Сбежать или остаться

Корабль назывался «Старушка Мария», оказался огромным и действительно старым, если не древним. Впрочем, нейросмарт тут же указал на качественную переделку внутренних узлов. От оригинальной модели остался только внешний вид, который был призван вводить в заблуждение нечистых на руку межпланетных путешественников. Неплохая маскировка от любителей легкой наживы. Жилой модуль тоже сиял чистотой и свежей облицовкой, хоть и был довольно тесным. Еще в баре Демцов предупредил, что пассажиров они и правда не возят, в целях экономии отдельных кают на корабле нет, кроме капитанской, конечно. И Айхаки придется с кем-нибудь соседствовать. Впрочем, выбор оказался небольшой – или корабельный доктор Иван Трынников, или Михаил Воронов, механик, уже известный Айхаки как Миха. Терране зашумели, по своей привычке громко засмеялись и предложили кинуть монетку. Но Демцов сказал, что они цивилизованные люди, и решать Айхаки. Айхаки поочередно посмотрел на холеного Ивана, наглухо застегнутого до стоячего воротника, и на Михаила, который после эпизода у стойки все больше молчал и в разговоре не участвовал. Априхо ясно осознал, что ему не очень нравится холодный, изучающий взгляд Трынникова. А доктора в силу своей профессии были еще и образованнее других. Делить каюту с обычным механиком показалось безопаснее. Михаил на его решение опять отреагировал румянцем на щеках, чем поднял волну всеобщего веселья. Айхаки пожал плечами – терране, что с них взять. Сосуществовать с человеком оказалось не так уж сложно. Михаил то ли чувствовал неуверенность Айхаки, то ли ему самому было неловко в обществе чуждого существа, но общения с ним старательно избегал. И в каюте появлялся только на ночь, значительно позже самого Айхаки, а утром уходил раньше. Перелет до Р-159/14 должен был занять около двух стандартных недель, и Айхаки наверно так и просидел бы все это время в каюте, изредка встречая в ней Михаила и вежливо с ним расшаркиваясь. Если бы не случайность. В первый день Айхаки совершил глупость. Он подумал, что Демцов ждет, что Айхаки на самом деле будет исполнять свои обязанности, и пришел на мостик. В мягких креслах с высокими спинками сидели капитан и его пилот – Антон Красилин, высокий, но тощий и настолько флегматичный, что даже Айхаки на его фоне казался сгустком энергии. Капитан повернулся к нему и растянул в улыбке губы. Айхаки уже привык, что терране скалились по каждому случаю, и легко различал эти гримасы. Вот сейчас капитан усмехнулся по-приятельски, покровительственно: – Ты что тут забыл, Куколка? Это прозвище надежно прилипло к Айхаки. И, хотя первым его так назвал Миха, Айхаки понял, что тот имел в виду только тогда, когда нейросмарт показал партию дорогих коллекционных игрушек, что пользовались спросом у терран. Айхаки был вынужден согласиться. Действительно похож; субтильный, с изящной фигурой, длинными тонкими руками-ногами. И с огромными выразительными глазами в пол-лица. Если бы еще не цвет кожи и отсутствие волос... Тогда сходство было бы полным. Еще Айхаки прочитал, что такой типаж очень часто становился объектом сексуальных желаний терран. Особенно мужского пола. Но на корабле к нему относились спокойно, не приставали и никаких намеков не делали, с расспросами не лезли, да и сами откровенничать не спешили – держали дистанцию. Вот и сейчас Айхаки уловил напряженную нотку в голосе Демцова. Он хотел уже извиниться и уйти, но Антон на мгновение оторвался от вирто́кон и сказал: – Руслан, пусть. Мне он не мешает. И Айхаки остался. Сначала молча сидел на полу у кресла, внимательно следя за виртокнами и читая подсказки нейросмарта. Разбираться в системе навигации терран оказалось не так просто, но увлекательно. А к обеду Демцов их покинул, и Антон предложил Айхаки проложить трассу самостоятельно. Айхаки осторожно занял место капитана и погрузился в симулятор, стараясь опираться на данные нейросмарта как можно меньше. Результат Антону понравился, он похлопал априхо по плечу и пригласил заходить на мостик почаще. Так и повелось, что Айхаки пропадал там почти весь день. Вскоре вся команда уже знала, что Айхаки оказался вполне способным навигатором, и Демцов на полном серьезе назначил ему зарплату. Впрочем, стоимость поездки она все равно не покрыла. Все было хорошо, полет складывался удачно, в дружелюбной атмосфере. Но на исходе первой недели Айхаки уже не мог есть – ничего не влезало. Эй-чи было так много и бесновалась она в нем с такой силой, что Айхаки казалось, будто у него крошатся зубы – так крепко он сжимал их. Он перестал спать, боясь, что своими стонами разбудит Михаила, и тогда расспросов не избежать. Однажды, набравшись наглости, Айхаки предложил Антону сократить путь, используя пространственные червоточины, но пилот покачал головой и объяснил, что они везут груз, довольно чувствительный к перепадам давления. Знал бы он, как давит у Айхаки в висках! Но Антон был не виноват, а у Айхаки просто портилось настроение. Он стал избегать терран, предпочитая бродить по кораблю в одиночестве, тем более как член команды он имел доступ в грузовой отсек. Он нашел себе место среди заброшенного хлама, под сломанным автопогрузчиком и решил, что тут никто не услышит его скулеж. Поначалу так и было, Айхаки затянул уши мембраной и зашелся от крика, ему казалось, что становится легче. Но сил становилось все меньше, а боли – все больше. Пока чьи-то крепкие руки не выдернули его из убежища. Свет безжалостно полоснул по напряженным зрительным нервам, и Айхаки почувствовал, как из глаз течет слезная жидкость. Нейросмарт не реагировал, похоже, общее перенапряжение организма временно закоротило и биокомпьютер. – Ты чего, Куколка? Тебе плохо? Ну же… Тихо, тихо! Айхаки узнал встревоженный голос и забарахтался, попробовал вырваться, но Миха держал крепко, прижимая его голову к своей груди, легонько раскачивался и что-то успокаивающе бормотал. Жесткая ткань рабочего комбинезона мешала дышать, а под ключицу упиралось что-то твердое, лежащее во внешнем кармане. Но Айхаки послушно затих, пытаясь разобрать, что ему шепчут. Слова были какие-то глупые, он не совсем улавливал их смысл: «Хороший мой… Дурачок… Чудо глазастое… Никто не обидит…» Айхаки сообразил, что так терране успокаивают друг друга. И оказалось, что на него это тоже действует – тепло тела, монотонность движений, особый тембр голоса. Даже эй-чи чуть присмирела, будто прислушивалась. Миха тоже это заметил и чуть отстранился, осторожно подцепив пальцем подбородок Айхаки. – Успокоился? Айхаки посмотрел в его встревоженное лицо, замечая, что цвет глаз у них почти одинаковый, только у Михи еще есть ресницы, – короткие, но пушистые – и непроизвольно хлюпнул носом. Человек улыбнулся, коснулся губами его лба и что-то достал из кармана. – Держи, вытрись. Айхаки непонимающе уставился на прямоугольник чистой ткани. Миха вздохнул и сам промокнул ему влажные от слез щеки. – Априхо не знают, что такое носовой платок? Или априхо так суровы, что никогда не плачут и не сопливят? Помимо воли Айхаки улыбнулся. Терране болтливые и легко говорят гадости, но нужно слушать не слова, а то, с какой интонацией они произносятся. И за глазами следить. – Мы используем губки. Мужчина хмыкнул и поднялся, подавая руку. Айхаки тяжело оперся, вставая. Ему казалось, что от веса эй-чи сейчас затрещат кости. Он пошатнулся, Миха подхватил, не дал упасть. – Я бы тебя на руках донес, хочешь? Айхаки не успел посмотреть в его лицо, а голос показался странным, слишком низким и глухим. Нейросмарт все еще глючил, и Айхаки предпочел отказаться. Но Миха не ушел, а проводил его до каюты, только у дверей удержал за локоть. – Тебе к доктору не нужно? Айхаки вздрогнул и попытался говорить спокойно, чуть отстраненно, как всегда. Хотя живот скручивало в предчувствии неприятностей: – Это неопасно. Я буду тебе благодарен, если ты никому не скажешь, хорошо? Человек вдруг подошел вплотную, нависнув над Айхаки своим большим сильным телом. Почти как страж кластера, только не такой уродливый. Айхаки почувствовал себя беспомощным – без нейросмарта, без перчаток, даже обувь, выданная вместе с униформой, была мягкой. Но мужчина просто стоял, почти вжимая Айхаки в стену, и смотрел как-то странно, а еще дышал медленно, сквозь зубы, будто ему было тяжело. Айхаки закрыл глаза, не понимая, чего от него ждут. И тогда Миха потрепал его по голове и отошел, напоследок бросив: – Хорошо, но я буду за тобой следить. С того дня их отношения неуловимо изменились. Они не стали задушевно общаться и все так же избегали друг друга. Айхаки больше не мог прятаться в грузовом отсеке, потому что Миха действительно присматривал за ним и всегда приходил следом. Айхаки же еще не настолько отчаялся, чтобы выть при постороннем. Приходилось терпеть и делать вид, что все в порядке. Но если Айхаки накрывало ночью, Миха чувствовал это и тут же просыпался. Он приходил, полуодетый и сонный, садился к Айхаки на койку, обнимал его и убаюкивал, мягко нашептывая ласковые слова, и иногда касался горячими губами лба или макушки. Айхаки ненадолго, но становилось легче, и только поэтому он терпел заботу терранина, игнорируя тревожные сигналы очнувшегося нейросмарта. И без искусственного интеллекта было понятно, что человек испытывал к Айхаки не просто приятельские чувства. Айхаки, воспитанный в изначально другой системе, где отношения строились не из привязанности, а из необходимости, терялся. Понимал, что необходимо остановить Миху, объясниться, пока все не зашло слишком далеко. Но чувствовать себя нужным, желанным для кого-то оказалось так необычно и… приятно. Айхаки медлил, считая дни, оставшиеся до прибытия на Р-159/14. Как только он сойдет на планете – все разрешится само собой. Не вышло. В ту ночь Айхаки впервые заснул на руках терранина. А проснулся от тихого плеска воды в душевой. Что заставило его встать и неслышно подойти к двери – Айхаки не мог бы признаться даже себе. Наверное, любопытство терран оказалось заразным. На его беду, дверь оказалась неплотно прикрытой, и Айхаки толкнул ее. Миха стоял под душем, запрокинув голову, и ловил приоткрытым ртом льющуюся воду. Потом отряхнулся, отфыркиваясь, закрутил вентиль и стал сгонять воду с тела, оглаживая грудь и спускаясь ниже. Айхаки проследил движение руки и заметил, что член у человека напряжен. Как только Айхаки попал в экипаж терран, он тщательно изучил физиологию этой расы, чтобы случайно не попасть в неловкую ситуацию. Но одно дело читать статьи и смотреть учебные фильмы, и совсем другое – видеть своими глазами. И понимать, что это красиво. Гармоничное тело, с выразительным, четко очерченным рельефом мышц. У априхо покровы были слишком плотными, и мускулы никогда не проступали так отчетливо. А у терранина сквозь тонкую кожу проглядывали не только крепкие, гладкие сухожилия, но и вены проступали на руках и шее. Айхаки подумал, что если прижать вену пальцем – можно почувствовать ток крови. Особенно сейчас, когда Миха так возбужден. Мужчина обхватил член ладонью, согнул пальцы в подобие кулака и медленно провел им по всей длине сверху вниз и обратно. А потом еще, пока не поймал определенный темп. От этих нехитрых движений член увеличился в размерах и потемнел от прилившей крови, стала проглядывать блестящая головка. Айхаки видел, как исказилось лицо Михи, будто от боли, но сдавленный, сквозь зубы стон был таким низким, сладким и чувственным, пробирающим до самого нутра, что Айхаки дернулся и ударился локтем. Мужчина тут же повернулся на звук. С минуту он бездумно смотрел на Айхаки, но вот зрачки сузились, в них мелькнуло узнавание, Миха побагровел и рявкнул: – Закрой дверь! Он неожиданности Айхаки выпустил ручку, и дверь захлопнулась с таким грохотом, что наверно было слышно в соседних каютах. Через пару минут Миха появился на пороге, мокрый, взъерошенный, в одном полотенце и заметался по каюте, разыскивая свои брюки. Когда он прошел мимо них в третий раз, Айхаки не выдержал и сунул их мужчине прямо под нос. Миха рванул их из рук, едва не порвав, и снова скрылся в ванной. Айхаки вздохнул, дожидаясь возвращения терранина. Похоже, именно сейчас им нужно серьезно поговорить. Когда Миха вышел из ванной во второй раз, он был чуть более вменяем. Возможно, этому поспособствовали брюки – Ахаки не знал. Теперь терранин двигался по каюте более осмысленно, разыскивая недостающие детали одежды. Айхаки сидел на своей койке и внимательно за ним наблюдал, выжидая удобного момента. Миха прервал молчание первым, раздраженно бросив через плечо: – Ну что? – Ты хочешь меня? – Да ты прямо Мистер Очевидность! – Миха хрипло и зло рассмеялся, все так же стоя спиной. Но Айхаки заметил, как дрогнули его плечи. – Теперь боишься за свою маленькую аппетитную задницу? – Нет, я хотел бы попробовать. Миха замер в движении, с вытянутым в руке ремнем, который пытался просунуть в петли брюк. И медленно развернулся к Айхаки всем корпусом. – Ты это сейчас серьезно? Решил, что пора испытать что-то новое? Айхаки кивнул, сложил руки на коленях и, следуя инструкциям нейросмарта, поспешил объяснить, тщательно подбирая слова: – Я не хочу тебя обидеть. Но у априхо нет полового инстинкта. Поэтому да, это любопытство. И желание ответить благодарностью за помощь. Ты мне… симпатичен. Но, видимо, все-таки Айхаки что-то не так сказал. Миха яростно сверкнул глазами, сгреб в охапку оставшуюся одежду и с невнятными ругательствами выскочил за дверь. Нейросмарт смог расшифровать только «чертова замороженная кукла». Айхаки совершенно терранским жестом стукнул себя по лбу и упал на кровать. Подумать только, терране такие ранимые. А еще считаются одной из самых успешных и многочисленных рас. И самой похотливой вдобавок. Сплошное вранье, или ему достался нетипичный представитель. Но теперь Айхаки сам не отступится, ведь априхо верны своему слову. И еще эта странная реакция собственного тела… Тогда, в ду́ше, Айхаки не просто почувствовал щекотку внизу живота, сама эй-чи будто потянулась к терранину. И с этим нужно разобраться. Тем более у него осталось не так много времени, всего четыре дня. Случай представился следующей же ночью. Днем Айхаки никуда не пошел, остался в собственной каюте и занялся исследованиями. С сухой академической информации он переключился на специфические видео, которые в просторечии терран назывались «порно». Но то ли голова у него болела слишком сильно, то ли нейросмарт надергал из галанета самое доступное и некачественное, эти ролики у Айхаки не вызвали ничего, кроме улыбки. И, пожалуй, недоумения. Особенно когда показывали лица крупным планом – уродливые гримасы приматов, которым место в учебных фильмах по происхождению терран. Кое-что оттуда Айхаки все-таки почерпнул, а нейросмарт привычно простроил типичный алгоритм поведения и выбрал позы, которые были доступны для них с терранином, учитывая физиологию Айхаки. Удивительно, но Айхаки почувствовал нетерпение и даже азарт, когда дожидался Михаила с его смены. Мужчина пришел очень поздно – наверно выжидал, когда Айхаки заснет. Но Айхаки предвидел это, заранее зашел на камбуз и взял на вынос ужин в терморегулируемом контейнере. У терран накормить кого-то считалось проявлением заботы, знаком, что человек тебе не безразличен. Миха увидел разложенную на столике еду, поднял бровь, но ничего не сказал – молча сходил в душ, где сменил рабочую одежду на мягкие штаны и такую же потрепанную майку. Завалился на свою койку и демонстративно включил планшет. Все-таки с терранами очень сложно. Айхаки вздохнул и подвинул в его сторону открытый лоток, надеясь, что вкусный запах подействует: – Я хочу извиниться. Миха оторвался от мерцающего экрана и недоверчиво посмотрел в его сторону. Айхаки, как смог, сделал самое дружелюбное лицо. Мужчина нехотя встал, подошел к столику и взял лоток. Несмотря на то, что Миха старался есть неторопливо, было видно, как он голоден. «И стоило себя так мучить.» – чуть было не сказал Айхаки, но вовремя остановился. Миха закончил трапезу, но в свой угол не ушел, а остался сидеть напротив Айхаки, изучая его своими темно-синими глазами. – Хорошо. И что дальше? – Я все-таки хотел бы попробовать. Переспать с тобой. Заняться сексом. – Видя, как меняется лицо мужчины, Айхаки заторопился и, наплевав на подсказки нейросмарта, начал говорить то, что действительно думал сам: – Я раньше никогда не общался с терранами. И плохо знаю ваши обычаи, культуру. Только то, что можно найти в галанете. Я… пытался, но у вас такие сложные, запутанные отношения. Слишком много нюансов: дружба, партнерство, семья, любовь. Я не знаю, что ты испытываешь ко мне, и не совсем понимаю, что я сам чувствую к тебе. Но ты мне небезразличен…. Миха порывисто встал, собираясь опять сбежать, и Айхаки, не зная, что предпринять, просто схватил его за руку. – Не уходи. – Айхаки сомневался ровно секунду, будет ли уместным попросить, но решил, что ничего страшного в этом нет, и добавил: – Пожалуйста. Это подействовало. Михаил шепотом выругался и тяжело осел на полку рядом с Айхаки. Прошелся растопыренной пятерней по коротким волосам, нервно растрепал их и, видимо, решившись, повернулся к Айхаки: – Хорошо. Но ты не будешь ничего анализировать. Просто… чувствовать. И отключи свой кибермозг. Айхаки от растерянности открыл рот: – Но как ты?.. Миха самодовольно ухмыльнулся и дотронулся рукой до ушей Айхаки: – Да я тебя в первый же день на корабле просканировал на наличие всяких нейроимплантатов. Обычная процедура безопасности. И капитану доложил, но он сказал, что для априхо это стандартная, хоть и дорогостоящая процедура. Я потом в сети почитал. Антон, кстати, имеет тоже нечто похожее, но более узкоспециализированное – микрочип помогает в управлении кораблем. Так что в этом ты, Куколка, не уникален. Миха говорил, а его чуткие пальцы уже нашли тонкие шрамики и теперь поглаживали их. Айхаки помимо воли вдруг закрыл глаза, чувствуя теплые, шершавые касания. Оказывается, кожа в складках за ушными раковинами очень тонкая. Он замер, боясь спугнуть это новое, приятное ощущение. – Ну, вот видишь, – мужчина наклонился ближе, и хрипло шепнул, – одно чувствительное местечко мы уже и без подсказок нашли. Айхаки согласно кивнул и с усилием двинул глазными яблоками, выводя нейросмарт в спящий режим. – Отключил. – Ну вот и умница, – Миха улыбнулся и потерся носом о его висок, – Если тебе что-то не понравится или будет… неудобно. Ты мне просто скажи, хорошо? Он поцеловал закрытые веки Айхаки – очень бережно, словно боялся, что Айхаки передумает. Потом прошелся по выступающим надбровным дугам, высокому лбу. Спустился по скулам к губам, даже кончик носа не оставил без внимания. Айхаки почти не чувствовал этой ласки – совершенно обычные движения, будто кто-то вытирал его лицо влажной губкой. Но когда Миха запрокинул ему голову, устраивая ее на собственный сгиб локтя, и коснулся линии подбородка, проследив ее до шеи, Айхаки распахнул глаза. – Вот тут. Миха мягко улыбнулся и припал к едва заметной складке над горлом. Он скользил влажным языком, прикусывал зубами, втягивал кожу в рот. А Айхаки с недоверием чувствовал, как в нем поднимается тяжелая, душная волна. Он приоткрыл губы и рвано выдохнул. Миха, чутко следивший за его реакцией, довольно заворчал и, продолжая ласкать нежное место, добился от Айхаки сдавленных всхлипов. А когда решил, что помучил Айхаки достаточно, расстегнул его рубашку и остановился, разглядывая плоскую, чуть поблескивающую от выступившего пота грудь. – Что? Айхаки забеспокоился, попытался выбраться из кольца твердых рук. Но Миха не позволил, снимая рубашку до конца и укладывая Айхаки на спину. – Черт, а я и забыл, что мы настолько отличаемся. Но оказалось, что вместо сосков и лунки пупка можно гладить и целовать сгибы локтей и внутреннюю сторону коленей, щекотать языком гладкие пряные подмышки, а если облизать каждую фалангу длинных пальцев, прикусывая у ногтя, можно услышать не только всхлипы, но и тихие, сдержанные стоны. Айхаки уже плавился от внутреннего жара, казалось, что это эй-чи бурлит в его венах, и вместе с ней закипает кровь. А сердце просто перестает справляться со своей работой и то глохнет, то задает такой бешеный ритм, что становится больно дышать. Миха не давал ему передышек, отыскивая все новые точки и доводя ласками до изнеможения. Айхаки уже не мог удивляться тому, каким чувствительным оказалось его тело и лишь жалостно скулил, не имея сил уклоняться от жалящих прикосновений, приносящих такое острое удовольствие. Когда Миха вдруг замер и отстранился, Айхаки бездумно потянулся следом, но был остановлен горестным вскриком: – Черт, похоже, я могу расписаться в профнепригодности. Айхаки тревожно приподнялся на локтях, заглядывая в лицо Михи, и лихорадочно пытаясь сообразить, что он сделал не так. Мужчина кивнул головой, указывая куда-то между ног Айхаки. – У тебя даже член не встал. Айхаки сначала посмотрел на искренне опечаленное лицо и скорбную складку между пушистых светлых бровей, а потом – на свой мягкий лах и с облегчением упал на подушки. – Это не член. – А что… Яйцеклад? Выражение у Михи при этом стало такое озадаченное, что Айхаки невольно засмеялся. – Нет. Это – лах, для обмена эй-чи. И еще служит для освобождения организма от урины, так же как и у тебя. – Мой-то уже стоит железобетонно. Айхаки посмотрел вниз, где, подтверждая слова мужчины, раскачивался налитый член. Ему вдруг захотелось его потрогать, ощутить бархатистость тонкой, нежной кожи, обвести выпуклые венки, но он сдержался. И не стал объяснять, что возбуждение не зависит от того, стоит ли у него лах. Априхо вообще не свойственно желание спариваться, и то, что сейчас происходит с ним, не укладывается ни в какие рамки. Но он понимал, что Миха просто не уверен в том, что делает все правильно и Айхаки действительно получает удовольствие. Если терранину нужно подтверждение... Айхаки вполне может его дать. – Так я им еще не пользовался, но... Вроде знаю, что делать. Айхаки чуть напрягся, и лах наполнился кровью и окреп, приподнимаясь над животом. Его форма была несколько иной, чем у члена терранина – более широкий у основания и сильно сужающийся к концу, без видимого рельефа вен и подобия головки. Только дырочка мочеиспускательного канала в навершии. Миха осторожно взял его в руку, поглаживая большим пальцем: – Гладкий, прохладный и твердый. Мне нравится. Не успел Айхаки ничего сказать, как Миха нагнулся, накрывая своей лохматой головой его пах и взял лах в рот. Сначала он просто скользил губами, примериваясь, но потом стал надавливать сильнее, двигаясь жестче и царапая зубами. Айхаки вцепился пальцами в простынь – иссушающий, изматывающий жар вернулся в его тело. Но в этот раз эй-чи действительно взбесилась и безжалостно и неукротимо билась внутри него, в самый низ живота, словно хотела покинуть тело через лах, через узкое отверстие уретры. Давление было таким сильным, а боль – такой острой, что Айхаки не выдержал, закричал, отстраняясь. – Нет! Нет… По-другому. Давай ты. И, не давая Михе времени на то, чтобы сделать еще что-нибудь такое же бесполезное и щемяще-нежное, быстро перевернулся, встал на четвереньки, красноречиво прогибая спину. Эта поза была так похожа на ту, в которой априхо обменивались эй-чи. На секунду Айхаки показалось, что он никуда и не сбегал, что его продали в богатый кластер, и он сейчас ждет своего первого посетителя. Но жадные горячие руки, которые накрыли его поясницу и теперь поползли вверх, разминая длинные мышцы вдоль позвоночника, могли принадлежать только терранину. Айхаки сморгнул невесть откуда взявшуюся слезную жидкость – всего лишь минутная слабость. А Миха уже навалился сверху всем телом, потираясь жесткой грудью и возбужденным членом. Он нашел, перецеловал и отметил зубами каждый бугорок, где под кожей свернулись недозрелые еще хоты, и Айхаки постанывал от удовольствия, приподнимаясь на руках и вжимаясь в терранина, требуя большего. Мужчина словно услышал его негласные просьбы, раздвинул маленькие ягодицы и коснулся пальцем входа в кишечник. Айхаки протестующе вильнул бедрами – они могли сделать это и так, как делают терране. Но Айхаки боялся, что для первого раза будет слишком грязно. – Не сюда, чуть ниже. Миха послушно продолжил ласкать упругую задницу и в складке под лахом, где у терран обычно расположены яички, обнаружил еще одно отверстие. Чуть припухшее и влажное. – Да ты полон сюрпризов, Куколка. Надеюсь, это не то, о чем я подумал? Если бы Айхаки не был так занят, с трудом удерживая себя на трясущихся конечностях, он бы развернулся и больно укусил бы мужчину. Терране способны издеваться даже в такой момент. – Я стерилен. Это для обмена эй-чи. Только не… О-о-о…. Айхаки не успел предупредить, а Миха уже ввинтился туда своим бесстыжим языком. Айхаки взвыл и со всей силы лягнул, отбрасывая от себя ошарашенного мужчину: – Нельзя! Только членом! Эй-чи… Она может быть для вас токсичной. Миха озадаченно потер челюсть и попытался привычно отшутиться: – Ты еще и ядовитый. Айхаки, уже порядком обессилевший от такой эмоциональной встряски, упал животом на простынь и застонал. Сейчас он хотел, чтобы все наконец закончилось. Но мужчина, все так же сидевший в его ногах, ничего не предпринимал, словно чего-то ожидая. Разрешения? Айхаки приподнял бедра и, полуобернувшись, бросил через плечо: – Ты можешь просто трахнуть меня? – и поспешил объяснить, чтобы больше никаких недоразумений не возникло: – Меня не нужно готовить. Там есть естественная смазка. И больно мне тоже не будет. Миха вдруг оскалился и резко дернул Айхаки на себя, заставляя того довольно болезненно проехаться коленями по сбитой простыне. Властно нажал рукой на поясницу, вынуждая прогнуться так, что теперь Айхаки прижался к койке грудью, а бесполезные руки вытянул перед собой. – Все, как ты хочешь, мой сладкий. Айхаки успел услышать это низкое, угрожающее обещание, а потом зажмурился и затянул уши мембраной. В полнейшей тишине и абсолютной темноте Миха с силой вошел в его тело. Под веками вспыхнули яркие точки, зароились, собираясь в плотный, светящийся шар. Айхаки теперь видел свою мучительницу во всей красе. Эй-чи, сродни своими свойствами электричеству, низко гудела, нестерпимо пульсировала, ветвилась молниями и разрасталась, поглощая все больше и больше пространства перед ним. А потом совершенно неожиданно плавно качнулась. Айхаки охнул – он почувствовал себя переполненным сосудом, в котором от стенки к стенке плещется эй-чи, бережно, мягко омывая его изнутри. Такой нежной, ласковой и покладистой она еще не была никогда. И Айхаки, наконец, сообразил. Это из-за Михи. – Ты… двигаешься? Голос оказался таким слабым, что он сам себя не услышал. Но Миха ответил, так же тихо, прерывисто, в паузах между медленными толчками. – Да… И… это… мой… половой... инстинкт… Не проси… остановиться... Я… уже… не смогу. «И не надо.» Он хотел это сказать вслух, но не смог. Эй-чи мягко качала на своих волнах, даря ни с чем не сравнимое наслаждение и он нежился, уплывал, растворялся в ней и не заметил, что темп постепенно нарастает. Только тогда, когда он стал захлебываться от крика, ожидая каждого удара со сжимающимся от восторга сердцем, а эй-чи изменила свой цвет на багровый и устремилась вниз, в пах. И Айхаки уже не мог ее остановить – с воем, полным запредельного облегчения, он выстрелил ею и обмяк, проваливаясь блаженное полубеспамятство. Очнулся он в руках Михи. Тот привычно укачивал его, как терранского ребенка, и шептал ласковые слова, смысл которых Айхаки теперь понимал. И от этого щемило сердце, потому что он не может ответить тем же. Он попытался объяснить или хотя бы извиниться, но Миха предупреждающе прижал палец к его губам и перевел тему. – Знаешь, наверно, это удобно. Захотел – возбудился. Захотел – послал лесом. – Это... механический процесс, как чистка зубов или опорожнение кишечника. Априхо делятся на носителей – тех, кто может поглощать эй-чи из окружающего мира – и тех, кто расходует эй-чи, получая ее от носителей. Без эй-чи взрослая особь априхо становится вялой, малодеятельной, впадая в подобие летаргического сна. Благодаря ей мы существуем. Но она еще и меняет облик априхо. Ей нужно место в нашем теле, и хотя в идеале она должна находиться в костях и в хотах, очень часто из-за нее разрастается мышечная масса. Если одной эй-чи пользуются много особей, она становится грязной, и априхо формируются неравномерно, уродливо. Узлы, наросты на коже, ну... как внешние опухоли. Так что я не всегда буду таким… милым. В общем, эй-чи – это жизненная сила. А носители... они как батарейки для всего кластера. Общественные. Поэтому для обмена эй-чи не нужно возбуждаться или чувствовать симпатию к партнеру. Вы, терране, более честны в своих желаниях. – Ты носитель? Миха не повелся на слабую попытку увести разговор в сторону, и Айхаки обреченно кивнул. Теперь скрывать не имело смысла. Да и Миха наверно почувствовал освобождение эй-чи. – И поэтому сбежал? Не захотел быть общественной…батарейкой? – Не совсем. Я не могу жить вне кластера. Для меня обмен эй-чи так же необходим. Ведь эй-чи пополняется постоянно, а избавляться я от нее могу только посредством контакта с потребляющим априхо. Когда эй-чи слишком много – это больно. – Ты так кричал, когда я нашел тебя в грузовом отсеке… Из-за эй-чи? А когда кончал? Тебе тоже было больно? Айхаки потерся носом о грудь Михи. Наверно после всего, что между ними было, этот жест не покажется неуместным. – Нет, когда кончал – мне было хорошо. Это была правильная боль. И… Я должен поблагодарить тебя за это. Не думал, что такое возможно. Но, видимо, эй-чи сродни не только электричеству, но и вашей сексуальной энергии. Ты дал толчок, и я смог немного от нее освободиться. А вообще… – Айхаки задумался, что не против пойти на второй круг. По крайней мере, эй-чи у него все еще в избытке, – знаешь, но я так ничего не сделал для тебя… – Ну, я не привередливый, – Миха словно прочитал его мысли и хитро посмотрел на него, – ты просто можешь повторить то же самое.