Во славу Империи!

Великая Империя разлилась далеко на Юге, объяв собой многочисленные земли, упираясь в горы с Севера, омываемая ласковыми водами морей с Запада и Востока. Империя была поистине огромной и величественной, за свою долгую историю ее правители захватывали новые земли, увеличивая просторы огнем и мечом. Все соседние государства в страхе обороняли свои границы, страшась жестоких нападений. Боги были милосердны к имперской земле, обогатив ее недра золотом, серебром, железом и драгоценными камнями. Люди, благословленные богами и императором, трудились во славу и процветание своей Империи. Горячее южное солнце озолотило богатые купола и высокие минареты храмов Столицы. По узким улочкам белокаменного города витал пряный запах специй, который непременно мог привести к Большому Базару в самом сердце столицы. Суетливые слуги своих досточтимых господ поднялись раньше первых лучей солнца и теперь вышагивали вдоль многочисленных рядов Базара, выбирая свежие продукты и дурманящий табак. Сами господа, чинно вышагивая, прибудут на Базар после полудня. Они направятся в самое богатое крыло Базара, и там будут торговаться за дорогие ткани, искусные украшения и наряды для своих жен. Но сначала все горожане соберутся в ближайших к их домам храмах, дабы преклонить колени в пятничной молитве перед Отцом, Матерью или Сыном. Мраморная площадь перед Цветком Империи, дворцом императора, полнилась горожанами и горожанками. Юные госпожи в ярких одеждах, украшенных сложным узором золотых и серебряных нитей, неспешно прогуливались в окружении своих служанок, игрались изящными ручками в роскошном фонтане, а их девичий щебет разливался по всей площади, привлекая взгляды дворцовой и городской стражи. Вот серебряные колокольчики женских голосов смешались с мелодичными переливами аль-уда, тар и балабана уличных менестрелей. Город жил и дышал, по его венам текла жизнь тысячи жителей, в его стенах решались сотни судеб. И днем, и ночью жизнь кипела в Столице, не допуская ни одного лишнего вздоха. Чем выше поднималось солнце над Империей, тем громче звучал голос Столицы. Страшный вопль с треском разорвал привычный гул Малахитовой площади. Отголоски болезненного крика эхом отдавались от белокаменных стен домов во внезапно установившейся тишине. А затем город накрыл ужас. Колокольный звон бил набатом, заставляя кровь стыть в жилах от страха даже у тех, кто жил у самых городских стен, и нигде нельзя было скрыться от его жуткого пения. Городская стража, обнажив мечи, перекрывала улочки, расталкивая поддавшихся страху и панике людей, спешила в сторону площади, в сторону случившейся трагедии. В покоях дворца стоял переполох. Ощетинившаяся стража железным щитом окружила покои императора, слуги же наоборот попрятались как можно глубже в недра дворца. — Немедленно выпустите меня! Сейчас же дайте мне выйти! — наследный принц с горящими ненавистью черными глазами набросился на седовласого старца в халате Старшего советника. — Никак не могу, ваше высочество, — прижатый к стене старик упрямо взирал на ослепленного яростью и горем молодого господина. — Это может быть опасно для Вас. — Мой брат! Они напали на моего брата! — рявкнул будущий император, за грудки притянув к себе старика, не обращая внимания на людей и шум вокруг. — Они погубили твоего принца! Внезапно чьи-то сильные руки буквально оторвали наследника от советника. Принц с яростным рыком, вывернувшись, ударил наглеца по груди и тут же взвыл от боли. Главнокомандующий Имперской Армии, как впрочем и всегда, был в полном обмундировании и едва ли почувствовал удар через доспех. — Ваше высочество, — голос главнокомандующего из-под металлической маски доносился немного глухо, но он оставался четким и буквально сочился раздражением. — Вам необходимо в данной ситуации сохранять … — Ты! — прошипел принц, срывая маску с человека перед ним. — Я отрублю тебе голову, предатель! Ты и твои люди недоглядели за моим братом! Я лично отсеку тебе твою никчемную башку! — Ваше высочество, молю, держите себя в руках! — перед принцем тотчас оказался на коленях один из советников. — Разве главнокомандующий виноват перед Вами? Разве Альтаир виноват перед Богами? — Он виноват в том, что не сберег жизнь Кадара! Его люди поступали на службу, чтобы защищать королевскую семью и страну, которой она правит, а что в итоге? — Малик даже не пытался скрывать, с какой силой бушует в нем ярость. — Я не прощу предательства и измены! Я казню тебя как облезлого шакала! — Если казнить, то тех, кто причастен к убийству! — голос старшего советника пророкотал громом, заглушив галдящих советников и распалившегося принца. Убийство. Это слово будто ударило под дых, выбив клокочущую ярость из юного господина. — Принц Малик… — неловко пробормотал все еще стоявший на коленях советник, протянув руки к юному господину, однако Альтаир жестом остановил его. Судорожно выдохнув, Малик запустил руки в черные волосы и, пошатываясь из стороны в сторону, грузно рухнул на подушки. В покоях воцарилась неуютная и скорбная тишина. Молодой наследник, отказывающийся принять действительность, тяжело дыша, горячо молился Матери Саильфе и Жертвеннице Инае. Малый Круг Советников, что и принес трагичную весть, склонив свои головы, вместе с Маликом скорбели о кончине совсем еще юного принца. Рафик все еще не спешил подниматься с колен, он лихорадочно думал, как помочь наследнику, как облегчить его боль, но слова не шли в мудрую голову советника. Да и помогли бы сейчас эти слова? Старший советник, старец Аль-Муалим, задумчиво погладив седую бороду, кинул предупреждающий взгляд на главнокомандующего, который грозной статуей замер посреди покоев, и осторожно обратился к принцу: — Ваше высочество, люди Альтаира действительно служат Господину, денно и нощно они несут службу в его дворце и на границах, по всей Империи, охраняют сон и покой как ваш и ваших близких, так и всех подданных Империи. Но от одного мы все не в силах скрыться. Мы не в силах никого уберечь от злого рока, забирающего тех, кому суждено уйти за черту жизни, чтобы пировать и радоваться своему бессмертию в покоях Абхамула. Единственное, что нам сейчас доступно — найти тех, чьими руками Мудрейший забрал в Золотые покои его высочество Кадара. Если ваше высочество этого действительно хочет, разумеется. — Но… — принц с ненавистью глянул на главнокомандующего, однако сил на буйства и споры у него совсем не осталось. — Я готов понести наказание, если такова воля вашего высочества, — Альтаир выступил вперед, не обращая внимания на возмущенный ропот советников. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, и это на миг отрезвило Малика. — Сначала ты найдешь тех, кто сотворил подобное злодеяние. Ты достанешь мне их из-под земли, если понадобится, умрешь и спустишься в Пещеры Шайтана, — черные глаза, полные страшной ненависти, горящие жаждой возмездия, встретились с янтарным, совершенно спокойным взглядом главнокомандующего. — И приведешь их ко мне. Времени тебе до моей коронации. Неделя, Альтаир. Клянусь именем Великого Абхамула, я казню их собственными руками в назидание тем, кто в будущем покусится на то, что мне дорого, или попытается встать на моем пути к законному трону. — Как пожелает мой Повелитель, — чуть склонив голову, не опуская взгляда, проговорил Альтаир. По правде сказать, Малик давно желал повелеть всыпать главнокомандующему плетей за подобную дерзость, однако принц сомневался, что даже это исправит гордого упрямца. — Ваше высочество чересчур торопится! — прервал главнокомандующего Рафик, подскочив с пола и глубоко склонившись перед будущим императором. — Отыскать убийц решение мудрое, но прошу вас отложить коронацию! Если убийцы как слепых котят раскидали лучших людей из числа Имперской стражи и… лишили жизни Второго принца, то теперь наша задача — не подвергнуть опасности вашу жизнь, ваше высочество. Мы не можем так рисковать Вами. Кто знает, что они задумали сделать во время коронации. Трагедия, что произошла с вашим братом — пятно позора на штандартах Имперской Армии. Убийство члена правящей династии, среди бела дня, на многолюдной площади! — Мы не можем гарантировать Вам безопасность во время коронации в Храме Отца Абхамула, — вкрадчиво произнес Аль-Муалим, подводя итог сказанному Рафиком. Старший советник остановился перед наследником, возвышаясь над принцем, словно старый наставник перед нерадивым учеником. — Кроме того… ваше высочество хорошо помнит историю нашей великой Империи? — вдруг спросил старший советник, спокойно наблюдая, как тот раздраженно вскинул голову и, прожигая старика гневным взглядом, медленно поднялся с подушек, чтобы оказаться на одном уровне с советником. — Аль-Муалим, какое отношение столь нелепый вопрос имеет к убийству моего брата? — всем присутствующим было видно, что наследного принца буквально затрясло от негодования. Он стоял прямо, сохраняя мнимое спокойствие и прямую гордую осанку, но пальцы его дрожали, уже готовые сжаться в кулаки, а по тому, как он поджимал губы, было видно, что вот-вот все, что он хочет сказать вслух, скоро прорвет стену его самообладания. В свою очередь, старший советник, был невероятно спокоен, чем, судя по всему, еще больше приводил в ярость принца. — Самое прямое, — все также невозмутимо отвечал старший советник. — Мы все помним, что царствование, начатое с жестокой казни, не прибавит вам любви народа. Ни один владыка, чье правление началось подобным образом, не смог перебороть первое впечатление о себе. Допустим, мы найдем этих преступников, совершивших самый большой грех, который можно взять на душу, а именно убийство, и, после допроса, вы повелите устроить публичную казнь. Это увидят те, над кем вам потом предстоит править, разумеется. Я нисколько не умаляю ужас произошедшей трагедии, мне и всем, кто присматривал за его высочеством Кадаром после смерти его величества, так же больно, как и вам. Но до тех пор, пока не пройдет траур по Второму Принцу, вы, ваше высочество, пожалуйста, покажите себя не безумным тираном, который вот-вот станет императором, держащим в ежовых рукавицах всю Империю. Покажите себя человеком. Тем, кто способен сострадать и сопереживать. Тем, кто сможет пережить каждые радостные или трагические события в жизни народа как собственные. Тогда народ в свою очередь разделит с вами ваши. Малик открыл было рот, чтобы в пылу ярости, как раньше, ответить на это, однако, ни слова он так и не произнес. До него дошло — в словах старшего советника больше смысла, чем во всем, что он, первый принц Малик, сделал с момента, как узнал о трагедии. Более того, в глубине души Малик был искренне согласен с его словами. — Я принимаю ваш совет, старший советник. Но только пока не пройдет траур по… — чуть кивнул Малик, стараясь при этом не показать, как тяжело ему давались эти слова, хотя договорить сил все же не хватило. Практически у каждого, кто в этот момент находился рядом, вырвался тихий выдох, полный облегчения. Что именно по этому поводу думал главнокомандующий, Малик не знал, однако подозревал, что его это совершеннейшим образом не волновало, но в его золотистых глазах промелькнуло что-то непонятное, чем-то похожее на одобрение. Это почему-то снова взбесило Малика, но он старался не подать виду. — Для меня честь быть полезным вашему величеству, — склонился старший советник. Не дав Малику сказать что-то еще, он продолжил давать советы, твердо, но в то же время спокойно, его тон оставлял после себя ощущение, будто он настаивает на том, чтобы его слушались, но в то же время дает собеседнику право отказаться от этого. — Само собой, преступники, покусившиеся на жизнь Второго принца, должны быть наказаны. В напряженной тишине, что заполнила покои будущего императора, неловкий стук в резные двери был подобен пушечному залпу. Принц Малик не успел даже договорить «Входи», как двери распахнулись и в покои спешным шагом ворвался капитан городской стражи. Скрестив руки на груди, он почтительно склонился перед монархом и советниками. Заметив главнокомандующего, он негромко что-то ему сказал и передал некий свиток. — Собери две дюжины стражей и жди на дворцовой площади. И проследи, чтобы никто не прошел на Малахитовую площадь, — нахмурив брови, отчеканил Альтаир, беглым взглядом окинув содержимое свитка. Снова склонившись, капитан поспешил выйти из покоев и раздать указания своим подчиненным. — Что там? — нетерпеливо потребовал Малик. — Площадь очистили от горожан, тело принца Кадара уже доставили в госпиталь Светлейшей Инаи. Я иду осмотреть место трагедии, — отрапортовав намеченный план, Альтаир снова надел железную маску, слегка склонил голову, выражая почтение своему господину, и развернулся к выходу из покоев. — Стой! — рявкнул принц, в два шага догоняя главнокомандующего. — Я иду с тобой. — Исключено, ваше высочество, — тут же подал голос Аль-Муалим, еле скрывая в голосе нарастающее раздражение. — Вы слушали, что мы Вам сейчас говорили? Верх глупости Вам сейчас покидать безопасные стены дворца. — Город сейчас кишит стражниками, сомневаюсь, что заговорщики покажут свои трусливые лица. Или они просто глупцы. — Член правящей династии погиб всего полчаса назад. Мы не можем рисковать Вами, — глухо донеслось из-за расписанной маски. — Вы не должны были рисковать моим братом еще полчаса назад. А теперь обеспечьте своему господину должную охрану, потому что я спущусь на эту чертову площадь и твое разрешение императору не нужно! — прорычал наследный принц, широким шагом прошествовав мимо замершего Альтаира, распахнул двери и направился в сторону парадного выхода из дворца. — Береги его, — старший советник посмотрел прямо в янтарные глаза главнокомандующего. — Его высочество сейчас направляют скорбь и боль. Кивнув, молодой человек, облаченный в доспех, покинул покои своего господина и поспешил догнать беспокойного наследника. — Не хорошо это, — задумчиво покачав головой, проговорил один из советников, все это время смирно стоявший у окна и наблюдавший за сценой, развивающейся в этих покоях, — оставлять принца одного в таком состоянии. — Он не один, с ним Альтаир, — возразил Рафик, с тревогой глядя на удаляющиеся спины его высочества и главнокомандующего. — Я нисколько не умаляю заслуг главнокомандующего Ла-Ахада перед Империей, однако… — старик замолчал, задумчиво проведя рукой по бороде, давно хватившейся сединой. — Однако? — сложив руки за спиной, Аль Муалим кинул пронзительный взгляд на своего коллегу. — Не кажется ли вам, что зверь разбужен? — советник Малого круга, с тревогой оглядел остальных старцев. — Последний год со дня смерти его величества был полон различных волнений и недобрых слухов. Смерть его высочества Кадара — вопиющее злодеяние. Покажите мне того глупца, что согласиться забрать жизнь у члена императорской семьи! — Соглашусь с тобой, Нумаир, из праздного раздолья на такое не пойдешь, да и дыма без огня не бывает. — Я осмотрю площадь сам, — вдруг подал голос Рафик. — Как бы ни был хорош главнокомандующий, он еще слишком молод. Посмотрим, что увидит глаз старика. — Заговоры и тонкие лодыжки молодых горожанок, — усмехнулся в бороду Аль Муалим, затем строго добавил: — Я буду ждать в Зале Большого совета. Да и остальных созвать будет хорошей мыслью. — Мы тоже сходим с Рафиком, — Нумаир оставил свой негласный пост у окна и посмотрел на последнего советника в этой комнате, все это время не проронившего ни слова. — Однако лодыжкам я предпочитаю запястья. — Что скажешь, Рауф? — Аль Муалим обратился к самому старому из них, чьи водянистые глаза уже давно подернулись пеленой. — Женские прелести мне только снятся, — проскрипел советник. — Однако на слух я не жалуюсь.

***

Главнокомандующий Имперской Армии Альтаир ибн Ла-Ахад с силой сжимал рукоять ятагана, сдерживая свое недовольство. Помимо принца, которого он бы лучше оставил от греха взаперти в его покоях под неусыпном оком лучших его гвардейцев, к нему в строй навязались еще и три советника, в чьем благоразумии и остроте ума он впервые усомнился. Две дюжины солдат окружили высочайших господ Империи, медленно вышагивая в сторону Малахитовой площади. Шли бы они быстрее, да советник Рауф не мог угнаться за молодым поколением. Альтаир, снял маску, внимательно наблюдая за людьми на узких улочках, прислушиваясь к разговорам, реагируя на каждое подозрительное движение. Он с одобрением отметил лучников, держащих свой пост на крышах домов, пересчитал все регулярные караулы, которые он сам распределял по кварталам. — На колени, на колени, — то и дело можно было услышать благоговейный шепот то тут, то там, а толпы горожан тут же, пряча глаза, преклонялись перед своим повелителем. Женщины и мужчины, старики и молодые, богатые и бедные, несмотря на витавшую угрозу, толпились на улицах, торопились за стражниками, сгорая от любопытства. Люди роптали, переговаривались, делились мыслями и слухами. Цветок Империи, огромный и величественный дворец вместе с садами, пристройками, гостевыми домами, домами слуг, конюшнями, псарнями, окруженный мощной стеной, расположился на холме юго-востока Столицы. Ближе к подножию разместили свои дома богатеи этого города. Малахитовая площадь, популярная среди молодежи за счет красивейших клумб и рассаженных по периметру карликовых деревьев, была спроектирована две сотни лет назад знаменитым садоводом из северных королевств, приглашенным по личной просьбе императора, предшествующей династии Аль-Фадхи. Вся знатная молодежь Столицы днями проводила время на Малахитовой площади, прячась от знойной жары под аккуратно подстриженными кронами деревьев, предаваясь беззаботному веселью. Если и было идеальное место для убийства юного принца, то эта площадь таковой и явилась. — Несчастный ребенок, да проведет Светлейшая Иная душу его высочества чрез Пустыню Забвения, — скорбно качали головами женщины. — Да наградит Отец Абхамул его высочество мудростью своей и направит его деяния во благо, — возведя очи небу и вскинув руки, молились старцы. — Отец Абхамул все видит. Час расплаты за предательство близок, — шепот откуда-то справа. — Молю Мать нашу, Саильфу, пусть первая семья империи вновь восполнится, остался лишь сын, без поддержки отцовской, да без руки матери, ласковой. Отрада, брат младший его высочества, теперь покинул наши земли, — трепетные причитания слева. — Аль-Саифам не место на троне, когда истинный наследник Аль-Фадхи еще дышит с нами одним воздухом, — возмущенные возгласы раздались из толпы, набирая поддержку, однако Альтаир слегка покачал головой, и стражники не обнажили клинков, но продолжили внимательно наблюдать за бунтовщиками. — Держава на крови предательства не протянет долго. — Закончилась эра правления семьи Аль-Саифа. — Истинный наследник Аль-Фадхи… — Держите строй! — зычно молвил Альтаир, заметив волнение в толпе. Солдаты плотнее окружили своих господ, в любой момент готовые извлечь из ножен остро заточенные ятаганы. Главнокомандующий внимательно посмотрел на рядом идущего принца. Он очень сомневался, что Малик слышал сейчас хоть что-нибудь. Наследник был поглощен своими невеселыми мыслями, наверное, предавался дорогими сердцу воспоминаниями. Он шагал как-то скованно, будто каждый шаг отдавался сильнейшей болью во всем теле. Альтаир знал, как близки были братья Аль-Саифы, особенно после смерти императора. Каждый день он обеспечивал им безопасность, подбирая лучших из лучших своих людей. Кто бы ни спланировал убийство, он продумал все тщательно и подошел к своему делу со всей ответственностью. Всего квартал остался до Малахитовой площади. Альтаир глянул на крышу почтового бюро. Лучник на ней поднял руку, извещая главнокомандующего, что впереди безопасно. Капитан Городской Стражи, обеспечивающий порядок на улице, пока шел конвой, встречал их на подходе к площади. — Народ толпится, я поставил больше стражей по периметру, однако меня беспокоит давка, которая может начаться в любой миг, — поделился своими переживаниями капитан. — Не обнажать мечей, — отрезал главнокомандующий, оглядев толпу. — Хватит смертей на сегодня. Стражи перед площадью расступились, пропуская эскорт. — До вашего прихода ничего не трогали, — отрапортовал офицер, а заметив наследника, тут же склонился в глубоком поклоне. Альтаир раздраженно цыкнул: — Займись своими обязанностями, — мужчина быстрым шагом прошел к месту убийства, где все еще сверкая богатой россыпью рубинов на солнце, подсыхала лужа крови. — Осмотреть всю площадь, каждый куст, каждое дерево. Убийца мог что-то обронить или оставить. Солдаты тотчас рассредоточились, усердно обыскивая территорию площади на наличие подозрительных предметов. Помимо стражей площадь обыскивали два офицера Тайной Стражи, которым Альтаир отправил ворона, находясь еще во дворце. Этих людей элитных отрядов отличало от остальных солдат наличие более облегченной униформы. Они носили темные одежды с фиолетовыми поясами и такими же капюшонами. Их еще называли Шептунами, так как отчитывались они непосредственно главнокомандующему и не подчинялись императору. Городские стражники тут же безропотно отступали, если на их исследуемый квадрат подходили Шептуны, не задавая вопросов — все равно не ответят. Альтаир выцепил острым взглядом знакомую фигуру в толпе. Подойдя ближе к живой стене солдат, он поманил к себе старика с неаккуратно топорщащейся бородой и такой привычной шальной улыбкой на тонких и сухих губах. — Ибрагим, — голос главнокомандующего незаметно потеплел, когда тот обратился к священнослужителю. — Мира и покоя тебе. — Ты уже давно покинул священные стены Дома Альгиля, тебе не обязательно так приветствовать старика, — пожурил своего бывшего воспитанника Ибрагим. — Я несу слово Альгиля на штандартах моей армии, а мой ятаган был выкован в кузницах Его Дома. — Я понял тебя, мальчик, — добро сверкнул выцветшими глазами Ибрагим. — «Я сам решаю, что мне делать, глупый старик», так? Главнокомандующий скривил губы в усмешке, этот старик был единственным, кому он позволял так с собой обращаться и допускал вольности в свою сторону. — Лже-наследник скорбит об утрате, и в этот раз у него никого нет, чтобы пережить трагедию. — Ты бы следил за речью, глупый старик. Ты не можешь так отзываться о своем господине, — предупреждающе проговорил Альтаир. — Мой господин — отец Абхамул и лишь ему дозволено судить меня. — Перед Его судом, тебя будет ждать кара этой земли. — И тут ты прав, мой мальчик, — Ибрагим положил иссохшую старческую ладонь на плечо Ла-Ахада, наглухо закрытое железом. — Но ты согласен со мной, лже-принцу сейчас очень тяжело. — Прекрати его так называть. — Как бы я его ни называл, этот человек нуждается в поддержке. Ему нужна семья. — У него есть гарем. — Альтаир, мой мальчик. Так сложились звезды, что ты не познал всю ценность семьи в твоей жизни. Однако поверь моему опыту, даже сотня наложниц не заменит любящего сердца. — Твоя мудрость покидает тебя, когда ты оставляешь свой монастырь. — Когда же Первый Воин Империи побалует очи старика своим потомством? Тебе давно пора обзавестись сыном и не одним, — хитро прищурил глаза старик, отчего многочисленные морщины, испещрявшие его лицо, стали глубже. — Я не смог уберечь принца, когда мне смотреть за детьми? — глухо ответил Альтаир, разглядывая горстку людей в белых одеждах с любопытством присоединившуюся ко всеобщему столпотворению. Старик усмехнулся, но промолчал, заметив, что бывший послушник занялся делом и принялся следить за вверенной ему территорией. Три советника, тихо переговариваясь, что-то горячо обсуждали, то и дело указывая на толпу. Рафик качал головой и закатывал глаза, всем своим видом показывая, что в корне не согласен со своими коллегами. Капитан Городской Стражи замер у одной из клумб, следя за настроением толпы. Городская гвардия живым щитом перекрывала площадь, выдерживая нарастающее давление горожан, стремящихся узнать, что происходит. Периодически солдаты чуть обнажали клинки в предостерегающем жесте, усмиряя особо упертых наглецов. В это же время карманники наживались на всеобщем горе и возмущении, обчищая кошельки зазевавшихся подданных. То тут, то там можно было заметить пестрые одежды цыган, шныряющих в толпе, высматривающих очередную жертву своего хитроумного обмана и сладких обещаний. Малик будто и не слышал непрекращающегося гула. В его мире сейчас стояла невероятная тишина, закрывающая его от всей суеты этого дня. Сейчас не существовало ничего, кроме мраморного, украшенного пестрой мозаикой, пола, залитого алой, подсохшей кровью. Юный принц опустился на колени перед уродливым пятном. Почему-то мыслей в его голове не было совсем. Пустота. Ни воспоминаний, ни лица брата перед внутренним взором, ничего. Может он никак не мог поверить, что эта кровь принадлежала его брату? Какой же должна быть рана, чтобы столько крови натекло? Неужели в человеке столько может поместиться? Эти глупые вопросы влетали и так же стремительно вылетали из головы наследника, не давая ему сосредоточиться на чем-то конкретном. Малик чувствовал себя потерянным и оторванным. Будто отсекли важную часть его самого. Поддавшись глупому порыву, молодой человек опустил ладонь левой руки в теплую, нагретую солнцем лужу. Черные глаза, наполнившиеся горькими слезами, заворожено наблюдали, как рубиновая жидкость обнимает его плоть, омывая каждый миллиметр кожи. Гомон разорвал нерушимую тишину мира принца даже слишком внезапно, оглушив растерявшегося Малика. Не крик, рев толпы, топот многочисленных ног сбил молодого человека с толка, а снующие, бросающиеся во все стороны люди, яркими пятнами мелькали перед глазами, окончательно запутывая принца. — Сомкнуть ряды! Обнажить оружие! — раздался совсем рядом грозный рык. — Защищать советников и принца! Защищать? Зачем его защищать? Они должны были защитить его брата! — Ваше высочество, придите в себя! — крикнули ему прямо в ухо, огрев хорошенько по лицу. Альтаир, убедившись, что будущий император отдает отчет своим действиям, впихнул его в круг ощетинившихся солдат к трем советникам и достал ятаган из ножен. Наемники пришли откуда не ждали. Перебив лучников на крышах, они бросились на толпу, которой было достаточно небольшого толчка для паники. Они резали всех, кто попадался под руку: женщины, дети, стражники. — Уводите принца! Сейчас же! — перекрикивая толпу, приказал Альтаир, отбиваясь от особо пронырливого наемника. Стражники под предводительством капитана, в три ряда окружили советников и наследника и, шаг за шагом отвоевывали себе дорогу во дворец. Кровь лилась рекой на Малахитовой площади. Звон мечей и непрерывный вой толпы буквально оглушали и дезориентировали стражников, обеспечивающих безопасный отход высочайшим господам Империи, однако зычный глас главнокомандующего, успевающего быть, казалось бы, везде и сразу, поддерживал боевой дух стражей. Изрубленные тела образовывали трупный след бегства принца. И еще не скоро забудет Столица кровавое побоище прямо в сердце Империи, не скоро с белокаменных улиц будет смыта последняя капля крови, не скоро пряный запах специй перебьет зловоние разлагающихся на жаре тел.