ходила, с тобой ругалась. Весь город об этом знает. Вы никогда не ладили. – Для того, чтобы не ладить, нужно хоть изредка общаться, – покачал головой Гед. – Соболью шубку она хотела. Зофья подтвердит. Я сказал обождать до осени, сейчас не сезон. Но вы же знаете свою жену, ждать она не могла. А я не мог согласиться, потому что нам с вами первыми отвечать бы пришлось, что законы нарушаем. Вот и вышла ссора. – Шубка?! Да я ей из Стольного сколько угодно шубок мог выписать! Гед пожал плечами: – Откуда мне знать, что у вас за закрытыми дверьми происходило? – В лесу он был в то время, как Милка умерла. Вон, лекаря из трясины спасал, – Зофья указала на Эглаборга. Тот вытаращил глаза, но кивнул. – С чего я должен вам верить? Что это за люди? А вдруг наёмники? – Заградский надвинулся на Николаса грозовой тучей. – Кто таков, отвечай! Я, между прочим, губернатор Белоземья и королевскую власть представляю. – Мортимер Стигс, рыцарь из кундского ордена. Еду в Элам бить иноверцев, – он протянул губернатору свои бумаги. – А лекарь мой личный. Заградский пробежался по грамотам глазами, разве что на зуб не попробовал. Хорошо, что они настоящие, кроме имени, конечно. – В Белоземье законы гостеприимства священны, – ответил Гед на немой вопрос во взгляде губернатора. – А что стряслось-то? – недоумевал Николас. – Жену мою, Миланушку, убили. Странник в балахоне во двор её позвал. Темно уже было. Вышла она, долго не возвращалась. Слуги её нашли и тревогу забили: мол, от страха умерла. На земле лежит, рот раскрыт, сердце не бьётся, волосы поседели, хотя раньше чёрные как смоль были. Ого! Похоже, демон напал. Надо бы разузнать, а то вдруг нашествие. Если есть шанс остановить, проходить мимо нельзя, пускай даже воевать с демонами под носом у Лучезарных очень опасно. – А что странник? – Так его уже и след простыл, – пожал плечами Заградский. – Вот ищем. – Если хотите, могу помочь. У меня есть опыт в таких делах, – предложил Николас. – Да и дорога до Элама дальняя, никаких сбережений не хватит. – Что ж… – Заградский задумчиво пожевал губами, оглядывая всё помещение. – Раз Лучезарные заявили, что Миланушка своей смертью умерла и дознавателя из Стольного нам не полагается… Только за работу и проживание у нас надо пошлину платить. То на то и выйдет, думаю. Николас аж поперхнулся. Платить за услуги не любили нигде, но чтобы в наглую заявить, что не дадут ни медьки? – Значит, мы сегодня же поедем дальше, – объявил Николас. – Нет, пока убийцу не найдут, никого из города не выпустят. К тому же, вечером будут праздновать начало сбора урожая. В такое время даже добрым единоверческим рыцарям в дорогу пускаться нельзя. Ридамар староверческий они празднуют. Будут на высоком месте жечь костры, резать скот, есть черничные пироги, катать брёвна с горок, перетягивать канаты и танцевать до упаду. Добрые единоверцы, на свои праздники выдумки не хватило? – Вы нас ещё и обобрать хотите? – Николас недовольно сложил руки на груди. – Хоть тело покажите, свидетелей назовите. – В храме она, где ей ещё быть? Погребение только после праздника справлять можно. Суеверные тут все. Уж десять лет, как губернатор, а всё не привыкну, что они постоянно Голубым Капюшонам жалуются. Гед вас проводит. Если что, свояк, с тебя три шкуры спущу. На шубку соболью. Заградский удалился, вернулась Герда. Вместе они доели остывший завтрак. – Отдыхайте, мы сами найдём дорогу, – сказал Николас Геду. – Город-то крохотный. – Не переживайте, я в отдыхе нуждаюсь не больше вашего, – ответил лесник. Знакомо выпрямился и задышал ровно и глубоко, будто восстанавливал резерв. Явно обучен. Как бы на его ауру без амулета взглянуть? – Я с вами! – заявила Герда. – Нет, останься и помоги матери убрать со стола. Не капризничай, – осадил её отец и первым направился к двери. Девочка недовольно топнула ногой. *** Оштукатуренный белый храм пах могильным холодом. Стройные резные башни упирались в небо, круглое окно-роза во всю стену поблёскивало в солнечных лучах. Стекло, пусть даже мутное, в Волынцах было редкостью. Обычно окна закрывали бычьим пузырём или слюдой. Но для храмов всегда делали стеклянные окна. В городах побогаче выкладывали целые картины-витражи из цветных стёкол. Здесь же денег явно не хватало, поэтому обошлись прозрачным стеклом. На дубовых дверях вырезаны фигурки демонов, каких не всякий Сумеречник встречал. Хотя двери столичных храмов смотрелись ещё внушительней. Железные скобы с шипами оковывали створки, словно держали тварей в клетке. Эглаборг ёжился, пока Николас тянул за витые кольца, чтобы открыть. Клетку с демонами. Охотник усмехнулся и пропустил товарищей вперёд. На пороге их встретил худосочный жрец и проводил вглубь храма. Внутри царил стылый сумрак. Стрельчатые своды многократно усиливали любой звук. На стенах внизу висели картины, изображавшие страдания и битвы с демонами, а сверху – счастливую жизнь в благоуханных солнечных садах. В бронзовых кадильницах курился ладан. Обитый пурпурным бархатом гроб стоял у деревянного алтаря. На нём изображалась высокая безликая фигура со скрещёнными на груди руками. Её окружали крылатые юноши с пламенеющими мечами. Плащи, укрывавшие крылья, были выкрашены в голубой цвет. Единый-милостивый с божественными посланниками. Что за нелепость? Пока их бог учит людей смирению и доброте, его прислужники режут и жгут всех инакомыслящих. Великая милость! По просьбе Геда жрец снял крышку с гроба. Покойнице на вид было не больше двадцати пяти. Бледный прямой лоб, узкий нос, тонкие синеватые губы, гладкая кожа без единой морщинки, а волосы седые, как у столетней старухи. Вчера в видении лишившаяся голоса вилия тоже поседела в одночасье. Вилия, которую он спутал с Гердой. А может, никакой вилией она не была? Они же не так убивают, да и нападают только на мужчин. – Подержите, – попросил Эглаборг. Когда Николас приподнял усопшую за плечи, целитель снял с неё узорчатый саван. – Что вы творите?! – возмутился жрец. – Я лекарь. Нужно проверить, не отравили ли её. Приказ губернатора, – ответил Эглаборг. Жрец шумно выдохнул и направился к выходу, чтобы не смотреть на святотатство. Оно и к лучшему. Эглаборг изучил и ощупал покойницу без слежки из-за плеча. Закончив, они вернули Милану в прежний вид. Вернувшись, Жрец ревностно всё проверил и только после этого отпустил их, пригрозив Геду кулаком: – Я пожалуюсь губернатору! – Меньшая из моих бед, – пробубнил лесник себе под нос. Уже у пустынной окраины, где стоял домик Мриев, они заговорили. – Никаких следов на теле я не нашёл. Но аура странная, – поделился своими наблюдениями Эглаборг. – Я почувствовал, – кивнул Николас. – Призрачная, как будто не до конца угасла. – Да, словно женщину сонным зельем отравили. Дыхание замедляется, сердце бьётся совсем неслышно. – Так она жива? – вскинул брови Гед. – Её можно спасти? – Не знаю, я с подобным не сталкивался, – Эглаборг неуверенно повёл плечами. – Может, если убить демона. Но у меня нет даже предположений, что это за тварь. А у вас? – Многие травят своих жертв перед тем, как их съесть или устроить нашествие: Лунные Странники, пересмешницы, вилии, – перечислил Николас. – Нужно изучить место нападения и опросить свидетелей. Может, что-то прояснится. – Не стоит тратить на это время, – подал голос лесник и обратился к Охотнику: – Можно поговорить с вами с глазу на глаз? Эглаборг недовольно засопел, что ему не доверяют, и отвернулся. Они отошли за границу города под сень леса. Николас мог бы сбежать тем же путём, которым пришёл, ведь люди в Пущу ходить не отваживались. Тени укрыли прохладой, изрисовали лица. Цвыркали синицы на ветках, шумели кроны. Казалось, это место отделил от Дольнего мира непроницаемый полог. Никто не услышит поведанных здесь тайн. – Это Предвестники Мрака, самые древние слуги зла, – заговорил Гед, удостоверившись в безопасности. – Они исполняют сокровенные желания и в оплату пожирают души. Под капюшонами у них чёрная пасть бездны. Если их носитель оказывается слишком слабым, и его тело дряхлеет, они выбирают нового, самого сильного из своих жертв. После Войны за веру моя свояченица осталась сиротой на улице. Умирая от голода и холода, она призвала Предвестника и попросила у него благополучие. Конечно! Нельзя ни озвучивать свои желания, особенно подозрительным незнакомцам, ни соглашаться на сомнительные сделки и думать о последствиях. «Бесплатный сыр только в мышеловке», – вдалбливал в голову Гвидион. – А что загадали вы? – с вызовом спросил Николас. Гед на мгновение застыл: – Ничего. Я хоть и пропущенный, а путям Сумеречников научен не хуже вашего. Сила родового дара – ещё не всё, что бы ни утверждали ваши наставники. Пропущенный? Ребёнок Сумеречников, родившийся без дара? Почти как отец. – Но Милана ведь не за шубкой накануне гибели приходила? – Не за шубкой, – отозвался Гед, медленно подбирая слова. – Когда наступил час расплаты, она захотела отдать вместо себя мою дочь. Мыслечтецы – особое лакомство для Предвестников. Когда я был ребёнком, они пришли за моими родителями. Моя мать погибла. Лесник зажмурился. – А что случилось с вашим отцом? – помог ему Николас. Гед вскинул голову и глотнул ртом воздух, словно силился сказать, но слова застревали у него в горле. – После того, как Предвестник овладеет телом Миланы, он явится за Гердой, – после долгих усилий выпалил лесник. – Сразитесь с ним, он придёт в храм в полночь после праздника. Николас передёрнул плечами. Древнейшее зло, поди, опасней туатов и виверн будет. – Слишком мало о нём известно: повадки, слабости, особенности. Слишком велик риск. Это стоило бы слишком дорого… – Благородный Сумеречник отказывается защитить мою дочь из-за денег? – лесник повысил голос, будто хлестнул по ушам бичом. – У меня есть, чем заплатить. Я знаю, кто вы, лорд Комри. Николас поперхнулся и вытаращил глаза. Вот так попал! Откуда? – Вы всегда отличите Вечернего Всадника от простых людей по благородным чертам, повадкам королей, волосам чернее зимней ночи, притороченному к поясу клеймору и, главное, по отблескам самой страшной бури в бездонно синих глазах. Хотелось скрежетать зубами от досады. Одно дело – от недалёких единоверцев закрываться, а другое – отвадить того, кто видит тебя насквозь и знает твою тайну. Дед, его подвиги и грехи, преследовали Николаса повсюду. – Это просто поэтический бред. Никто вам не поверит! – Лучезарным хватит и того, что вы носите амулет Кишно, чтобы скрыть самый презренный из родовых даров – ветроплав. – Вы мне угрожаете?! – Я хочу защитить дочь, раз уж по-иному вы свой долг исполнять не собираетесь. – Хорошо, я сражусь с Предвестником. Но не из-за ваших угроз и не из-за сомнительного долга, а потому что мне жаль Герду. Дети не должны отвечать за грехи отцов. Шорох заставил скосить взгляд. Кого-то полог леса всё же пропустил. За стволом взметнулись льняные косы, скользнула между деревьями неуловимая тень. Заметил её только Николас. Гед отстранился. Выражение его лица смягчилось, взгляд стал далёким и задумчивым. – Поэтому вас и выбрали боги. Я молился, чтобы они послали нам защитника. Николас зло прищурился. Никакие боги никуда его не посылали и не выбирали, но раз уж взялся спасать, не в его привычках отступать, даже если платить за свою настырность придётся жизнью. – Вот, – Гед снял с шеи серебряный медальон, который Николас вначале принял за амулет Кишно. – В нём благословение моей матери, единственной, кто смог сопротивляться Предвестникам. Он защитит вас, как защищал меня. Гед вложил его в ладонь Николаса. Тот провёл пальцем по гравировке в виде горлицы с мечом в когтях. Герб Сумеречников. Раскрыл: внутри оказался портрет изящной женщины, чертами напоминавшей Герду, и локон светлых волос. Видимо, родители лесника действительно высокородные. Как же низко они пали! Вряд ли побрякушка хоть на что-то способна, разве что за счёт металла, перед которым уязвимы многие демоны. Можно будет продать скупщику подальше от единоверцев. Николас сунул медальон за пазуху и направился по тропинке к городу. Эглаборг сидел на лавке у дома лесника и перебирал свои записи. – Всё очень смутно. Мама описывала последствия демонической заразы, но совпадений недостаточно, чтобы выдвигать предположения. Я думаю… – Это Предвестник Мрака, – оборвал его Николас. – Никогда о таком не слышал, но проверю ещё раз, – целитель снова закопался в записи. Николас припоминал только слова заговора против Неистового гона: «Не смотри в глаза Мраку, иначе Мрак посмотрит на тебя». Видимо, это предостережение, что нельзя заглядывать в пасть бездны. Или он понимает слишком буквально. Нельзя бросать вызов Предвестникам? Но оставлять Герду в беде отчаянно не хотелось. Николас вернулся в маленькую комнату, которую выделил для них Гед. Впрочем, тут во всём доме было тесно. Охотник собрал запасы амулетов и снадобий на все случаи жизни: серебряный кинжал, мешочек с солью, кусок мела. Анк, ещё нужен анк. Куда же он мог запропаститься? Точно! В боковом кармане перемётной сумки. Николас извлёк его оттуда. Увесистый серебряный амулет в виде креста с кольцом наверху совсем почернел. Надо бы почистить. После Николас проверил заточку меча и выбрался на улицу, чтобы заполнить резерв до предела. За околицей уже топтался Заградский. – Я переживал, что вы с моим лесником решили дёру дать. Узнали что-нибудь? – Думаю, преступник ночью придёт в храм за телом вашей жены. Если позволите, я подкараулю его там один, – заявил Николас. Эглаборг на лавке вздрогнул и едва не растерял свои записи. – Ладно, – хмыкнул Заградский. – Суеверные горожане всё равно на мою жену хулу возвели, мол, ведьма она. Лучезарные между прочим её проверяли. Но этот трусливый жрец заявил, что один рядом с её телом находиться не намерен, представляете? – А почему вы не посидите рядом с ней сами? – сдвинул брови Николас. – Так мне это… – смутился Заградский и похлопал себя по необъятному пузу: – Возраст и здоровье не позволяют. Но ключ от храма я вам дам. – И не забудьте вручить деньги моему компаньону, даже если я живым не вернусь. А если обманете, я вас и с Тихого берега достану, – Николас посмотрел на него с таким гневом, что Заградский невольно отшатнулся. Покивал понимающе и убрался восвояси. Николас сел на лавку рядом с Эглаборгом. Немного медитации, и резерв заполнился до предела. Вот и подвернулся шанс проверить себя в настоящем бою. – Может, всё-таки не надо, а? – спросил целитель безнадёжно. – У вас же даже кольчуги нет. – Таким, как я, кольчуги только мешают, – качнул головой Николас. – В бою с демонами они бесполезны, да к тому же стесняют движения. – Всё равно не стоят деньги такого риска! За что вы так себя не любите? – компаньон снова завёл старую песню. Бесил просто донельзя! – К демонам деньги. Мой дед был великим полководцем. Говорят, он возродился во мне. Ты не представляешь, каково это, когда тебя постоянно сравнивают с легендарным героем. Я думал, что сменю имя, и меня будут судить только по моим поступкам. Ведь я и так стараюсь изо всех сил, но всё равно… Дед скачет впереди меня, а я лишь глотаю пыль из-под копыт его коня. – Может, вам самому пора перестать себя с ним сравнивать? – предельно серьёзно ответил Эглаборг. Николас отвернулся. Никогда эти вспышки эмоций до добра не доводили, только лишний раз слабость доказывали. Надо делать то, что должно, а остальное отбросить. *** К вечеру рыночную площадь расчистили от мусора и лишних прилавков. Установили небольшой помост для сельских музыкантов: скрипачей, дударей, гусляров и барабанщиков. Весёлые ноты лились из инструментов, наполняя серое и унылое местечко чудесной мелодией. Люди в ярких одеждах танцевали залихватские народные танцы, из которых Николас знал лишь ойру – её можно было увидеть и в соседних странах. Праздник превратил город в пышный торт со свечами и кремовыми розочками. Лишь белый храм с укоризной взирал на веселье. Николас медленно потягивал медовый напиток из деревянной кружки. За соседним прилавком торговали черничными пирогами – традиционным лакомством для Ридамара. Своей очереди дожидались несколько покупателей. Николас встал за ними. Под чадящим свечным фонарём на скамейке сидела Герда, носом уткнувшись в книжку, хотя при таком свете читать было невозможно. К ней подошёл одетый в траурно-белый костюм мальчик, сказал пару слов, но она, не отрывая глаз от книги, отмахнулась. Мальчик не уходил, тогда Герда шепнула что-то ему на ухо. Неудачливый ухажёр испуганно вытаращился и убрался восвояси. – Она снова это сделала! – засмеялся один из покупателей. – Гони монету, Михась. Я честно выиграл. Второй покупатель с досадой сплюнул и полез в кошелёк. – Да, Михась, зря ты на Заградского сына поставил. Она ведь немного того, эта Гедова дочка, – вмешалась в разговор розовощёкая булочница. – А помните, как она Вележ-озеро переплыла? Говорила, там мавки на дне живут. – Так она за твоим сыном полезла, Яська. Кабы не она, затянуло бы его под корягу и поминай, как звали, – упрекнул её выигравший спор покупатель. – Твоя правда, Брыль. Только больно уж страшные вещи она порой рассказывает. Дети после её баек по ночам спать боятся. Да и Гед от Голубых Капюшонов постоянно её в лесу прячет. Ведьма она, точно как Милка, – переходя на шёпот, ответила булочница. – Да полно вам. Блаженная она, книжки читает, по лесу слоняется, нет зла от неё никому, – замотал головой Михась. Городские сплетники испуганно покосились на Николаса. Не удостоив их вниманием, он подошёл к Герде. – Почему не танцуешь? – Никто не приглашает, – пожала плечами она. – А как же тот мальчик? Кажется, сын губернатора. – Кто, Вальдемар? – Герда высунула язык: – Фу, он же гадкий. – Что ты ему сказала? Он убежал, будто демона увидел. — Что я подружилась с рыцарем, у которого есть большой меч. И этот рыцарь его побьёт, если он будет продолжать мне докучать, – смеясь, ответила она. – Мне уже страшно. – Почему? – А если твой друг побьёт и меня? – Я вообще-то про тебя говорила, – смущённо пробормотала Герда. – Ты мне льстишь. Меч у меня не такой уж большой, – лукаво улыбаясь, заметил он. – Значит, мне можно пригласить тебя потанцевать? Герда повисла у него на шее. Николас приобнял её за талию. Им повезло – танец оказался медленным и несложным. Но из-за разницы в росте выходило немного неловко. – Я слышала твой разговор с отцом. – Разве ты не знаешь, что подслушивать плохо? – Но мне ничего не объясняют! – Герда потупилась. С Николасом родители и наставники вели себя так же, и это злило до белых демонов. Дети не глупые, они всё замечают, пускай взрослые надеются вырастить их в счастливом неведении. – Не ходи в храм, не сражайся с Предвестником. Я видела его. Он пах гнилью и тленом. От страха шевелились волоски на теле и спирало дыхание. Он бродил вокруг нашего дома, смотрел на меня в окно, как на вас с отцом Голубые Капюшоны смотрят. Только не видел, хотя знал, что я рядом. Даже руки протягивал, воздух щупал, но натыкался на невидимую преграду. А потом на Волынцы спустилось чёрное облако. Оно погубило всех в городе. Родители… родители тоже умерли. Я осталась совсем одна, звала на помощь, звала из последних сил, но никто не приходил. Тогда Предвестник схватил меня за плечи, откинул капюшон и присосался своей бездонной пастью. Пил голос, пил цвет моих волос, пока они не стали совсем седыми, пил саму душу… А потом я проснулась. – Какой жуткий кошмар! – погладил её по щеке Николас. Они отошли от толпы к одиноко чадившему фонарю. Перед глазами вставали вчерашние видения. Маленькая вилия действительно звала на помощь, звала именно его, и он не мог не откликнуться. Николас достал из-за пазухи сложенный втрое лист из альбома. – Такого Предвестника ты видела? Герда расправила рисунок, вглядываясь в чернильные линии. Фигура в плаще стягивала с головы капюшон, а вместо лица у неё была сплошная зубастая пасть. Герда кивнула. Но этот рисунок Николас сделал ещё до того, как покинул границы Лапии. – Похоже, у нас с тобой одни кошмары на двоих, – усмехнулся он. – Если я уйду, погибнет весь город. Я не смогу жить с таким камнем на совести. Герда сникла. Николас сделал несколько шагов прочь, но она нагнала его и обхватила сзади за талию. – Что будет, если ты погибнешь? – её голос звенел невыплаканными слезами. – Не бойся. Как-нибудь выкручусь. – Ты герой. Самый сильный и бесстрашный Сумеречник. Ты сможешь, я верю! Она в последний раз прижалась к нему, и стало легче, словно он тоже поверил в себя. Впервые.