По эту сторону живой изгороди

Пятнадцатилетие Энис тетя Элен предложила отпраздновать с особенной пышностью. Она даже предложила Энис пригласить сколько угодно гостей, всех, кого та пожелает. Даже тех, к кому сама тетя Элен относилась неодобрительно. Первым, о ком тут же подумала Энис, был, конечно же, Пай. Он еще никогда не был у нее в гостях по-настоящему, и было бы так здорово позвать его наконец. Конечно, она сразу поняла, что тетя Элен никак не могла иметь в виду его: и потому что ничуть не изменила своего отношения к нему за все эти годы, и потому что Паю по-прежнему нельзя было появляться при остальных друзьях Энис. Все это были причины давно знакомые и привычные, но от этого вспоминать о них не становилось менее горько. Энис размышляла о Пае, сидя в своей комнате над списком гостей, и то и дело задумчиво поглядывала в окно. За окном тянулись к пасмурному небу тонкие темные ветви вишневых деревьев, покрытые набухшими почками. Земля стояла оттаявшая, но еще не отогревшаяся. Робкие ростки зеленой травки только кое-где решались высунуть нос, и остатки желтой прошлогодней травы держались изо всех пожухших сил, дожидаясь момента, когда можно будет уйти на покой, уступив место молодой поросли. Весна в этом году запаздывала. Энис вздохнула. Каждый год к ее дню рождения вишни зацветали и становились похожи на белоснежные облака. Теперь ей было тревожно – вдруг в этом году цветы так и не успеют раскрыться вовремя. Она вернулась к своему списку и перечитала его: кузины Фрэн и Молли, одноклассницы Кэтти и Габи, еще несколько школьных подруг. Можно было бы пригласить и кого-нибудь из мальчишек, например, Тома Миллигана. Но Том повсюду ходил со своим лучшим другом Биллом, а Билл как раз на днях поссорился с Габи, и та утверждала, что не захочет больше его видеть «никогда до скончания времен». Еще, конечно, был Стэнли, веселый, вечно лохматый шутник. Но ведь стоит пригласить хотя бы одного мальчика, и тетя Элен начнет уговаривать позвать и зануду Перси, с матерью которого она подружилась во время походов в магазин. А уж Перси Энис совсем не хотела видеть на своем празднике. Вообще говоря, на свете был только один мальчик, которого она должна была увидеть в день своего рождения во что бы то ни стало. Это был Пай. Обычно он поздравлял Энис на следующий день, когда она приходила вместе с папой на очередной совместный урок. Но пятнадцать лет – это не шутки, это уже почти взрослый возраст. Самое время, чтобы начать что-то менять, вместо того чтобы продолжать поддерживать привычную надоевшую несправедливость. Энис как следует обдумала, когда лучше начать разговор с папой и тетей, и выбрала время после ужина, когда грязная посуда со стола уже убрана и все сидят, спокойные и довольные, за чаем. Так все и получилось. Тетя Элен размешивала сахар, ни разу не задев ложечкой края чашки, профессор Каннингем выбирал печенье из вазочки. Дейзи наблюдала за хозяевами, улегшись рядом на ковре. Энис деликатно, как учила тетя, пригубила чай из чашки – мизинчик плотно прижат к остальным пальцам, чашка, опускаясь на блюдце, не издает ни звука – и начала: – Знаешь, что я подумала, папа? У меня будет такой замечательный праздник, столько гостей… – Да, милая, я тоже очень его жду, – сказал профессор Каннингем, но взгляд у него стал вопросительный, будто он уже предчувствовал, что дальше последует какое-то «но». – Он будет, должно быть, таким веселым! – продолжила Энис. – Только мне грустно думать, что Пая я пригласить не могу… Профессор Каннингем вздохнул. – Ты же знаешь, милая… – Да, я знаю. Но я подумала, что раз мне можно приглашать всех, кого я хочу, мы могли бы устроить один праздник для друзей, а еще один, маленький, – чтобы пригласить Пая. Может быть, и его родители смогут прийти. Им же тоже, наверное, невесело все время сидеть дома. Тетя Элен со стуком опустила чашку на блюдце. Энис взглянула на нее и сразу отвела взгляд, чтобы не видеть помрачневшее лицо с недовольно поджатыми губами. – Не думаю, что это хорошая идея, Эн, – помолчав, сказал профессор Каннингем. – Но почему? Они могут прийти к нам вечером, через сад… – Не могут, – мягко возразил профессор Каннингем. – Это действительно не очень хорошая идея, Эн. Лицо тети Элен разгладилось, и она снова взялась за ручку своей чашки, поднесла ее к губам. Энис поймала себя на том, что ее раздражает тетина размеренная аккуратность, злит, что та втайне радуется, что Пай и его родители не смогут быть гостями в их доме. – Но почему?! Что вам стоит? – Энис требовательно посмотрела на папу, перевела взгляд на вновь нахмурившуюся тетю. – Никому не повредит, если эта семья просто придет к нам в гости! Три человека, а не еще двадцать гостей! Ты же сам столько раз говорил, что они совершенно нормальные, а теперь… – Эн, все сложнее, чем тебе видится, – профессор Каннингем устало потер рукой глаза. – Ты не представляешь себе всей ситуации. – Тогда объясни мне, что я в ней не представляю. Я знаю достаточно много, чтобы все понять. – Эн, поверь мне, пожалуйста, – если бы я допускал мысль, что твоя идея может оказаться полезной, я бы не возражал сразу. – Но папочка! – Энис заныла, пробуя еще один способ из своего арсенала. И тут тетя Элен еще больше выпрямила и без того прямую спину и громким строгим голосом, тем, который Энис приходилось слышать очень редко, оборвала ее: – Энис Каннингем! Прекрати немедленно! Мне казалось, ты еще в детстве усвоила, что за столом не должно быть никаких неприятных разговоров. Энис опешила, а потом у нее в груди словно вспыхнуло ярким пламенем все копившееся раздражение, все мысли о несправедливости, вся обида на взрослых, которые не желают понимать очевидных вещей. – Для меня разговор о Пае – приятный разговор! – выпалила Энис. – Это вы… Это вы неприятны! Сами говорите, что Хорны – нормальные люди, и держите их под домашним арестом! – Я никогда ничего подобного не говорила, – холодно возразила тетя Элен. – И потрудись, будь добра… – Да, ты говорила еще хуже! Для тебя они все – чудовища! Но на самом деле… Энис вскочила. «На самом деле это ты – чудовище!» – хотела она выкрикнуть тете в лицо. Но так и не смогла и вылетела из столовой, на ходу вытирая с глаз слезы. Она бежала до самой комнаты и повалилась на постель, пряча лицо в подушку. Как же так могло получиться, что разговор пошел совсем не так, как должен был? И все из-за тети Элен. Энис вдруг показалось, что она слышит шаги в коридоре, и она еще отчаяннее вцепилась в подушку, думая, что сейчас войдет папа, увидит, как она расстроена, погладит по голове большой теплой ладонью, как делал это, когда она была маленькой, и скажет что-нибудь утешительное. Пообещает, что придумает, как можно позвать Пая в гости, и поговорит с тетей Элен. Но оказалось, что это была Дейзи, которая подбежала к кровати и тут же начала взволнованно тыкаться под руку Энис носом. – Хорошая ты моя! – всхлипнула Энис, обняла ее и зарыдала еще горше. Уже совсем поздно вечером Энис тихонько вышла из своей комнаты в коридор. В доме было очень тихо, он казался пустым, вымершим, и ей делалось от этого не по себе. На сердце было тяжело. Только Дейзи своим присутствием смягчала это ощущение. Она была рядом и то и дело вскидывала голову, чтобы посмотреть на лицо хозяйки и понять, что это за игру с хождением по ночному дому она устроила. Так, вдвоем, они тихонечко прокрались по коридору и, увидев полосу света, падающую на пол из открытой двери папиного кабинета, Энис подошла туда и заглянула внутрь. Профессор Каннингем сидел за столом у включенного компьютера. Он, видимо, услышал шаги, потому что тут же поднял взгляд и, увидев Энис, со вздохом поднялся. – Иди сюда, Эн. Энис вошла, чувствуя себя почему-то виноватой. И когда профессор Каннингем открыл руки, чтобы ее обнять, бросилась к нему и прижалась, как маленькая. – Ну что ты… И что это такое… – бормотал он, поглаживая ее по голове. – Я не хотела так кричать, – тихо проговорила Энис. – Но это же правда несправедливо, что Пай и его родители не могут ходить в гости, как обычные люди. Мы-то можем их позвать, мы здесь все знаем, как они выглядят, нас это не пугает… Ну, кроме тети Элен. Но почему бы ей не посидеть в своей комнате, если она так не хочет их видеть? – Я понимаю, Эн. Я понимаю. Но мистер и миссис Хорн не захотят идти в гости в дом, где хозяйка запрется в комнате, лишь бы их не видеть. Ты же понимаешь это, правда? Им это не нужно, даже вредно. А Пай и так не ограничен в передвижениях. Пойми и ты свою тетю, Эн. Ты не можешь ее переделать, но должна помнить, как она заботится о нас, как тебя любит. Она очень расстроилась сегодня… – Ну хорошо, но… Но… Прямо хоть бери торт и иди к Хорнам. «Тук-тук, не пригласите ли вы меня отметить с вами мой день рождения?» – Энис тяжело вздохнула. – Я не хочу праздновать без Пая. Профессор Каннингем обнял ее крепче и тоже вздохнул. Так они и стояли, оба погруженные в печаль, а потом Дейзи встала на задние лапы, опершись передними на хозяев, и присоединилась к семейному объятию. Энис посмотрела на нее и невольно рассмеялась. Погладила ее между ушами, и печали в комнате осталось гораздо меньше. – Я подумаю, что можно сделать, – сказал профессор Каннингем, тоже потрепав Дейзи по ушам. – Приглашение на день рождения не обещаю, но прийти в гости с тортом, наверное, можно. Только мне нужно будет посоветоваться с доктором Уолкотом и уточнить, что обо всем этом думают Хорны-старшие. Энис улыбнулась во весь рот и поцеловала его в щеку. До дня рождения Энис оставалась всего неделя, а весна все присматривалась к замерзшему миру, все потягивалась и раздумывала, с какой стороны приняться за работу. То и дело лили дожди, и Энис, с тоской глядя, как с веток падают холодные капли, вспоминала Венеру с ее извечной сыростью. Гулять из-за такой неприятной погоды получалось редко, и Энис была рада, что они с Паем видятся хотя бы на уроках ее отца. Приходя в дом Хорнов, Энис часто встречала изящный четырехгранник или белый цилиндр – родителей Пая, и смущенно здоровалась. Но в беседу с родителями лучшего друга ей вступать приходилось не часто, и она задавалась вопросом, не было ли ее желание непременно прийти к ним в гости слишком навязчивым и неприличным. Об этом она и спросила Пая однажды, когда погода позволила прогуляться до их любимого дерева на холме. – Нет, что ты! – ответил он. Теперь Пай хорошо умел контролировать свой голос, и он звучал совсем обычно, как и у его родителей. Если не смотреть, то ни за что не догадаешься, что твой собеседник выглядит не как человек. – Все очень рады, Эн, правда. Родители всегда боялись, что у меня никогда не появится друзей, и им приятно знать, что это не так. – Хорошо! – выдохнула Энис. – А то мне иногда начинает казаться, что я все делаю не так, как надо. – Ты все делаешь как надо. – Ну да! А уравнения сегодня? Я, кажется, так их до конца и не поняла! – В конце поняла, – возразил Пай. – И мы же начинали говорить не про уравнения. – Знаешь, что особенно приятно с уравнениями? С ними совершенно точно известно, как надо. Не перепутаешь, – улыбнулась Энис, подошла к иве и похлопала ладонью по холодной коре. Дейзи тут же подбежала ближе и принялась обнюхивать ствол. Энис взглянула вверх. Прутья у ивы были голые и скучные. – Вот кто в этом году что-то перепутал, так это природа. Ну где уже эта весна?! Я соскучилась по теплу, по зелени. – Слишком много холода, – Пай тоже подошел к иве, потрогал ее голубым щупальцем. – Но деревья уже просыпаются. Осталось совсем немного до настоящей весны. – Может, и немного, но что-то мне кажется, что придется в этом году в день рождения смотреть на несчастный голый сад, – вздохнула Энис. – А обычно?.. – А обычно к моему дню рождения вишни цветут, и все вокруг такое красивое, чистое, волшебное! – Энис мечтательно подняла лицо к небу и зажмурилась. Вдохнула полной грудью прохладный свежий воздух, в котором – правда-правда! – витали уже запахи новизны и надежд, весенние запахи. Открыв глаза, она обнаружила, что Пай смотрит на нее всеми тремя широко распахнутыми глазами, и оттенок у него был такой яркий, что совершенно ясно было: он улыбается. – Что? – рассмеялась Энис. – Ничего, – тихо ответил Пай, и в его голосе тоже была улыбка. – А что ты хотела бы получить в день рождения? – Какой-нибудь сюрприз. А еще чтобы вишни цвели, чтобы солнце светило и чтобы все мои друзья праздновали этот день со мной. И можно еще маленькое чудо, раз уж я такая скромная и ничего особенного не прошу. Пай рассмеялся – смех у него остался прежний, похожий на переливы колокольчика. – И какое чудо? «Чтобы принц расколдовался», – подумала Энис, вспомнив, как представляла себе Пая в роли сказочного принца. Но вслух сказать такое постеснялась и просто пожала плечами. – Самое волшебное!.. Ой, взгляни на Дейзи! Собака весело неслась к луже, и можно было не сомневаться, что она проскачет прямо через нее, собирая на себя всю грязь. Энис побежала за ней, подзывая обратно, а через мгновение над лужей зависла голубая пирамида и издала странный, едва слышимый звук. Дейзи резко остановилась, взрывая лапами землю, и наклонила голову, подняв одно ухо. – Ах ты, хулиганка! – Энис как раз подскочила к ней и поймала за ошейник. – Нельзя лазить в лужи! Ну-ка пойдем обратно. Пай опустился на траву и заскользил рядом с ними. – Спасибо, – улыбнулась Энис, ведя собаку к дереву. – Если бы не ты, была бы у меня сейчас не собака, а вывалянный в грязи поросенок. – Ей было там весело, – заметил Пай. – Даже жалко было останавливать. – Ну, тут уже надо выбирать, кого тебе жальче – ее или меня, когда мне придется все это с нее отмывать. – Вообще-то… – задумчиво начал Пай. – Нет… – Энис заглянула в три внимательных глаза, опушенных длинными ресницами, и покачала головой. – Только не говори, что ты сумел бы расщепить грязь на молекулы и отделить их от шерсти так, что ее и мыть будет не нужно. Пай моргнул и посмотрел на Дейзи. – Я бы сформулировал по-другому, но ладно, не скажу. Энис отпустила Дейзи и ласково похлопала ее по спине. – Хорошо. Беги, Дейзи. В лужу – можно! – перевела взгляд на Пая и тоном человека, доверившего кому-то самое дорогое, проговорила: – Ну смотри… И о доверии своем ничуть впоследствии не пожалела. Когда наступил тот самый день, день ее пятнадцатилетия, Энис почувствовала, что он будет особенным, кажется, еще до того, как проснулась. Еще на грани сна и яви на нее сразу обрушился – солнечным светом, сладким запахом выпечки, особенной радостью, разлитой в воздухе, – ее день рождения. Она улыбнулась, едва успев открыть глаза, села на постели, посмотрела в окно, и ее улыбка стала еще шире. За окном была прекрасная погода, чистое небо голубело той хрустальной прозрачностью, которая бывает только ранней весной, тонкие, хрупкие ветви деревьев слегка покачивались, сверкая изумрудными перстнями прорезавшейся листвы, а вишни… Вишни стояли, будто завернутые в белоснежные легчайшие вуали, воздушные, легкие, как облака. Зацвели, успели! О том, что по прогнозу обещали дождь, ничто больше не напоминало. Энис соскочила с кровати, и к ней тут же подбежала Дейзи. Она тоже казалась сегодня особенно веселой и ласковой – поздравляла по-своему. Энис потрепала ее по голове и побежала умываться. Тетя Элен и отец ждали Энис в столовой, чтобы поздравить и вручить подарки. Отец смотрел на нее с гордостью, тетя Элен улыбалась так радостно, что Энис почти забыла, что сердилась на нее раньше. Полюбовавшись подарками, Энис настояла на том, чтобы самой погулять с Дейзи. Ей не терпелось выбежать в сказочный цветущий сад и вдохнуть его аромат. Она шла по дорожке, над которой почти смыкались покрытые нежнейшими цветами ветки, похожие на арки волшебного дворца, и ей казалось, что еще немножко – и она сможет оттолкнуться от земли и полететь. Земля и в самом деле ушла у нее из-под ног от изумления: подойдя к кусту шиповника, у которого они с Паем назначали когда-то свои тайные встречи, Энис встала как вкопанная, увидев на одной из веток распустившийся цветок. Она зачарованно подошла к нему. Потрогала, понюхала, осторожно потянула – цветок был настоящий. Он в самом деле распустился на зазеленевшей ветке, как будто вокруг был теплый зеленый май, а не прохладный март. Вокруг все остальные веточки еще только собирались проснуться, еще только напитывали соками почки, а эта веточка цвела, специально для Энис, как маленькое чудо. В ветвях, конечно, нашлась и записка от Пая. «С днем рождения, Энис!» – аккуратно было выведено знакомым размашистым почерком. Энис так живо представила себе голубую пирамиду, аккуратно выводящую слова на карточке щупальцем, что сердце у нее заполнилось какой-то особенно пронзительной радостью, звенящей, как сама весна. – Спасибо! – прошептала Энис и закружилась на месте. Дейзи скакала вокруг нее, улыбаясь веселой собачьей улыбкой. Потом у Энис собрались подруги, и было еще больше поздравлений и подарков, еще больше смеха и развлечений. Но Энис все время возвращалась мыслями к Паю и к тому тихому празднованию, которое предстояло ей в доме Хорнов вечером. Кроме того, ей очень хотелось спросить Пая об одной вещи. Подруги рассказали, что в округе начинают зацветать деревья, но нигде еще они не цветут так пышно, как у нее в саду. Неужели Пай мог разбудить сад раньше времени? Это же было настоящее волшебство, достойное самых чудесных сказок. С такими чудесами нетрудно было снова вернуться в собственное детство и заново поверить, что Пай – заколдованный принц, и не просто принц, а еще и волшебник. Когда гости разошлись, Энис взяла с собой торт и в сопровождении профессора Каннингема вышла во двор. Солнце уже садилось, и на западе небо было необыкновенно красивого цвета. Золотые всполохи играли на темнеющих облаках, подкрашенных розовым, восточный край неба переливался всеми оттенками фиолетового. Пройдя через вертолетную площадку, Энис с отцом ступили на дорожку, ведущую к дому Хорнов. Сквозь маленькое окошко в верхней части двери видно было, что в прихожей у них горит свет. Он выглядел так обычно, этот дом, эта дверь с оранжевым теплым светом внутри, что Энис вдруг очень живо представилось, что сейчас они постучат, а дверь им откроет красивый молодой человек, высокий и статный. Папа остановится, удивленный и растерянный, а молодой человек улыбнется и скажет: «С днем рождения, Энис! Тебе понравились цветы, которые расцвели для тебя?» Ведь если и могут происходить невероятные чудеса, то как раз в такой вот волшебный день рождения, в который исполняется все-все, чего бы Энис ни пожелала. Пусть это будет чудо, думала она. Если мне полагается в этот замечательный день чудо, то пусть это будет чудо для Пая и его семьи! – Ты просто светишься сегодня, Эн, – ласково произнес профессор Каннингем и погладил дочь по волосам. – Сегодня, кажется, самый лучший день в моей жизни! – Эн смотрела на дверь, не отводя от нее взгляда, ожидая загаданного чуда. Дверь открылась. На пороге стояла голубая пирамида, довольно высокая и симпатичная – с этими чудесными тремя глазами, с трогательными длинными ресницами, – но все же ни капельки не похожая на красивого молодого человека из видения. Энис тихо вздохнула и запретила себе разочаровываться. Пай смотрел на нее, и она была уверена, что он улыбается, пусть никто другой и не понял бы этого, не увидел бы ничего, кроме ярко-голубой живой пирамиды. – С днем рождения, Эн! – произнесла пирамида. – Здравствуйте, профессор Каннингем. Они вошли в освещенный теплым светом дом, и навстречу им вышел стройный белый четырехгранник с коктейлем в руке и поздоровался с профессором. – С днем рождения, Энис, – мягким приятным голосом произнес четырехгранник. Вернее, мама Пая произнесла. – Спасибо, миссис Хорн, – смущенно поблагодарила Энис и, передав торт в волнистые щупальца, прошла в гостиную. Там стоял возле стола солидный белый цилиндр и двигал глазами на тонких проволочках – немного нервозно, как подумалось Энис. – Здравствуйте, здравствуйте! Очень рады! – прогудел цилиндр. Вернее, папа Пая. – С днем рождения, дорогая мисс Каннингем! Примите наши самые наилучшие пожелания! Они уселись в удобных креслах вокруг небольшого круглого стола. В центре его поставили торт, и миссис Хорн, ловко орудуя ножом и лопаткой, отрезала от него ломти и раздавала всем на красивых тарелочках. Приятно и очень обычно пах чай в чашках, и в большой фарфоровой вазе, почти такой же, как у тети Элен, на столе стояли фрукты, а чайные ложечки блестели всеми своими серебряными узорами. За столом сразу же завязалась беседа. Миссис Хорн было интересно послушать про современную молодежь и школьную жизнь Энис. С Паем Энис то заговаривала про занятия, то вспоминала былые проделки. Мистер Хорн и профессор Каннингем вели беседы на философские темы. И все это праздничное чаепитие было таким обычным и уютным, что тетя Элен, наверное, назвала бы его эталоном хорошего вечера, проведенного в компании приятных людей. Если бы только трое из пятерых присутствующих не выглядели, как абстрактные фигуры.