Перевоспитание, или Как я жил в армии

      День близился к вечеру. Этот маленький инцидент с лапаньем задницы я решил замять. Думаю, что больше эта извращуга меня трогать не будет. По крайней мере, в ближайшие дни.       Фаррелл решил дать нам передышку, поэтому больше не донимал своими тренировками. Мы просто сидели в казарме, играли в карты, кто-то в шахматы, и болтали. Практически каждый рассказал немного о своей жизни. Я, лично, ничего не говорил: за меня все рассказал Шеннон. М-да, трепло, как девка. Кстати, вот уже почти две недели я не спал с девушками. Так долго я ещё без них не обходился. Иногда мне сильно хотелось трахнуть кого-нибудь, но кого? Здесь, в армии, девушек нет. Во всяком случае, я не встретил. Я боюсь, как бы здесь у меня на мужиков не начал вставать. Этого мне только не хватало. Я, кстати, не раз замечал, как на меня смотрят некоторые педики из других отделений. Причём пожирают взглядом. Да что там говорить, мой сержант за мной постоянно наблюдает! Я не смогу поверить, если мне скажут, что он гей. Да он чистый бабник: по нему же видно! Хотя, может, он давно уже никого не трахал, вот и заглядываться на мужчин стал? В любом случае, жертва здесь я. — Ребят, на ужин! — сказал кто-то из солдат. Блин, надо бы имена их выучить. А то ещё скажут, мол, служил, а с кем, не знает. Позорище-то какое!       Все без исключения кинулись в столовую. Но сначала надо было построиться. В этом плане мы уже летаем. Порой Фаррелл нас так выматывает, что мы со скоростью света строимся и летим строем есть.       Прибыв в столовую самыми первыми, все уселись на скамьи и начали с жадностью уплетать какую-то стряпню. Да, забыл сказать: я всё никак не мог привыкнуть к армейскому рациону питания. То, что давали в столовой, я бы даже животным не порекомендовал употреблять в пищу.       И так каждый раз. То, что я мог съесть, я съедал, но, как правило, просто уходил в казарму голодным. Постоянное недоедание плохо сказывалось на мне: я сильно похудел, стал намного слабее и быстро выматывался. Всем, конечно, было похер на моё здоровье, кроме брата. Он переживал за меня, ругал, заставлял есть, но я отказывался от этих помоев, что дают в столовой.       И вот на этот раз я не буду молчать. Хватит, надоело! Я взял свою тарелку с содержимым, встал из-за стола и, повернувшись к поварам и сержантам, громко начал кричать: — Да что это такое?! Вы каждый раз нам даёте на завтрак, обед и ужин какие-то помои, а не еду! Животных так не кормят, как вы нас! — абсолютно все взоры направились на меня. Кто-то смеялся надо мной, кто-то боялся увидеть последствия, брат же вообще закрыл лицо руками.       В столовой была тишина: все слушали мою речь. Меня уже не остановить, я на пределе. — Вы, по-моему, все ждёте, когда мы тут отравимся! Нет уж, не дождетесь! Жрите сами своё дерьмо, я же лучше… сена поем!       После своей бурной речи я с силой кинул тарелку на пол, которая ещё недавно была у меня в руках. Вся ерунда, что была в ней, разлетелась в стороны вместе с осколками, пачкая пол. Я же вышел из столовой под взгляды всех служащих и с грохотом закрыл дверь.       Вернувшись в казарму, я уселся на свою кровать почитать журнал. Но он лишь был маской, прикрывающей моё лицо. Я был злым и красным, как помидор.       Когда в казарму вошёл Шен, он с криками бросился на меня: — Ты что только что учудил?! Совсем башкой перестал думать?! — Я сделал то, что давно хотел сделать. Не могу больше терпеть и жрать эту еду. Её и едой-то не назовёшь. — Джа, это уже перебор! Хватит показывать своё недовольство! Ты в армии, а не на курорте! — Не могу, Шен, прости, — сказал я и снова спрятался за журналом.       Тут в казарму зашли другие ребята. Кто-то косился на меня странным взглядом, а кто-то подошёл ко мне и стал, наоборот, хвалить: — Ну ты, Джаред, герой! — похлопал меня по плечу Тони. — Да! Такое отчебучил. Я аж охренел! — сказал кто-то из окружающих. Уж не знаю, радоваться мне или горевать, но сейчас я был в центре внимания.       Не прошло и пяти минут, как в казарму влетел разъярённый Фаррелл. Его-то я и ждал. — Джаред, мать твою, Лето, выйди! Надо поговорить! — как можно спокойнее сказал сержант. Эх, жизнь моя жестянка. Под сочувствующие взоры я вышел вместе с ним на улицу.       Фаррелл старался сохранять спокойствие, но в его глазах отчётливо читался гнев и ненависть. Неужели побьёт? — За мной шагом марш! — сказал он и направился куда-то по дорожке. Я удивился, но за ним пошёл.       Пройдя метров 15, он спросил: — Будь добр объяснить, что только что произошло в столовой? — Как что? Я, кажется, ясно сказал, что эту гадость, что дают в столовой, я есть не буду, — сухо ответил я, продолжая топать за ним. — Ясно. Ты не только опозорил себя, но и всё своё отделение, в том числе и меня. Ты подумал об этом? — Ха, опозорил? Товарищ сержант, по-моему, я в их лицах — герой. Они меня хвалят! — Да, такие же идиоты, как и ты, — чуть громче сказал Колин. Я решил промолчать на этот раз. Что с этим бараном спорить? — Ну, ладно. Джаред, напомни, пожалуйста, что ты именно сказал в столовой? Желательно дословно. — Так, ну, что нам дают какие-то помои… — начал вспоминать я. — Нет, в конце, — уточнил сержант. — Сами ешьте свою стряпню… — И? Договаривай! — И я лучше… сена поем, — с трудом выговорил я. Пока мы шли по дороге, я даже не заметил, как мы остановились возле кучи сена. Серьёзно?! Что он задумал? И откуда здесь взялось сено? — Вот. Этого-то я и добивался, — довольно сказал Фаррелл. Твою мать, неужели заставит сено жрать? Я сейчас впервые пожалел, что не сказал тогда вместо слова «сено» что-нибудь поприятнее и поаппетитнее. — Ну, что смотришь? Вот тебе сено, ешь! — Товарищ сержант, я же не серьёзно… — А я серьёзно! — грубым тоном сказал он и, взяв в руку немного сухой травы, протянул мне. — Жри, пока сам не запихнул тебе в рот!       Звучало это как-то омерзительно: «… пока сам не запихнул тебе в рот». Фу! — Нет уж, спасибо, — я развернулся и пошёл назад в казарму, но Фаррелл схватил меня за шиворот и развернул обратно. — Ты никуда не уйдешь, пока не съешь это! — сказал он. — Ну же, давай, ешь!       Он пытался запихнуть траву мне в рот, но я крепко стиснул зубы, уворачивался и мотал головой. Тогда он сильно сжал моё горло так, что мне пришлось открыть рот. Поймав момент, Колин запихнул мне пучок травы в рот, потом закрыл его ладонью и заставил жевать. Я замычал, пытался что-то сказать и выплюнуть траву, но было бесполезно. — Я не буду долго ждать. Быстро прожевал и проглотил! — кричал он на меня, но я его не слушал. Я не жевал, не проглатывал. Я ждал. Тогда сержант сильно ударил кулаком меня в живот. Я упал, держась за ушибленное место. Зато мне удалось выплюнуть траву. — Будешь есть? — со злостью спросил Фаррелл. Вот же тиран. Ненавижу его. — Я спрашиваю, будешь есть?!       На его вопрос я лишь отрицательно покачал головой. Тогда он снова ударил меня, но уже в бок. Не дожидаясь повторного вопроса, я снова покачал головой, а он снова ударил меня.       Я тяжело дышу. Мне плохо. Чувствую, что кружится голова. Кажется, что меня сейчас стошнит. Совсем слаб стал. Ещё одного удара я не выдержу. — Будешь?! — снова спросил надзиратель. Мне с позором пришлось положительно кивнуть головой. Тогда эта скотина улыбнулась и, взяв очередной пучок сена в руки, протянула мне. Я поднялся с земли и взял его. Он был чуть больше предыдущего, но пришлось полностью запихнуть его себе в рот. — Жуй! — крикнул он. И я начал жевать. Трава хоть и была сухая, но всё равно отдавала привкус горечи. Кажется, мне попалось немного полыни.       Основательно прожевав сено, как корова, я с трудом сглотнул его. Мне стало ещё хуже. Не хотелось, чтобы меня стошнило перед этим ублюдком. Но уж если стошнит, то, надеюсь, что на него. — Молодец. Можешь, когда захочешь, — издевался надо мной сержант. — Думаю, в следующий раз ты не будешь так выкобениваться в столовой, а будешь есть то, что дают. Как все.       С этими словами он ушёл, оставив меня одного. Теперь мне было обидно. Обидно и противно. Это ладно ещё, что Фаррелл меня перед всем отделением не опозорил. Я заплакал. Тихо, непроизвольно, но заплакал. Ну почему всё это происходит со мной, почему?! Такой позор! Но я не остановлюсь на этом. Сержант говорил, что выбьет дурь из наших голов. Но только не из моей! Сейчас он одержал победу, но настанет тот день, когда победа будет за мной. Просто нужно дождаться. Главное — не сдаваться и стоять на своем.       Приведя себя в порядок, я направился в казарму. Свет там уже не горел, значит, объявили отбой. Что-то рановато сегодня. Я решил по-тихому зайти и лечь спать, но это у меня не получилось. Как только я дошёл до своей койки, все солдаты тут же пососкакивали с кроватей и прямиком направились ко мне. — Джа, ну, что он тебе сказал? — начали они меня расспрашивать. — Да ничего такого, — соврал я. — Нет, ты не увиливай. Что он тебе сказал, колись! — Ну, сказал, что если я ещё что-то подобное выкину, то мне не поздоровится, — снова придумал я. — Да? Что-то он тебе долго говорил эту фразу, — всё выпытывали они. — Ребят, чего пристали? Отвяжитесь от него, — вступился за меня брат. Он встал с кровати и отогнал остальных пацанов.       Когда все они разошлись по койкам, Шен приобнял меня за плечи и шёпотом спросил: — Всё в порядке? — Да, в полном, — соврал я. Но врать перед ним было бесполезно. Шен сразу видел по моим глазам, правду ли я говорю или вру. Вот и сейчас он заметил неладное, но при лишних ушах расспрашивать не стал. — Ладно, давай. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — взаимно ответил я и лёг спать.       Быстро, правда, не получилось заснуть. В голове я строил планы мести. Некоторые были невероятно классными, но либо у меня не было возможности, либо не было сил. Вскоре один план всё-таки появился. О да, он был великолепен! Но нужно дождаться момента. Ждать придётся около месяца, а может, и больше, но это того стоит.