Один шаг до...?

      Эйлин и Коннор целыми днями просиживали за бумагами и количество счетов таяло на глазах. Всплыли старые долги бывшего владельца замка, по которым отвечать сейчас приходилось новому хозяину, благо, далеко не бедному. Рэнулф вполне мог позволить себе выкупить замок, которым, скорее всего, когда-то станет управлять один из его наследников: из такого расчета Монфор и вкладывал в Вудштейн все свои силы, зная, что его детям не придется устраивать дележ и мериться силами ради власти — достанется и тем и другим. Поэтому сейчас Рэнулф стремился сделать как можно больше для того, чтобы вытащить старую крепость из грязи.       Слуги, которые поначалу много брюзжали и бездельничали, теперь ходили по струночке, зная, что за лень им может попасть по самое «не балуйся», однако, вполне хватило и двух-трех показательных порок. И если сначала порядок держался исключительно на страхе перед новым хозяином, то затем боязнь переросла в какое-то странное трепетное уважение перед ним же.       На самом деле Рэнулф никогда не был особо жесток по отношению к страже и челяди, как повелось еще в его родном Стоунфелле. Эти же методы он стремился продвигать и здесь, всюду показывая личный пример: он самостоятельно тренировал людей, работал вместе с ними на полях и проверял счета. Затрат на восстановление замка получалось очень много.       Конечно, не стоило и говорить о том, что привычные уже для всех срывы хозяина стали такой уж диковинкой: то и дело кто-нибудь попадался под горячую руку. Но в целом работа спорилась.       О существовании жены Рэнулф, судя по всему, забыл окончательно, в прочем, она вполне отвечала ему взаимностью. Спокойный и любезный Коннор был девушке куда ближе его несдержанного старшего брата.       Эйлин могла целыми днями совсем не видеть мужа, не то, что вести с ним беседы. Среди слуг ходили дурные слухи, которые добрались и до Рэнулфа, но тот не придавал им значения. С одной стороны он слишком сильно доверял кузену, чтобы ожидать от него подобную подлость. С другой же стороны ему просто-напросто было плевать как на маленькую монашку, так и на общественное мнение. Единственное, что его в сложившейся ситуации действительно радовало — это возросшая результативность совместной работы Эйлин и Коннора. А уж каким образом эти двое ее выполняли — дело второстепенное.       Очередной день выдался очень пасмурным: на улице становилось холоднее, несмотря на то, что солнце до сих пор припекало. Сегодня же лил дождь; ветер и слякоть не позволяли рабочим выйти на поля. Рэнулф уже несколько суток ходил чернее туч, затянувших небо Вудштейна: даже слуги прятались по углам, завидев хозяина. Причиной его расстройства было то, что караван, отправленный из родного дома, не прибыл до сих пор, а дороги не так долго будут оставаться достаточно проходимыми: если люди Стоунфелла и доберутся сюда без проблем, ехать обратно будет проблематично. Крайний срок, который оставался для окончания работ и отъезда домой — месяц или полтора. На самом деле этого времени вполне хватило бы, но слишком щепетильный Рэнулф не находил себе места.       Он заперся в кабинете Виктора и сидел там уже почти два дня, разбираясь с новыми бумагами, доверив архивы жене и брату.        Эти двое же от погодных условий не зависели ни капли. Бумажная волокита затянула их с головой, но рабочее время проходило за приятным общением. За короткий вечер они стали достаточно близки: Эйл видела в мужественном Бирне черты своих старших братьев, поэтому он быстро заслужил ее доверие. Сам же Коннор честно старался ничем не смущать девушку, хотя образ невинной и чистой Эйлин плотно засел в его голове. Случалось, когда ему очень трудно становилось сдерживать себя; в такие дни он бывал не в духе и держался на расстоянии, но Эйл в силу своей неискушенности не понимала его настроений. Она снисходительно относилась к подобным изменениям, понимая, что у каждого человека могут быть свои причины для подобного поведения.       Сегодня же они оба были в прекрасном расположении с раннего утра, несмотря на испортившуюся погоду. Работать особенно не хотелось, поэтому молодые люди по большей степени просто тихо переговаривались, делясь воспоминаниями. Коннор рассказывал своей благодарной слушательнице о походе пятилетней давности — это был первый настоящий поход Бирна; ему тогда исполнилось шестнадцать, как сейчас Эйлин. — Я не был готов к тому, что в людях так много крови и подлости. Помнится, двое предателей перебежали в стан врага, из-за чего едва не погибло целое войско. Рэнулф уже успел прославить себя, как воина и командира, поэтому нам повезло: мы проиграли битву, но остались целы. Однако та жуткая каша, которая творилась в поле, останется навсегда в моей памяти.        Эйлин хорошо понимала, о чем говорит Бирн, потому что всего несколько месяцев назад ей довелось пережить то же самое. Она тяжело вздохнула, кивнув в ответ на рассказ и живо представив вздернутые на пиках головы братьев, от чего ее крепко пробрало леденящей дрожью. Коннор заметил реакцию девушки и захотел перевести тему, понимая, что его рассказы не совсем уместны в сложившихся обстоятельствах, но та не позволила. — А как же твой кузен? Неужели его хваленого мастерства не хватило для победы над врагом? — Эйлин саркастически вздернула бровь, прикусив вымазанное в чернилах перо. Ее рассказы о подвигах мужа совсем не впечатляли. — Много было всего, Эйл… Там не хватило бы и мастерства самого главного интригана королевства. — Отчего же? Выпустили бы Рэнулфа в одиночку на бой, он точно перегрыз бы врагам глотки без посторонней помощи, — девушка невинно улыбнулась, воображая в голове эту прелестную картину, где ее незадачливый супруг с жутким оскалом скачет по траве, выбивая дух из всего живого. Почему-то именно таким он представлялся ей правильнее всего. Коннор не удержался и хохотнул в ответ, понимая, что в этих утверждениях, кажется, действительно есть доля истины, но тут же нашелся с ответом. — Ты знаешь, Эйл, а ведь Рэнулф стал таким жестким как раз после того самого похода. Он был захвачен в плен и сильно ранен. Одному Богу известно, что с ним творилось в те дни, пока мы не нашли способ вернуть его домой; леди Уинифред, его мать, почти месяц выхаживала сына. Это было страшное время… Люди думали, что замок останется без наследника, чего никому не пожелаешь при таких-то соседях. С тех пор старая хозяйка Стоунфелла не давала Рэну покоя, настаивая на женитьбе. Поверь, она будет несказанно рада такой невестке, бьюсь об заклад, что весь замок стоит на ушах еще со дня вашей свадьбы, готовясь к твоему приезду.       Эйлин мило улыбнулась, не зная, что сказать в ответ, потому что на самом деле совсем не хотела обсуждать подобное с Коннором. Но по какой-то причине услышанное не давало ей покоя. Рэнулф был в плену? — Пожалуйста расскажи мне подробнее о ваших походах.        Уговаривать слишком долго не пришлось; время летело быстро и благодаря разговорчивости Бирна к вечеру юная леди узнала о своем муже больше, чем за все это время. После продолжительной беседы какой-то непонятный внутренний звоночек внушал девушке тревогу, но разобраться в своих чувствах она смогла лишь вернувшись обратно в башню перед сном.        Убедившись, что в комнате никого нет и по коридору не приближаются шаги супруга, Эйлин подошла к камину и достала из-под большого закопченного камня таинственные бумаги брата, которые были изучены ею накануне. И каково же было ее удивление, когда она выяснила, что Уильям О’Хара вел переписку ни с кем иным… как с Рэнулфом де Монфором! По крайней мере, именно этим именем подписывался адресат. Но у девушки создавалось стойкое ощущение того, что писал все эти длинные замысловатые письма совершенно другой человек.       Судорожно выискивая в пухленькой пачке нужное письмо, она, наконец, сумела выудить его; это судя по всему, было самым последним, датированным как раз пятью годами ранее. То, что описывалось в письме, имело прямое отношение к тому самому походу, о котором говорил сегодня Коннор Бирн. Человек, называвший себя Рэнулфом, писал в одном отрывке следующее: «Меня предали. Отряд шел на попятную, но Рейенгарды перебили почти всех наших. Я ранен и едва не попался в плен, но мне удалось бежать. Пишу из Стоунфелла, здесь царят страшные беспорядки. Надеюсь, скоро это закончится и война с короной принесет свои плоды. Славься, Союз великих домов! Р.М.»       Эйлин в этот момент перестала понимать хоть что-то. Монфоры всегда воевали на стороне короля; ее отца казнили именно потому, что он, Виктор О’Хара, как и его сыновья, были заговорщиками. Бывшая послушница мало знала о жизни вне монастыря, но даже она слышала об этом заговоре старых семей, которые называли себя Великими домами. К тому же согласно словам писавшего Рэнулф де Монфор никогда не был пленен.       Не успев толком подумать о странных обстоятельствах переписки, которая, стоит заметить, прервалась очень неожиданно, девушка услышала шаги за дверью. Едва она успела спрятать письма обратно под камень, в комнату вошел ее муж. Он выглядел уставшим и недовольным, потому что из-за дурной погоды сегодня было упущено много времени.       Рэнулф странно покосился на жену; ему явно было непривычно видеть ее бодрствующей, как и ей было непривычно то, что он заявился в покои столь рано. — Добрый вечер, Эйлин, — мужчина попытался выдавить из себя подобие улыбки, но, судя по реакции Эйл, ему не особо удалось.       Девушка учтиво ответила, судорожно оттирая с ладоней копоть из камина и надеясь, что Рэнулф не заметит, как усердно она, держа за спиной руки, пытается очистить их с помощью платья. Но муж, видимо, собирался игнорировать ее существование до скончания веков: он решил, что лучше лишний час посидит у себя в кабинете и вернется, когда «соседка по комнате» уже будет крепко спать. А может и вовсе не вернется, предпочтя удобным покоям пресловутый диван, который в последнее время был его пристанищем. Захватив из сундука сменную рубаху, Рэнулф покинул комнату, что в целом устраивало всех присутствующих.        Эйлин смогла спокойно выдохнуть лишь когда осталась наедине с собой. Однако ей только предстояло разобраться в том, какая связь была между странными письмами, ее мужем и старшим братом.