Строптивец

На лице Фирузы блуждала глупая улыбка, вдвойне глупо он чувствовал себя, потому что как раз в это время евнух крепко привязывал его запястья к луке высокого седла. Но и такая предосторожность не портила ему настроение, не собирался он сбегать сейчас, вот посмотрит пустыню, тогда уже и сбежит. Аслан опять притащил ворох одежды, более подходящей для путешествий, впрочем, прозрачные одеяния Брана тоже были упакованы. У кочевников Змей собирался пробыть не более недели, но там наложнику придется сидеть в шатре и развлекать хозяина ночами. Несми осмотрел небольшой караван, ему нужны были охранники и евнухи. На верблюдах везли поклажу, да и подарки старейшине племени занимали довольно большую закрытую телегу. От вопроса Фирузы, желающего узнать что там, господин отмахнулся, подарив мимолетный поцелуй в тонкую переносицу. Айдан оседлал Пламя, британцу досталась Тьма. Они и выехали бок о бок, покидая дом шейха. С девушками Змей попрощался накануне вечером, а дети под присмотром нянек еще долго махали им с деревянного балкона над главными воротами дома. Кавалькада всадников двинулась по дороге, постепенно уходя от оживленных улиц центра Стамбула к его окраинам. Айдан, размышляя о том, что скажет старейшине Мирзаилу, почти не обращал внимание на происходящее вокруг. Бран, наоборот, осматривался с любопытством. Он с приезда не покидал дом, так что город оставался для него экзотикой. Британец заметил, что на улицах встречаются люди с вполне европейскими лицами, один смотрел на него так пристально, что парень не мог отвести взгляда. Но они проехали дальше, и прохожий забылся. Джон вернулся в миссию взволнованный, Сани поднялся ему навстречу. Они почти неделю планировали, каким образом можно проникнуть в дом шейха Несми, а он взял и увез с собой голубоглазого невольника. - Мы выедем следом, пять человек из миссии собрались помочь. - Я с вами, – Александер сжал решительно кулачки. - Вдруг нам придется пробиваться с боем. Я не хочу, чтобы тебе что-то угрожало, – сквайр тепло улыбнулся мальчику. Это худенькое дитё с твердым характером и соблазнительным телом стало мужчине почти родным. И все так же у Делони вызывало затруднение испытываемое желание. Как здоровый мужчина, он не мог быть равнодушным к хорошенькому юноше, а как порядочный человек, не собирался изменять своей любви и требовать от Кверкса то, от чего тот с таким трудом отбился в плену. Джон прекрасно понимал, что не все желают любви с мужчиной, вон, может, вернется парнишка домой, еще и женится, глядишь. - Не беспокойся, мой отец лесничий, я белке в глаз могу попасть, как говорится, – Сани встретился взглядом с серыми глазами сквайра и опустил голову. – Я не хвастаюсь, я хочу помочь спасти его. Александер не смущался, отец учил его стрелять лет с двенадцати, но говорить о голубоглазом незнакомце было сложно. Джон и сам нечасто говорил о нем, но сейчас все его мысли принадлежали Фирузе. - Я благодарен тебе за поддержку, Сани. Ты – моя опора. А в дороге это же даже лучше, – Делони обнял юношу, прежде чем сбежать, чтобы собирать остальных участников этой затеи. – Вещи собери, дружок. Я займусь запасами продовольствия. Пока первые несколько дней караван шейха проезжал деревеньки, удаляясь от побережья, Брана привязывали к седлу, а комнаты в караван-сараях, где им приходилось ночевать, охраняли. Ошейник пришлось одеть, хотя Айдан уверял, что воспользуется им только в крайнем случае, если строптивость фаворита его доконает. Британец не слишком сопротивлялся. Во-первых, сделанный на заказ ошейник был больше похож на массивную цепочку или небольшое колье, если бы не замысловатый замочек, то парень и не сообразил бы, что на него одевают. Во-вторых, Змей принес его сам и застегнул собственноручно, уже почти на выходе и спорить с ним было, по меньшей мере, поздно. Несми находился в прекрасном расположении духа, ему нравилось, что на Фирузе было что-то явно указывающее на то, чья он собственность. Хотя парень взбесился бы, если бы мог прочитать гравировку возле замочка. А может, и нет, в последнее время блондинистая заноза менялся, становился мягче, как-то терпеливей. Шейх не был уверен, но ему казалось, что Фируза понемногу уверяется в его любви и влюбляется сам, это и дает то разительное отличие от характеристик, данных молодому Федерлайну Редфордом. Анатолию проехали достаточно быстро. Айдана не слишком волновало сельское хозяйство, чтобы показывать Фирузе местные красоты. Но тому пока было достаточно дороги и обзорного осмотра чужой страны. Британцу, после того, как он долгое время был заперт в четырех стенах, для радости было достаточно свежего ветра, широких горизонтов и движения. К тому же, к великому удивлению наложника, иногда им встречались строения, удивительно напоминающие замки Британии. В первый раз Фируза не поверил своим глазам, но оказалось, что крестоносцы строили свои твердыни на землях будущей Оттоманской империи. Даже сердце дрогнуло от воспоминаний о родной стране. Зато, подъезжая к Эскишехиру, оживился Айдан: - Смотри, Фируза, это Эскишехир – старая столица, здесь покоится прах основателя Высокой Порты. - Ага, – британец рассеяно кивнул, не отрывая глаз от разворачивающегося перед ним зрелища. Дорога поднималась вверх, и на город открывался чудесный вид. Он словно бы величественно выступал вперед, раздвигая своими стенами сады и виноградники. Если Несми и был разочарован тем, что прекрасные виды наложнику интересней богатой истории, то никак этого не показал. - Ты все же совершенный невежда, драгоценность. Может, так тебе будет интереснее: Свет твоей красоты озарил весь сад, Завели соловьи томных песен лад. Сердце хмелем полно от любви к тебе, И не лад в нем теперь, а хмельной разлад. Я спросил ведуна, как спастись от мук, - Он сказал: "Зелья нет от твоих утрат!" Кто, подобно тебе, всей душой влюблен, Тот спалится дотла с головы до пят. Ты огнем красоты опален, Юнус, - Гибнут все мотыльки, что к огню летят. - Ух ты, красиво, – улыбнулся Фируза. А ведь и он в Британии полетел на огонь красоты Несми и обжегся, а сейчас чувствует себя фениксом: то гибнет, то возрождается в объятиях люби… любовника. Айдан вначале показал ему, как певуче звучит стихотворение на турецком языке, а потом перевел. Британец разговаривал уже относительно свободно, но на то, что он сможет разобраться в тонкостях поэзии, шейх не полагался. Шепчущий низкий голос Змея тоже волновал Фирузу, он прикусил губы и опустил взгляд на дорогу: – Это твои? - Нет, – Айдан легко рассмеялся, нарушая романтику момента. – Это стихи Юнуса Эмре. Он был великим мудрецом и поэтом, тоже жил тут. - А-аа, – Бран кивнул и продолжил разглядывать город. Он-то думал, что Айдан признается ему в любви, а он ему жемчужины местной поэзии пересказывает. - Мы тут переночуем? - Да, драгоценность. Переночуем в городе. Караван остановился на богатом постоялом дворе. Пока слуги носили вещи и готовили комнаты для господина, сам Несми, прихватив с собой Хакима и Нази, уводил Фирузу в душистый вечер восточного города. Наложник сжал узкую ладонь господина. Не спешили. Где-то играла музыка, и британцу казалось, что он может так идти вечно. Для полного счастья не хватало сжать Айдана в объятиях и целовать, прижав к теплому белому камню стен. Возле одного дома остановились, шейх не мешкая вошел внутрь. В помещении их обволокло мягкое влажное тепло. - Бани? – Это было вторым после Айдана, что нравилось Брану в Турции. Дома они просто купались, а тут был целый ритуал - и массаж, и облака мыльной пены, и втирание в кожу масел и притираний. - Бани, доволен? - Конечно, когда ты успел? – Парень порывисто рванул пояс и остановился. – А ничего, что мы не дома? - Чего, конечно, но бани сняты только для нас. Банщики умеют молчать, а сопровождают нас евнухи, которым я доверяю. В общий хамам я бы тебя не повел, – одобряюще улыбаясь, Айдан убрал с лица наложника платок и поцеловал. – Я послал мальчика, как только мы въехали в город. Здесь множество бань, легко выбрать незанятую и снять всю целиком. - Ого, а разве… - Для тебя, севгили. Ты же любишь хамам, – Несми зарылся пальцами в белокурую шевелюру и прижался к Фирузе. – На сегодня он наш. Я отдам тебя в руки чужому мужчине, он будет касаться твоей талии, бедер, ягодиц – всего, что принадлежит мне. Но я сдержусь. Это будет разрывать мне сердце, что другой мужчина видит тебя таким безумно красивым. Ты же отблагодаришь меня, драгоценная бирюза? - Айдан, ты иногда такой... осман. Но это меня заводит. Я буду благодарить тебя всю ночь, – британец выдохнул, стоило выйти из гарема, чтобы обнаружить другого Змея - господина, ревнивого собственника. Это чувство Бран понимал, сам ревновал любовника, тихо, не имея на это права, но ревновал. – И тебя тоже будут трогать мужчины. И желать. Тебя невозможно не желать, если только они не каменные истуканы. - Господа, прошу, – банщик склонился перед прервавшими разговор мужчинами, любовниками, судя по всему. - Уже готово. Отпарим, поужинаете, потом, если захотите, можем подать чай к бассейну. - Хорошо, - Несми кивнул и увлек фаворита в глубь коридора. Фируза расслаблялся, такого удовольствия он не ожидал получить, тем более он выбрал место, чтобы видеть, как скребут и массируют Айдана. Тело Несми, такое изящное, но таящее в себе недюжинную силу, восхищало. Даже банщики охали от удивления, когда взялись его разминать. Увлеченный британец не заметил, как внимательно уставился на гравировку его ошейника банщик и как решился приступить только после разрешающего кивка шейха. Да и кроме Айдана было на что смотреть. Обширное помещение сплошь выложено цветной мозаикой, каменные столы, на которые их уложили, подогревались, а от фонтана в центре шел пар. Вода била горячая. Уже потом, когда они лежали в бассейне расслабленные и утомленные после хамама и секса, Несми рассказал секрет местных бань. Они были построены на термальных источниках и считались не только приятными, но и целебными. Так что горячие фонтанчики, так восхитившие Фирузу, исходили из самых недр земли. Вот это уже заинтересовало британца, у Редфордов тоже был горячий источник, но он был один, а тут казалось, часть города стоит на губке, в свою очередь лежащей на ведре с кипятком. Утро было бы чудесным, если бы не дурное настроение Айдана. Впрочем, это было почти привычным по утрам, он просто ехал молчаливый и надутый. Только когда солнце высушило прохладную утреннюю росу, и под копытами заклубилась привычная пыль, Несми начал улыбаться. Он почти весь день рассказывал наложнику смешные истории о хитроумном местном мудреце. Это было куда интереснее, чем факты из истории, и не так обнадеживающе, как стихи о любви. Фируза покатывался со смеху, слушая, как в очередной раз хитроумный Ходжа обманывает богатых глупцов. Вот таким бы он хотел быть, так избегать щекотливых ситуаций и оставлять в дураках врагов. Конечно, главное британец опускал, но и Айдан рассказывал ему скорее анекдоты, чем притчи. Змею нравилось веселое настроение наложника. Несми взял Фирузу в путешествие, чтобы дать ему возможность развеяться и посмотреть новую родину. Так что пусть он и воспринимает все, как развлекательную прогулку. Бран почти не обращал внимания на то, что его привязывали к седлу. Некоторые вещи проще было игнорировать, и парень становился мастером самообмана. А Айдан подыгрывал. По мере того, как они миновали города и подъезжали к озеру Туз, все чаще наложника оставляли без веревок, но лицо приходилось прикрывать все равно. Хотя в остальном это путешествие было той мечтой, которая казалась дома несбыточной. Дорога была спокойной, Несми мог уделять внимание только любовнику, а не безопасности. Тем более начинались земли, издревле принадлежавшие правящей династии, с богатейшими охотничьими угодьями. И взгляды, бросаемые Фирузой по сторонам, шейх истолковал совершенно правильно. В сопровождении лишь двух евнухов они отдалялись от каравана, чтобы подстрелить дичь к ужину. - Ты умеешь стрелять, драгоценность, сокровище мое? Фируза покосился на господина. Пользоваться луком он умел, но когда Айдан так льнет, прижимаясь всем телом... Когда он касается губами уха, вроде бы, чтобы говорить тихо и не спугнуть дичь... Когда эта османская сволочь поправляет его локоть и кладет горячую даже через одежду, ладонь на грудь, будто поправляя осанку.. Как можно не промазать? А этот суккуб еще и посмеивается, сияя черными глазами. - Стрелял дома и из лука, и из пистолей, когда никто не лез под руку, – прошипел британец, разворачиваясь, чтобы встретиться с горячими губами своего шейха. – Вся дичь разбежится. - Тогда старайся кричать не так громко. Ты очень громкий, моя сладость, когда я призывал тебя на ложе, половине дома было известно, что сегодня со мной Фируза, – Айдан осторожно развязывал пояс и забирался в штаны наложнику, трогая нежный вход в его тело. – Будь тише, иначе разбегутся даже хищники. - А мы продолжим прогулку? – Если так, то Бран готов поступиться получасом охоты. - Конечно, – Несми уже покрывал поцелуями его лицо, одновременно отбирая и отбрасывая оружие. Любовники поступились часом охоты. Ушедший караван пришлось догонять. Проезжая последние сады по дороге к озеру и горам, Айдан сорвал с куста душистую розу. Фируза принял ее с недоумением. - Айдан, это что? Роза красивая, но зачем мне цветок? - Это же роза, сокровище. Ты прекрасен и колюч, как она, – Несми улыбался, сегодня это казалось преувеличением. Любимая заноза был счастлив от путешествия, рад отсутствию конкурентов и удовлетворен физической стороной любви. В таких условиях наложник выглядел нежным, мягким и уступчивым. - Я знаю, в Британии растут розы, – как всегда, воспоминание о родине, о том, что ему теперь недоступно, резануло словно ножом по сердцу. - Знаешь, есть такая легенда о розе. В нее влюбился соловей. Он пел песни о ее красоте и аромате. Но ты же знаешь, как хочется влюбленным быть как можно ближе друг к другу, касаться и дарить ласки. Соловей слетел со своей ветки и обнял любимую. Острые шипы розы впились в его тело. Но влюбленный соловей прижимался к ней крепче и крепче, пока острые шипы не пронзили его сердце насквозь. С тех пор появились красные розы, и они стали символом страстной и жертвенной любви. - Интересно, почему все истории о любви грустные? – Как и его собственная история. Бран смотрел на своего хозяина. – И у нас в Британии тоже так. - Те, у кого счастливая любовь, скрывают ее, севгили. Чтобы не завидовали люди и боги. А еще они кажутся скучными, – осман притянул к себе ладонь фаворита, поцеловал пальцы, отмечая, что после вчерашней охоты появился новый порез. Сорвалась тетива лука и ударила Фирузу по пальцам. Тогда он ругался, а сегодня уже забыл. – Я думаю, людям так проще, им нравится знать, что великая любовь есть. Но раз за нее такая цена думает горожанин, то ну ее, эту великую любовь, и идет трахать ту женщину, на которую смог насобирать калым, а не ту, в которую влюбился еще безусым юнцом. - Всегда? - Что всегда, Фируза? - Всегда нужно платить за любовь? – Свел брови к переносице британец. Так он еще не думал о любви, о себе. О том, готов ли он платить свободой за то, чтобы всю жизнь ехать вот так, рассматривая красоты чужой страны бок о бок с Айданом, ощущая его дыхание на своих пальцах. - Не знаю, драгоценность, я знаю вещества и травы, но не знаю души. Я аптекарь, а не суфий, – Айдан продолжал ласкать ладонь, не узкую, не изящную, красивую крепкую мужскую ладонь. Он понимал, о чем спрашивает его невольник, и не хотел отвечать. - Лжешь. Обычно ты говоришь мне правду, а сейчас ты боишься сказать, что если между нами есть какое-то чувство, то платить придется мне. - Фируза, драгоценность. - Что случилось с розой, Айдан? Она покраснела от крови своего возлюбленного и… Чем заплатила роза? - Болью в сердце, непроходящей и вечной болью, – Несми не отводил взгляда от горящих от сдерживаемых эмоций бирюзовых глаз. Было ли ему жаль, что он привез сюда Брана Федерлайна? Нет. Иной возможности сделать это прекрасное создание Аллаха своим шейх не знал. В Британии он был лишь сильно увлечен, а этого слишком мало для того, чтобы предлагать брак, зная, что тебе точно откажут. Разве мелкий лордик иноверцев отдал бы сына чужеземцу? - Это несомненно утешает, – процедил парень. Все ясно, он будет заперт в гареме, будет ждать, что господин выберет на сегодняшнюю ночь именно его. Будет смотреть на лица мальчиков, возвращающихся от любовника, говорить с ними, сдерживать гнев. А Айдан будет сожалеть о его участи, иногда. - Ох, Фируза, поверь мне, ты – роза. Это в твоем характере. Я лишь обламываю шипы, чтобы не быть уничтоженным подобно несчастному соловью, – Несми покачал головой. – Как ты вел себя с поклонниками в Британии, наверняка вертел ими как хотел? Подставлял для смеха? - Я дома никого не любил, – пусть оправдание было слабым, но Бран ведь действительно никого не любил. А Саймон? Теперь он точно знал, что не любил Сая, не так, как любят своего мужчину, которому можно покориться по своей воле. И только по своей воле, если бы Айдан спрашивал. – Но и ты не соловей. Ты изворотлив, как твой Ходжа Насреддин. - Это великий комплимент, сладкий мой, гюль речели гиби татлы*, и я его не заслуживаю. - Как же это - мой господин, посол своей чертовой Высокой Порты и султана, и вдруг не хитроумный? Ну-ну, – интонации британца снова стали дразнящими. Настроение его всегда было изменчивым, а уж если учесть, что впереди у них еще была дорога туда и обратно, то грех предаваться тоске. Пока что этот несносный турок принадлежит только ему, а там будет видно. – Чем ты еще меня поразишь? - Даже не знаю, как тебе озеро, в котором невозможно утонуть? – Даже если шейх успевал удивляться, то предпочитал радоваться тому, как быстро его фаворит приходил в доброе расположение духа. - Эка невидаль, у нас зимой почти все озера такие, – фыркнул парень насмешливо. - А летом? Ладно, сам увидишь, – Айдан повернулся к нубийцу. – Нази, остановимся вон в том караван-сарае. И выехать завтра нужно затемно, даже если я буду протестовать. - Хотите показать Фирузе рассвет на озере Туз? – Улыбнулся евнух. – Только не приказывайте всех пороть за то, что вас разбудили. - Не было такого никогда! – Возмутился Несми. – И не тужься, Фируза, лопнешь. Смейся, можешь и утром смеяться от вида моего плачевного состояния. - Ты очаровательный по утрам, Айдан, – Бран не врал. Да, когда он не очарователен? Рассвет на озере Туз был зрелищем достойным султана, владеющего имением на его берегах. Именно принц Джамиль и показал восход солнца над водами озера Айдану. Только любовь способна была поднять шейха в такую рань, и то он был не доволен. Фирузе вначале показалось, что он видит мираж, именно такими они должны были быть. Над бело-розовыми просторами озера поднимались вверх одинокие птицы, похожие на аистов, только тоже розовые. И по мере приближения насыщенный розовый цвет никуда не девался. Да, рассветное солнце добавляло красок, но, к удивлению британца, и тонкая корка того, что оказалось солью, была розовой, и птицы не привиделись. - Это фламинго, сладость, – Айдан, молчаливый по утрам, нежно улыбнулся очарованному парню. - А почему все розовое? - Старики говорили, а за ними повторяют те, что сейчас стариками стали, что давным-давно тут жил пастух, влюбленный в первую красавицу деревни. Калыма, который просили ее родители, пастух насобирать не мог, выкрасть не сумел. Ее, конечно же, выдали замуж за другого. Пастух с горя решил покончить с собой, но в озере вода такая густая, что утонуть в ней невозможно. Тогда он перерезал себе вены, его кровь окрасила соль, и с тех пор и до нашего времени она розового цвета. - Опять легенда! А девушка как? Она любила? – Бран не отрывал взгляда от озера. - Девушка... – какой шайтан упомнит все эти легенды? Несми пожал плечами. – Она тоже была влюблена, но не могла пойти против воли отца. И каждый раз, когда у нее была возможность выйти из дома, она приходила горевать на берег озера, где умер ее возлюбленный. И без того соленые воды стали еще солонее, так что соль стала выступать на берегу кристаллами. А на ее стенания прилетели розовые фламинго, как память о той невидимой крови, которой истекало ее разбитое сердце. Британец спешился, прижался к ноге сидящего на Пламени Несми. - Почему всегда так? - Не знаю, Фируза, – Айдан уже пожалел, что позволил себе увлечься легендой и домыслить ее. – Подойдем к воде, севгили? - А можно будет искупаться? - Можно, вон там, у большого камня, – Айдан оглянулся на уходящий караван. Он приказал Хакиму взять с собой бурдюк с пресной водой, был уверен, что фаворит захочет проверить его слова. – Только недолго, мой дорогой. Хочешь узнать, действительно ли тут невозможно утонуть? - Хм, – британец фыркнул и подал руку спешивающемуся господину. – Искупаешься со мной? - Что у тебя на уме, неугомонный мой, хавайи**? – Легко коснувшись кончиками пальцев протянутой ладони возлюбленного, Несми оказался на земле. Отцепил длинный угол платка, которым Фируза прикрывал лицо, тотчас получив горячий поцелуй в благодарность. – Хочешь повторить наши шалости в бассейне хамама Эскишехира? - Мой господин мудр и проницателен, – сжал тонкую талию османа Фируза. - Нет. Не дуйся, сокровище, – Айдан усмехнулся, как он все же молод, его любимый. – Во-первых, вода холодная, я туда не полезу, хватит того, что я встал ни свет ни заря. Во-вторых, вода очень соленая, у тебя будет гореть огнем весь зад, если мы займемся любовью. А нам еще ехать. - А на берегу? - Утром? Ты ненасытное создание, звезда моей души, – не смеяться не получалось, шейху нравилась жадность Фирузы, жадность до всего: до жизни, до вкусов, до украшений, до любви, до историй. Невольник не любил компромиссов, мог на них пойти, но для него это было тяжелое ограничение. – Но как же Каппадокия, там тебе должно понравиться. - Ну она же никуда не убежит? - Я тоже. Пока британец купался, удивляясь странной воде, на озере появились рабочие, добывающие соль, и вопрос секса отпал сам собой. Федерлайн оставался на удивление стыдлив, когда речь касалась интимных вопросов. Дорога манила, и всадники поспешили догонять ушедший далеко вперед караван. Когда появились первые каменные холмы, Айдан обеспокоился о безопасности каравана, приказав увеличить число дежурящих охранников. Лежащая у них на пути Каппадокия прекрасна и живописна, но вошла в состав Оттоманской империи слишком недавно, да и проживавшие на ее территории христиане не добавляли спокойствия. Конечно, у Несми, как у посла была охранная грамота султана. Но проверять, как на нее будут реагировать недавние враги, шейх не собирался. Все должны видеть, что они отнюдь не легкая добыча. Умение варьировать между демонстрируемой силой и речами, не доводя до прямого столкновения, одно из слагаемых успешного посольства. ______ * - сладкий, словно варенье из роз ** - легкомысленный