Немного о чае.

      Это было раннее солнечное утро, лето, за окном тихо шелестел ветер, перебирая ветки розовых кустов и многочисленные травы-медоносы. Наверняка, где-то там уже негромко жужжали пчелы, трудясь, не покладая крылышек. Благополучно пережившие войну неразлучные детектив и доктор, давно отошедшие от дел, завтракали уже не в первый раз в своем доме с пчелами. Желтый настой ромашки в чашках дополнялся цветком клевера и завершал завтрак, так же, как и полная свежего, золотистого меда чашка. Такой мед, пожалуй, нравился и Ватсону. Тем более, что, пока его спутник жизни ухаживал за пчелами, он занимался розами и литературой.       На стене висело два портрета. Судя по всему, они писались несколько лет назад, на них мужчины выглядели куда моложе. И, похоже, писались одним художником. Изображения висели рядом, соприкасаясь рамами, и были так нарисованы, что казалось, там, за рамой, изображенные мужчины держатся за руки. Взгляд у обоих был направлен в одну сторону и был серьезен, хотя позы и выражали взаимную привязанность друг к другу. Портреты имели очень забавную историю, однажды они еще летом задумались, что Рождество — это, конечно, обычный праздник, и как-то особо его отмечать не стоит, но им нечего друг другу подарить такого, что было бы можно назвать действительно запоминающимся подарком. То есть, конечно, запонки и галстук в прошлом году были неплохими вариантами, но не дарить же каждый год одно и то же. И в результате оба тайком друг от друга пошли к одному и тому же художнику. Художник оказался далеко не дурак. Больше, чем не дурак. Так что мужчин ждал огромный сюрприз, когда они, развернув подарки, решили повесить портреты рядом. Выяснилось, что по отдельности или вдалеке друг от друга они совершенно не будут смотреться и потеряют все свое очарование и какой-либо смысл.       Теперь их тихий размеренный быт ничего не нарушало, а скучать на старости лет не давали любимые увлечения, ставшие полноценными занятиями. И, кроме того, им было что вспомнить за завтраком из самых разных областей, от опасностей до любовных приключений. И никогда не знаешь, что именно вспомнится в тот или иной момент.       — Помнишь, как мы попали под дождь со снегом, когда возвращались с очередной авантюры?       — Еще бы, — Ватсон немного мечтательно улыбнулся. — Особенно, когда после этого взялись «греться», прямо в гостиной, и ты грозился пристрелить первого, кто зайдет и нам помешает.       — Но так и не случилось никого пристрелить. Но в кресле…       — Днем… Только потому, что было холодно, я не стал возражать и разглагольствовать о том, что день не подходящее время.       — Но тебе тогда понравилось.       — Еще бы мне не понравилось, кода ты сидел у меня на коленях и…       — Не будем об этом. Я вообще к тому, что с нами случалось совершенно разные вещи, и даже когда ты был женат, нам было неплохо вместе. Только я начал не с начала.       — Ну надо же, ты сам заговорил о чем-то человечном, — голос Ватсона прозвучал немного насмешливо, но все же по-доброму.       — Да, и со мной бывает. И кстати. Свежий мед ведь намного вкуснее покупного, ты ведь заметил.       — Давно заметил. И с удовольствием его ем. И, кажется, начинаю разделять твою страсть к меду. Оно действительно того стоит.       Однако пришла пора убирать со стола и заниматься своими обычными делами. Еще будет время поговорить, а «побыть вдвоем», когда живешь вместе в уединении, приобретает новый смысл в таком возрасте. Да и неизбежная смерть их не пугала, разве что вызывал иррациональный ужас тот факт, что один из них умрет раньше другого. Дело было не в имуществе, это была не проблема, они этот вопрос давно решили юридически. Но нежные объятия, полные тепла и любви, откладывали все страхи в долгий ящик.       Когда на мир опускался вечер, они снова с особым уютом устраивались дома. Разговоры, чай, объятия, сидение на диване близко-близко, под одним пледом, потому что вечерами уже мерзли ноги, тихий смех.       После такой бурной жизни обоим требовалась тихая и спокойная старость, чтобы никто их не беспокоил, и чтобы можно было дожить свою жизнь, посвятив хотя бы часть ее себе самим и друг другу, и больше никому. Оба уже достаточно отдали миру за прошедшее время.