Зомби, тачка, два ствола

— Что не так? — мужчина подозрительно приподнял одну бровь. Я, побелев лицом, свалилась обратно на диван с разрывом сердечной мышцы. Кажется, моя судьбинушка перед решающим fatality решила сделать мне крохотный утешительный подарок. Так сказать, загладить вину за всё хорошее: прошедшее и грядущее. И что же предстало моему очумевшему после вчерашних коктейлей из виски с портвейном взору? Широкая спина мистера Хиддлстона. И ладно бы, к таким пейзажам мы привычные — приятно, конечно, но дух уже не захватывает. Но на сей раз она была абсолютно голой. Штаны, благо, были на положенном месте, иначе бы откачать меня уже не вышло. Кроме всего прочего, в таком вот виде уважаемый мистер Я-всегда-улыбаюсь-и-прошу-прощения готовил. Еда. Полуголый Хиддлстон. «Хороший сон, мне нравится», — одобрительно кивнул голос. — Будешь глазунью? — Томас небрежным движением взъерошил волосы на затылке, так и не повернувшись. Я заворожённо наблюдала, как движутся под кожей тугие жгуты мышц, чувствуя себя кроликом, которого вот-вот сожрут. «А по какому поводу стриптиз-то? — вовремя спохватился вечно рациональный голос. — У меня денег нет, так что не знаю, что ты ему в штаны совать будешь. ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ!» Но я уже подумала. А потом передумала. Рейтинг всё-таки. — Мне бы воды, — я с трудом отлипла от созерцания так плавно движущихся рук, крошивших что-то, судя по скорости и амплитуде, в труху и огляделась в поисках кувшина. Но встретилась взглядом с Райаном. Который тоже выглядел, мягко говоря, странно. Сегодня с утра, знаете ли, все были одеты («Или раздеты!») несколько необычно. На всякий случай я постаралась незаметно оглядеть себя, но платья диснеевской принцессы к огромнейшему разочарованию не обнаружила — всё те же растянутая позорно-грязная майка и джинсовые бриджи с кровавым пятном на бедре — порезалась, когда пыталась изображать из себя Индиану Джонса. Зато обнаружила под собой недопитую бутылку французского портвейна. «Какая странность — французский портвейн во Франции!» — буркнул голос, всё ещё расстроенный, что во всеобщем карнавале нам не досталось жёлтое платьишко Беллы. — Чи добрий ранок, красуне? — Райан широко ухмыльнулся, и на мгновение мне показалось, что меня ослепит блеск десятка золотых зубов — акцент был уж больно характерный, махровый. — Райан, олень! — Хиддлс чуть не уронил деревянную лопатку. — Сам ты олень, — обиделся мужчина. — И вообще, что за стриптиз ты тут устроил? Тут вон несовершеннолетние есть! — Мне уже давно за восем… — Паспорт покажи! — Какой паспорт, зомбиапокалипсис на дворе! — ОЛЕНЬ! РАЙАН, МЫ ДОГОВОРИВАЛИСЬ НА СВИТЕРЫ С ОЛЕНЯМИ, А НЕ С МЕДВЕДЯМИ! — Томасу надоело, и он, раздавив легко и непринуждённо свою британскую вежливость, нежным басом перекрыл нашу перепалку. Я чуть не уронила портвейн, Рейнольдс ошалело заморгал. — Так что в каком-то смысле ты олень. — А ты пьяный! — констатировал Райан не без толики удовлетворения и хитро подмигнул мне. — Но этот свитер с мишкой мне идёт гораздо больше. Ло, согласись? Я прикрыла лицо рукой и рухнула обратно на подушку, чуть не засветив себе злополучной бутылкой в бровь. Что за вакханалия? Что с Райаном? Что куда интереснее, что с Томом?! «А что вчера было? — хитро усмехнулся голос. — Ты помнишь? Вот и я не особо. Может, вчера вы… раскрыли все грани своих характеров, и сегодня нет смысла надевать маски, играть, ммм…» Судя по тому, как мурлыкал он всё игривее и игривее, я заключила довольно приятный факт: он всё помнит и ничего дурного вчера не произошло. Просто три друга накидались в пластырь. А повод? Я вот не помню повода нам напиваться. Хотя погодите-ка… апокалипсис, мать вашу! Это сплошной повод надираться в хлам. А вообще я женщина приличная, виски с портвейном не мешаю… не мешала. До вчерашнего дня. «А сегодня утром вон полуголого Хиддлса наблюдаешь. Может, почаще мешать надо?» — Лови уж, так и быть! Я приоткрыла один глаз и уловила чёрную тень, мелькнувшую надо мной — Райан чем-то запустил в Томаса. Это оказался свитер, который Хиддлстон под протяжный недовольный стон голоса тут же натянул на себя и смущённо глянул на меня из-под ресниц. К нам вернулся прежний застенчивый Томка, правда, по-прежнему чуть-чуть пьяный. — Он спрятал все мои кофты и сказал, что сегодня даст мне надеть только свитер с оленем, — слегка заплетающимся языком пояснил он. — Прости за этот спектакль, я просто хотел приготовить всем завтрак, а тут ты проснулась… Я покачала головой и неодобрительно цокнула языком, скосив глаза на Райана. Тот только усмехнулся и отвёл взгляд; пристыженным он, однако, отнюдь не выглядел. Где-то в печени родилось неприятное ощущение того, что он стал шиппером. — Я всё понимаю, но по какому поводу олени? — РОЖДЕСТВО! — Райан чуть не упал, неловко развернувшись и налетев на диван. — РОЖДЕСТВО, МАТЬ! ЁЛОЧКИ, НОСКИ ДЛЯ ПОДАРКОВ, САНТА, КАМ… — Я поняла, поняла, не ори! — пришлось запустить в него подушкой. Рейнольдс тоже явно уже поправил с утреца здоровье. — Но какое Рождество? Сегодня 30 декабря! Наверное… Неуверенность в моём голосе растекалась сама собой по мере того, как червячок сомнения вгрызался в недра сознания. Мы же пили всего один вечер? Беглый взгляд по комнате. Перевёрнута мебель слегка, чуть-чуть разбросаны вещи, немного поломан карниз, самую малость туалетной бумаги размотано. Короткий взгляд на щетину Райана. Всего один день же? — Вообще, сегодня 31, — осторожно поправил Хиддлс. Я безнадёжно выдохнула, проследив по взгляду мужчины путь до электронных часов, которые Томас настроил (сам, молодец, в доме мастер). Значит, два дня. Допилась, Хлорка. Тягостное молчание, которое я собиралась подвесить в комнате в память о пропавших в алкогольном угаре двух днях жизни, нарушил слишком вдохновлённый выкрик Райана: — Ну так что, значит, Новый год! Действительно, какая разница, что отмечать? Кстати, кто-нибудь помнит, что всё-таки мы в тот раз-то отмечали? — Новый год! Точно! Ёлку! Гирлянды! — воодушевлённо продолжил Рейнольдс, размахивая руками, явно вознамерившись что-то разбить. — И побыстрее! — Стоп! Стоп! Стоп!!! — я вспомнила кое-что очень важное. — Какие гирлянды и ёлки? Сначала все чистить картоху! — Зачем? — синхронно подняли брови мужчины. — ОЛИВЬЕ! *** — КУДА ТЫ ВЕШАЕШЬ ЭТОТ ШАРИК, МАТЬ ТВОЮ?! Райан вздрогнул, и блестящий шар выскользнул из его рук. Алая гладкая комета вошла в изящное пике и, встретившись с твёрдой поверхностью затёртого паркета, брызнула мириадами осколков — с вежливым звоном, извинившись перед крушением. Рейнольдс шикнул что-то нецензурное и бросил на меня сердитый взгляд. Я спряталась в мишуру, километр которой был обмотан вокруг моей шеи («И только чудом не привязан к люстре!»), и попыталась сдержать смех. Сия попытка была обречена на провал так же, как и эпичная картина «Гордость и предубеждения и зомби», а последствия оказались более чем печальными — ввиду того, что трясти меня начало как махрового эпилептика, стремянка, на которой я всё то время балансировала, пытаясь развесить разную праздничную чепуху по потолку, опасно накренилась и начала медленно заваливаться. Я даже не успела испугаться — под звуки смачного мата в своей голове полетела вниз. На Райана. В нём явно пропал талант регбиста — среагировал он моментально. Я сшибла своей тушкой мужчину с ног — он не успел зафиксироваться, и мы вдвоём полетели на диван. Каким-то чудом я умудрилась не зацепиться ни за что дурацкой мишурой, и смерть от удушения меня миновала. Но вот блестящие ворсинки, забившиеся в нос, Райана явно не обрадовали. Равно как и, надо полагать, моя отъевшаяся тушка, всё ещё отдающая двухдневным перегаром и довольно вальяжно упиравшаяся локтём ему меж рёбер. — Всё в по… Из кухни выглянул Хиддлстон. Высокий лоб перепахала характерная морщина, а бледные пальцы сильнее вцепились в венчик и миску, в которой он увлечённо до этого взбивал что-то. Наши с Райаном переплетённые на диване тела явно озадачили британского джентльмена. Искра озарения осветила его помрачневшую мордашку, когда он заметил поваленную стремянку и разваленные по всей комнате украшения. В ту же секунду облегчение сменилось волнением — ну спасибо, мистер Хиддлстон, наконец-то дошло! — Лора, ты упала? — как он догадался? — Всё в порядке? Ты ушиблась? — Лучше спроси, жив ли я, — пропыхтел Райан, пытаясь сдвинуть меня с себя и открыть хоть какой-то доступ к кислороду. — И прекращай кормить её, Рэйчел Рэй, этот тюлень меня в котлету для бургера превратил. Не, ну не скотина ли? Это я тюлень-то? Сам вон вообще всю форму растерял, от кубиков и следа не осталось! «Ты свой пресс вообще из-под прикрытия ни разу не выпускала, — как бы между прочим заметил голос. — И да, поищи там между складочек на животе мою шипперскую книгу, я хочу записать туда этот момент с вашими валяшками на диване». — Я в порядке, — я сползла с Рейнольдса, очень неслучайно двинув ему локтём в живот, и с трудом поднялась на ноги. — А ты весь белый. Пожалуйста, скажи, что это кокаин. — Это мука, — Том усмехнулся и вытер кончик носа рукавом, смахивая белую пыль. — И судя по тому, что за прошедшие пару часов гостиная приобрела ещё более разрушенный вид, чем обычно, нам стоит поменяться местами. — Ты хочешь сказать, что проблема во мне, а не в криворукости вот этого кадра?! — я изрядно возмутилась, но Том одним нетерпеливым жестом пресёк мои возражения: — На кухню, женщина! Я показала язык и гордо закинула мишуру за плечо, постаравшись как можно сильнее задеть ей Хиддлса по морде лицу. *** Я ещё раз протёрла глаза. Открывшаяся картина была слишком хороша, чтобы оказаться правдой. — И это всё вы сделали? Мальчики скромно потупили глазки. Они превратили нашу гостиную в маленькую новогоднюю сказку — просто, но со вкусом. Гирлянды, гирлянды, гирлянды — всё сверкало, искрилось и мерцало. Кажется, в них обоих погибли замечательные декораторы. Голос совершенно некстати напомнил о наших кулинарных шедеврах, которые выглядели… ну, я надеялась, что они выглядели хотя бы съедобно. Настолько съедобно, насколько может выглядеть оливье, винегрет и селёдка под шубой. — Вы такие молодцы! — Очень рад, что тебе понравилось, — Том тепло улыбнулся. — Кстати, не расскажешь, для чего я столько картошки начистил? У нас тематический картофельный ужин? — Ну… — я неуверенно кивнула, прикидывая масштабы картофелизации. — Что-то типа того. Я бы назвала это тематическим новогодним ужином: «Добро пожаловать в Россию!». «Я бы пошутил про белорусов, но ты мне запретила», — печально откликнулся голос. *** — О-ливь-е… Это же французское блюдо, да? — Том с интересом разглядывал содержимое тарелки в то время, пока Райан со счастливой моськой утрамбовывал в себя третью порцию. — Ты говоришь, в вашем классическом рецепте вместо куриного мяса… — Боже, Том, просто ешь! — взмолилась я. Мужчина поджал губы и отправил вилку в рот. Сомнения на его лице сменилось чем-то, отдалённо напоминающим удовлетворение. Все обитатели моей головы шумно выдохнули. — А вот эта красная штука — отличная закуска! — Райан ткнул пальцем в селёдку под шубой. — Попробуй, Томаззо, зацени! Оп, а откуда он водку-то взял?! Половины пузыря уже нет! Ну Рейнольдс… — Ло, я возьму? — снова этот взгляд из-под ресниц. Я отчего-то смутилась, и зрительный контакт затянулся. Хиддлстон в костюме был, безусловно, великолепен, но перед глазами всё ещё маячил его голый торс. Нуизвинитепожалуйстаяневиноватачтоменяослепилокрасотой. Голос мечтательно вздохнул. — Задолбали, чесслово! — Рейнольс вдруг хлопнул ладонью по столу. Мы с Хиддлсом вздрогнули, бокалы и тарелки испуганно звякнули. — Ты, — он зыркнул на Тома, — заткнись нахрен и прекрати из себя барышню строить. Ты, — теперь карающий меч пал на мою шею, — тоже заткнись нахрен и поцелуй его уже! А то вы так расшаркиваться до второго Конца Света будете. Задолбали, парочка недотрог. Тоже мне, такое впечатление, что в фильме с рейтингом G. Да целуйтесь уже, что глазами хлопаете, куски идиотов. А, хрен с вами, опять жвачку тянуть будете. Завершив тираду опрокинутым стулом, Райан подхватил бутылку и слегка нетвёрдым, но вполне уверенным шагом прошествовал к двери. Здравствуй, Лора, Новый год! Часы по счастливой неслучайности вдруг начали бить. Двенадцать! — Один! — я судорожно огляделась в поисках бумажки — традиция пить шампанское с золой, что взять с человека, который со своим внутренним голосом разговаривает? — Два! Томас сидел и сверлил взглядом останки оливье в своей тарелке. Он, кажется, вообще не слышал боя часов. Я не очень была уверена, что он и Райана-то слышал. — Три! — я подскочила на ноги и метнулась к тумбочке. Пусто! — Четыре! Том, помоги мне! Мне нужна ручка и бумажка! Пять! И зажигалка! Стул скрипнул — Хиддлстон медленно поднялся на ноги. Хвала богам Асгарда, он ожил! — Шесть! Да где вся чёртова канцелярка?! Что за тотальный геноцид пишущих предметов?! Семь! Дыхание перехватило, колени свело. Волнение снова сковало меня покрепче смирительной рубашки. — Восемь, — на плечо легла рука. Томас медленно развернул меня к себе. — Девять. Святые ёжики! Аккуратное касание — подушечками пальцев под лопаткой, приобнимая. — Десять, — на выдохе, сбитым шёпотом. Он смотрел глубоко в глаза, куда-то внутрь. Серьёзный и… другой. Решительный, твёрдый, но… всё равно другой. Кто-то, отличный от обычного Тома. Кто-то больший. — Одиннадцать, — одними губами. Глаза в глаза. Они у него и цвет поменяли — стали чуть темнее. Как будто затуманены были, как будто он ещё чуть-чуть сомневался. …И здесь должен был эпично появиться Рейнольдс с гармошкой и спеть «Если у вас нету дома». Но он не появился. — Двенадцать. Разряд. Касание губ. Что-то иное. Мурашки. Тепло, разливающееся из груди по всему телу. Дрожь и сбитое дыхание. Отголосок сладковатого средства после бритья в нос. Шершавые подушечки пальцев на моей щеке. Обволакивающее счастье. — С новым годом, — Том мягко улыбнулся, отстраняясь. Стой! Не так быстро. Так нельзя! «Уйдёт! Держи его!» Я что есть силы прижалась к нему, чувствуя, что по щекам поползли тёплые слёзы — откуда только? Я же не плачу. Я же обещала быть мужиком. Хиддлстон обнял меня крепче — тоже боялся, что я сбегу. Два дурака. …Мы обнимались под омелой в новый год посреди мира, разрушенного зомби. А за дверью ухмылялся Рейнольдс, потягивая беленькую из бутылки и насвистывая «Пять минут» Гурченко. Проникся он русской культурой, что ни говори.