Разные, но все же одинаковые

В данный момент меня может понять только студент, который не готовился к проверке знаний по теме цикла. Значит, сижу я перед завкафедрой, а он злой, что черт: передо мной здесь был не самый разумный представитель человеческой расы, который решил, что он всё знает и начал спорить. Этот спор я слышал и с уверенностью в тысячу процентов могу сказать, что он идиот. Так вот он злой, а я уже готов намочить штаны. — Это же надо так быть уверенным в своём тупизме! — возмущался преподаватель. — И главное всё равно спорят: «Я всю ночь учил! Я точно знаю!» За одну ночь все темы не выучишь! — В этом я полностью согласен, — кивнул я. — И в чём конкретно? — Та во всём! Перепутать плечевую и бедренную кость! Я понимаю перепутать правая или левая: да, это со страху можно. И главное даже говорили: «Сaput humeri (головка плечевой кости)» и всё равно в итоге бедренная кость. Это показывает, что за все полгода они даже основы латыни не выучили, а что говорить об анатомии. — Наконец хоть одна светлая голова за последний час! Если сейчас назовешь все кости запястья на латыни и покажешь мыс на копчике, так и быть поставлю «Хорошо» за контроль. — Эти слова прозвучали как манна небесная. Собравшись с духом я перечислил все названия восьми костей (спасибо, Хани, за то, что уделила пять минут и рассказала мне о них) и показал этот мыс (хвала Богам, что первые темы я учил). Мой ответ завкафедре понравился, он даже начал улыбаться. — Ну, и напоследок, какая: правая или левая? — протянул мне плечевую кость. Улыбка сама собой появилась на моём лице. — Правая. — Ладно, уговорил! — сказал преподаватель. — Отлично. — Спасибо огромное! Я чуть не вприпрыжку уходил из аудитории. А когда меня начали расспрашивать: кто принимал? сколько получил? На мой ответ у всех был только один вопрос: кому ты душу продал? Как оказалось, я единственный человек, который сдал ему на «Отлично». Моей радости не было предела. Спустя неделю я закрыл все предметы и был в числе тех, кто может выдохнуть. Напевая песню, вприпрыжку я выходил из университета. Возле выхода стоял Сун, знакомый из другой группы, и с кем-то общался. — Привет, Сун, — подошёл я, и смог разглядеть его собеседника. Это был никто иной, как Скуало. — Что, как пересдача по биологии? — Привет, всё нормально, смог закрыть на «Удовлетворительно». Осталось только доклад по психологии донести и Добби свободен, и может напиться так, что забудет своё имя. Мы все посмеялись с этого, но приличий никто не отменял. — А ты, Скуало? — посмотрел я на Супербию. Как давно я не видел его настолько близко. Мне кажется, что моё сердце сейчас выпрыгнет. Я и не подозревал, что соскучился по нему. Всё же я немного жалею, что тогда разрушил то подобие дружбы между нами, но не о своём признании. — Закрылся ещё давно, — хриплые нотки в его голосе вызвали стадо мурашек по моей спине. — Сейчас помогаю старосте. Только я открыл рот, чтобы ещё что-то спросить, как раздался знакомый скрип колёс. Я с опаской посмотрел на источник звука. Когда наши с Занзасом глаза встретились, я готов был бежать. — Только попробуй мелкий, и я прострелю тебе ноги, — предупредил меня он. Поскольку мои ноги были важней, я с лицом смертника, который добровольно решил взойти на эшафот, подошёл к машине. Занзас жестом показал садиться на заднее сидение. Спорить с ним только себе дороже. Когда мы с ним отъехали от университета, мужчина заговорил: — Ты поосторожней общайся с вампирами. — Знаю, что у отца есть крыса в универе, но меры приличия не отменяли, и я не мог просто его игнорировать. — Я тебя предупредил, — сказал Занзас и свернул на дорогу, которая ведёт из города. — Куда мы едем? — интереса не было, был страх за свою шкуру, а то, что её могут сейчас где-то прикопать и сказать: так и было — очень большая вероятность. — Не волнуйся, мелкий, ты вернёшься домой, — так всегда говорят маньяки в фильмах ужасов. — Возможно, даже целым. Остановите машину! Мне нужно выйти! Я подёргал ручку двери, но на ней стоял родительский контроль. Занзас улыбался во все свои белые зубки. Я был готов зачитать молитву, как мужчина резко повернул, и мою тушку покатило по сидению — я был не пристегнут и ни за что не держался. За этим прекрасным поворотом последовала радостная остановка транспорта. И теперь я сидел на переднем сидении, обнимая лобовое стекло. — Мы приехали, — сказал Занзас и убрал блокировку дверей. Я вышел из машины и оказался на поляне. Впереди были горы, покрытые густым лесом, по небу плыли облака, предвещающие грозу. — Пойдешь на самую ближнюю гору, там тебя встретят. Тут недалеко, примерно, километров семь. Это было последнее, что я услышал, когда глядел вслед удаляющейся машине. Я посмотрел по сторонам — не одной живой души. — Это теперь у него такой прикол: выкинуть меня где-то в лесу и посмотреть: через сколько дней я вернусь? Сто из ста, Занзас! Ты переплюнул Реборна с его суицидальными забегами вокруг города. Потому что там, если я потеряю сознание, меня хоть за ногу притянут домой, то здесь меня просто сожрут! — возмущался я, шагая по направлению к горе. — Надеюсь, мой призрак будет портить тебе жизнь, если я здесь всё-таки умру! Слышишь, Занзас, даже после смерти тебе не отделаться от моих нравоучений! Специально буду на совесть давить! Атмосфера как ни странно была романтической: птички пели свои песни, наполняя лес мелодией, лёгкий ветерок дарил прохладу, листва деревьев защищала от солнца, мимо идёт медведь. Что?! Медведь? Наши взгляды со зверем пересеклись, и он мне показался ужасно знакомым. — Мишка! Это судьба, никак иначе, — подошёл я к своему давнему знакомому, который мне помогал пережить тренировки с Реборном. Медведь тоже меня узнал. Мы пожаловались друг другу на жизнь: жаловался в основном я, сидя у него на спине, а он мне что-то говорил на медвежьем. Так, рассказывая о своих проблемах, я преодолел половину пути, после мишке нужно было в другую сторону. Мы попрощались, и я обещал его навестить с гостинцами. Остальную половину пути я проделал в горьком одиночестве, распевая все песни которые знал. Мои попытки звери не оценили, даже птицы замолкли и улетели куда подальше. И вот, наконец, я увидел край леса, на радостях я даже побежал, но бежал недолго: только пересёк лес, как тут же меня сбили с ног, а в лоб оказался направлен пистолет и, дайте угощаю, скорей всего с серебряными пулями! Меня тут точно ждали. — Эм… Добрый день? — хорошее начало разговора, Тсуна. — Как ты посмел сюда явиться, жалкий пёс! — Наконец, я увидел своего собеседника: это был парень с длинными розовыми волосами. — Назару! Как ты обращаешься с нашим гостем? — к нам шла женщина: взрослая версия Юни с волосами до лопаток. Если мне память не изменяет, то это Ария — её мама. — Здравствуй, Тсунаеши, рада с тобой познакомиться. — Её улыбка может затмить любое солнце. Видно, это у них семейное. Она подала мне руку, чтобы я, наконец, встал с земли. Я обтрусил когда-то голубую футболку, которая стала серо-зелёно-коричневой. И выставить счёт за химчистку некому. — Пройдём в дом. Так называемый «дом» оказался замком готического стиля с роскошными витражами и фресками на стенах. Осматривая сие богатство, я понял, что живу в жалкой халабуде на шестнадцать комнат. Меня вели по коридорам, после, наверно, восьмого поворота я понял, что этот лабиринт создали специально, чтобы такие наивные людишки, как я, бродили здесь веками и пугали слуг. Мы зашли в голубую гостиную: она была светлой, а лёгкие песочные занавески создавали впечатление, что я на берегу моря. Почувствовался морской бриз, хотя я точно уверен, что рядом даже озера нет. — Сейчас к нам присоединятся остальные, и начнем беседу, ради которой мы собрались, — скрипнула дверь, и в комнату вошла Юни. Я был так рад её видеть, что не удержался и обнял её. Этой светлой девушки мне очень не хватало. — Я тоже скучала за тобой, Тсу, — смех девушки вызвал у меня улыбку. Я с трудом отцепился от неё. Юни стала одной из тех, кто дорог мне. Мы с ней обговорили последние новости, рассказали смешные моменты во время сдачи зачётов. После Юни села на диван, а я стоял рядом с Арией (во время разговора она слушала и смеялась вместе с нами, иногда рассказывала случаи из её жизни). Из всего этого разговора я понял лишь одно: я не дам причинить вред этой семье. Мы, оборотни, всегда ненавидели вампиров, думая, что они страшные животные, достойные только смерти. Но на самом деле большими животными стали оборотни: чуть что — мы идём убивать. Вампиры стали больше людьми, они помогают. Конечно, это заключение сделано на основе только одной семьи, но за эту семью я буду сражаться! Мои мысли прервала открывающаяся дверь, и к нам присоединились ещё трое: двое парней были вампирами с синими волосами, но с различными оттенками (у одного — насыщено синий, тогда как у другого — немного тусклые), у парня с ярким цветом волос была гетерохромия — правый — красный, левый — синий, и дополнял всю эту картину хохолок в виде ананаса. Впереди вампиров стоял оборотень — Кен, которого я видел в досье. Этот оборотень напрягся, выпустил когти и клыки, стал в защитную позу: — Оборотень! — закричал он. — Где? — обернулся я назад, чтобы понять на кого у него возникла такая реакция. Но когда я посмотрел, там никого не оказалось, и тут я понял, что эта реакция была на меня. — Эм… — я почесал затылок. Ария посмеивалась в кулак, Юни хохотала в подушку на диване, двое вампиров подхихикивали, а бедняга-Кен не понимал, что сейчас произошло. После он посмотрел на меня, как на врага народа. — Да как ты смеешь, смеяться надо мной! — У меня появилось чувство, что он сейчас кинется на меня. — Парень, успокойся! Давай вдох-выдох. Не нервничаем: нервные клетки восстанавливаются, но очень медленно. — Если голову оторвать, то она вообще не восстановится, — съязвил Кен. Я медленно зашёл за спину Арии, в надежде, что она не даст умереть парламентёру. — И мы должны довериться этому шуту, который прячется за женской спиной, — Кен с презрением посмотрел на меня. — Это ничтожество недостойно нашего времени! Такого отношения я к себе не потерплю: я не слабак и достоин, чтобы со мной говорили на равных, а не как с мусором (Занзас и Реборн не в счёт). Я вышел из-за спины Арии. Злость кипела во мне. Я подошёл к блондину и тихо заговорил: — Спустись с небес на землю: идёт война, в которой ты не выживешь. И ты смеешь отказываться от возможности всё решить мирно. Если ты думаешь, что в лаборатории был ад, то знай, ты топтался на пороге, а истинная преисподняя начнётся тогда, когда оборотни постучат к вам в дверь и начнется бойня, — я отошёл от него на шаг и улыбнулся. — Поэтому давайте жить дружно и не ссориться. Я ещё хочу окончить универ и резать людей. Все трое, которых я видел, смотрели на меня, как на психа. — А ты очень смешной, — сказал вампир с хохолком на голове.