Зомби, тачка, два ствола

Мысли лениво ворочались в голове – Том, не найдя в аптечке успокоительных, залил в меня добрый стакан рома. Хорошо, не спирта. Хотя ему бы такое и в голову не пришло – они в этом своём прогнившем Западе не практикуют потребление неразбавленного. Он сам тоже отхлебнул прямо из горла, но увлекаться не стал – ему ещё вести надо было. Белый, без кровинки на лице, он всё косил глаза влево, на меня – боялся, что я чего-нибудь выкину эдакого. Но алкоголь размазал меня по креслу. Том вышел из машины, прихватив с собой автомат, а я апатично взирала на домик, в который раньше бы залетела с визгом счастья. Как же всё глупо вышло. Просто зубы сводит, до чего глупо. Как в дешёвых боевиках голливудских. Может, я всё ещё сплю? Может, это всё – просто галлюцинация? Долетел звук короткой очереди, но я даже не вздрогнула. Я теперь не боюсь выстрелов? Я теперь не боюсь. Это Апокалипсис, детка, а тебе всё хиханьки да хаханьки. Думала, в бункере отсидишься, косячок покуривая? Хрен тебе. На тебя мордой в грязь. Реальность, мать вашу, жестока и сурова. Ладно, со мной понятно – я слизняк, которого размазало по асфальту жестким ботинком действительности. Но за что Джея и Патрика? За что гика-программиста и интеллигента-военного? Они-то не играли в счастливый Конец Света, они-то понимали, что это не цирк с клоунами. Кто вообще решил на бункер напасть? Надин ещё эта, сеструха Патрика... Может, это не она была? Да нет, похожа была до чёртиков. Как она могла так с братцем? Или его должны были пощадить, а не пристрелить, как Джея? Тогда зачем в бункер запускать хренову тучу зомби, если там всего два человека, один из которых – твой брат и может попасть под голодный рот? Это же совершенно нелогично – спускать вниз мертвецов, если боевая сила противника равна одному военному и пареньку, которого ветром сдувает. И ошейники на шеях у меченых. Вот здесь есть над чем подумать. Мертвяки отошли от Джей-Джея, когда в арсенал зашёл его убийца – их тряхнуло током. Кто-то научился управлять ими с помощью электрического тока? Как с собакой Павлова. Но они же не чувствуют боли, да и о каких рефлексах можно говорить, если у них в принципе отсутствует сознание. Вопросов стало только больше, а ответов – хрен. Я чуть не вывалилась наружу – Том резко открыл дверь, на которую я весьма удобно облокотилась. Наверное, не заметил. — Давай быстрее, – он аккуратно вытащил моё слабо помогающее ему тело и потащил к дому. Маленький домик на окраине неизвестного городка к северо-востоку от Манчестера был почти идеальным. Три небольших комнатки на первом этаже и одна – на втором, просторная светлая кухня с террасой, два санузла и гардеробная. Пожалуй, если бы мне кто-нибудь дал денег на постройку своего дома, он выглядел бы точно так же. Только крыльцо у него ещё было бы белым. А вообще, я так почти про каждый дом в Британии могу сказать. Нога, прижатая давеча стулом, ныла. Кажется, синяк там будет знатный. Пока Хиддлстон бегал туда-сюда, закрывая окна и двери, проверяя и укрепляя всё, что можно и нельзя, я восседала на верхней ступеньке лестницы. Туда меня сослали, дабы «под ногами не мешалась». Оно и правильно. От меня сейчас проку, что от пьяного хомяка. Ну, я уже была слегка подшофе. И от этого было куда легче. Пора заканчивать со всеми этими иррациональными проявлениями человечности, а то нервных клеток не напасешься. Живые должны жить и помнить, а не хоронить себя вместе с покойниками. Я же настырно пытаюсь всем, чем можно, закопать себя поглубже. Понимаю ведь всё пустой башкой, а сделать ничего не могу. Ну не дура ли? «Плохо, – неутешительно констатировал голос. Тишину он не любил более всего на свете, а мои внутренние монологи нагоняли на него бешеную тоску. – Скверно. Погано. Отвратительно. Кошмарно. Мерзко. Отвратно. Гадко. Дрянно». – «Ты хочешь, чтобы я напилась в пластырь?» – «Да». Что делать? Я ведь слышу голоса, значит, должна их слушаться, как порядочный псих. — Лора, ты в порядке? – в очередной раз поинтересовался Том. Проверяет, жива ли я ещё. Ты жива ещё, моя старушка? — Жив и я, привет тебе, привет! – отозвалась я на русском. Судя по последовавшему молчанию, суть моего ответа никого не интересовала. Отзываюсь – и ладно. Прилетевший ментальный подзатыльник от здравого смысла заставил меня встряхнуться. Всё, хватит раскисать. А то ещё и по заду получу от голоса. Я сильная, я смелая, я всех победю. Побежду. Одолею, в общем. Алкоголь туманил сознание, но не настолько, чтобы унять моё любопытство. «Всё. Хватит. Мёртвым место в могиле, живые должны жить. Или как там говорят. Всё. Мы живее всех живых, а Патрику и Джею уже не помочь. Поняла меня, ты, эмо зомбиапокалипсиса? Вот так. А теперь шуруй осматривать второй этаж. Задом чую, там будет что-то интересное!» – перепады настроения голоса оставалось списать только на гормональные скачки. Хорошо хоть прекратил попытки заставить меня накидаться. А где у него, бестелесного, зад, я на всякий случай интересоваться не стала. С ногой явно были какие-то проблемы, болевые импульсы били в виски, их не глушил алкоголь. Но что нам переломы, если мы решили быть сильными и смелыми? В спальне было пусто. По стандарту: большая двуспальная кровать, встроенный шкаф, две тумбочки, туалетный столик. Пара фотографий молодой пары, книга у кровати, милые светильники. Скучно, никакого разнообразия. Даже по ковру на стене заскучала. Я, покачиваясь, сунулась было в ванную, но вдруг стало слишком лень мыться. И здесь облом. И читают они исключительно Фрейда и Ницше. И одежда хозяйки явно мне мала будет. Да ужас какой-то, а не дом. Мародёрство больше не казалось чем-то отвратительным. Напротив, сейчас было конвульсивно-грустно от отсутствия «улова», а разворошенные вещи было слишком лень снова укладывать ровными стопочками. И не стыдно за беспорядок. Напротив спальни была ещё одна дверь. «Иди туда!» – скомандовал голос. И я пошла. Ведь чуяла своим, вполне материальным, кстати, задом, что не надо соваться. Но пошла. Голос ведь сказал. Тишь да гладь. Пыль в воздухе. За дверью скрывался кабинет. Посреди айсбергом выплывал огромный резной стол. Сталинский такой, на века сделанный, со столешницей, обитой зелёным сукном. Как в музей попала, чесслово. Где они такое чудо вообще раздобыли? Обоняние пощекотал странный запах, но хронический насморк не позволял разобрать, глюк это или нет. Но тут явственно послышался какой-то шорох. «Иди посмотри, что там!» – заявил голос. «Беги отсюда нафиг!» – посоветовал здравый смысл. И я осторожно двинулась к столу. Рука нащупала массивное пресс-папье. Подавив желание зажмуриться, я пересилила себя и заглянула под стол. Ну естественно. В загадочном Подстолье, прижатый массивным стулом, дёргался в голодных судорогах мертвяк. «Какая неожиданность!» – голос закатил глаза. Ноги у трупа были обглоданы до кости почти до самых колен, дальше их только пообкусывали. Руки тоже были хорошо поедены, а туловища не видно было за спинкой. Размахивая руками-костями, существо явно подавало знаки, что совсем не против съесть меня. Вот только я была весьма против. Пресс-папье выскользнуло из занесённой руки случайно, я всё не решалась опустить его сама, и рухнуло на лоб трупу. Череп с противным чавкающим звуком и едва слышным треском раскололся. Слишком легко, вероятно. Но это и неважно – мертвяк затих и более признаков жизни не подавал. «Сестра, зафиксируйте время смерти», – голос веселился. Четверть четвёртого после полуночи. — Что случилось? – У мистера Хиддлстона острый слух и длинные ноги. – Это что за... — Видимо, бывший хозяин кабинета. Поеденный, – я нехотя отмахнулась от мужчины, как от назойливой мухи. – Всё в порядке? — Да, – Томасу явно было непонятно, почему я не проявляю должного уважения к его геройской персоне. – Ты могла уже лечь. — Я лягу на первом, забирай себе спальню, – я проскользнула мимо него и потопала вниз по ступенькам. «Я не хочу никого осуждать, но совершать такие насильственные действия над логикой очень некрасиво», – вякнул что-то там здравый смысл. Плохо я соображаю сейчас. Что он имел в виду? «Он говорит, валяла ты логику! – пояснил голос. – Не ты ли всегда стремилась повыше забраться?» Ну я. Ну стремилась. Ну... Не хочу сейчас с Томом говорить. Смотреть на него. Да, десять минут назад хотела, а сейчас вдруг противно стало. У меня это, пси-хо-ло-ги-ческая травма. Мне нужны покой и тишина. И валерьянка. «Виски», – поправил голос. Алкаш. Так-с, управляемые зомби. Метят тех, кто быстрее, выше, сильнее. Потом их и забирают. Нацепляют ошейники электрические. Используют как армию. Но на что действует ток, если мозг мёртв? Я не знаю. Вернее, возможно, и знаю, но сейчас просто не могу вспомнить. Вообще ничего не хочу вспоминать. Мой собственный мозг закутался в белую тряпку, которую обычно использовал как флаг капитуляции, гордо назвал её саваном и улёгся посреди черепной коробки, скрестив на груди руки. Вот чуть что, он сразу мёртвым прикидывается. Может, тоже попробовать такую тактику? Зачем? Зачем кому-то такая медленная, но неубиваемая и возобновляемая армия, если почти все, против кого можно было воевать, сами шагают в тех шеренгах? Я думала, только в книгах может быть такое количество вопросов без ответов, что голова просто разрывается. Может, я просто что-то упускаю? Может, я просто не вижу огромной войны, развернувшейся на самых верхах, минуя холопов? Война, ага. Уже Конец Света отгремел, а они всё продолжают. Человечество не исправить, вероятно. «Какая война? Массоны опять виноваты? Или тебе Нибиру на темечко упала? – голос никогда не был сторонником тайных заговоров и сверхъестественных теорий. Для плода воображения он придерживался слишком материалистических взглядов. – Естественно, Третья Мировая началась после Апокалипсиса. Капиталистическая Британия вёрсус коммунистический Союз. Ты что, не слышишь знакомую картавую речь с броневика? Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» Вечно он из крайности в крайность. «Но учти, если вас с британцем драным в плен возьмут, я сразу все тайны расскажу! – голос не унимался. Он за красных. Только чудом я не стала членом КПРФ – вовремя очнулась, как раз когда схватилась за ручку двери в их офис. – Я всё своим расскажу. Ленин, партия, комсомол!» Завтра встанем и поедем дальше. На восток. К морю. К Ла-Маншу. Сколько там расстояние в самом узком месте? Сорок километров по морю? Переплывём. В Москву. Через Францию, Германию, Польшу, Украину. В Москву, домой. Меня там ждут. Точно ждут, я знаю. *** Плохая это была идея – продолжить пить. Поняла я это уж на втором стакане пахнущего самой настоящей сивухой виски, который тяжело упал в полупустой желудок. Закинув в рот горсть каких-то хлопьев вместо закуски, я устало откинулась на спинку дивана и схватилась за голову. Сколько можно повторять, что голос слушать – гиблая затея? Надо было слушать Тома. Спать надо было ложиться. А не хлестать алкашку. Алкашка. Мое Высочество изволило умять в одну моську целую упаковку хамона – будущего завтрака. За отсутствием хлеба ела я его с кукурузными хлопьями. Хотела вскипятить чайник, но плита в этом доме была электрическая. Поэтому запивать пришлось тем, что нашла. А нашла я непочатую бутылку виски. Размазало меня сразу, после первого же глотка. Во мне уже булькал хороший глоток рома, залитый в меня чуть ли не насильно Томом, поэтому виски только проявил общую картину. Но кто же останавливается после первого? После второго мне уже казалось, что я трезва, как стеклышко. На третьем я решила организовать партию по защите прав людей, чьи права были ущемлены зомби. На четвёртом, заключительном, осушившим первый стакан, здравый смысл порвал на себе майку и убежал ловить бабочек. «Слушай, это, мать... – голос отвлёкся от выведения высоких нот в припеве песни «Дым сигарет с ментолом». – А я тут подумал... Человечеством-то кто будет заниматься?» Каким человесе... человечеством? Тоже мне... Нет, у меня есть бутылочка и хлопья, мне и здесь хорошо. — Завтра-а-а я буду дома-а-а, завтра-а я буду пьяный... – тихонечко себе под нос подпевала я, опрокинув в себя сразу треть заново наполненного стакана. «Ну, кто, если не ты? Кто еще человечеством заниматься будет? Всё, мать, харэ хлестать алкашку, руки в ноги – и к Тому!» – голос настойчиво долбился в пьяненькое сознание. Не, ну а он прав же. Человечество нам того, не простит... — Томушка-а-а! – я громко позвала моего сильного и смелого защитника. Противный стакан вдруг выпрыгнул из руки и, облив меня виски, упал на пол. Подлец. – Ты где? «Прячется, гнида. Не хочет человечество возрождать, подонок. Мизантроп хренов», – сплюнул сквозь зубы голос. Я легко поднялась с дивана. Так, я полностью контролирую своё тело, я в состоянии передвигаться в вертикальном положении. Почему картина стене качается? Что, началось землетрясение? Ничего страшного, нам это не помеха... Тэк-с, шаг, ещё один... да у меня прекрасно получается! Стоп. Откуда здесь стена? А. Паркет. Нет, это же пол! Я, кажется, упала – ноги-предатели не донесли меня. Ничего, встаём, вот так. За стеночку придётся придержаться. Новый рубеж – лестница. Перила... А, плевать. На ступеньки опираться куда удобнее. «Давай быстрее. Надо его тёпленьким взять! А то этот мизантроп так человечество ненавидит, что ни за что в союзники добровольно не пойдёт!» – рявкнул голос, давая мне волшебного ускоряющего пенделя. Мой Томас был в спальне. После душа как раз, с мокрыми ещё волосами, без майки, в одних спортивных брюках. Арр. Топор мой полировал. Заботушка. «Вы только посмотрите на эти руки!» – здравый смысл прекратил гоняться за бабочками и упал в восхищённый обморок от вида рук Хиддлстона. «От вида божественных рук Хиддлстона! – поправил меня смысл, приоткрыв один глаз, придя на мгновение в сознание. Было видно, как перекатываются напряжённые мускулы под светлой, не тронутой загаром кожей. Второй раз арр. Я невольно залюбовалась открывшейся картиной, но почувствовала, что стремительно теряю равновесие. «Давай в атаку, мать!» – подбодрил меня голос. — Томушка! – я хотела обворожительно откинуть распущенные волосы, но меня повело, и я встретилась лбом с косяком – довольно соблазнительно, надеюсь. – Чем занимаешься? — Всё в порядке? – мой герой кинулся мне на помощь. Да, рыцарь, спаси меня, а потом – всё человечество. — Прекрасно! – я приподняла руку, выравнивая корпус. Сексуально поджала ногу, но снова не удержалась и рухнула на комод. Том прыснул. «Скотина неблагодарная! Ты тут всё для него, а он ржёт! – голос задохнулся от праведного гнева. – Скажи, что теперь хрен ему, а не стриптиз!» — А вот ты смеи... смия... смееся, а ведь останешься без потрясающего стпир... срип... без раздевания! – пригрозила я, снова пытаясь выровнять себя. «На абордаж! – кровожадно рявкнул голос. – Не тупи! Ты виски, а не тормозную жидкость пила!» Я развернулась и попыталась ловким движением стянуть с себя майку. Всё получилось куда менее эффектно, чем в фильмах – она оказалась какой-то бесконечной. Поплутав в ней немного, я вернулась обратно через горло. — Ты чего? – Томас едва сдерживал конвульсивный смех. —Как чего, сладенький? – голос, поняв, что проку от меня в таком состоянии, как от свинки под наркозом, решил начать говорить за меня. – Пора человечеством заняться. — Не-не-не, – мужчина отпрянул и замахал руками, смущённо посмеиваясь. «Поглядите-ка на этого предателя! Вот как так можно ненавидеть людей, а!!!» – негодовал голос, и я, кажется, была полностью с ним солидарна. — Котик, – я обернулась и заметила на комоде тяжёлую такую вазу, – ты не бушуй. Ты подумай. Пара шагов – и ваза у меня в руках. Теперь – аккуратно перегородить дверь, отрезать пути отступления. Том испуганно отшатнулся к шкафу. Дверь оказалась рядом быстрее, чем я рассчитывала – вероятно, она так же страстно желала возрождения человечества. Но из-за этого её финта я вновь вписалась бровью в косяк. «Шрамы украшают солдата! – рявкнул голос. – В атаку!» Дверь послушно закрылась, и я осталась в комнате один на один с испуганным Хиддлстоном. — Котик, – я угрожающе нахмурилась, – ну-ка снимай штаны и марш в кровать! Том побледнел и сделал ещё шаг назад. Одной рукой я подбросила и поймала вазу, грозно посмотрев на мужчину, другой расстегнула пуговицу и ширинку на шортах. — Ты чего думаешь? – загнанный в угол Том, кажется, уже серьёзно забеспокоился. — Штаны снимаю. – Я стянула деним с бёдер и поставила вазу на тумбочку. Но пьяный мозг решил без моего ведома установить чуть большую погрешность для измерений «на глаз», посему бедная керамика с грохотом рухнула на пол. — Зачем? – прикинулся дурачком мужчина, вжимаясь спиной в дверь шкафа. «Взять его! Фас!» – кровожадно рявкнул голос, закатывая рукава. Я послушно шагнула вперёд, но запуталась в спущенных до щиколоток шортах и полетела вперёд. Теперь моё пьяное тяжёлое тело крепко вжимало бедного Хиддлса в дверь. — Не знаю, как у других, но мне кажется, если не снять штаны, ничего не получится! Руки сами потянулись к его ремню, но не тут-то было. Юный ненавистник человечества ловко перехватил мои лапки, отвёл их в сторону и серьёзно посмотрел мне в глаза. В пьяные-пьяные глаза. — Ты действительно хочешь возродить человечество? – обречённо поинтересовался он, пытаясь удержать моё трепыхающееся тельце. Я кивнула. Том вздохнул и со словами «ну ладно» толкнул меня на кровать.