Всё, кроме денег

      Как и следовало ожидать, Магда вломилась в Бункер. Вообще говоря, она спешила ещё защищать Альке, но к тому времени, как ей удалось добраться до места событий, события все уже рассосались без её участия (возможно, и к лучшему), и оставалось ей только полоскать мозги Гугелю на предмет его готовности «корячиться на оборонку».       — Какая тебе вообще разница? Я что, тебя с собой зову? — огрызался Гугель, прячась от Магды под видом разбора завалов в комнате с порталом.       — Я за тебя беспокоюсь!       — Спасибо, без твоего беспокойства я бы не выжил!       Магда с досадой пнула истошно оранжевую строительную каску с зачем-то приклеенными к ней бараньими рогами. К вящему неудовольствию Холи каска улетела на платформу лифта, очевидно, загнанную назад наверх и вновь с горкой закиданную хламом. Когда Холи это увидела, у неё даже слов не нашлось, тем паче что она в толк взять не могла, зачем бы Шпигелю (а кому ещё?) понадобилось бы это делать.       — А потом всё это заканчивается атомной бомбой и инцидентом в секторе И-33. Напомню, что в последнем случае учёных-таки засудили. Шахину вкатили пожизненный, и это при том, что он всего лишь предложил сам принцип!       — Не надо учить меня истории.       — При том, что ты её всё равно не знаешь!       — Как там, кстати, продвигается твоя агитационная кампания против Флакка?       Магда надулась. Разумеется, она не собиралась пассивно ждать выборов, терпеливое ожидание вообще было не в её стиле, даже беременность не научила её ждать: игрушки «на вырост» своим детям она начинала покупать сразу после положительного теста, благодаря чему к тому времени, как чадо до игрушки таки дорастало, родители уже успевали с ней наиграться и отдавали без сожалений. Вот и в преддверии президентских выборов Магда развила бурную деятельность, тем паче что из-за запрета на эксперимент оный зашёл в тупик, а снятие запрета в администрации даже обсуждать не собирались. Однако группы, которые она создавала в соцсетях, регулярно блокировались до тех пор, пока Магду не забанили в них в принципе, а разбрасывание агитлистовок с воздушного шара скорее помогало выпустить пар, чем приносило желаемый результат, особенно учитывая гипотетически необходимую площадь охвата.       — Тебе-то какое дело? — буркнула она. — Тебе ж только в радость, если он победит.       — Я не знаю, со сколькими он уже лично договорился. Но надеюсь, что он полез только сюда, раз уж именно сюда десантировались эти вояки. Может, он даже решил создать из этого дела образцово-показательную лабораторию нового «реформированного» Парацельса.       — Спасибо, догадалась, и что?       — А я тебе приглашаю его в округ в заброшенную лабораторию где-то в лесу, и под предлогом соблюдения внутреннего регламента по секретности вся его военная охрана останется снаружи и внутрь не пройдёт, — Гугель выразительно посмотрел на Магду.       С минуту она смотрела на него, пожалуй, излишне сосредоточенно, только что взглядом не просверлив в нём дырку, а потом просияла.       — Ты гений!       Гугель передёрнул плечами:       — Вы ж как-то уже смогли довести до ручки этого Раска, вот теперь отработайте технику на Флакке.       — Кстати о Кваске, а что с ним случилось-то? Эди за ним только шпионил. Нет, он, конечно, может быть весьма настырным, но он даже своего научника с ума не свёл, хотя тот был очень нервным типом, а Эди очень старался. Он, правда, говорил, что там каждый день Гриф ошивалась, может, это она его?       Холи поморщилась и зачем-то принялась натирать рукавом в высшей степени странную помесь спектрометра с шаром для боулинга и игрушечным бульдозером. Она не слишком раскаивалась в своих действиях (коих было, прямо скажем, не то что бы очень много), и вместе с тем доведение человека до сумасшествия… Холи не знала, существует ли соответствующая статья в уголовном кодексе, но в любом случае это было как минимум неэтично.       — Вплоть до голосов в голове, — добавила Магда и вздохнула.       Холи задумалась, станет ли Раску легче, если он узнает, что в действительности слышал голос кактуса-телепата.       — Фолли, с тобой всё в порядке? — обеспокоенно спросил Гугель.       — А?       — Ты морщишься каждый раз, когда речь заходит о сумасшествии Раска. С тобой точно всё хорошо?       — А. Да. Точно.       — Что, что-то случилось? — Магда перевела взгляд с Гугеля на Холи и обратно. — Что, в вашем маленьком путешествии что-то произошло?       — Нет, что вы, — широко улыбнулась Холи, — всё в полном порядке.       Магда оценила ширину улыбки и решила замять тему.       На пороге появился Шпигель, сначала объяснявший ситуацию Сэ-ён (вытянул разбитую пробирку) и затем вместе с ней кормивший Тэ-сона. Шарахнувшись от Магды (так, на всякий случай), он бочком подобрался к Гугелю, сообщил, что закончил, и поинтересовался, долго ли он собирается копаться в хламе и не следует ли им заняться чем-нибудь несколько более продуктивным.       — Следует, — кивнул Гугель. — Надо съездить в эту «новую» лабораторию и всё осмотреть. Фолли, ты с нами?       — Да, конечно, — с готовностью ответила Холи, которой совсем не улыбалось остаток практики подрабатывать уборщицей, причём бесплатно.       — И я тоже, — Магда выпятила грудь. — Надо осмотреть поле боя.       Шпигель хотел было поинтересоваться, какого такого боя, но потом решил, что меньше знаешь – крепче спишь.       Наивная Холи наивно думала, что запихать лабораторию в ещё большую глухомань, чем та, в которую запрятался Бункер, принципиально невозможно, но причиной такого заблуждения служило исключительно то обстоятельство, что Холи в принципе плохо представляла себе всё разнообразие природных ландшафтов Вселенной. «Новая» заброшенная лаборатория уютно расположилась посреди дремучего леса в окружении внушающих священный трепет болот, которым до полного сходства с каким-нибудь Мёртвыми топями не хватало только сотни-другой дохлых эльфов (а, учитывая, что речь идёт о Парацельсе, это мог быть всего лишь вопрос времени), причём к зданию не вело ни одной самой захудалой тропинки. Последнее обстоятельство, впрочем, было вызвано тем, что ввиду общей недостроенности лаборатории и неотлаженности всех её систем во время очередного перелёта с Парацельса на Парацельс она приземлилась немного не там, где должна была (то есть, с ошибкой на три округа, и хорошо ещё, что не на чью-то голову). Венчало эту вакханалию шизофрении само здание лаборатории, внешним своим видом напоминавшее циклопический утюг, который среди леса и болот смотрелся особенно экзотично.       — Он реально предлагает тебе переехать сюда? — без всяких экивоков поинтересовался Шпигель.       — Ну… гипотетически его можно перегнать в… более удобоваримое место, — предположила Магда. — Но как же круто! — ко всеобщему недоумению она радостно хлопнула в ладоши и резво поскакала по кочкам ко входу (ну, или к тому, что выглядело как вход).       Шпигель тяжело вздохнул и поскакал следом за Магдой, руководствуясь тем соображением, что если Магда на что-то сиганула и не утонула, значит, ступать следом можно. Посмотрев на Магду и Шпигеля, Гугель повернулся к Холи и спросил:       — Тебе помочь?       Холи взглянула на него с таким искренним недоумением, что ему захотелось вот тут прям сразу прыгнуть в болото и никогда из него не вылезать (что было бы несложно, учитывая, что это настоящее болото).       — Я не фарфоровая ваза, — Холи покачала головой и, немного подумав, добавила. — Но спасибо за предложение.       Когда Холи и Гугель, периодически хватаясь друг за друга, чтобы никуда не свалиться, добрались до здания, Магда и Шпигель всё ещё торчали на ступеньках перед закрытыми дверьми, причём Магда, присев на одно колено, делала вид, что копается в замке бронзовой барочной ложечкой, которую она даже не помнила, в каком музее спёрла.       — Что ты делаешь? — полюбопытствовал Гугель, склонившись рядом.       — Не поверишь, дверь заперта.       — Да, но что ты делаешь? Здесь же наверняка сверхсовременные замк—       В замке что-то щёлкнуло.       Магда квадратными глазами посмотрела на ложечку. Гугель моргнул. Шпигель и Холи переглянулись и великодушно решили оставить происшествие без комментариев. Правда, на том приключения с дверью не кончились, поскольку то ли она была рассчитана лишь на автоматические открытие-закрытие, то ли где какая блокировка стояла, то ли её просто заело, но, чтобы освободить проход, её пришлось долго сдвигать общими усилиями.       — Надеюсь, здесь есть генератор, — пробормотал Шпигель, заглядывая в темноту открывшегося их взглядом холла. — Потому что ни к каким сетям он явно не подключён.       — Откуда здесь вообще сетям взяться? — хмыкнул Гугель. — Это просто гигантский утюг на чёртовом болоте.       — Чёртово болото, — Магда задумалась. — Звучит заманчиво, но слишком банально. Ещё идеи?       — Я тебе не название хоррора придумываю!       — Я имею в виду топоним, — Магда щёлкнула фонариком, виртуозно извлечённым из голенища сапога. — Кстати о хоррорах, давайте разделимся?       — Но тогда же вас первой и убьют, нет? — заметила Холи.       — Ха, пусть попробуют! — Магда подкинула в левой руке ложечку.       — Тогда Гугель будет блондинкой, которая всех переживёт? — предположил Шпигель.       Гугель обиделся.       — Но блондинок же убивают, да? — задумалась Магда.       — Не знаю. Я ни одного хоррора не видел.       — Ну, в смысле, такие сексуальные блондинки, которых надо убивать с максимальной жестокостью и обнажёнкой.       — Ты путаешь эпоху. Объективация и всё такое. Это уже давно не модно.       — Может, мы уже пойдём?! — раздражённо поинтересовался Гугель.       — Да, вот, — вспомнил Шпигель, — пришлось кое-куда вломиться, но я раздобыл план здания. Генератор – это куда-то туда.       Магда пошла вперёд, освещая дорогу и как будто специально выхватывая фонариком самые неожиданные предметы в самых неожиданных ракурсах, следом шёл Шпигель, уткнувшись носом в карту, чтобы не вскрикивать на каждый новый выверт магдовской самодеятельности, а замыкали процессию Холи и Гугель. Ушли, правда, не очень далеко, потому что каждый шаг взбивал в воздух клубы пыли, подсвечивать которые Магде нравилось особенно сильно, не говоря уже о том, что дышать таким воздухом удовольствие оказалось в высшей степени сомнительное.       — Почему здесь так пыльно? — проворчал Гугель, роясь по карманам в поисках носового платка или какого его идейного родственника.       — Потому что здесь никто не убирался, — ответил Шпигель. — Здание-то обесточено, системы не работают, уборки не было, пыль скопилась…       — Оборудование убито, вентиляция забита наглухо, чудо, что долетела, могут быть мозгососы или ещё что похуже, — закончила ассоциативный ряд Холи.       Все повернулись к ней, и Магда даже посветила на неё фонариком. Молчаливое переглядывание длилось минуту, а потом Магда спросила:       — Фуни, в кого ты такая оптимистка?       — Моя мать работает в жилищной инспекции.       — Ааа… это многое объясняет.       То ли Шпигель выбрал какой-то совершенно неочевидный маршрут, то ли дело всё было в планировке здания, но, бродя по длинным извилистым коридором и не зная, что здание выглядит как гигантский утюг, Холи ни за что бы об этом не догадалась. Её воображение рисовало скорее крысиный лабиринт, и она допускала возможность, что это обстоятельство служило оммажем чему-нибудь. Что-нибудь вроде «учёные как лабораторные крысы», правда, тогда создавалось ощущение, что архитектор сильно не любил учёных, но зачем тогда ему строить лабораторию на Парацельсе? Коридоры подсобных помещений оказались ещё более длинными и извилистыми, чем основные, с весьма неочевидными развилками, но почему-то без единой ловушки или потайной двери, хотя антураж располагал.       Генератор необъяснимо исполинских размеров занимал собой почти всё отведённое ему помещение, отчего, чтобы его обойти, приходилось протискиваться бочком. Его запуском пришлось заняться Холи и Шпигелю, потому что Гугеля до него не допустили по причине редкой криворукости, а Магду – избытка энтузиазма. В конце концов, от генератора требовалось запуститься, а не взорваться и снести с собой полпланеты. Холи со Шпигелем морально приготовились к долгим пляскам с бубном, обычным в том случае, если вы пытаетесь запустить нечто, что вроде как работает, но уже очень давно не включалось, однако к их превеликому облегчению иногда генератор всё же запускался автоматически – во время применения «крайней меры», потому что, вообще говоря, такие системы автоматического запуска встраивались во все аварийные генераторы Парацельса по умолчанию. Благодаря этому для того, чтобы запустить генератор вручную, не потребовалось каких-то особо изощрённых телодвижений, в частности по причине сравнительной чистоты в генераторной.       Стоило электричеству потечь, как тут же включился свет, яркий, словно в операционной, а во всём здании стало неожиданно шумно.       — Что происходит? — Гугель нервно обернулся на дверь, за которой что-то мелькнуло.       — Система автоматической уборки? — предположила Магда. — Мы в Мавзолее свою называем Чингисханом, говорят, умел мужик порядок навести.       Гугель ещё раз нервно оглянулся на дверь.       — А это очень плохо? — спросила Холи.       — Это… суетливо, — дипломатично ответил Шпигель.       Пожалуй, он выразился слишком мягко. Справедливей это действо следовало бы окрестить «вакханалией» (возможно, Шпигель не захотел употреблять это слово, потому что оно отсылало к культу бога Вакха): изо всех щелей вылезли все роботы – пылесосы, мойщики, дезинфекторы и прочая уборочная шушера – и заработали все одновременно, зачастую смертельно друг другу мешая. Появление человека роботы игнорировали, поэтому каждого из компании хотя бы по разу обрызгало жидкостью для дезинфекции (Шпигелю прилетело прямо в лицо, после чего, громко ругаясь, он долго протирал очки), а уж сколько раз им ставили подножки роботы-пылесосы, просто не счесть. Очень скоро Гугелю захотелось материться, поэтому он давился ругательствами, так как смятённые чувства и, в меньшей степени, остатки воспитания не позволяли ему грязно ругаться в присутствии Холи. Шпигель был слишком занят отражением атак на собственную персону, чтобы обратить на это обстоятельство хотя бы минимальное внимание, а вот Магда, у которой в семье что родительской, что собственной, подобного рода катавасия творилась на регулярной основе, на окружающих обращала несколько больше внимания и странное поведение Гугеля про себя отметила.       Из генераторной через ряды роботов компания пробилась в некое помещение, на плане Шпигеля, который тот милостиво скинул остальным на тот случай, если в пылу боя кто-нибудь потеряется, значившееся как центр управления. И помещение это явно пыталось соответствовать своему горделивому названию: огромных пультов управления здесь явно было больше, чем необходимо, что превращало немалых размеров зал в уменьшенную копию всей лаборатории – крысиный лабиринт. Каждый пульт был своего цвета, как предположила Холи, в соответствии с лабораторией, оборудованием которой можно было отсюда управлять, и красиво подсвечен, точно новогодняя ёлка. Стены же все пестрели голографическими экранами, демонстрировавшими интерьер разнообразнейших лабораторий.       — Господи, что за хрень? — Гугель с кислой миной осмотрелся.       — Ты сам сказал, что это просто «чёр…гхм утюг на болоте», — Шпигель пожал плечами. — Для утюга, кстати, здесь неплохая комплектация лабораторий.       — Да, только свалено всё в одну кучу, словно здесь собирались заниматься всем и сразу. Это для Вивейруша, что ли, строилось?       Холи навострила уши. В тщетной попытке объяснить родне, на что она собирается положить свою жизнь, она обращалась и к помощи популяризаторской продукции, от видеоблогов до книг, и то, что в разных форматах творил Отавиу Вивейруш, нашла одним из самых полезных (правда, с учётом того печального обстоятельства, что некоторых особо активно интересовавшихся её родственников не брало ничего в принципе).       — А вы его знаете? — поинтересовалась Холи.       — Да, редкостный идиот, — припечатал Гугель, но, увидев, как слегка окаменело лицо Холи, поспешил развить мысль. — Заниматься всем понемножку – это всё равно, что не заниматься ничем. Он со своими аспирантами и лабораторией только для агитроликов и годится. Последний раз по-настоящему научную статью он опубликовал лет пятнадцать назад, и то там было несколько косяков, особенно в части обработки результатов.       — О, — выдавила Холи.       — А, не, как популяризатор он ничего, просто как учёный он полное… не очень, — пробурчал Гугель.       Магда сузила глаза и пристально на него посмотрела. Впрочем, ей всё же хватило ума не спрашивать, а давно это он такой тактичный и на всех ли действует акция, иначе конфуза было бы не избежать. Обстановку разрядил Шпигель, обративший внимание присутствующих на то, что в самом центре лабиринта скромно стоит очень маленький пульт с единственной очень большой красной кнопкой.       — Это что? — Шпигель потыкал в пульт пальцем, стараясь не попасть по кнопке.       — Большая Красная Кнопка, разве не видно? — удивилась Магда.       — Ты серьёзно? — изумился Гугель. — У нас что здесь, база суперзлодея из фантастического боевика?       — Скорее рекламный проспект, — Шпигель склонился над Кнопкой. — Хоть бы стеклом её закрыли, а то ж локтем задеть можно. Так стоит ещё.       Магда решила проблему радикально: она вскрыла один из стоявших вдоль стен красивых и явно декоративных шкафов с разнообразнейшей лабораторной утварью, взяла оттуда эксикатор и нахлобучила его сверху на Кнопку.       — Главное – не забыть сказать, что так и было, — Гугель закатил глаза.       — Да ладно, не будь занудой! — Магда потыкала пальцем в эксикатор. — Вроде держится.       — И что теперь? — полюбопытствовала Холи.       — Теперь надо распланировать наши действия, — Магда выпятила грудь. — Юр, если ты приведёшь его сюда, будет просто чудесно, потому что среди этих нагромождений засаду устроить как два пальца. Я б сама себя не нашла, даже если б знала, где искать.       — И что ты собираешься с ним делать? — спросил Гугель.       — Заставить его отказаться от участия в выборах. А лучше всего вообще выйти из администрации.       — Как?       — Ну, есть у меня одна мысль, — Магда провела пальцем по горлу.       — Ты же не собралась его убивать?       — Слушай, за кого ты меня держишь? Ты же знаешь меня, я никогда ничего подобного не сделаю. А вот он не знает. И тут ещё и болото кругом.       — Как раз если знаешь тебя, в такое поверить гораздо проще, — пробормотал Шпигель.       Магда обиделась.       Очередной робот-пылесос принялся очень настойчиво тыкаться Холи в ноги.       — Думаю, нам пора идти, — предположила Холи, наблюдая, как пылесос пытается съесть её ботинок.       — Да. Наверно, — согласился Гугель.       С потолка рядом с ним спустился робот уборщик неизвестного назначения и придирчиво принюхался к его волосам, где пыль смешалась с дезинфицирующей жидкостью.       Спасались бегством.              Остаток дня Альке не отходила от Клюга ни на шаг. А если бы попыталась, скорее всего, он сам бы её не отпустил. При том, что он прекрасно осознавал, каких бед Альке уже удалось избежать с момента своего рождения, ему как-то в голову не приходило, что с таким образом жизни однажды он всё-таки может её потерять, и когда эта перспектива не просто замаячила на горизонте, но бесцеремонно вломилась на порог, он испугался почти до истерики. Поэтому сейчас Клюгу хотелось просто быть с дочерью, ощущать её близость, знать, что она с ним, что она рядом. Из Бункера они поехали прямо домой, тем паче что откапываться из-под земли этому дому недолго, а шифровать его дальше больше особого смысла нет. Ни о какой работе речи не шло, и к облегчению и великой благодарности Клюга Илиев сказал ему об этом сам, фактически, приказав ему ехать домой.       Когда-то десять лет назад жизнь Альке Клюг на Парацельсе и жизнь вообще начиналась как прикольный эксперимент. Потом внезапно оказалось, что растить ребёнка совсем не так прикольно, как, скажем, лабораторное животное, ребёнок требует гораздо большего ухода, но какого именно и в какое конкретно мгновение понятно ещё хуже, внятной инструкции нет, а запасных экземпляров нет. Конечно, никакой новости в глобальном смысле в этом нет, но для Клюга осознание этого стало своего рода откровением, причём постигнутым задним числом по совокупности пройденного. Он никогда столько не возился ни с одним живым существом, он даже сам себя настолько не занимал, насколько занимала его эта маленькая девочка с умными карими глазами. Когда Клюг только удочерил Альке, он относился к ней как к занятному зверьку, подопытному кролику, а у биолога отношение к кролику, мягко скажем, двусмысленное: умиление никак не мешает его препарировать. Но Когда Альке произнесла первое слово (что-то вроде «брысь» – поскольку именно его она слышала чаще всего, поскольку стоило Клюгу принести её с собой на работу, и вся лабораторная живность сразу начинала активно ею интересоваться – и ещё активней она живностью), Клюг испытал не умиление. Это было совсем новое чувство, от которого грудь наполнилась жаром, а глаза – слезами, и губы сами собой расплывались в счастливой улыбке. Он ощутил ни с чем не сравнимую горячую любовь к этому маленькому беспомощному существу. Стокгольмский синдром, как он тогда пошутил. Альке стала столь важной частью его жизни, что представить себе оную жизнь без неё он не мог физически. Это как отрезать себе голову, вырвать сердце и пытаться жить без них. То есть, конечно, когда ты биолог на Парацельсе, это, в принципе, провернуть можно, но не в том суть вопроса. Страх потерять Альке оказался сильнее страха потерять что бы то ни было ещё.       Поэтому когда Илиев предложил в качестве гипотетического наказания выгнать его с Парацельса, Клюг вдруг понял, что это и есть выход. Он осознавал, что рано или поздно Альке необходимо стать полноценным членом общества, и чем раньше, тем лучше, ему не хватало лишь толчка, который заставил бы его предпринять хоть какие-то шаги в нужном направлении. Как ни странно, но угрозы Раска им и стали, так что в некотором роде Клюг даже испытывал к нему некоторое подобие благодарности (то есть, признавал его заслугу, но всё равно мечтал разукрасить ему физиономию). И к тому времени, когда, на выходе, Илиев сообщил Клюгу, что никого наказывать не собирается и, если хочет, Клюг может продолжать работать в Обезьяннике сколько душе угодно, Клюг уже всё решил. Ему надо было выбрать между фундаментальной наукой и дочерью, и он выбрал дочь.       — Ты всё равно хочешь уехать? — Альке шмыгнула носом. — Прости, из-за меня ты…       Они сидели в гостиной своего самого уютного домика на свете, было уже поздно и Альке пора было начинать ритуал отхода ко сну.       — Ты ни в чём не виновата, — Клюг щёлкнул её по носу и улыбнулся.       — Но если бы меня не поймали…       — Я бы мог усугубить совершённую мной ошибку.       — Что взял меня?       Клюг рассмеялся и обнял Альке:       — Что едва не устроил тебе судьбу Маугли, только вместо волков учёные, что вообще-то немногим лучше.       Альке фыркнула, ткнувшись носом ему в плечо.       — Но ты больше не сможешь работать даже с Мистером Бобом.       — Зато я буду с тобой.       Альке ещё раз шмыгнула носом и задумалась:       — А как ты вообще будешь работать?       — Знаешь, как ни странно, у меня есть идеи.       — Продавцом в гастрономе?       — Гхм. У меня для тебя плохие новости, но продавцов в гастрономах можно встретить разве что на Парацельсе или в этно-эко-поселениях.       — Что такое «этно-эко-поселения»?       — Деревни, жители которых не верят в научный прогресс – самые сообразительные только до первой болезни, но, бывает, и помирают.       — Но мы же не туда едем? — перепугалась Альке.       — Нет, конечно, не туда. У меня есть знакомая в одном университете, она уже несколько раз мне предлагала место на тот случай, если я захочу завести семью.       — С ней?       — Нет, конечно. Она давно замужем, у неё двое детей постарше тебя.       — И ты будешь работать в университете?       — Думаю, да.       — А как же Жека?       Клюг отстранился, вытер Альке нос и только потом осторожно спросил:       — А что Жека?       Альке закатила глаза:       — Папа, серьёзно. Мне кажется, во всём округе ты последний человек, который ещё ничего не понял. В Обезьяннике уж точно.       Клюг задумчиво дёрнул носом.       — Что не понял?       Альке со вздохом покачала головой.       — Ладно, вернёмся к этому позже, — Клюг хлопнул себя по коленям. — А сейчас… ты помнишь, я рассказывал о дяде Фло?       — Ты хочешь меня к нему отправить?       — По-хорошему, я давно уже должен был это сделать, — Клюг задумался. — Всё равно квартиру надо будет ещё подыскать. Если всё устроится, то отправлю тебя ещё до конца недели.       — А ты не поедешь?       — Мне надо закончить с Мистером Бобом. Это всего пара месяцев.       — А я не могу полететь потом с тобой?       — Пока что всё более-менее разрешилось, но если Президентом выберут Флакка, дела наши могут резко ухудшиться, так что лучше не затягивать. А. Ещё надо устроить тебе чипирование. Надеюсь, Виктор поможет.       — Папа.       — Да, Альке?       — Ты самый лучший папа на свете, и я очень-очень тебя люблю.       — А ты – лучшая дочь на свете, и я очень-очень люблю тебя, — Клюг погладил Альке по голове и поцеловал в лоб. — А теперь иди мыться и спать, нам предстоят беспокойные дни.       Убедившись, что Альке закрылась в ванной, Клюг некоторое время пособирался с духом и набрал номер брата, в общих чертах уже представляя себе, чем ему выйдет этот разговор и какое количество совершенно справедливых нотаций придётся выслушать.       — Привет, Фло, говорить можешь? Только не пугайся. У меня есть дочь, и я уже десять лет воспитываю её в одиночку на Парацельсе. Да, забыл спросить, ты сидишь?              Вертер тикал, зачем-то изображая башенные часы. Ему казалось, что так атмосфернее. Гугель в задумчивости стоял посреди Бункера, остекленевшими глазами созерцая кубик Рубика у себя в руках.       Собранный кубик Рубика.       С тех пор, как когда-то давным-давно брат подарил ему этот кубик, Гугель пытался собрать его бесчисленное множество раз и в конце концов пришёл к неизбежному выводу, что кубик бракованный и собрать его нельзя в принципе, хоть ты тресни. Поэтому сейчас, взяв его в руки, Гугель не рассчитывал вообще ни на что. Он о кубике даже не думал – чисто механический набор движений, взять и покрутить в руках, машинально, просто чтобы чем-то занять руки. И буквально за три минуты в руках у Гугеля оказался собранный кубик.       — Бред какой-то.