***
В доме Эрика, они включили старый диск Righteous Brothers, который мистер Леншерр оставил в проигрывателе, и приглушили свет, чтобы потанцевать в гостиной. — Да, это намного лучше, чем банальные песни на выпускном балу, — усмехнулся Чарльз, когда они качались назад и вперед под «Unchained Melody». — Ой, цыц. — Эрик рассеянно повертел браслет вокруг запястья Чарльза, позволяя себе понежиться в теплом присутствии Чарльза, опьяненный облегчением, что он не потерял его, что все в порядке между ними. — Мои родители любили танцевать под нее. — Сказал он невзначай. Чарльз, к счастью, не пытался что-то сказать в ответ, просто обнял его немного крепче, в паре с каким-то телепатическим объятием — бессловесным ощущение тепла и любви. — Эй, смотри, какой я хороший мальчик, вернул тебя домой до комендантского часа, — сказал Чарльз через минуту, кивая на часы, стрелки которых еще не достигли одиннадцати. Эрик фыркнул. — Такой хороший мальчик, что оставил свой пиджак в отеле. — Разве? — Чарльз посмотрел вниз на свои руки, удивившись, обнаружив их голыми. — Черт возьми. Разреши мне написать Рейвен, убедиться, что она принесет его домой… — Он начал похлопывать себя по карманам, нахмурившись. Эрик засмеялся и притянул его ближе, прижавшись лбом к плечу Чарльза. — Ты оставил свой телефон в кармане пиджака. — Что? Нет, я не мог, я позвонил Биллу, чтобы он приехал за нами… — А потом положил его обратно в карман пиджака. А его оставил на стуле. — От пораженного выражения лица Чарльза, смех Эрика едва не стоил ему способности стоять в вертикальном положении. — Ох, Чарльз, я люблю тебя! Чарльз просто ворчал, и позволил Эрику спуститься со своего плеча на диван — и вскрикнул, когда Эрик потянул и его вниз, и крепко обнял, усадив себе на колени. — Я люблю тебя, — сказал он снова, прокладывая поцелуями дорожку вниз по щеке Чарльза. — Вот, мой телефон. Рейвен не станет проверять свой, это выпускной вечер, но напиши Биллу, может быть, он может спросить о твоем жакете и телефоне, когда приедет за остальными. Чарльз последовал его совету, бормоча все время о том, каким раздражительным Эрик был и что все это его вина, — тем временем сопротивляясь все меньше, пока Эрик спускался ниже по шее Чарльза, а затем начал возиться с кнопками рубашки. — Ну вот, — сказал Чарльз, наконец, бросив телефон на кофейный столик. — Готово. Ты доволен? Эрик развязно улыбнулся. — Еще нет. CD выбрал именно этот момент чтобы закончить песню, погружая комнату в тишину, казалось слишком глубокую, пока их взгляды встретились, а улыбки погасли — не в несчастье, а в своего рода волнительном ожидании. Никто не ждал чего-либо от Чарльза. Отца Эрика не будет дома до утра. — Хочешь посмотреть фильм? — запинаясь, спросил Чарльз через минуту. Эрику пришлось проглотить ком, прежде чем он вновь обрел бы голос. — Конечно. Эм. Выбери один из этих дисков. — Он чуть не заскулил, когда Чарльз соскочил с его колен, но был близок к этому. — Мстители? — Последовал недоуменный вопрос, когда Чарльз вернулся с выбранным диском в руках и картинка появилась на экране. — Я знаю, что ты смотрел его, но по десятому кругу? — Классики никогда не бывает слишком много, — надменно сказал Чарльз, и вернулся к дивану — не на колени Эрика, к величайшему сожалению, но достаточно близко, чтобы касаться везде — от плеча до лодыжки, и тут же скользнул рукой на талию Эрика, когда тот выключил лампу. Он сомневался, что кто-либо из них действительно посмотрел в сумме больше десяти минут фильма; Эрик, конечно, не мог сосредоточиться на нем, не тогда, когда руки обоих странствовали медленно вверх и вниз по случайным местам тел друг друга — бедрам, ребрам, шее, волосам — Чарльз возился с серьгой — а затем, запинаясь, через некоторое время, мягкими, медленными поцелуями опускался вдоль щеки, линии нижней челюсти, ключицы, кончика уха. От Чарльза пахло замечательно, он был таким теплым и таким мягким, и Эрик мог чувствовать его дыхание, учащающееся с каждой минутой… Фильм плавно превратился в фоновый шум и приглушенный свет, а затем и полностью пропал из восприятия Эрика, когда Чарльз откинулся назад на диван с дрожащим вздохом, потянув Эрика на себя. Они встречались уже почти два месяца; это были далеко не первые «обжимашки», как называл их Чарльз. Но он чувствовал себя иначе, даже как-то особенно — может быть, потому что это был выпускной вечер, может быть, потому что они прошли через их первую действительно, действительно, действительно серьезную ссору (похоже, им нужно разобраться с этим), а может быть, просто потому, что им нечасто удается побыть наедине друг с другом так долго. По какой-то причине, или по всем сразу, сегодня перед ними был вечер невероятных возможностей. До тех пор, пока Колсон не умер. Сперва Эрик почувствовал, что Чарльз вдруг охнул и выпрямился под ним, и секунду спустя попытался встать. — Что-то не так? Я сделал тебе больно? Чарльз, что случилось? — Потребовал ответа Эрик. — Я в порядке, прости, я не должен — я просто хотел пропустить эту сцену, но я не смог — прости! Эрик перевел взгляд с экрана на покрасневшее, с широко раскрытыми глазами лицо Чарльза. — Ты что, все еще смотришь фильм? — Нет! Не совсем, я просто — случайно бросил взгляд вверх и бух, и я не был готов к… — Его глаза уставились за плечо Эрика, на экран, и были полны слез. — Мне очень нравился агент Колсон. Эрик глубоко вдохнул и долго выдохнул, стараясь изо всех сил побороть раздражение, вызванное скачком адреналина. — Иди сюда, все хорошо… После этого, с основательно испорченным настроением, они просто, свернувшись вместе на диване, досматривали Мстителей. Где-то во время вторжения инопланетян в Нью-Йорке, Чарльз заснул. Эрик вслепую нащупал пульт дистанционного управления, выключил кино, и, последовав его примеру, уткнулся лицом в волосы Чарльза.***
Чарльз проснулся от солнечного света, бьющего в глаза, и звука глубокого, хриплого смешка. — О нет, — прохрипел он. — Ой, который час, где мой телефон — Эм, ах, доброе утро, мистер Леншерр. Отец Эрика снова усмехнулся, и сел в скрипучее кожаное кресло с кружкой горячего чая в руке. Он выглядел усталым, но с морщинками от улыбки вокруг глаз. Обернутый пледом, рядом с Эриком, Чарльз понял. Эрик еще мягко храпел сзади, уткнувшись в его шею. — Я, эм, мистер Леншерр, — начал Чарльз, пытаясь сесть, не толкая Эрика, — Простите, если… Мужчина пренебрежительно махнул рукой. — Ложись, ложись. Я прихожу домой, а мой сын спит как ребенок — это такая редкость. Вы оба одеты. Все хорошо. Хах, и каким бы другим получился этот разговор, если бы прошлая ночь прошла немного по-другому… Чарльз посмотрел на часы и поморщился, потянулся к телефону Эрика и снова поморщился. Четыре сообщения от Рейвен. [3:04] чар, у меня твой пиджак. домой планируешь? уже 3 утра [3:48] если сдох в канаве, дай мне знать [9:06] полагаю, следующие в очереди поздравления. надеюсь ты не залетел. [9:21] я отмазала тебя перед мамой. ты мой должник. серьезно, ты мертв? Не мертв, скоро буду дома, — Чарльз набрал в ответ, и неохотно соскользнул с дивана, стараясь не беспокоить Эрика, который ворчал и двигался, но не просыпался. — Прошу прощения, мистер Леншерр, мне нужно домой. — Какое там слово для этого? Прогулка стыда? — Рассмеялся мистер Леншерр, указывая на мятые белые брюки Чарльза и наполовину застегнутый жилет. Чарльз почувствовал жар на лице. — Возьми что-нибудь из шкафа Эрика, если хочешь. Он не будет возражать. Хах. Нет, он, конечно же, не будет. Однажды они уже носили одежду друг друга, просто для удовольствия, и, ну… действительно для удовольствия. В комнате Эрика, он вытащил пару джинсов из шкафа (закатав штанины на несколько дюймов), откладывая в сторону все открытые футболки и поло Эрика, все вещи, которые он носил, чтобы произвести впечатление или создать эффект, отдав предпочтение темно-фиолетовой водолазке, висящей на спинке стула. Она была толстой, мягкой и изношенной, и Эрик любил надевать ее, когда он был раздражен, потому что она была удобной, облегающей, что заставляло его чувствовать себя в безопасности. Не то, что бы Эрик сознательно знал это, но подарок Чарли имел свои преимущества. Он поднял водолазку над головой, сделав глубокий вдох аромата Эрика. Ткань болталась вокруг его запястья, пыталась проглотить его подбородок, но, глядя на себя в зеркало, Чарльз не мог перестать улыбаться. Он позавтракал с мистером Леншерром, пока он ждал приезда Билла, перекинувшись парой фраз о том, как мило прошел выпускной. Густые брови мистера Леншерра слегка приподнялись в изумлении от выбора наряда Чарльза, а фраза Kleine Welpe еще долго дрейфовала в его мыслях. — А вот и Билл, — сказал Чарльз наконец, когда почувствовал приближение знакомого разума водителя. — Ужасно не хочу будить Эрика, но не думаю, что он хотел бы, чтобы я ушел не попрощавшись. — Хорошего дня, Чарльз, — громко сказал мистер Леншерр, взъерошив волосы Чарльза, проходя мимо. Чарльз опустился на колени возле дивана, поглаживая волосы Эрика, распутав цепь его каффы на ухе, и стерев немного смазанный карандаш для глаз. — Я должен идти, Эрик. Через час у меня репетитор для подготовки к отборочному экзамену, а потом Курт берет нас с собой на лодку, но я обязательно позвоню тебе позже. — Мм? — Эрик неохотно открыл один глаз. — Нет, останься. — Его голос был сонным и обиженным, почти плаксивым. Чарльз нашел это неожиданно очаровательным. Он усмехнулся и поцеловал бровь Эрика. — Я не могу, я должен идти. Поговорим позже. Благодарю тебя за прекрасный выпускной. Эрик крепко обхватил рукой его запястье. — Мммммм. Останься. — Эриииик… — Смеясь и немного раздражаясь, Чарльз уткнулся лбом в плечо Эрика и попытался освободить руку. — Отпусти! — Стой смирно. Чарльз почувствовал точку на своей коже, и повернул голову, чтобы увидеть Эрика с — это что, подводка для глаз? — Рисунок сердца на своем запястье. — Ты, — сказал Чарльз, — нелепый, — и дернул карандаш из его рук, чтобы вернуть должок, даровав нежнейший поцелуй на сердце, выведенном на запястье Эрика, когда он закончил. — Ты не можешь говорить мне о нелепости, будучи в моей кофте, которая поедает тебя живьем, — сказал Эрик, заводя руки под водолазку и потянув его вниз для реального поцелуя, и, о, ему действительно стоит уйти, пока это еще возможно. — Поговорим позже, Эрик, — твердо сказал он, встал и пошел к двери, прежде чем его снова могли отвлечь. Как только Чарльз открыл ее, он услышал Эрика, доносящегося с дивана, высоко, неестественно напевавшего. — And IIIIIIIII will alwaaays love youuuu— — Серьезно, Эрик? — —IIII will aaaaalways loooove you IIIII— — O, святые небеса, это что, теперь Наша Песня или что? — —will aaaaalwaaaayyys love youuu-uuuu I will always love— — Ты же знаешь, что на самом деле это очень грустная песня, да? — —YYYOUUUUUU— — Пока, Эрик! — Крикнул он, и закрыл за собой дверь. Так будет не всегда, подумал Чарльз, заметив в зеркале заднего вида приподнятую бровь Билла, и свернул на проезжую часть. Они будут ругаться, ругаться много, и спорить, и где-то не понимать друг друга и не соглашаться во многих вещах, но это именно так, как и должно быть. И это будет стоить каждой секунды. Он улыбался как ненормальный всю дорогу домой, и у всех жителей дома песня Уитни Хьюстон крутилась в голове еще несколько дней.