Один шаг до...?

      Теплая осень приблизилась незаметно и началась в бытовой суматохе. Люди работали на полях, благо, за остаток лета удалось взрастить небольшой урожай. Но его было недостаточно, чтобы подготовиться к зиме и в Вудштейн прибыл караван из Стоунфелла с провизией, травами и прочими необходимыми вещами для жителей крепости. Рэнулф целыми днями вместе с кузеном реквизировал провиант, советовался с поварами и поучал слуг о том, как нужно вести хозяйство, чтобы к весне обнищавший замок не развалился на мелкие камешки.       Попутно люди де Монфора собирались в дорогу домой, в Стоунфелл. Рэнулфу предстояло подготовить к зиме и свои родные владения: он не сомневался в том, что его мать отлично с этим справится, но полностью перекладывать тяжелую ответственность на ее плечи не хотел. Примерно четверть стражи Рэнулф распорядился оставить в своем новом замке для защиты и охраны от возможных набегов, которых он, однако, надеялся избежать — Вудштейн не был лакомым кусочком для кровожадных соседей, здесь совсем нечего было брать. Конечно, со временем планировалось сделать это место процветающим и достойным будущего наследника семьи, но пока было непрактично строить такие долгоиграющие планы.       Рэнулф много времени проводил с кузеном, которому предстояло остаться здесь в качестве управляющего. Мужчины обсуждали планы о благоустройстве крепости и, кажется, сумели восстановить дружеские отношения: Коннору приходилось работать на износ, чтобы достойно принять доверенные владения, поэтому разбирать бумаги оставили одну Эйлин.       Она не жаловалась и старалась делать свою работу хорошо, понимая, что от ее расчетов зависят жизни людей. Свободное время Эйлин любила проводить в библиотеке или общаться со служанкой Кензи, которая стала для нее хорошей подругой. Девушки много гуляли, Кензи училась читать и писать с большим удовольствием — кажется, работа по дому привлекала ее гораздо меньше. Она неохотно помогала Эйлин стать хорошей хозяйкой: показывала ей, как солить продукты, правильно чистить столовое серебро и даже стирать вещи. — Тебе не придется этим заниматься в большом замке, вокруг тебя будут слуги, обязанные выполнять эту работу. Даже здесь, в Вудштейне, для этого есть умельцы, — говорила Кензи, не понимая рвения подруги всюду успеть. — Я на твоем месте наслаждалась бы богатой жизнью! — Богатая жизнь ведет к нищете души, — отвечала ей Эйлин и все равно продолжала учиться, надеясь, что полученные навыки однажды пригодятся. Она никогда не рвалась к достатку и все больше скучала по монастырю.       Эйлин не давало покоя письмо, найденное на чердаке, она долго размышляла о том, как ей стоит поступить. Судя по переписке брата, существовал человек, который долгое время выдавал себя за Рэнулфа де Монфора, но придерживался совершенно иной позиции насчет правящего монарха. То есть, был им не доволен и хотел вернуть власть благородным домам. Эйлин было все равно, кто и зачем находится у власти — до этого лета её лично никакая политика не касалась, но сейчас она хотела понять, можно ли как-то использовать найденные письма в свою пользу. Она тщательно взвешивала возможные варианты развития событий и пока они казались ей не слишком утешительными.       Если сейчас Эйлин решит молчать, со временем предатель должен обнаружить себя. Это наверняка был близкий к Рэнулфу человек — в этом она не сомневалась: такие подробные письма от лица ее мужа мог писать только человек, очень хорошо его знавший. Сначала подозрения Эйлин упали на Коннора Бирна, но ему на момент событий в переписке было всего шестнадцать, как он упоминал: вряд ли ровесник Эйлин, как она думала, способен на такие масштабные кампании, как объединение Великих домов против короны. К тому же Коннор был искренне привязан к своему брату. Существовал кто-то еще.       Как этот человек мог отнестись бы к Эйлин и ее потенциальному ребенку? Не стоило надеяться, что их не тронут. Скорее всего предатель захочет воспользоваться ей против Рэнулфа, а после уберет с дороги — точно так поступил сам Рэнулф с ее отцом и старшими братьями. Значит, в Стоунфелле было не безопасно. И как бы Эйлин ни хотелось насолить мужу, она не собиралась принимать участие в заговорах против него — не позволяла совесть и здравая осторожность. К тому же супруг был нужен ей, чтобы она могла воплотить в жизнь свои планы по возвращению в родной дом.       В том, что муж сдержит обещание и действительно отпустит ее обратно в Вудштейн, когда она родит ребенка, Эйлин уже не сомневалась. Она искренне презирала Рэнулфа, как человека, но старалась смотреть на него глазами монахини. И этот взгляд показывал ей, что Рэнулф де Монфор строгий, но справедливый хозяин: его уважали и боялись слуги, а замок после нескольких назидательных порок приобретал надлежащий вид. Соседи положительно отреагировали на нового владельца здешних земель и некоторые из них проявили свою благосклонность, прислав в Вудштейн ценные подарки: ткани, зерно, вяленое мясо. Рэнулф также купил у соседей мелкий домашний скот — животных после осады замка осталось слишком мало для того, чтобы пережить зиму.       Эйлин продолжала избегать общества мужа, он охотно платил ей взаимностью. И все-таки она знала, что это обоюдное молчание не будет продолжаться вечно — им придется взаимодействовать друг с другом во всех допустимых смыслах и кому-то стоит сделать первые шаги. Это поможет им скорее избавиться от общества друг друга и, если Рэнулф хочет притворяться, что жены не существует в его жизни, она сама пойдет навстречу. Серьезный разговор станет хорошим поводом.       В этот вечер Эйлин не ложилась спать, дожидаясь Рэнулфа. От волнения и страха она уже несколько раз переплела косу и мысленно отрепетировала все возможные исходы разговора, предвкушая раздражение и гнев мужа. Благо, она уже не тряслась от страха каждый раз, когда Рэнулф проходил мимо, но одна лишь мысль о разговоре с ним приводила ее в ужас.       На улице давно стемнело, люди вернулись с полей несколько часов назад, однако Рэнулф не приходил в спальню, похоже, он снова собирался работать до поздней ночи. В комнате ярко горел камин, но Эйлин все равно знобило, поэтому она закуталась в тонкий плед и с ногами забралась в мягкое кресло. Здесь когда-то любил сидеть отец с книгой, и на Эйлин нахлынули грустные воспоминания. Она не слишком скучала по отцу, потому что плохо знала его, гораздо больше ей не доставало братьев — те всегда поддерживали сестру, писали письма в монастырь и каждое лето устраивали настоящий праздник на ее день рождения. Но этот год принес Вудштейну слишком много тягот: пусть сейчас обитатели замка привыкли к новому владельцу, не так давно здесь царил погром и погибали люди. Горе затронуло не только юную хозяйку, но и другие семьи, для которых осада стала непосильным испытанием. Эйлин здорово удивилась, когда поймала себя на мысли о том, что жизнь все равно продолжается, хотя ей самой когда-то казалось, что собственная жизнь закончена: большому миру все равно, сколько умерло человек — мир кипит, дышит и не обращает внимания на беды крошечных людей. Посчитав себя слишком циничной, Эйлин попросила у господа прощения и переключилась в своих рассуждениях на завтрашний день.       Время тянулось медленно и Эйлин не заметила, когда задремала прямо в кресле, так и не дождавшись Рэнулфа. За минувшие дни она сильно устала, делая гораздо больше, чем ей полагалось — работа спасала от дурных мыслей.       В какой-то момент она сквозь дрему ощутила себя в невесомости, которая показалась ей приятной и безопасной — впервые за много месяцев эти чувства охватили девушку, наконец позволив ей расслабиться и оказаться во власти крепкого сна.       Пробуждение было приятным, и случилось поздним утром: во дворе уже вовсю галдели слуги, значит, Эйлин давно проспала. Она привыкла вставать достаточно рано, обычно ее поднимала Кензи, помогала причесаться и девушки, совершив утреннюю прогулку, занимались каждая своими делами. Сегодня подруга почему-то не разбудила ее, однако тазик с водой и баночка с мылом стояли на полке, а чистая рубашка висела на кресле — Кензи точно была здесь.       Эйлин сильно удивилась долгому сну и тому, что обнаружила себя не в кресле, а в мягкой постели. Она догадалась, что Рэнулф все же вернулся ночью и, похоже, помог ей перебраться на кровать. Эйлин смутилась, осознав, что муж прикасался к ней, поэтому поспешила переодеться из тонкой ночной рубашки в привычное серое платье — так она чувствовала себя более защищенной и незаметной чужому взгляду.       Самостоятельно умывшись, Эйлин решила отдать несколько распоряжений насчет подготовки замка к холодам: она хотела пошить для людей новую теплую одежду, благо, тканей и меха в замке теперь было предостаточно. Найдя любимую няню Айду, она поручила ей собрать портних и браться за работу, а уже после отправилась на кухню, чтобы позавтракать. Ее подруга обнаружилась здесь же: она чистила посуду от жира, тихо напевая что-то себе под нос. — Эйл! — Кензи очень обрадовалась компании. — Я уже думала, что ты проспишь до вечера. Помоги мне! Винсент уже загрузил меня работой, едва я успела показаться ему на глаза, — пожаловалась она на повара, который теперь старался очистить свою репутацию и всячески угождал хозяевам. — Возможно, я встала бы раньше, если кое-кто не прокрался бы тихой мышкой мимо моей кровати, — Эйлин улыбнулась подруге и взяла в руки щетку. — Между прочим, это господин меня прогнал. Велел, чтобы убиралась и не смела тебя трогать сегодня. — Что?! — Да-да, представь, так и сказал. Редкий грубиян, но я боюсь его до тряски в коленях, — Кензи громко стукнула тарелкой, когда ставила ее в посудный шкаф. — Кстати, — девушка заговорщицки посмотрела на Эйлин, — с чего бы вдруг такая забота с его стороны? Неужели вы с ним наконец… — Нет. И давай больше не будем это обсуждать, а лучше поскорее закончим с мытьем. Я ужасно голодна, — Эйлин строго одернула Кензи и та сразу же засуетилась. — Прости, я забыла, что ты еще не завтракала! Бросай все, я сама закончу с этими чашками. Сейчас придумаем для тебя что-нибудь вкусное.       Уже через пять минут девушки сидели за столом и мило щебетали. Кезни рассказывала последние сплетни, пока Эйлин завтракала остывшей кашей и свежими яйцами. — Сегодня утром в курятник к дяде Биллу забрался лис, но похозяйничать там не успел, только распугал несушек — дядя быстро сообразил, что птицы слишком громко шумят. Зато он обещал мне к зиме лисий воротник! Представляешь, у меня будет меховой воротник, как у настоящей леди. Завидуешь, а? — Кензи громко рассмеялась, подначивая Эйлин. — Я очень рада за тебя, наверное, даже у леди Унинифред де Монфор такого нет. — Неужели? Я лично разбирала вещи, которые матушка хозяина прислала тебе в подарок, — Кензи осуждающе посмотрела на подругу. — Ты пробовала хотя бы примерить эти великолепные наряды? — Мне они ни к чему, — Эйлин пожала плечами, вспоминая обновки, которые казались ей слишком яркими и неоправданно дорогими. — Накажи тебя господь за такие глупости, — Кензи лишь закатила глаза. Она не понимала, как можно упускать собственное счастье. — Это ужасное серое платье, которое ты носишь каждый день, не годится даже для служанки. — Все послушницы в приходе носят точно такие же. — Опомнись, ты давно не в монастыре.       Эйлин не стала спорить с бойкой подругой — она понимала, что это не имеет смысла, к тому же подобная тема уже становилась камнем преткновения для обеих девушек — здесь они отказывались находить компромисс. И где-то в глубине души несостоявшаяся монахиня понимала, что Кензи, возможно, в чем-то права. На благородную леди Эйлин походила меньше всего. — Эйл, а ведь я забыла, что хозяин просил тебя зайти к нему в кабинет, когда ты проснешься, — Кензи хлопнула ладонями по столу и даже немного привстала на месте, заволновавшись из-за своей оплошности. — До чего я рассеянная, надеюсь, он не станет тебя наказывать! — Подожди, разве сегодня Рэнулф не отправился на сбор урожая? — Нет, он с раннего утра закрылся в кабинете. Я чистила там ковры, а хозяин что-то писал.       Эйлин поняла, что это ее шанс побеседовать с мужем. Она успокоила подругу и помогла ей убрать со стола, после чего направилась к Рэнулфу. Девушка гадала, о чем с ней будут говорить. Наверняка это касалось работы с документами, но раньше муж отдавал поручения через кузена и не общался лично с ней.       Эйлин застыла возле кабинета, собираясь с мыслями. Ее руки дрожали от волнения и девушка, чтобы успокоиться, принялась топтаться на месте прямо возле дверей.

***

      Рэнулф слушал чьи-то легкие шаги по ту сторону двери и терпеливо ждал, честно подавляя раздражение — он сразу догадался, что за стеной стоит его маленькая жена и не решается войти.       Вчера он по обыкновению вернулся в спальню очень поздно, надеясь застать Эйлин глубоко спящей — говорить с ней хотя бы вежливости ради он не хотел, демонстративно отмалчиваться тоже. Сейчас у него было много задач, которые предстояло решить в кратчайшие сроки перед отправлением в Стоунфелл и общение с женой к этим задачам не имело отношения. При хорошем раскладе каравану стоило выйти из Вудштейна не позднее, чем через две, максимум, три недели — время летело нещадно быстро, а дел оставалось слишком много. Осень заявляла о своих правах. Сезон дождей уже назревал, значит, каравану предстояло идти по слякоти, сражаясь с промозглыми осенними ветрами. Это увеличит время в дороге и грозит людям Рэнулфа болезнями, поэтому последние два дня он занимался составлением хорошего маршрута, надеясь на хорошую погоду.       Когда Рэнулф вошел в комнату накануне вечером, он удивился, поняв, что Эйлин заснула прямо в кресле. Она наверняка сильно устала за эти дни, потому что теперь делала всю бумажную работу одна, успевая отдавать распоряжения по замку.       Рэнулф подумал о том, что стоит как-то поощрить девушку за старания: он видел, с какой тщательностью она работала с бумагами и местами нарочно путала цифры, чтобы обезопасить местных воришек от гнева хозяина. Его самого это даже забавляло, но он не собирался гоняться за недоимками и наказывать людей за преступления, совершенные при другом владельце. Сейчас ему достаточно было репутации тирана, чтобы впредь слуги не смели покушаться на его средства: если Виктор О’Хара позволял себе халатное отношение к деньгам, то Рэнулф привык считать каждую копейку       Желая разбудить жену, он приблизился к девушке, но почему-то не смог этого сделать. Рэнулф замер рядом с ней, вдруг поддавшись странным мыслям: возможно, если бы когда-то очень давно ему не помешали жениться на любимой женщине, у него сейчас могла быть дочь едва моложе Эйлин. А теперь ему в силу обстоятельств приходится возиться с этой девчонкой, которая мало подходит на роль жены.       Сейчас она еще больше показалась Рэнулфу ребенком. Ребенком, на долю которого выпало слишком много бед, и сам Рэнулф приложил к этому руку. Он не чувствовал никакого стыда — если кому-то и стоило терпеть угрызения совести, то это был отец Эйлин, а он давно лежал в могиле, повинный в собственной смерти и смерти своих сыновей. Рэнулф с большим удовольствием отправил бы девчонку обратно в монастырь и забыл о ней, но обещание, данное Виктору О’Харе, связало его по рукам и ногам. В эту минуту, глядя на спящую жену, он впервые почувствовал свою ответственность за жизнь Эйлин.       Он тяжело вздохнул и осторожно, стараясь не разбудить, отнес Эйлин на кровать. Та сразу перевернулась на бок, крепко обняла подушку, и продолжила спать, пробормотав что-то невнятное напоследок. Рэнулф сегодня решил остаться в спальне: регулярный сон на жестком диване и тяжелая ежедневная работа в полях привели к тому, что уже несколько дней у него сильно болела шея. Он с удовольствием лег на кровать, почти сразу провалившись в глубокий желанный сон.       С утра Рэнулф выгнал из комнаты служанку, которая ненароком разбудила его самого, и запретил тревожить Эйлин. Он почти сразу занялся срочными делами, доверив кузену отвести людей на сбор урожая: Коннору следовало налаживать контакт с местными обитателями, перед тем, как на его плечи ляжет забота о Вудштейне.       В какой-то момент та самая служанка явилась в кабинет Рэнулфа под предлогом уборки. Надо сказать, она не слишком старалась, пока чистила от пыли настенные ковры. Девушка то и дело бросала на хозяина многозначительные взгляды, словно надеялась, что с ней заговорят, но Рэнулф не придал этому значения. Он лишь подумал, что у него давно не было женщины и внимание со стороны незнакомой красавицы — плод его воображения.       Время близилось к полудню, когда Эйлин пришла к нему. — Вы хотели меня видеть, господин?