Первое задание

По переливающемуся всеми возможными цветами полотну шествует женщина. Одна из самых прекрасных женщин Девяти миров, великая богиня. Великая царица. Мать. Фригг, супруга Одина, хозяйка облаков и туч. Она подходит к краю Бивреста и останавливается рядом с гигантом в золотых доспехах, вглядываясь в бездну. - Приветствую тебя, моя царица. - Гигант склоняет голову в почтительном поклоне. - Здравствуй, Хеймдалль. Ты наблюдаешь за ней? - Как вы и приказывали. - Как она? - По человеческим меркам - хорошо. - А не по человеческим? - златоволосая женщина улыбается, кладя ладонь на плечо гиганта.- Покажи мне ее, Хеймдалль. - Что вы хотите увидеть, моя царица? - Покажи, что она делает сейчас. - Как прикажете. Воин проводит рукой над бездной, создавая туманную пелену, видимую только им двоим. Комната освещена огоньками камина и приглушенным светом светильников, пряча углы в легкой тьме. В комнате две девушки. Одна - смешливая, русые волосы подстрижены под длинное каре и в художественном беспорядке обрамляют доброе лицо с румяными пухлыми щеками, задорной улыбкой и смешинками в зеленых глазах, вторая - черноволосая, светлокожая, длинные, прямые волосы распущены по спине и плечам, и лежат тяжелым пологом, укутывая ее почти до талии. В темно-карих глазах отражается пламя камина, и кажется, что от этих отблесков они вспыхивают багрово-красным. Они сидят на ковре у огня и пьют вино, периодически чокаясь высокими стаканами. - С днем рождения, подруга! Давай... давай за то, чтобы все было хорошо! Чтоб нашелся тот, кто, наконец, тебя успокоит, и я таки буду нянчить мелких! - За то, чтобы все было хорошо - давай! А за остальное... Брит, я же рассказывала тебе. Никто меня не успокоит. Упокоит, если только. - Тебе разве не хочется семью? Детей? - Не знаю. Хочется, наверное... Только в моем случае - лучше быть одной, чем с кем попало. - Ничего себе! Да вокруг тебя столько парней вьется! Уже из байкеров своих нашла бы кого-нибудь! Когда мы с тобой катались, только ленивый шею не свернул, на нас глядя! - Да не хочу я кого-нибудь, Брит. - Все о парне том страдаешь, как его, Локи, да? - Да, Локи. Только я не страдаю. Я просто никого не хочу. - Интересное имя... - Интересное. - Не понимаю я тебя, Агата. Я б уже давно... - А мне можно. Я ж загадочная русская душа! - черноволосая девушка грустно улыбается подруге. - Да дура ты! - Тоже верно. Кстати, помимо моего дня рождения сегодня еще один праздник. Не менее грустный. - Чего это – грустный? Так, а ну, не киснуть! Что за праздник? - В этот день перестала существовать страна, в которой я родилась*. - Подожди, Россия же никуда не делась. - Я родилась в Советском Союзе, Брит. Здесь, в Америке, не любят эту страну. Но я ее помню из детства. Какой бы не была эта страна - она была великой. И знаешь, мне жаль, что она развалилась. - Агата, но там же была цензура! Не было демократии! - Не больше, чем здесь, Брит. Вот тут можешь мне поверить. - Ладно, давай сегодня не про политику, а? А то тебя не переспоришь. Агата улыбается подруге, и полыхающий огонь красит ее глаза в багровый оттенок. - Всегда с тобой так. - Сыграй лучше что-нибудь. А еще лучше - спой. - Петь я не умею. Чего тебе сыграть? - Не прибедняйся, а? В прошлый раз ты отлично спела, даже Сэм оценил! Агата заливается смехом, выговаривая: - Сэм? Ну, если он оценил, тогда конечно... - Чего ты так? - Брит, я этого чудика четыре года знаю! Ладно, черт с тобой, что тебе сыграть? - Ну... не знаю. А сыграй что-нибудь русское! - Ну, блин... а конкретнее? Чайковский пойдет? - Не, не то... Знаешь... а ты можешь сыграть что-нибудь такое, чтобы без перевода понятно было? Мне просто нравится, когда ты по-русски поешь... - Без перевода, песни... - Агата одним пальцем чешет макушку, вызывая улыбку у подруги. - И чтобы я их еще не слышала! - Издеваешься? - А то! - Ну, озадачила... хотя, в принципе... я могу сыграть, только это песни от мужского лица и исполнялись они изначально под гитару и вообще по стилю ближе к року... - Ну-ка, ну-ка! - Я, когда маленькая была, дома часто слышала эти песни. Это был папин любимый певец - Игорь Тальков. Мне лет шестнадцать было, и я на папин день рождения выучила несколько его песен, а когда все собрались - сыграла. Я первый раз видела, как мой отец плакал... - Агата взяла бутылку и наполнила бокал до краев, пряча лицо за волосами. Когда она подняла голову, стало видно, как блестят ее глаза от влаги. - Эй, не плачь! Если не хочешь - ладно, я сейчас принесу еще чего-нибудь с кухни... - Нет, Брит. В смысле - с кухни тащи, а я пошла за рояль. Они поднимаются с ковра, и Агата усаживается за рояль, открывая крышку клавиш и пристраивая свой бокал рядом с подставкой для нот. - Только ногами сильно не пинать – я вправду петь не умею. - Играй уже! - Не так быстро, сейчас подберу, - она перекручивает волосы жгутом и закидывает за спину. - Ладно, начнем... Она начинает играть, постепенно подбирая, вспоминая мелодию. Движения становятся увереннее и точнее, и она начинает петь с легким акцентом. Мелодия льется, постепенно укрепляясь, и акцент, заставляющий Агату морщиться, исчезает: Однажды ты пройдешь бульварное кольцо, И в памяти твоей мы встретимся, наверно, И воды отразят знакомое лицо, И сердце исцелят и успокоят нервы. Чистые пруды, застенчивые ивы, Как девчонки, смолкли у воды, Чистые пруды, веков зеленый сон, Мой дальний берег детства, Где звучит аккордеон**. Она выводит последние ноты, заставляя рояль утихнуть, и поворачивается к Бритни, беря в руки бокал. Та сидит в кресле и смотрит завороженным взглядом куда-то в угол. - Ну как? - А можешь еще? - Могу. Про что? Про любовь или про родину? - Агата лукаво улыбается, наклоняя голову. - Это же про любовь было, да? - Ну да. - Давай теперь про родину! - Ну, хорошо. Она пробегает пальцами по клавишам и начинает говорить низким, чуть хриплым голосом в такт музыке. Это не похоже на пение, скорее, на какой-то плавный и торжественный речитатив, от которого по коже пробежал холодок, а горло сжало спазмом. Листая старую тетрадь расстрелянного генерала Я тщетно силился понять, как ты могла себя отдать На растерзание вандалам? Из мрачной глубины веков ты поднималась исполином Твой Петербург мирил врагов высокой доблестью полков В век золотой Екатерины...*** Ее голос становится выше, не теряя хрипотцы, и выводит слова, даже не понимая которые, сидящая в кресле русоволосая девушка сжала руками подлокотники и уставилась в спину подруге. Агата прошептала последние слова песни и выпрямилась. Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в камине. - Слушай, это... потрясающе. Это как гимн. - Это и был своеобразный гимн. - Сыграй еще, а? Это потрясающие песни... я понимаю, о чем ты поешь, хотя не знаю этого языка... Агата, ну пожалуйста! - Про родину больше не буду. - Не хочешь? - Не знаю просто. - Тогда давай про любовь. - Одну песню. Горло болит. - Ладно. Агата поворачивается обратно к роялю и начинает играть, вдруг резко обрывая музыку. - Что такое? - Нет, ничего. Она начинает снова, скользя пальцами по клавишам, и шепчет первые строчки, делая голос все громче и почти срываясь на крик в припеве. Всё как будто шло своим путем, медленно и верно. Успех в делах, семья и дом лечили раненные нервы. Не будили звездные дожди моего воображения, И превратились виражи в плавное скольжение. Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость, Несвоевременная страсть, горькая осладость, Нарушив мой земной покой ты от какой отбилась стаи, И что мне делать с тобой такой, я не знаю. Вздрогнул как от выстрела мой дом, стены закачало, Когда в окно твоим крылом счастье постучало. Понимал ли дом, что он для меня стал тесен, Оставив незакрытой дверь и окна не завесив. Скажи, откуда ты взялась и опоздать не испугалась, Моя неведомая страсть, моя нечаянная радость. Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи, И что мне делать с тобой такой, я не знаю. Мой уютный замок из песка стал как-будто ниже, И заменили облака рухнувшую крышу. Ты смотрела. как под крышей той разгорались страсти, Сказав, что на беде чужой мы не построим счастье. Да, я бы мог, конечно, отпустить тебя, но это не поможет Чужому горю, ведь простить меня мой дом уже не сможет. Расстаться можно и любя, боль рассосётся понемногу, Но только обманув себя, мы обмануть не сможем Бога. Скажи, откуда ты взялась и опоздать не испугалась, Моя неведомая страсть, моя нечаянная радость. Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи, И что мне делать с тобой такой, я не знаю.**** Черноволосая девушка прошептала последние слова, с усилием закрыла крышку над клавишами, залпом осушила бокал и уронила лицо в ладони, не давая непрошенной влаге потечь с подбородка. - Агата? Агата, ей, ты чего! - Ничего, сейчас пройдет. Прости, Брит, я сегодня больше не буду играть. - Ты ведь ему играла? - Брит... - Да ему, понятно это! Знаешь, я по-русски не понимаю ничерта, но... Это потрясающе. Если ты так поешь... то я понимаю, почему тебе не нужен никто. Ты любишь этого Локи. - Не говори ерунду, Брит! - Мне только не рассказывай, ладно! Ты знаешь, куда он уехал? - Нет. - Нда... ты пыталась его найти? - Нет. Это бессмысленно. - Агата, ты... - Дура, знаю. Ладно, хватит об этом. Я есть хочу! Бритни укоризненно качает головой, обнимая за плечи сидящую за роялем девушку. - Я достала пиццу. Разогреть? - Давай. Агата поднимается, и обе девушки скрываются в дверях кухни. Туман над бездной рассеивается, и двое - златоволосая женщина и огромный воин - вновь смотрят в мерцающую мириадами звезд пустоту. - Признаю, моя царица, я имел неверное мнение об этой смертной. - Не такой уж и смертной, Хеймдалль, - женщина улыбается сама себе. - Моя царица? - Мой сын отдал за ее жизнь свое могущество. Это просто так не проходит, - она разворачивается и шествует по мосту обратно, оставляя воина удивленно смотреть ей вслед. Прошло несколько дней с того момента, как царица стояла на краю Бивреста. Стояло прохладное туманное утро, отражавшее настроение Фригг, когда она направилась в покои младшего сына. Он успокоился. Принял свои силы и многое понял. Пришло время поговорить. Остановившись перед дверями, она взмахнула рукой, и резные волки учтиво склонили головы, пропуская свою царицу. В покоях было тихо, только из-за дверей кабинета доносилась приглушенная возня. Женщина подошла к ним и подняла руку, чтобы постучать, но дверь резко раскрылась. - Мама! Зачем ты пришла? - Нам надо поговорить, Локи. - Это срочно? Я... Фригг заглянула через плечо сына и увидела на краю стола, заваленного книгами и заставленного пробирками, альбом в кожаном переплете с тиснеными золотыми рунами. - Сиф уже отдала тебе альбом, как я вижу. - Откуда ты... - Это я дала его ей. А она... она все сделала правильно. - Его создала ты, этот альбом?! Это подделка?! - кулаки Локи сжимаются, заставляя костяшки пальцев побелеть от напряжения. - Нет. Я просто забрала его из ее комнаты, оставив такой же. Разве ты не чувствуешь, как страниц касались ее руки? - Чувствую... Почему ты отдала его Сиф, мама? Почему не сразу мне? - Тебя не было в Асгарде, а она тоже скучает, Локи. Ведь там и для нее были стихи. - А остальные? - Для тебя. - Почему ты так уверена? - Потому что все это время я наблюдаю за ней. Она тоже скучает. - Я не пойду в Мидгард. - Почему? - Потому, что она права. Я не хочу смотреть, как она стареет. Улыбка Фригг становится хитрой, в голубых глазах зажигаются озорные огоньки, и она снизу вверх смотрит на сына. - Мама? – он ещё не верит, но надежда уже разгорается в его глазах. - Да, Локи. Да. - Это невозможно! - Ты отказался от своего бессмертия ради нее. - И что? Мое могущество и мое бессмертие осталось при мне! - В тебе две сущности, мальчик мой. И они обе практически бессмертны. Вспомни об этом. - Ради чего все это было, мама? Ведь она выполнила клятву, почему ко мне тогда не вернулась магия? - Она бы вернулась к тебе с ее смертью. - Но отец сказал... - Отец дал тебе выбор, мой мальчик. И ты все сделал правильно. Я горжусь тобой, Локи. - Она знает? - Нет. Локи кидается навстречу матери, хватает её в охапку и начинает кружить по комнате, сшибая плащом и взлетающим подолом платья книги со стола. - Мама! Я... - Я тоже люблю тебя, Локи. Иди. - Да. Спасибо тебе. Локи опускает улыбающуюся женщину на пол и пулей вылетает из комнаты. Фригг выходит следом за ним, махнув волкам на закрывающихся за ее спиной дверях, и с довольной улыбкой шествует по коридору. - Жена моя! Она останавливается, глядя на приближающегося к ней статного мужчину, один глаз которого прикрывает золотая пластина. - Да, Один. - Зачем ты это сделала? - Потому, что считаю это правильным. Не ты один такой умный, милый, - она поднимает руку и гладит его по щеке, пробегая пальцами по волоскам седой бороды. - Фригг!.. - Давай поговорим об этом после? Она смотрит снизу вверх, прищурившись, и на губах мужчины начинает играть улыбка. - Ты слишком торопишься. - Ой ли? Он предлагает руку супруге, и они скрываются за поворотом дворцового коридора. *имеется в виду дата 19 августа 1991 года - начало августовского путча в Москве. **Игорь Тальков - Чистые пруды. ***Игорь Тальков - Россия. ****Игорь Тальков - Моя любовь.