Air for our suicide .

У Чонху довольно специфичная внешность, но Сынгю находит в ней своеобразный шарм. Дело не в сочетании огромных глаз с тяжёлым подбородком и абсолютно не хрупкой внешностью. Лицо Чонху не отражает весь спектр эмоций, который Сынгю видит в его глазах. Эти глаза - не просто зеркало - там целый мир, за почти чёрными озёрами. И там таятся страшные глубоководные чудовища среди корявых рифов, испуганные рыбки и нелепые яркие камушки, засыпавшие самое дно. Сынгю балует себя мыслью, что видит то, чего не видят остальные. То, что всегда в глубине этих глаз, но иногда всплывает на поверхность. То, что придаёт Чонху уязвимый вид. Сынгю и сам не знает, что именно бушует в его грудной клетке, пытаясь разорвать сковывающие прутья-рёбра, когда Чонху с очень страдательным лицом смотрит сквозь него. Прямо в беснующееся нечто, распирающее его изнутри. Чонху смотрит слишком откровенно, и у Сынгю ощущение, что его окатили этой чёрной водой. Они оба застывают на секунду, глядя друг на друга. Чонху опускает голову так, что светлые волосы закрывают лицо, и отворачивается в другую сторону. Сынгю готов дать малому поджопник. Или чего пострашнее. Того, чего он сам неосознанно ищет в старшем. Сынгю однажды срывается: дёргает в ванной за светлые волосы вместо того, чтобы по-дружески их взъерошить. А потом Сынгю приходит в себя, и это хорошо, потому что у себя в голове он уже вылизывал чужую напряжённую шею. Теперь Чонху всегда опускает голову, и это чертовски смешно. Смешно до саднящего горла. Сынгю даже думает как-нибудь сказать ему, что поздно изображать из себя девственницу перед драконом. Сынгю хочет его сожрать. Чонху надо писать песни, и Сынгю понимает всё, они ведь даже друзья. Но ровно через две недели в той же ванной он кладёт ладонь Чонху между лопаток и медленно спускает по спине. Сынгю трогает так, чтобы Чонху всё понял без словесной мишуры, чтобы подтвердить все догадки. Чонху стоит, опираясь руками на раковину, и его голова опущена вниз, но он едва отклячивает задницу навстречу чужой ладони. И вся его уязвимость, возможно, простой обман. Чонху поворачивает голову к Сынгю, светлые пряди закрывают почти всё лицо, кроме глаз, но этого достаточно. За дверью слышен стук и громкие голоса. Сынгю слышит, как кто-то спотыкается и голосом Сансына спрашивает: "Они опять здесь ночевали?" Чонху приходится отпустить. Сынгю выходит из ванной и возвращается в студию, ни на кого не взглянув. Но он уверен, что Сансын смотрел ему в спину настороженно. Они все остаются у Сынгю, и тот матерится, пинается, но всё равно уступает свою кровать трём пьяным ржущим телам. Сынгю прихватывает с собой пиво и уходит на кухню. Чонху сидит на подушке у стены, его волосы собраны в хвост, у коленки стоит стакан с коньяком, залитым колой. Чонху не пьёт пиво и быстро пьянеет от крепкого алкоголя. Сынгю садится напротив него прямо на пол и звякает боком своей бутылки о край его стакана. Чонху поднимает взгляд со своих раскрытых ладонями вверх рук и улыбается. - За что пьём? Сынгю думает недолго, оценивающе оглядывая Чонху. - За то, чтобы ты не стригся и не перекрашивался. Чонху издаёт смешок и берёт свой стакан. Сынгю смотрит на его запястье. Руки Чонху хочется кусать и облизывать. А потом заглотнуть его целиком. Сынгю не понимает, что именно хочет сделать с Чонху потому, что Чонху сам не определился, чего ждёт от него. Захмелев, Чонху становится совсем непонятным; его озёра покрываются непроницаемой ледяной коркой, и Сынгю хочется растопить их, испарить чёрную воду своим, ревущим в груди за решёткой из костей. Обернуть паром целый промерзший мир и перемешать со своим чёрным дымом. Чонху беззвучно вздыхает и потягивается. Они оба прошлой ночью спали от силы часа два, и то в его студии. А сейчас они остались без комфортных спальных мест. Сынгю ставит бутылку на пол и переползает к Чонху, предварительно потолкав его в плечо. Подушка большая, но они всё равно сидят, прижавшись бедром к бедру. Чонху медленно и сонно моргает. Сынгю кладёт руку ему на коленку. На мгновение мерное дыхание Чонху сбивается. Сынгю сам себе напоминает большого кота, но кто играется - он или мышь - непонятно. Слишком уж правильно подрагивает Чонху, когда Сынгю перемещает ладонь вниз, по бедру и сжимает. Чонху смотрит на него своими застывшими глазами с вмороженной подводной вселенной внутри. В груди Сынгю клокочет. Сынгю останавливает руку в миллиметрах от чужого паха, и ему сдавливает рёбра от желания сжечь Чонху собой. Спалить дотла. Сынгю наваливается на Чонху плечом, и тот бьётся спиной об стенку позади себя. И ничего не делает. Его руки расслабленно лежат на подушке между бёдер, и он - самый большой провокатор в мире. Сынгю почти дотягивается до приоткрытых губ. Сегодня его главные враги - жалкие миллиметры. Кто-то шагает на кухню так громко, словно точно знает, что они там вдвоём, и вот-вот должно полыхнуть, лёд должен зашипеть и политься из глубоких чёрных озёр. Сынгю болтает пиво в бутылке и снизу смотрит на Сансына, который интересуется, где они должны приземлиться, дабы насладиться обществом Морфея. Сынгю хочется выйти на улицу и уснуть где-нибудь там. Может, пойдёт дождь и вместо чёрных водопадов затушит страшное пламя, стремящееся вырваться из тесного плена.