В поисках своего мира...

Пробуждение было лениво-медленным, переполненным сладкой усталостью и трепетной нежностью. А еще оттенком собственничества: рука Киске с силой прижимала Ичиго к телу, не отпуская от себя. Пульсировали припухшие губы, саднили укусы на шее и груди, и Ичиго был уверен, на его бедрах сейчас красуются темные следы рук. Лениво потянувшись, поморщился от дискомфорта, и с довольным выдохом решил выбираться из постели. Скользнув по чужой коже, кончиками пальцев погладив тыльную сторону руки Урахары, он собирался выскользнуть из обьятий: нужно было возвращаться домой. Рывок стал для него полной неожиданностью. Уткнувшись носом в подушку, Ичиго почувствовал тяжесть на спине. Плотно притеревшись обнаженным телом к телу рыжеволосого парня, Киске с нежностью стал покрывать поцелуями шею Ичиго. Наслаждаясь жаром его тела, вдыхая привычный, любимый запах полынного костра и клубники, он снова и снова прикасался губами к бархату кожи. Навалившись сверху, удерживая руками, синигами планировал остаться в этой спальне до скончания веков: только он и его любимый человек. - Доброе утро, Лучик Хрипловатое, басистое после сна мурчание, запустило табун щекочущих мурашек по спине Ичиго. Тихонько всхлипнув, он шепнул: - Киске... Вместе с новым поцелуем за ухом, услышал смешок. - Ты же не думал, что я тебя отпущу? На мгновение, Ичиго почувствовал как Урахара отстранился, вновь рывок, и вот он уже тонет в расплавленном серебре любимых глаз. Из мира в мир, от смерти и до смерти, где-то глубоко в глубинах памяти, Ичиго никогда не забывал этот взгляд. Какие бы эмоции он не встречал на этом лице, в этих глазах. В любом из миров. Вытянув руку вверх, Ичиго с нежностью провел кончиками пальцев по острым скулам, погладил трепещущие ресницы на прикрытых глазах, ласково потянул за мочку уха. И с наслаждением зарылся в золотистые нити волос, путая их еще больше, притягивая к себе лицо Урахары, ближе и ближе, пока их дыхания не слились воедино. Едва касаясь губами, казалось что они просто дышали друг другом, ничего иного было не нужно. Жидким металлом, по венам разливалась нега, обжигала тело, и уютным клубком сворачивалась у самого сердца. Трепетная нежность, дрожь пальцев и дрожь губ, Ичиго чувствовал что и руки его любимого также дрожат. Ночью они сгорали, плавились в страсти и диком желании, стремились быть ближе, вплавиться друг в друга, стать единым целым. Движения были резкими, дерганными. Объятия мучительно крепкими а поцелуи жалящими, забыв обо всем они горели. Сейчас, когда солнце заливало светом комнату, утолившие первый голод, тоску, они медленно дрейфовали, окунаясь в нежность. Немного отстранившись, Урахара трепетно погладил следы на теле Ичиго, через миг он уже вновь выцеловывал его шею, кончиком языка лаская чувствительную кожу. Услышав тихий выдох, ощутив дрожь наслаждения, шинигами довольно улыбнулся, лаская доверчиво открытое горло. - Я тебя не отпущу, Ичиго. Прежде чем утонуть в новом шквале страсти и огненного наслаждения, Ичиго успел уловить отблеск в серых глазах, в глубине жидкого огня, он увидел себя. В глазах Урахары Киске всегда был только Ичиго. Всегда только он.

***

Повторное пробуждение было уже около обеда, и принесло с собой чувство сладкого дежавю. Вновь он был тесно прижат к горячему, обнаженному телу. Трепеща сомкнутыми рисницами, спал рядом Урахара. Довольно прижмурившись, Ичиго еще ближе прижался к чужому плечу, по кошачьи потеревшись об него. Вдохнув родной запах, он приподнялся на локте, чувствуя как плотнее сомкнулись обьятия на его теле. Чуть подтянувшись, припадая грудью к чужой груди, Ичиго заметил намек на улыбку, разцветший на губах его шинигами. Наслаждаясь близостью, он вновь коснулся пальцами лица Киске. С глубоко спрятанной горечью провел пальцами по впалым щекам, приласкал уголки губ - еще совсем недавно они были скорбно опущены вниз. Ласково потер намечающиеся морщинки между бровей, погладил уголки глаз, веря что скоро там снова появиться намек на смех. Склонив голову, Ичиго прикоснулся своим лбом к чужому, устало смежив веки, и немо прося прощения. - Ты не должен извиняться. Никогда. Слышишь, Ичиго? Лодонь Киске зарылась в его волосы, не давая отстраниться. Тихим шепотом, проливалось на него чужое прощение. Его не винили, принимали полностью, со всеми глупыми и жестокими поступками, со всеми ошибочными суждениями и остановками в пути. Его любили. - Мой усталый малыш... Я все равно пришел бы к тебе, рано или поздно. Прости, что мой путь к тебе был так тернист. В полуденном солнечном свете, окруженные теплом и разбросанными подушками, лежали двое. Они удерживали друг друга в крепких обьятиях, будто боялись остаться в полном одиночестве. Тихие слова любви и принятия, извинения и прощения, слова пропитанные солью не пролитых слез и горечью потерянных лет. Исповедь, полная боли и грусти, застарелая боль и острое отчаяние, усталость пути в никуда. Ичиго тихо шептал обо всем виденном им на пути, рассказывал о плохом и хорошем, зная что больше эта тема подниматься не будет. Знал что в любимых глазах он перестал быть ребенком, нуждающемся в опеке и присмотре. Прекрасно понимая, что его все так же будут окружать лаской и вниманием, будут любить и заботиться, выговаривать и даже ругать, Ичиго наконец расслабился. Он все так же любим, только теперь они идут вровень не обгоняя друг друга. Равные Слушал в ответ исповедь светловолосого шинигами, вместе с ним переживал страх быть отвергнутым, ненужным. Разделяя его боль и страх, опасения и неуверенность, прежде всего в самом Киске. Делились всей горечью, вытаскивая тьму из глубины души на свет, рассматривая и переживая вместе, они отпускали себя, переполненные пониманием и принятием от самого нужного человека. Когда солнечные лучи уже стали покидать их колыбель на двоих, гогда на Каракуру опустились летние сумерки, весь груз пережитого наконец перестал ощущаться таким неподьемным. Нет, опыт и боль никуда не ушли, просто теперь их поровну разделили между собой двое любящих людей. Остановившись на краткий миг, передохнув, они гордо расправили плечи и пошли по дороге жизни. Без страха и сомнения смотря вперед. Вдвоем. А пока Киске и Ичиго обнимали друг друга, кутаясь в любовь как в теплый плед, все медленно менялось. Двое, сидя на берегу сияющего озера, в темном и одиноком внутреннем мире, встречали первый за много столетий рассвет...