Книга тайн

1556-1561 гг. от заселения Мунгарда, Озёрный край, Авалор Так началась изнурительная учёба в Доме-под-холмом. Николаса постоянно чем-то занимали, не оставляя ни мгновения покоя. Работать приучали наравне со взрослыми: убирать, таскать воду, собирать хворост. Свои порции он стал доедать и даже просил добавки, ведь потом ничего умыкнуть не удавалось. Вечером Николас падал без сил в постель и тут же засыпал, не слыша ни шорохов, ни даже разговоров взрослых за занавеской. Сновидений он не запоминал и просыпался, только когда его будили на рассвете. Мидрир часами вынуждал ученика носиться по лесу, отжиматься, приседать и подтягиваться, качать мышцы, поднимая тяжести, растягиваться до того, что казалось, сухожилия вот-вот треснут. На уроках фехтования оборотень заставлял повторять каждое движение, пока оно не получалось идеально. Непослушания Мидрир не терпел, мольбы о пощаде не слушал. Да и стыдно было, даже страшно, что Николас разочарует всех, и его отошлют домой. Впервые он чувствовал себя на своём месте, что действительно учится, становится сильнее и смышлёнее. Они часто играли в шахматы. Мидрир рассказывал, что во времена ордена этому искусству обучали будущих полководцев, а Утренний Всадник любил его в особенности. В усадьбе Комри хранилась старинная доска с фигурами из слоновой кости и чёрного дерева. Отец рассказывал детям, как в них играть, правда, времени на регулярные партии у него не хватало. Николас с Мидриром занялись этим вплотную, обсуждая ходы и отыскивая самые быстрые варианты победы. Попутно оборотень иллюстрировал происходящее примерами из настоящих битв и рассказывал, какая стратегия и боевые порядки оказывались выигрышными. – Шахматы – это даже не игра, а своеобразная философия. Чем глубже вникаешь в суть, тем сильнее это ощущаешь, – воодушевлённо вещал Мидрир, когда Николас уставал и начинал отвлекаться. Гвидион учил мальчика пользоваться даром. Эти занятия зачастую оказывались куда сложнее чем то, что он делал под руководством Мидрира. Вначале они тоже «наращивали мышцы» – тренировали выносливость. Приходилось с помощью ветроплава до изнеможения таскать за собой тяжёлые брёвна. Первое время от этого болела голова и наваливалась такая усталость, словно Николас днями без передыха махал палкой. Но потом он перестал замечать, что бревно ползает за ним, как на привязи. Иногда они приходили на спрятанный в бухте галечный пляж. Привалившись спиной к нагретой на солнце скале, Николас перетаскивал небольшие гладко отшлифованные волнами камни к себе. Вначале он доставал лишь те, что находились в одном-двух ярдах от него, но с каждым разом к этому расстоянию добавлялись ещё несколько футов, пока он не дотянулся до камней на другом конце пляжа. Работали они и над ветрощитом: Николас сгущал воздух вокруг предметов, которые держал в руках, а потом и вокруг живых созданий, вроде пойманных в холмах кроликов и сусликов. Им-то вред причинить куда страшнее, чем разбить пару яиц. Но благодаря занятиям в иллюзорном мире Николас преодолел и эту трудность. Часто Гвидион рассказывал про чудеса Горнего мира демонов и духов. Он создавал иллюзии, с которыми требовалось сражаться, а иногда обхитрить, договориться или победить иным способом. Риана учила Николаса обычным вещам, которыми раньше с ним занималась мама, а Эдварду помогал выписанный из соседнего городка учитель: грамоте, математике, естествознанию, истории. Правда, Сумеречники знали о мире несоизмеримо больше неодарённых. Письмо они использовали другое – старинную руницу, где один символ означал много разных слов в зависимости от смысла и соседствующих символов. Ныне её полностью вытеснила единоверческая буквица, более простая, в которой каждый знак обозначал отдельный звук. Николас освоил её уже давно. Буквице обучали даже бедняков в школах при храмах. Оказывается, и её придумали Сумеречные книжники, а захватчики присвоили и выдали за своё изобретение. Только говорить об этом при чужаках, как и показывать своё знание руницы не стоило. Географией они тоже занимались. На картах кроме стран, городов, гор, лесов, пустынь и водоёмов отмечались места силы и проходящие через них оси, что вели от южного края Червоточины в далёком мифическом Зюдхейме до северного края в ледяной пустыне Нордхейма. – Отсюда они выходят – новорождённые демоны, – Риана указала палочкой обозначенную на карте Червоточину. – Смысл существования Сумеречников в том, чтобы защищать от них своё племя. Если демонов не станет, пропадёт и наш дар. В нём не будет больше нужды. Именно поэтому он не исчез до сих пор, несмотря на то, что Лучезарные приложили к этому все усилия. Пока Червоточина порождает новых демонов, мироздание будет порождать новых одарённых, чтобы сохранить равновесие. Ведь если равновесие пошатнётся, то мир погрузится в хаос и погибнет. – А почему нельзя просто заткнуть Червоточину? – недоумевал Николас. – Уничтожить как-нибудь. Может, Сумеречникам это ни к чему, но Лучезарные могли бы, если им нужно избавиться от одарённых. – Заткнуть пробкой? Пробкой размером с материк? – рассмеялась Риана. – Червоточина стала частью мироздания. Если её уничтожить, то мир всё равно потеряет опору и опрокинется в хаос. Такими методами ничего не решить, иначе кто-нибудь уже это сделал бы. Николас стучал пальцами по подлокотнику плетёного кресла. – Давай-ка проверим, как ты запомнил предыдущий урок, – просила Риана. – Назови имена наших главных богов. – Отец говорит, что богов не существует, – упрямился ученик. – Единоверцы говорят, что демонов и духов не существует, но ты же знаешь, что они есть, – умиротворённо улыбнулась целительница. – В незапамятные времена Повелители Стихий поделились с нами частичками своих сил. Так возник наш дар. Нельзя забывать имена наших богов, иначе мы потеряем веру в свою праведность, а вместе с ней и свои способности. В самой нашей истории и легендах, в сокровенных знаниях заключена сила не меньшая, чем в оружии. Ну же, назови их, я же знаю, что ты прекрасно всё запомнил. Николас упрямо выпятил нижнюю губу, но потом всё же принялся перечислять: – Повелителя вод зовут Фаро, его часто изображают белым кашалотом. Его супругу зовут Седной, в её волосах путаются людские грехи вместе с мусором, который выбрасывают в воду. Ей прислуживают косатки-тэму и убивают всех, кто ей не угоден. У Фаро есть внебрачный сын. Он покровительствует морякам и бастардам. Повелительницу Земли зовут Калтащ. Её изображают волчицей или золотой бабой. Её муж – грозный медведь Дуэнтэ, повелитель всех животных, диких и домашних. Их двенадцать сыновей и дочерей покровительствуют земледелию и ремеслам. Повелительницу Огня зовут Уот. Её изображают рубиновым драконом или фениксом. Она преследует мужчин, которые изменяют своим жёнам. Её муж Вулкан – милосердный врачеватель. Он украл у Уот неугасимое пламя жизни и принёс его людям. За это супруга расчленила его на много частей и раскидала по всему свету. На месте, куда попадала его плоть, возникали вулканы. У огненной четы двое детей: сын и дочь. Они покровительствуют азарту юности. Главный среди стихий – Небесный Повелитель Тэнгри. Его изображают орлом, сбрасывающим своего извечного врага Коршуна в пропасть. Его жена Белая Птица Умай, Луна. Она покровительствует жёнам и матерям, хранит мужчин, ушедших на войну. У них четверо сыновей, могучих и неистовых Братьев-Ветров. Каждый из них обозначает свою сторону света. Николас облегчённо выдохнул. Эти знания, как и сюжеты сказок, легко укладывались в голову, но казались неправильными и глупыми, а порой и вовсе раздражали. Впрочем, никто не запрещал ему высказывать своё мнение и даже спорить. На следующем занятии Риана продолжила рассказ об истории ордена: – Человечество зародилось не здесь, а на тёплом южном континенте – Гундигарде. Но чуть больше пятнадцати веков назад его поразило страшное бедствие. Люди находились на грани вымирания. Тогда в Дольний мир спустился младший сын Небесного Повелителя – Западный ветер по прозвищу Безликий. Он объединил одарённых и повёл их отвоёвывать у демонов северный континент – Мунгард. Вместе они расчистили землю, и люди создали на ней первые государства. Позже Безликий и его сподвижники, среди которых был и твой далёкий предок, основали наш орден. Полторы тысячи лет Сумеречники хранили людей от демонов, но двенадцать лет назад твой дед его распустил. Николас потупился: – Значит, моя семья создала орден и она же его уничтожила? – Нет, его создал Безликий, младший сын Небесного Повелителя. – Тогда почему он не защитил орден от единоверцев и предателей-Лучезарных? – недоумевал ученик. – Почему позволил моему деду объявить капитуляцию? – Безликий исчез сразу после основания ордена. Появился настолько сильный демон, что никто кроме бога не мог его одолеть. Безликий сразился с ним и победил, но его собственные раны оказались смертельными, а усталость и печаль – неизбывными. Он удалился на край света и погрузился в беспробудный сон. Когда наступит конец времён, Безликий проснётся и поведёт Сумеречников в последнюю битву. – Разве конец ещё не настал? – Видимо, нет, раз Безликий так и не объявился, – Риана ласково провела по щеке Николаса, пытаясь смягчить. – И лучше бы это не произошло ни на нашем веку, ни на веку наших потомков. *** Через пару месяцев мальчику позволили вернуться в усадьбу навестить родных. Дома его приняли как дорогого гостя, однако Эдвард сторонился Николаса, а с отцом после всех откровений разговаривать было неловко. Хотя печать мар очень сильно его беспокоила, задавать вопросы Николас не решался, словно мешал ставший в горле ком. Когда Гвидион явился, чтобы забрать мальчика в Дом-под-холмом, отец сам поднял неприглядную тему. – Приближается неделя Мардуна. Вы вернёте мне сына к этому сроку? – Ты не сможешь защищать его вечно. К тому же, ты неодарённый. Если однажды демоны нападут на вас, вы погибнете. Твой сын останется беспомощным и наведёт беду на остальную семью. – Наставник обратился к ученику: – Николас, ты же не хочешь этого? Знаешь, когда мальчик становится мужчиной? Когда перестаёт прятаться за отцовской спиной и справляется со всеми проблемами сам. – Я не боюсь. Я хочу стать сильным, – ответил Николас. – Просто скажи, что веришь в меня, и я всё смогу. – Но ведь он ещё такой маленький… – пробормотал отец потерянно. – Как только неделя Мардуна закончится, он вернётся к тебе передохнуть, – заключил Гвидион и повёл мальчика прочь от усадьбы. Отец глядел им вслед, пока они не скрылись в лесу. В Доме-под-холмом Николас решил спросить у наставника: – Мы будем драться? С Неистовым гоном, да? Вот бы увидеть настоящую битву с демонами! Но Гвидион покачал головой: – Мы исполним защитные ритуалы и укроемся в священном месте. Владыка Аруин силён, как бог. Ни один даже самый могучий Сумеречник его не одолеет, – ответил наставник, выразительно глядя на только что вернувшегося с охоты Мидрира. Оборотень, может, и сразился бы, наплевав на опасность. – Если видишь, что тебе не выстоять, лучше беги. Главное даже для Сумеречников – выживание. – Но если за спиной беззащитные люди? Двуликий уродец запугивает, мучает и убивает наших собратьев уже много сотен лет! – негодовал Николас. – О, когда-то владыка Аруин был прекраснейшим из высших ши, а с силой его голоса не сравнились бы даже лучшие барды Норикии, – включилась в разговор Риана, отвлёкшись от стряпни. – Он предводительствовал над ордами ши Авалора ещё до того, как здесь появились люди. Безликий тоже решил обосноваться на нашем острове, потому что здесь чувствовал себя ближе всего к своему дому на Девятых небесах. Когда люди начали строительство цитадели в том месте, где сейчас находится наша столица Ловонид, владыка возмутился посягательству на земли, которые считал своими. Армия Сумеречников схлестнулась с воинством ши. Охотники были настолько сильны, а демоны настолько многочисленны, что даже если бы одна из сторон победила, то всё равно понесла бы невосполнимые потери. Безликий предложил решить исход битвы поединком чемпионов и вызвался участвовать в нём сам. Аруина прельстила возможность помериться силой с богом. Они сошлись на покрытых цветущим вереском болотах Астальшир Мур. Аруин выехал верхом на кельпи, в руке его был меч-кайласах, который доселе не знал поражения. Безликий же восседал на белоснежном крылатом тулпаре, мудром небесном коне. Голубыми огнями полыхал в руке бога клинок из звёздного металла, выкованный в небесной кузнице, мерцала магическая руна «исаз» у крестовины. Лезвие его никогда не тупилось и опаляло морозом. Схватка с Аруином длилась несколько дней – ни один человек не продержался бы так долго. Но противники-то людьми не были. Их силы не уступали друг другу, но после третьей ночи Аруин дрогнул. Владыка ши устал и замедлился, испарилось могущество из замахов. Но Аруин славился коварством и стойкостью. Беззвучным кличем он призвал на помощь кун ши. Псы набросились на Безликого со спины. Его спас тулпар, но и сам погиб. Опечаленный утратой товарища, Безликий обратился в неистовый стальной вихрь. Грозный кельпи пал от индевелых ран, непобедимый меч-кайласах разлетелся на осколки. Аруин взмолился: «Пощади! Не калечь! Не уродуй!» Но Безликий не простил ему коварства: лишил его кисти правой руки и волшебного голоса. Звёздный клинок рассёк прекрасное лицо владыки на две половины. По праву победителя Безликий велел демонам убираться с его земли. Ши ушли под холмы и создали там собственную страну Аннуин. Все пятнадцать веков сердце и разум владыки отравляла ненависть к захватчикам, лишившим его красоты. В оплату за его страдания Неистовый гон собирает кровавую дань каждую неделю Мардуна. – Почему же Безликий не убил его? – недоумевал Николас. – Ничего не мог до конца довести. Слабак, а не всесильный бог! Если бы я был на его месте, то сражался бы до последней капли крови! За ваших родителей, за всех замученных. А уж если бы он напал на мою семью… – Твоя смерть бы что-то изменила? – оборвал его горячую речь Гвидион. – Ввязываться в битву нужно, только когда ты можешь что-то изменить, когда скопил достаточно сил и опыта, чтобы победить. А отдавать жизнь на откуп слепой ярости и боли глупо. Ты так не думаешь? Николас почесал в затылке. Что-то здесь не стыковалось. Дед ведь тоже хотел, чтобы Сумеречники выжили, а не погибли в бою с превосходящим по силе противником. Но теперь его считают трусом и предателем. – Некоторые вещи можно понять, только столкнувшись с ними лицом к лицу, – Гвидион потрепал его по волосам. – Но будем надеяться, что тебе не придётся. Однажды Безликий возродится и воздаст всем по заслугам, и Аруину, и даже Лучезарным. Николас подтянул колени к груди и обнял их руками. – Тогда почему он спит, когда вокруг происходит такое? И где этот край света? В Нордхейме? В Зюдхейме? Может, в самой Червоточине? – Если бы люди знали, то давно нашли бы его. Не воспринимай легенды настолько всерьёз. Иногда это просто иносказания, – снисходительно улыбнулась Риана. – Возможно, Безликий был обычным Сумеречником, как ты или я, но подвиги возвеличили его в глазах людей до уровня небожителя. После его смерти люди продолжили мечтать, что в суровый час он вернётся вместе с золотым временем доблести, почёта и славы ордена. – Значит, кто угодно может объявить себя Безликим? – поражённо спросил Николас. – Да, но чтобы доказать свою божественность, ему придётся перегрызть не одну глотку, – подмигнул ему Мидрир. – Ну и задачка! Не хотел бы оказаться на его месте, нетушки! – решил он. *** Праздновать Мардун решили в заброшенном святилище Госкенхендж, которое находилось в шести часах пути на север от Дома-под-холмом. По преданию полторы тысячи лет назад сам Безликий короновался и играл здесь свадьбу. Древняя святыня состояла из трёх кругов каменных глыб с перекладинами наверху. В центре находился плоский мраморный алтарь. Здесь сохранились символы Повелителей стихий. На столбах дальнего круга с помощью тотемов Братьев-Ветров были обозначены стороны света: кот – запад, сова – восток, ворон – север, сокол – юг. На столбах второго круга – волны, вихри, языки пламени и деревья. К каждому крепились кувшины с водой, связки перьев, фонарики из репы, венки из омелы. На столбах ближнего круга – символы младших богов. Осколки старой культуры. Гвидион служил в общине главным жрецом и распоряжался подготовкой ко всем праздникам, потому что долгое время учеников у него не было. Десять дней до Мардуна Николас помогал взрослым приводить святилище в порядок и готовить угощение. Наставник говорил, что это важная часть учёбы и их культуры. Стараниями Сумеречников предгорье утопало в сухоцветах: тысячелистниках, бессмертниках, синеголовиках и трясунке. Трепетали на ветру гирлянды из листьев клёна, дуба, ясеня и осины. Гроздья рябины в них сверкали не хуже рубинов. Приготовления закончились вовремя и началось веселье. Гостей собралось – вся община в две сотни душ. Сумеречники нарядились в одежды в цвет осенней листвы: рыжие, красные, жёлтые. Лица прятали под масками. Древняя предосторожность, чтобы защитить себя от Неистового гона. Пили сидр и мёд, играли на арфах, лютнях, волынках и свирелях, ели угощение из яблок, орехов, печёной птицы и баранины, капусты и репы. Пели баллады о подвигах древних героев, о достославных временах, когда Сумеречников ещё чтили, как хозяев мира. Для Николаса Риана сшила меховой костюм с забавным хвостиком, а Мидрир вырезал из ели маску, которую мальчик расписал углём. Гвидион потешался, что в таком виде ученик похож на шаловливого козлёнка. Во время праздника Николас подносил ритуальные горшки с едой и ветви, поджигал костры на вершине холмов. Он был здесь единственным ребёнком. Взрослые смотрели на него с умилением и норовили чем-нибудь угостить. – Хочешь рогалик? – спросил Гвидион, указывая на лихо отплясывающих в каменном круге святилища ряженых. – Только не это! – Николас похлопал себя по переполненному животу. – Тогда иди танцевать! – подхватил Мидрир в обычной шутливой манере. – А то будем кормить, пока не лопнешь! – Но я не умею, – смутился мальчик. – А тут не нужно уметь, – подбодрила его Риана. – Это пляска духов. В ней танцор полагается на ритм музыки и побуждения души, а не на заученные движения. Делай то, что тебе хочется, и это будет правильным. Никто не станет ругать. Обещаю! Гвидион кивнул. Мидрир указал на блюдо с рогаликами. Николас припустил к танцующим. Взрослые взяли его за руки и закружили вместе с собой. Осмелев, мальчик принялся скакать под удары барабанов и стук бубнов. Он помахивал длинным хвостом, пальцами изображал на голове рожки и задорно блеял, пытаясь забодать тех, кто подходил слишком близко. Гости хлопали и смеялись. Впервые в неделю Мардуна Николас не болел и не чувствовал слабости, словно веселье наполняло его силами. Даже родинка напоминала о себе только лёгким зудом. Но когда праздник закончился и община отправилась на ночёвку, стало, как никогда, жутко. – Не бойся! Мы с братом уж сколько праздников мёртвых перевидали, а до сих пор живы, – успокаивала его Риана. – Волшебство Госкенхенджа защитит нас. – Выбери столб, который тебе нравится, – велел Гвидион. Николас долго не мог определиться. Его тянуло к столбу с неясытью. Мудрая птица, хозяйка библиотек и хранительница книжных знаний, казалось, она мучается от одиночества и нуждается в нём, зовёт. Но ворон нравился ему не меньше. Он ведь тоже умный и верный. Что-то тёплое, будто тоска по родным, наполняло душу, когда Николас водил пальцами по бороздкам рисунка. Этот покровитель – самый надёжный. – Хороший выбор. Знаешь, что означает его руна? – спросила Риана, укутывая мальчика в тёплое одеяло и плащ. Николас внимательно изучил закорючку под вороном. – На амулете Кишно есть такая же. – Правильно. Это «Альгиз» – защита. Когда всё закончится, я научу тебя читать руны, – она погладила его по щеке и устроилась у соседнего столба, на котором в медной чаще чадил уголёк Неугасимого пламени. Мидрир сел у камня, украшенного клубком омелы, и положил рядом с собой меч. – Если что, будем отбиваться! – подмигнул он. – Мидрир! – укорил его Гвидион. – Главное, сидите тихо, не жгите костёр, не разговаривайте, не шевелитесь и даже не спите. Николас, повторяй про себя заклинание: «Не смотри в глаза Мраку, иначе Мрак посмотрит на тебя». С рассветом Неистовый гон уберётся под холмы. – А что такое Мрак? – Николас не хотел прекращать разговоры и отпускать наставника от себя. Ожидание оказалось куда страшнее бури. – Сила, которая питает демонов, как нас питают наши стихии, – ответил Гвидион. – Это название упоминается только в самых древних балладах и молитвах, пришедших к нам с мёртвой прародины. А сути никто уже и не помнит. Просто зло. Николас задумчиво хмыкнул. – Будь умницей, и мы увидимся завтра на рассвете, – наставник помахал на прощание и ушёл в рощу. На него Неистовый гон не охотился этой ночью. Остальные затаились. Николас поднял взгляд на небо и принялся считать звёзды, дорисовывая их до фигур демонов и героев древности. Удушливая тьма заполоняла воздух, вспыхивали ядовитой зеленью дорожки, замирали все звуки, даже ветер боялся шелохнуть листья на деревьях. Родинка пульсировала болью, вспухали на коже жилы. Загрохотало всё вокруг. Стучали копыта, лаяли псы, выкрикивал кличи Неистовый гон. Показалась кавалькада всадников-дуллаханов. Под мышками они держали свои горящие зелёным пламенем головы и швыряли ими в людей. Всадники пролетали мимо Рианы, мимо Мидрира, не задевая их, словно тех защищала невидимая преграда. Полукровки застыли изваяниями, ведь сколько раз проживали подобное, должно быть, даже страх притупился и вошёл в привычку. За дуллаханами последовали тощие борзые, покрытые сбившейся в колтуны кудрявой белой шерстью. Их кроваво-красные глаза полыхали яростью. Щерились пасти, с зубов капала смрадная слюна и отравляла землю вокруг. Псы рычали и клацали челюстями у самых лиц полукровок, но те оставались бесстрастны. На Николаса пока никто не нападал. Выдержал бы он такое или нет? Водяные лошади кельпи оставляли следы из водорослей. Шкуры отливали гнилой зеленью болотных огоньков. Полупрозрачные баньши кружились хороводом, заламывая руки и стеная так, будто скребли когтями по стеклу. Вот-вот из ушей кровь хлынет. Косматые мары выползали из расселин, протягивали руки и шипели: «Наши-наши, заберём-заберём!». Бросались и налетали на невидимые преграды, отскакивали от них и со скулежом уползали восвояси. Ночь Неистового гона длилась невероятно долго. Глаза чесались и слипались, голову кружило и клонило в сон, по телу разливалась слабость и дрожь. Ещё немного и Николас не выдержит – навсегда станет пленником подхолмового царства. Приближался самый тёмный час перед рассветом. Все демоны уже прошли, наступила долгожданная передышка. Но нет, снова послышался перестук копыт, храп кельпи, скрип седла. Об землю ударились кованые сапоги, когда всадник спешился. Тяжёлые шаги будто отмеряли последние мгновения жизни. Этот гость, двуликий Аруин, направлялся вовсе не к полукровкам. Он опустился на колени рядом с Николасом. Серебряные пальцы щупали воздух вокруг. Мальчик не смел оторвать взгляд от неба и повторял про себя: «Не смотри в глаза Мраку, иначе Мрак посмотрит на тебя. Не смотри! Ни за что не смотри!» – А вот и ты, маленькая дрянь, – скрежетал надорванный голос. – Столько веков я ждал, столько веков копил ненависть. Прячься-не прячься за чужими спинами, беги-не беги, всё равно хоть с края света достану. В один из этих дней, в один из дней свершится моя месть! Ты заплатишь за всё своё зло! Первый луч уже крался по земле, пробивался сквозь стволы. Темнота рассеивалась. Аруин вместе с туманом нехотя возвращался к поджидавшему в низине кельпи и мчался наперегонки с рассветом к волшебным холмам. Щёки промокли и саднили от слёз, а во рту ощущался привкус крови от прикушенного языка. Николас и не заметил, как Риана побежала к нему, обняла и принялась гладить по волосам. – Всё хорошо, всё закончилось. Теперь ты можешь поспать, ты герой! К концу недели Николас немного обвыкся, начал воспринимать всё как страшный ритуал, ведь ночи проходили одинаково. Только Аруин искал мальчика, подходил к нему и скрежетал о своей неизбывной ненависти. Рассказывал, как будет поджаривать его на медленном огне, отрывать руки и ноги, убивать и оживлять, перемалывать косточки в муку. Но в этот год у владыки снова ничего не вышло. После праздника Гвидион отвёз ученика в усадьбу Комри. Заслышав стук копыт, отец выбежал за ограду. Он выглядел бледным и осунувшимся, с заострившимися скулами и тёмными кругами под глазами, словно не спал всю неделю, хотя нужды в этом уже не было. – Я справился, – выдавил из себя Николас, слабо улыбаясь. – Я не сомневался в тебе, – ответил отец, прижимая его к себе. – Дети так быстро вырастают и перестают в нас нуждаться, а мы стареем и уже не можем участвовать в их жизни. Остаётся только наблюдать за их успехами и ждать, когда они и исчезнут из нашего поля зрения, а мы будем влачить дни в тоске по ним. – Ты совсем не старый! – возмутился Николас. – И я никогда вас не брошу и не забуду! Отец усмехнулся, глядя поверх его головы на Гвидиона. Они словно переговаривались о чём-то молчаливо, а мальчик снова ничего не понимал. На каникулах дома Николас отсыпался и отдыхал. Родные устроили ему самый пышный день рождения с яблочными пирогами и сливовым пудингом, подарками и поздравлениями. Делать ничего не заставляли и только радовались. Видно, очень скучали. Но Николас чувствовал себя отчуждённым, словно между ними образовалась стена, стена между Дольним миром людей и Горним – в котором он жил с наставником и двумя ши-полукровками в зачарованном Доме-под-холмом. Поделиться своими тревогами и впечатлениями он не мог, не находил общих тем для разговора и с нетерпением ждал возвращения в свой мир. Когда Гвидион пришёл забирать его, Николас подслушал их разговор с отцом: – Хорошо, что вы обучаете моего сына справляться с даром, но он совсем одичал и почти не разговаривает. Вы отводите ему слишком мало времени среди обычных людей. В результате у него не будет ни нормального образования, ни умения вести себя в обществе. Жить он сможет только в вашей общине. Вы этого добиваетесь? – Ты умолял меня взять его в ученичество, а теперь возмущаешься? – гневался наставник. – Мы покажем ему то, что действительно важно. А уж с кем быть, он выберет сам. Отец только скрипнул зубами и отвернулся. Но в следующий визит сына они отправились на шумную городскую ярмарку, где отец заставил Николаса общаться с людьми и вникать в дела, а после не оставлял в покое со всякими правилами и соблюдением политесов. Мальчик слушался только из привязанности к нему, хотя эти занятия интереса не вызывали, словно были совсем не его стихией. Вскоре Гвидион ближе познакомил Николаса с другими Сумеречниками. Жили они в труднодоступной горной крепости, недалеко от укрытой скалами бухты. Изгнанники ловили рыбу, держали коз и овец, на небольших террасах разбивали сады и кое-как выживали. Обнаружились здесь и выходцы из знатного сословья. Некоторые вещи Николасу пришлось перенимать из их воспоминаний о высшем свете и чопорных манер, хотя искренность и непринуждённость Дома-под-холмом нравились ему гораздо больше. *** После ужина в Доме-под-холмом они рассаживались в плетёные кресла и пели баллады о Сумеречниках, древние и новые. Мидрир играл на пузатой волынке из овечьей шкуры. Риана пела доставшимся ей от матери-ши тонким голосом. Гвидион перебирал струны лютни. Николасу же вручили обтянутый тугой кожей барабан. Пока мальчик не запомнил всех слов, ему велели отбивать ритм. Гвидион и Мидрир заявили, что это будет очень полезно для тренировок. Пришлось сдаться, хотя к музыке Николас склонности не имел. Но эти мелодии и слова завораживали, переносили во времена великих подвигов, на поля битв, где кипели жаркие схватки, проливалась кровь, лязгало оружие, неслись в атаку кони, ликовали, побеждая, или падали в глубокой печали поражённые предательскими стрелами воины. – Мой муж Повелл погиб в последней битве ордена при Астальшир Мур, – разоткровенничалась однажды Риана. – Простите! Николас чувствовал вину за деда каждый раз, когда разговор заходил о тех страшных событиях. – Да ну, причём тут ты? – встрял Мидрир. – Тогда войском даже не твой дед руководил. – То есть как? Но я думал… – А вот так, – отвечал оборотень. – Доблестный Архимагистр Ойсин Фейн давал последние бои единоверцам и даже выигрывал. Его называли потомком Безликого, настолько удачлив он был. Ему молились, как богу. Всем казалось, что победа возможна и даже близка. Но его войско заманили в ловушку на болотах, окружённых кольцом неприступных скал. Выхода из Астальшир Мур было всего два, и оба перегородил Неистовый гон. – Единоверцы сговорились с Аруином?! – Николас в ужасе прижал ладони к губам. – Лучезарные. Обычные единоверцы об этом даже не догадываются. В той битве полегло много великих воинов, мой шурин Повелл, и даже сам Архимагистр Фейн. Если бы на поле боя не появился Утренний всадник, в живых никого не осталось бы. Неистовый гон испугался его и пустился в бегство. Тогда по праву чемпиона Гэвин объявил себя Архимагистром и распустил орден. От него исходила такая ураганная мощь, что никто не решился перечить, даже бравые Сумеречники. – Почему же он не смёл Лучезарных? – продолжал недоумевать Николас. – Говорят, к ним в лагерь он пришёл уже окончательно надорванным и не мог поднять ветроплавом даже камень. Такие силы если и проявляются в нас в миг острой нужды, то очень ненадолго, и плата за них неимоверно велика. Всё нуждается в равновесии, даже сила, – включился в разговор Гвидион. Николас задумчиво посмотрел на свои ладони. Распрощаться с даром, с жизнью, с честью ради одной победы, ради одной короткой вспышки? Какая чудовищная плата! – Отец сказал, будто дед возродился во мне. Такое возможно? – Я помню Гэвина в твоём возрасте. Вы очень похожи: и внешне, и характером, и проявлениями дара, – с тоской вздохнул Гвидион. – Мы верим, что люди, как и растения, умирают поздней осенью, чтобы возродиться ранней весной обновлёнными, очистившимися, полными сил. Близкие, друзья, любимые, с которыми нас разделила смерть, обязательно встретятся с нами вновь. Набравшись опыта и став лучше, мы выстоим и проживём счастливую жизнь вместе. Я верю, что Повелл будет со мной в следующей жизни, поэтому храню ему верность. Это помогает жить дальше, – Риана приложила к губам свой серебряный браслет на запястье. – Но ведь мы ничего не помним о наших прошлых жизнях, – возразил Николас. – Я – нет, а вы? Взрослые замотали головами. – Помнит наше сердце, – ответила Риана. – Тот, к кому тебя неодолимо тянет даже сквозь огромные расстояния, тот, с кем жизнь сталкивает тебя вновь и вновь – это и есть близкие из твоих прошлых воплощений. Череда совпадений, повторяющиеся ситуации, навязчивые сны – всё приходит оттуда. Если разгадать их и не повторять старых ошибок, можно вырваться из порочного круга страданий и устремиться к светлому будущему. – Сны? – Николас вспомнил, как звал отца, и с пальцев капала кровь. Неужели это из прошлой жизни? И может повториться в этой? – Тебя что-то беспокоит? – вгляделся в его лицо Гвидион. – Так я, и правда, могу быть им? Моим дедом? – Этого никто, кроме тебя, не скажет. Даже если что-то предначертано свыше, твоя судьба всё равно зависит только от твоего выбора. Так что скажи сам, ты – это он? – Нет, – Николас задумчиво повёл плечами. – Я – это я и никто больше! – Значит, так и будет, – примирительно улыбнулся наставник. – А теперь давайте споём про последнюю битву при Астальшир Мур! Тревога потонула в звуках музыки и хоре голосов. Перед глазами вставали видения трагического конца. *** Со временем учёба усложнилась: как тренировки с даром, так и фехтование. Они с Мидриром раскапывали на ровной полянке за холмами ямы и накрывали их огромным покрывалом. Николас ступал по нему сторожко, вспоминая расположение ловушек. Мидрир заставлял его лазать по деревьям, а позже и скалам в Каледонских горах, приучая к высоте. Принуждал носить на голове корзины с яблоками, вёдра с водой и миски с овсом. Это пригодилось, когда Гвидион вздумал учить Николаса канатоходству. Они натянули верёвку между двух крепких сосен на высоте в несколько ярдов. – Равновесие как телесное, так и душевное – главное для ветроплавов, – объяснял Гвидион. – Главное для любого Сумеречника, что с прямым даром, что с опосредованным, воздушным, водным, огненным или земляным. Причём телесное натренировать гораздо проще. Вспомни, как ты не любишь медитировать. Николас поджал губы. Часами сидеть спокойно и слушать ветер, созерцая пространство перед собой, первое время было пыткой. Постоянно хотелось дёргаться. В мыслях вертелись все события из жизни, наскакивая друг на друга и мешаясь. – Ничего, упорный труд даже самый крепкий алмаз огранит, – повторял Гвидион, когда что-то шло из рук вон плохо. Со временем всё действительно спорилось или входило в привычку. За четыре года ученичества из Николаса напрочь выбили любые мысли о том, что в мире есть вещи неподвластные его воле. Вначале он учился ходить по канату, помогая себе всем, чем можно: ветроплавом, руками, палкой. А потом без них. Он уже легко загонял верёвку между указательными и большими пальцами стоп, медленно поднимался, цепляясь ладонями за воздух, сгущать который запрещалось, распрямлялся, раскидывал руки в стороны и делал осторожные шаги вперёд. Как-то раз они тренировались на пышном лугу за холмами. Неподалёку журчала Тейта, петляла между холмами, напитывалась из болот и озёр, раздаваясь вширь, и неслась к океану на западе. Гвидион поджидал в тени, у корней сосны. Налетел ветер, верёвка опасно раскачалась. Николас замер, удерживая равновесие дрожащими от напряжения коленями. – Поторапливайся! Времени-то почти не осталось! – прикрикнул на него наставник. Николас закусил губу и сделал ещё один шаг, свесившись немного вправо. – Эгей! Вот вы где! – послышался из-за холмов звонкий возглас, зацокали копыта. Неловко взмахнув руками, Николас полетел вниз. Ладони едва успели схватиться за верёвку. На дороге показался белый единорог. На нём восседала Риана в платье из зелёного сукна, расшитого трилистниками. Ученик стиснул зубы и подтянулся. Пот застилал глаза, пока он снова цеплялся пальцами за верёвку и пытался подняться во весь рост. Только с третьего раза получилось. – О, как вы замечательно проводите время! – воскликнула Риана, спешиваясь рядом с Гвидионом. Николас расставил руки в стороны и двинулся вперёд, стараясь выпускать ногу на выдохе, ловить ритм и не останавливаться, пока не доберётся до конца. – Какими судьбами, Ри? – улыбнулся Гвидион, щуря глаза на ярком солнце. – Соскучилась, обед привезла, – она повернулась к Николасу. Врёт всё! Небось, Мидрир проболтался, что на сегодня назначили его первую самостоятельную охоту, вот и пришла посмотреть вместо брата. – Красивый мальчишка растёт! Ещё пару лет, и всё девчонки в округе будут сходить по нему с ума. Николас добрался до противоположного дерева и ступил на толстую сосновую ветку. Отвязав край верёвки, он сполз вниз, пока до земли не осталось несколько ярдов. Дальше ствол становился лысым и скользким. Николас спрыгнул. Подушка ветроплава взрыла почву – смягчать падения ему всегда удавалось хорошо. – Кому нужны ваши девчонки? Они только капризничают и плачут! – возмутился ученик. – И что в них Эдвард находит? – Ой, нет, годика ещё четыре – так точно, пока умом не повзрослеет, – засмеялась Риана. – Нет! Я буду странствовать по свету и защищать людей от демонов. Это куда важнее, чем девчонки, – заупрямился он. – В любом случае после совершеннолетия тебе придётся надеть рогатую маску Короля-охотника и оставить общине наследника. – Вот ещё! – Николас сложил руки на груди и демонстративно отвернулся. – Меня даже на испытание не отправят, чтобы я смог стать настоящим Сумеречником. С таким же успехом вы можете получить наследника от моего брата. Думаю, он будет счастлив! – Подростки! – фыркнул Гвидион. – Ещё год назад он и слова против сказать не смел. Что дальше-то будет? Николас протянул ладонь к стоявшем рядом единорогу. Погладить бы бархатисто-розовый нос. Но волшебный зверь отпрянул, недовольно косясь лиловым глазом. Почему он только к девчонкам подходит? Несправедливо! Да, нужно почитать наставника и доверять ему, но всему должен быть предел. Николас не случной барашек! Даже единорога не вынуждают общаться с теми, кто ему не нравится. – Ладно-ладно, после церемонии взросления ещё поговорим об этом. Не бросай дело незаконченным! – Гвидион поднялся и толкнул ученика в плечо, указывая на привязанный к дереву край верёвки. Николас глянул на узел, и верёвка покорно упала к его ногам. – На кого охотимся? – Риана тронула его за локоть. – На бобра-переростка, – буркнул Николас безразлично. – В Передуровом омуте аванк завёлся, – Гвидион кивнул в сторону Тейты. – Воду мутит, заразу распространяет, уже на людей нападать начал. Нашей-то общине ничего, но если неодарённые пожалуются, нагрянут Лучезарные и будет резня. Риана печально вздохнула. Обычная история. Их община приглядывала за округой, зачищала от демонов и опасных хищников, чтобы неодарённые не доносили о происках колдунов, а если и доносили, то даже Лучезарным было бы ясно, что это глупые наветы и суеверия. «Не дразните спящего дракона. Лучше подбросьте ему побольше сонного зелья, чтобы он никогда не проснулся», – твердил Гвидион. Николаса часто брали на охоту, вначале Мидрир, а потом и другие члены общины, чтобы мальчик быстрее привыкал и учился. Сперва он следил из засады, слушал наставления, помогал разделывать туши и прятать останки. Когда Мидрир с Гвидионом решили, что он готов, то разрешили участвовать, пускай и под присмотром старших. Стаю кун ши они загнали на скалы и сбросили в ущелье на острые камни. Устроили засаду на хобгоблинов, выползших из пещер и повадившихся воровать овец. В последний раз в болотах они нарвались на откормленного кельпи. Мидриру пришлось созвать на подмогу всех зверей и птиц с округи. Николас долго выманивал кельпи на берег, в то время как демон пытался затащить его в воду. Они сошлись на самой кромке трясины, когда Николас решился забраться ему на спину. Едва поняв, что охота идёт на него самого, кельпи ринулся обратно в болото, но мальчик уже приклеился к его шкуре и огородил ветрощитом. Мидрир заарканил демона и вытащил на берег благодаря пришедшему на выручку лосю. На земле кельпи стал куда менее ловким и хотел завалиться на спину, чтобы пришибить надоедливого мальчишку. Дальше от воды Николас смог сгустить воздух настолько, чтобы вовремя оторваться от клейкой чешуи и откатиться в сторону. Мидрир рубанул кельпи по горлу мечом, Николас подскочил и помог добить. После этот оборотень заявил Гвидиону: – Отчаянный мальчишка. Думаю, с мелочью он справится сам. Не вечно же его под колпаком держать. Вот наставник и согласился поохотиться на аванка. Тем более остальные воины были заняты в других местах, а действовать надо было быстро. Поглядывая на положение солнца на небе, Николас подобрался к реке. Знойный полдень – самое время. Со дна поднялась муть. Бежавшая на запад вода закрутилась воронкой, будто столкнулись два течения. Водоворот всё увеличивался. Николас выхватил из-за пазухи мешочек с ядовитым порошком из высушенных корней аконита. Из воронки показалась пара жёлтых глаз. Вслед за ними появилась зубастая пасть, состоящая из бесчисленных рядов острых, как бритва, зубов. Николас швырнул в неё яд, ветроплав разорвал мешок по шву, подняв травяную пыль в воздух. Аванк захлопнул пасть. Глаза бешено вращались. Видно, жгучий порошок пришёлся ему не по вкусу. Николас отскочил подальше, аванк погнался за ним. Риана и Гвидион напряглись, готовясь прийти на помощь. Но через десяток ярдов аванк рухнул и забился в судорогах. Только когда он затих, они рискнули приблизиться. Тело аванка покрывала густая коричневая шерсть с лоскутами блестящей зелёной чешуи. Длинной футов в пять, лапы и тулово – как у бобра, а морда как у ящерицы, только с чёрными усами. – Чистая работа, – Гвидион похлопал Николаса по плечу. Он стоял пришибленный. Голова пустая, все силы пропали вместе с боевым запалом, словно в первый раз демона видел. Оказывается, своими руками убивать куда тяжелее. Вот-вот слеза по щеке скатится. – Заканчивай дело. Сам же хотел охотиться по-настоящему, – укорил его Гвидион. Николас схватил оставленную у сосны лопату и принялся копать яму подальше от берега, чтобы тушу не смыло паводком. Земля здесь была рыхлая, но тяжёлая от сырости. Николас умаялся гораздо больше, чем за короткие мгновения охоты и старался не смотреть в сторону мёртвого аванка. Вот и пригодилась медитация, пускай даже сосредотачивался он на мерных взмахах лопаты. Сбросив тушу в яму, Николас засыпал её и накрыл сверху дёрном, чтобы выглядело как маленький холмик. Главное, чтобы кладоискатели раскапывать не полезли. Риана вытерла ему пот платком и напоила водой из фляги. Солнце кренилось к западу, нужно было возвращаться. – Что ты усвоил из этого урока, мой мальчик? – спрашивал Гвидион, пока они брели к холмам на северо-востоке. – Убить – это только полбеды, потом надо справиться с последствиями, – хмуро ответил Николас. Перед глазами всё ещё возникала мёртвая тварь. – Привыкнешь со временем. Если в первый раз не сломался, дальше будет легче, – Гвидион сжал его плечо и ободряюще улыбнулся. Только надо ли, чтобы становилось легче?