Мистическая история о том, как Соло оказался в Курякине и наоборот

Наполеон Соло и Илья Курякин Период притирания, наверное, затянулся. Только спустя месяц, может чуть больше, Илья смог окончательно смириться с происходящим и начать получать настоящее удовольствие. Соло никак не мог этому нарадоваться, всё же тяжело быть постоянно инициатором любой близости. Курякин раскрывался, оказывал чертовски много доверия и был слишком откровенен по своим меркам. Он подставлял спину, надеясь не получить в нее удар ножом. Наполеон же боролся со своими прежними привычками, которые сейчас могли стать для кого-то смертельно опасными. Кто же знал, что темпераментный русский, ко всему прочему, окажется еще и ужасно ревнивым собственником? Но в один день люди не меняются. Наполеон не мог моментально перестать флиртовать с девушками, хотя по-хорошему они его больше совсем не волновали. Это происходило скорее на автомате: быть вежливым и милым, улыбнуться, отвесить комплимент. Всего лишь часть его натуры, нечто происходящее само собой, только теперь под аккомпанемент барабанящих по коленке пальцев хмурого Ильи и под его пристальным яростным взглядом. Курякин сдерживался изо всех сил, но это было просто невыносимо. Взаимопонимание? Прекрасно. Он понимает, что Наполеон просто привык, но Соло же должен понимать, как это ужасно раздражает? Наполеон понимал, прекрасно понимал, и каждый раз осекался, ощущая недовольный сверлящий взгляд голубых глаз из-под неизменной кепочки. Что ж, у каждого свои привычки. Но они смогут со всем справиться, и даже может ему удастся однажды привить Илье чувство стиля. Хотя о чем он вообще, это же Курякин, если убрать его неизменные атрибуты, то он просто перестанет быть самим собой. А вот этого Соло совсем не хотел. Илья тоже не хотел менять Наполеона, но бесконечный флирт? Серьезно? Они вообще в отношениях или как? И, между прочим, он проявляет грандиозное терпение. Он же никого и ничего не бьет, в конце-то концов. Он всего лишь осуждающе смотрит. Это не запрещено законом. В общем и целом, им удавалось справиться с повседневностью. Во время новой миссии они просто блистали, чувство соперничества притупилось, и теперь появилась возможность работать действительно слаженно. К тому же, работали они в этот раз только вдвоем, их немецкая коллега променяла неизменное трио на дуэт с Джеффри Морганом. Не то, чтобы Илью и Наполеона это особенно расстраивало. Они и вдвоем справлялись, а за Габи были даже рады. Каждый имеет право на личную жизнь, просто им удавалось совмещать ее с работой. Но в постели всё было совсем по-другому. Наполеон, несмотря на всю свою раскрепощенность, всё еще не знал, как лучше подступить к Илье. А сам Курякин с большим трудом справлялся с собственными демонами и предрассудками, вбитыми в его замороченную советскую голову. В начале события всегда развивались по одному и тому же сценарию их первого раза. Илья хоть и не вел себя совсем как бревно, но добиться от него хотя бы ответной дрочки Соло смог с очень большим трудом. Хотя за это время Наполеон успел превратиться в мастера минетов, и не то чтобы он жаловался, но челюсть болела уже нешуточно и требовала постельного разнообразия. Курякин правда старался. На уровне ощущений и инстинктов он хотел и любил Наполеона, но вот на уровне мыслей у него были большие проблемы. Всё время вылезали какие-то обрывки о том, насколько неправильна такая связь, такие отношения и что в СССР за такое по голове не погладят. Но Соло не сдавался, мягко и плавно он стирал непрошеные ассоциации, каждым прикосновением закрепляя положительный образ в голове своего русского любовника. Каждое совместное пробуждение и страстный взгляд, какие-то простые мелочи и взаимные доброжелательные подколки постепенно успокаивали Илью. Притянуть Наполеона к себе за талию и поцеловать — со временем это стало совершенно обыденной вещью для Курякина. Соло просто стал неотъемлемой частью его жизни. Неудивительно, что позже он уже спокойно мог прикасаться и к члену Наполеона и даже научился дразнить его прикосновениями. Ему нравилось касаться спины партнера, проводить ладонями по всему телу и спускаться ниже, заставляя Соло издавать совершенно очаровательные, смущающие звуки. Илья и не заметил, как именно это случилось, но со временем у них началась полноценная сексуальная жизнь. Просто однажды Соло распалил его настолько, что Курякин упустил момент, когда на его член надели презерватив, а потом американец просто начал опускаться на его ствол, морщась от боли, крепко сжав мускулистыми ногами бедра Ильи и не оставляя ему никакой возможности для стратегического отступления. И это оказалось слишком хорошо, чтобы отказываться. Соло долго планировал их первый раз, прекрасно понимая, какая позиция его ожидает. От скромного Курякина решительности не ожидалось, поэтому Наполеон взял себя в руки, в прямом и переносном смысле. Он тщательно смазал и растянул себя, прежде чем затащить Илью в постель. Он превзошел самого себя, его любовник метался по кровати, извивался и издавал неприличное рычание. Боль была ужасной, но она того стоила. Расширенные зрачки русского и искреннее восхищение компенсировали всё. И когда Наполеон превратился во что-то подобное? Когда его сердце начало замирать только лишь от того, что он мог сделать Илье ТАК хорошо? Он знал ответ. Когда впервые встал перед русским на колени. Или еще раньше. Когда стоял перед зеркалом в его теле и дрочил с красным галстуком на шее, надеясь однажды повторить это с самим Ильей. Может, время пришло? *** Очередной отель и очередное выполненное задание. У них есть немного времени отдохнуть и прогуляться по городу, насладиться видами перед утренним отлетом. Только, честно говоря, достопримечательности — это последнее, что их сейчас интересует. Илья лежит на кровати полностью обнаженный и не может поверить, что согласился на это. Но это же Соло. Всё будет в порядке. Его вытянутые вверх руки связаны отвратительным красным галстуком, а Наполеон пожирает его безумным похотливым взглядом. Курякин не может удержаться и нервно ерзает, начиная мысленно проклинать себя за податливость. Его любовник выглядит немного маньячно, и Илья не может обещать, что случайно не зажмет его шею между ног и не свернет ее в целях самообороны. Соло проводит пальцами по его груди и на его лице появляется мягкая улыбка. Курякин немного успокаивается и расслабляется, думая, что может и не стоило себя накручивать. Наполеон внутренне ликует. Это что-то за гранью реальности. Илья наконец-то в его власти, по собственному согласию, и он словно прикасается к дорогой антикварной вазе, прощупывая все шероховатости и обводя кончиками пальцев причудливые узоры. Дорвался. И галстук тот же самый, хоть и прошедший химчистку, необходимая деталь для идеальной картинки. Илья выглядит испуганным, и Соло возбуждается уже только от мыслей о том, что он сейчас будет с ним делать. Он начинает с мягкой прелюдии, чтобы Илья наконец смог отпустить себя. Соло облизывает кожу на животе, ведет вверх к соскам, потом уделяет особое внимание шее, чередуя нежные мокрые прикосновения с укусами, оставляя багровые засосы. Курякин прикрывает глаза. Наполеон тут же поднимается к его лицу, прекрасно зная, что как только русский оказывается в собственной персональной темноте, он почему-то начинает думать, вместо того, чтобы чувствовать. Соло целует его, возвращая назад в реальность, заставляя открыть глаза и смотреть только на него. — Ты со мной? — шепчет Наполеон ему на ухо, и только дождавшись тихого хриплого «да», возобновляет ласки. Он обводит мышцы сильными поглаживаниями и опускается ниже, раздвигая ноги Ильи. Русский покорно подчиняется, но напряжение на его лице красноречиво дает понять, чего ему это стоит. Соло воодушевленно касается его члена губами, массируя большими пальцами тазовые косточки. Илья устал бороться с собой. Он смотрит на темную макушку американца у себя между ног и считает собственные вдохи и выдохи, не давая себе ни единой возможности начать сомневаться в том, что они делают. Наполеон чертовски хорош. Курякин непроизвольно вскидывает бедра, пытаясь проникнуть глубже, но мерзавец лишь только едва дразнит, распаляя и заставляя хотеть большего. Илья так увлекается, что не сразу понимает, что его задницей слишком откровенно интересуются. Когда в него пытается проникнуть палец, он задыхается от возмущения. — Что ты творишь? — голос звучит непривычно высоко и в нем проскальзывает паника. — Тшшш, спокойно, расслабься, — Соло уговаривает его как строптивую лошадь, утешающе гладит кожу и всячески старается удержать, — тебе понравится, я обещаю, просто позволь мне… Наполеон снова накрывает член Ильи своим ртом. Курякин вздрагивает, когда в него всё-таки проскальзывает палец, но Соло продолжает отвлекать его прикосновениями языка. Ощущения необычные, но не ужасные. Наполеон не скупится на смазку, по слюне идет гладко. Илья даже почти не психует. Через какое-то время он невольно начинает насаживаться на движущийся внутри палец в такт ритму, заданному Соло. Он настолько поглощен новыми ощущениями, что не протестует, когда количество пальцев увеличивается. Илья просто раскачивается, прогибаясь в спине и позволяя своему любовнику всё, что вздумается. Он сам не свой и не хочет, чтобы это прекращалось. Соло восхищен. На лице Курякина проступают красные пятна, он мечется из стороны в сторону и на лице ТО САМОЕ выражение. Чёрт, это выше его сил. Он обхватывает член русского рукой, и опускается ниже, туда, где сейчас Илья насаживается на его пальцы. Наполеон добавляет к ним язык, ввинчиваясь внутрь, и дергается от внезапных вскриков. — Bliyat', sukaaa, что ты делаешь, mat' tvou? — ошалевший Илья сгибает связанные руки, пряча смущенный взгляд в сгибе локтя. Это невыносимо! Грязное, извращенное удовольствие, которое не вызывает у него больше отвращения, а лишь дикое желание просить еще. Что он с ним сделал? Внизу живота крутит томление, ладонь американца плавно ходит вверх-вниз, синхронно с ней сгибаются пальцы в заднице, и Наполеон постоянно задевает какую-то точку, посылая разряды по всему телу. Как же ohuenno… Илью колотит, он никогда в своей жизни не испытывал ничего подобного, ноги сами разъезжаются и скользят по влажным от пота простыням. Дыхание сбивается, и в голове не остается ни единой дурацкой мысли. Это какой-то невозможный фейерверк, опустошающий ураган, он увлекает за собой, и Илья кончает. Наполеон чувствует, как дрожит Курякин, по пальцам течет горячая сперма, а лицо русского, к сожалению, прикрыто его же руками, никак не разглядеть выражение. Соло осторожно убирает пальцы и поглаживает внутреннюю сторону бедра. Он чудовищно доволен собой. Плавно скользит по телу любовника вверх, развязывает руки Ильи и отводит их от лица. Взгляд русского помутневший от удовольствия и такой ищущий и жаждущий, что невольно вызывает улыбку. — Я же обещал, — шепчет Наполеон, целуя искусанные губы. Илья крепко прижимает его к себе, отвечая на поцелуй. Он абсолютно потерян, затоплен ощущениями и мечется по телу Соло, не зная, что делать дальше, как ответить взаимностью и подарить удовольствие. — А как же ты? — рука Курякина без привычного стеснения тянется к эрекции Наполеона, обхватывая налившийся кровью ствол, и делает несколько несильных рывков. Илья облизывает губы, перенапряженные мышцы на руке слегка подрагивают, он весь охвачен волнением. Соло замечает это, ухмыляется шальному взгляду русского и его небывалой раскрепощенности, смешанной в равных дозах всё с тем же смущением и неуверенностью. — Трахнешь меня? — спрашивает Наполеон, накрывая кулак Ильи своей ладонью и останавливая движение. Илья смотрит заворожено, приоткрыв рот, и лишь слегка кивает в ответ. Соло отводит его руку от своего члена и кладет на его живот, наваливается всем телом сверху и слегка трется. Илья еще не отошел от оргазма, и потребуется небольшая прелюдия для того, чтобы вернуть его в боевую готовность, поэтому Соло с упоением целует податливое тело, ласкает кожу, полностью отдаваясь ощущениям, не требуя ничего взамен. Он удивленно замирает, когда руки Ильи оказываются на его пояснице, оглаживают ребра и опускаются на ягодицы. Такое явное проявление инициативы со стороны русского невероятно льстит. Курякин сражен происходящим и своими собственными неукротимыми желаниями. Соло превзошел самого себя, и у Ильи в голове что-то окончательно перемкнуло, пропало обычное стеснение и тревожность, ему удалось наконец-то расслабиться полностью и отпустить себя. Он ощущает небывалый подъем и спустя всего несколько минут уже готов ко второму раунду. Соло еще увлеченно выцеловывает его кадык, когда Курякин с рыком набрасывается на любовника, переворачивая того на живот, лицом в подушку. Он никак не может налюбоваться открывшимся видом на крепкие ягодицы и гибкую спину. Хочется трогать везде, и впервые ни капельки не стыдно. Наполеон не может поверить, что этот день настал. Илья смирился с их безрассудством, и его пальцы уже кружат возле ложбинки между ягодиц, превращая Соло в перевозбужденную, дрожащую от нетерпения массу. Он выгибается под горячими прикосновениями, раскрываясь и позволяя делать с собой всё что угодно. Когда Курякин загоняет в него два пальца сразу до костяшек, он старается как можно скорее справиться с легким дискомфортом и начать насаживаться сильнее, не давая Илье возможности передумать. А потом начинается бешеное родео. Илья стискивает его в крепких объятьях и вбивается как бездушная машина, правильно и ритмично, и невыносимо точно, не давая глубоко вдохнуть и отодвинуться хотя бы на лишний сантиметр. Он вдавлен в кровать и прижат бесподобной тяжестью тела русского, который идеально совмещает в своих действиях грубую похоть и подталкивающую к краю страсть. Илья наслаждается тем, как содрогается под ним тело Наполеона, как каждый толчок вырывает из горла американца глухой стон, не замечая своего собственного рычания. Он вцепляется зубами в соленый от пота загривок и чувствует, как Наполеон срывается в оргазм. Мышцы сокращаются и всё тело американца мелко вибрирует, не оставляя Илье иного выбора, кроме как последовать за ним. Второй раз оказывается мягче и дольше, Курякину удается сохранить трезвое сознание и полюбоваться реакцией Соло. Закрыв глаза и блаженно улыбаясь, Наполеон качается на волнах удовольствия. Проходит несколько мгновений или целая вечность, не разобрать, когда тепло Ильи покидает его, оставляя необъяснимую пустоту где-то в душе. Соло переворачивается на спину и укладывается Курякину на грудь, совершенно не переживая, что возможно такая постсексуальная нежность не очень вяжется с его образом рокового обольстителя. Илья не против, он удовлетворенно запускает руку в волосы американца и нежно перебирает их пальцами. Атмосфера полностью поглощает, всё ощущается четче и трогательнее. Наполеон натыкается взглядом на шрам, оставшийся со времен их обмена телами, вспоминает боль, которую испытал и неимоверное раскаяние, последовавшее потом, когда замученный Илья тихонько стонал при смене повязки, заляпанной кровью. Подушечки пальцев бездумно начинают скользить по вздувшемуся рубцу, а слова сами по себе срываются с губ. — Знаешь, что, большевик, — хриплый шепот Наполеона ножом разрезает полумрак комнаты, — мне кажется, я тебя люблю. Илья ничего не отвечает, лишь напрягается всем телом, убирает руку и окидывает Наполеона хмурым взглядом. Тишина угнетает, и Соло не может понять, как следует расшифровывать такое молчание. А внутри Курякина закипает праведный гнев. Наконец, он со свистом выдыхает, и безмолвие пронзает грозный голос. — Что значит, тебе кажется? — он особенно выделяет последнее слово, не оставляя никаких сомнений, что он сам для себя уже давно всё решил. Соло приподнимается на руках и смотрит опасности прямо в глаза, гипнотизируя, а потом внезапно улыбается и тянется к губам Ильи. Курякин рьяно отвечает на поцелуй, притягивая ближе и сжимая в стальной хватке. Его резкость свидетельствует о явном раздражении, но постепенно русский успокаивается и затихает, снова запуская ладонь в шевелюру Соло. Они возвращаются в прежнее положение, и на лице Наполеона играет довольная улыбка. — Я тоже тебя люблю, ковбой, — шепчет Илья, касаясь давно зажившего запястья Соло. Габи Теллер Невозможно разобрать сон это или реальность. Два обнаженных мужских тела переплетаются на белых простынях, откровенно лаская друг друга и не замечая ничего вокруг. Габи стоит поблизости, но они явно не видят ее. То ли не могут увидеть, то ли слишком поглощены друг другом. Очертание фигур сначала слишком размытое, чтобы что-то понять, но постепенно в образах начинают проступать знакомые детали. У одного из мужчин на лице шрам, светлые волосы и пронзительная голубизна в глазах, а руки связаны красной лентой или чем-то подобным, сразу не разобрать. Второй темноволосый и нахальный, нависает сверху и на лице угадывается бесконечное довольство собой. У Теллер не остается никаких сомнений в том, кого именно она сейчас видит перед собой. Девушка парализована и не может издать ни звука, ее окатывает смущением, щеки горят, но она не может пошевелиться или отвернуться. Она лишь стоит там и смотрит, как её напарники занимаются сексом. Теллер хочет кричать, она уже вопит во все горло, но изо рта не вырывается ни звука. Состояние на грани обморока. Благо, картинка начинает темнеть, всё кружится и сознание утягивает в липкий омут. Габи испуганно распахивает глаза. Комната выглядит знакомой. Она несколько секунд ошарашено смотрит перед собой и выжидает. До ее слуха доносится сладкое посапывание Джеффри, тиканье будильника и собственное загнанное дыхание. Всё в порядке. Наверное, всё в порядке. В голове пульсирует один вопрос: «Что это, чёрт подери, сейчас такое было?» Она никогда не думала об Илье и Наполеоне в таком ключе, она никогда ни о чем подобном вообще не фантазировала. Откуда взялся этот голубой кошмар? Медальон на шее раскаляется, обжигая кожу, и девушку осеняет. — Гребаное взаимопонимание… — зло шепчет Габи в темноту, ворочаясь под одеялом и понимая, что спокойно заснуть ей теперь точно не скоро удастся.