Air for our suicide .

Сынгю думает, что обязательно навешает Чонху люлей, когда в 23:16 в спешке натягивает кроссовки, даже не включив в прихожей свет. Чонху стоит возле подъезда в какой-то тонкой ветровке под проливным дождём, потемневшие пряди липнут к лицу, и он весь мокрый, как если бы его озёра вышли из берегов. Но вокруг ни рифов, ни чудовищ, ни даже цветных камней. Просто дождь, и Чонху медленно моргает слипшимися ресницами. Сынгю когда-нибудь ему реально наваляет. - Мозги ты, видимо, в студии оставил. Чонху улыбается. - А ты дома. Сынгю стоит в уже насквозь промокшей майке. Чонху странно смотрит на него. Чонху всегда странно смотрит. Чонху вообще странный. Чонху начинает потрясывать в лифте, и Сынгю надеется, что они не заболеют. Сынгю отвлекает его от холода вопросом: "Ты что вообще тут делаешь?" - Чонху шмыгает носом и говорит, что просто решил прогуляться, а потом стемнело. Чонху случайно касается его руки ледяными пальцами, и Сынгю тоже становится холодно. Иногда кажется, что Чонху не человек вовсе. Чонху стоит в прихожей с босыми ногами и в мокрой футболке, липнущей к телу. Сынгю случайно смотрит на проглядывающие через ткань соски и сразу же поднимает глаза. Чонху даже не убрал мокрые пряди с лица. Чонху не подходит сам, но смотрит так, что Сынгю делает к нему шаг. С Чонху не хочется снимать одежду. Чонху снимает с себя мокрую футболку сам. Он делает это, словно в фильме 19+; кажется, что он сейчас положит руки на плечи Сынгю, и они займутся сексом прямо на полу в его прихожей. Но Чонху просто снимает футболку. Лучше бы он снова опускал голову, но на Сынгю направлены взгляды тысячей обитателей тёмных глубин; он думает, что если Чонху сейчас это сделает - из его глаз польётся чёрная вода. Сынгю не хочет рвать тонкую перегородку между их мирами. Сынгю хочет только потрогать Чонху, чтобы в очередной раз убедиться, что он реальный. Чонху едва слышно выдыхает, когда Сынгю касается его щеки. Чонху медленно моргает и поворачивает голову, чтобы. Сынгю громко сглатывает. Чонху ловит губами его пальцы. Это длится несколько мгновений, но он успевает дотронуться до них языком. Слишком реальный. Фальшиво уязвимый и весь насквозь пропитанный чёрной водой. Воздух сгущается и заливается в уши, нос, поры, чтобы застыть монолитом. Сынгю хочет сдавить пальцами его шею до хруста, но сгребает мокрые волосы на затылке в кулак. Слишком поздно, чтобы заболевать - ядовитые чёрные пары уже проникли внутрь и горят в груди. Популярная заедающая песенка распарывает тишину и напряжение и роняет их ошмётки прямо под ноги. Чонху ощупывает карманы джинсов, опустив голову, и весь морок рассеивается. Сынгю возвращается к Чонху уже переодетым в сухую одежду, а тот сидит в одних джинсах на стойке для обуви и рассеянно крутит в руках смартфон. - Я просил Сансына забрать меня и забыл, - говорит Чонху. Каков же дурак. Сансын минут двадцать сидит на кухне в ожидании, пока Чонху вылезет из ванной. Сынгю занимает его прослушиванием результата их ночёвок в студии. Непонятно, почему Сансын не против променять спокойный сон или какие-то дела на доставку рассеянного мальчишки в родные апартаменты. Возможно, с ним Чонху тоже.. ничего не делает. Это, наверное, самое смешное. Сынгю уверен, что, в любом случае, видит больше. Но Чонху снова опускает голову. И уезжает. Сынгю даже не смотрит на контакт, так упорно названивающий в три часа ночи, когда проводит пальцем по экрану смартфона и прижимает его к уху. Это либо срочно, либо Чонху. - Спишь? Ну конечно. Сынгю не видит смысла напоминать Чонху в такой час о разнице в два года. - Какой ответ ты хочешь услышать в четвёртом часу утра? Чонху хихикает так, словно шуршит бумагой. Сынгю рад, что они разговаривают не лицом к лицу, потому что голос у Чонху неадекватный. И даже не пьяный. Сынгю с тяжёлым вздохом прощается со сном и садится, подперев спину подушкой. - Ты дома? Чонху невнятно мычит, что-то громко звякает, и он ругается вполголоса. А потом убирает смартфона ото рта и смеётся. Слишком странно даже для него. - Нет, - коротко отвечает он слишком спокойным голосом. - Где ты, блять? Сынгю слышит каждый шорох, и такое ощущение, что они не по телефону разговаривают. Как будто Чонху сидит прямо перед ним в темноте, вздыхает, хихикает, шуршит одеждой, и из его глаз льётся чёрное и вязкое. Или вываливается кусками льда. Сынгю передёргивает, и он всматривается в темноту перед собой, чтобы убедиться в том, что один в своей квартире. - У Сансына. Чонху не говорит, мол, не беспокойся или просто "всё в порядке"; его голос сочится чем-то непривычным, словно из его чёрного мира выползает что-то липкое и закупоривает Сынгю уши. Сынгю кажется, что он не сможет отнять смартфон от уха. Чонху смеётся, но Сынгю не слышит в его смехе расслабленности. - Я позвонил пожелать тебе спокойной ночи, хён. Сынгю проводит ладонью по лицу и запрокидывает голову назад, стукается затылком об стену. В четвёртом часу утра, блять, самое время. - Ты охуел? - Ага. Чонху явно улыбается (неудивительно, если он что-то действительно употребил), а Сынгю хочется отодрать смартфон от уха и отшвырнуть подальше. Чтобы вырвать это липкое и густое прежде, чем оно заполнит его голову. Чтобы выдрать этого Чонху со страшной начинкой из неё. Он может. К чему Чонху удерживать его - в груди Сансына наверняка так же беснуется и дымит. Чонху прочищает горло и спрашивает тихо-тихо, словно хочет, чтобы кто-то его не услышал: - Приедешь ко мне в студию вечером? Сынгю буравит взглядом потолок, который должен быть где-то там, наверху, в густой темноте. Чонху просто ужасный. - Я подумаю. Чонху издаёт тихий смешок. Без сомнения, после смены Сынгю поедет не домой.