Ли-лич-ка.

      Илья был мальчик, безусловно, одаренный, даже талантливый. Успешное будущее ему прочили учителя и в школе, и в художке. Его картины занимали почетные места на выставках и стенах школы. Его голубые глаза заставляли биться чаще не один десяток сердец представительниц слабого пола, как в школе, так и за её пределами. А уж почувствовать себя музой будущего великого художника мечтали все, вплоть до уборщицы бабы Люси. Его модной стрижке и стильному прикиду завидовала вся старшая школа и местная гопота. Но при этом им и в голову не приходило подпортить красавчику фейс или отжать костюмчик — во-первых, Илюха был своим парнем, а во-вторых, его обаяние тяжелой артиллерией действовало на всех без разбора. И никто даже не догадывался, что стриг его отец, инвалид с ампутированной ногой и мизерной пенсией, прикиды шила по его собственным эскизам мать, грохоча старой, еще бабушкиной, швейной машинкой, курортный загар, оттеняющий золото волос, получен в поте лица над бабушкиными грядками, а единственной девушкой, хозяйничающей как в его сердце, так и в жизни, была младшая сестренка Юлька. Особа вредная, смешливая и такая же добрая, как и сам Илья.       В общем, никто и не удивился, когда Илья с блеском окончил школу и успешно поступил в престижный московский ВУЗ. Мотаться приходилось далеко, но общага ему не полагалась как жителю Подмосковья, а снимать даже угол не было денег. Учеба давалась не то чтобы легко, но время вполне хватало и на подработку. Илюха брался за любую возможность заработать: написать портрет любимой, дочери, жены, бабушки, тещи или других крокодилов, создать пейзаж на стену в цвет чьим-нибудь занавескам, дизайнерский проект для квартиры-дачи-собачьей конуры — всегда пожалуйста, сколько платите? А если эти дочери, жены и не-очень-крокодилы пытались ему показать новое постельное или нижнее белье, тем лучше — Илюхе тоже было что им показать.       Летом на каникулах была самая активная пора для работы. Юлька перешла в 10 класс и ей хотелось выглядеть хорошо, у мамы совсем ухудшилось зрение, и каждая медкомиссия в их швейном цеху была для нее страшнее, чем для школьницы экзамен — пенсионеров нигде особо не жаловали, отцу не помешал бы новый протез. Да и самому уже давно грезилось стряхнуть пыль с водительского удостоверения и сжать в кулаке связку ключей с пультом сигнализации от какой-нибудь немолодой и скромной, но зато собственной иномарочки. И Илюха старался как мог. Белозубо улыбался потенциальным клиенткам, сыпал шутками клиентам и мотался по всей моск-ёбл, невзирая на погоду, настроение и время суток. На одном из заказов всё и покатилось. Не покатилось — рухнуло в пропасть, как земля из-под ног.       Заказ был денежный, заказчик перспективный и, что немаловажно, четко знающий, что хочет в итоге увидеть у себя в загородном доме. Но, как человек занятой и важный, согласовывать дизайнерскую мысль с хозяйскими запросами поручил сыну и личному секретарю. Секретаря того Илья только раз и видел, при знакомстве с клиентом, все дальнейшее сотрудничество взял на себя сын заказчика — Олег. Приятный молодой человек, всего лет на пять старше самого Ильи.       Работать было одно удовольствие, Илюхе оставалось лишь удивляться, почему все кричат, что богатеи — бандиты, а «золотая молодежь» сплошь наркоманы, хулиганы и избалованные идиоты. Олег не был таким. Образованный и успешный, он еще и радовал Илюхин художественный взгляд безупречным чувством стиля, и теми характерными линиями мужской стати, что восхищали скульпторов всех времен и народов. Он почти не ограничивал полет Илюхиной фантазии, аккуратно корректируя его в нужном ему направлении. А узнав, откуда приходится Илье мотаться, даже предложил ему располагаться на ночь в гостевой комнате. А тот, очарованный дружелюбием, широтой жестов и навороченным двухядерным компом, погрузился в работу, не замечая, что молодой богатей неспроста каждый раз оказывается на даче к его приезду, и сам, вместо секретаря, связывается с ним. Не замечая, что гостеприимные трапезы были накрыты исключительно на двоих, а вино на ужин разливалось в два бокала. Не замечал, что глаза сидящего рядом Олега горят от восторга не при виде дизайнерских идей, а при виде самого дизайнера.       Когда понял, было поздно. Потому что понял, когда Олег, вынув из его рук очередную распечатку, повалил его на диван и лег сверху. Илья от неожиданности даже пикнуть не успел, как оказался вжат тяжелым телом в гобелен диванной обивки, без возможности пошевелить даже пальцем. Всё, что ему оставалось, это таращить шокированные глазищи и мычать сквозь сжатые зубы в присосавшиеся к нему чужие губы.       Тяжесть чужого крупного тела, оковы крепких рук, легкий аромат мужского парфюма и настойчивые непривычно упругие губы на собственных губах, щеках, подбородке… Это было дико и непонятно, и что-то возмущенно закипело в Илье, противясь навязанной ему интимности. И тут пальцы Олега отпустили его предплечье и, мягко скользнув вверх по шее, погрузились в волосы. Освободившейся рукой Илья нащупал на столике шариковую ручку и со всей силы тыкнул в Олега. Тот охнул и ослабил захват. Илья вскочил и метнулся в сторону камина, быстро схватив со стойки кочергу, наставил её на приходящего в себя Олега, судорожно вспоминая хоть какие-нибудь приемы самозащиты дворового розлива. Против статного спортивного Олега шансы его были минимальны. Но тот и не нападал, удивленно потирая пораженное ручкой место и разглядывая боевую стойку напряженного Ильи.  — Ну, ты чего? — он медленно обогнул столик и шагнул к Илье. — Брось. Чего ты, испугался? Я не хотел пугать. Да брось ты уже эту палку. Прости, Илюш, не удержался. Илья медленно отступал, все так же держа на весу кочергу. Пятясь назад, задел стойку для каминного набора и отвлекся на раздавшийся грохот. Олег, воспользовавшись заминкой, шагнул к нему и получил кочергой по голове от рефлекторно замахнувшегося Ильи. Удару не хватило силы, чтобы причинить вред, но на разбитом лбу тут же проступила кровь. Олег схватился за голову, а Илья кинулся к своему рюкзаку и, наплевав на разложенные по столу эскизы и чертежи, не разбирая дороги, рванул из дома. Благо ни охрану, ни прислугу еще не наняли и препятствовать побегу было некому.       Пришел в себя он, уже сидя в электричке. Руки сжимали рюкзак, из которого надрывно завывал звонок мобильного. Он не отвечал на звонки. Сначала надо было понять, что это вообще происходит и как дальше быть. Илья не был наивным провинциальным мальчиком и мужеложство для него не было новостью, в творческой среде всякого навидался и наслушался. Но Олег не походил на манерных слащавых «уйдипративный» или на персонажей бара «Голубая устрица», и это сбивало с толка. Еще больше сбивало ощущение тепла мужских пальцев на руках и вкус чужих губ, совсем не похожих на женскую трепетную мягкость, но не ставших от этого чем-то гадким. * * *       Олег названивал ему непрестанно, пока Илья не заблокировал звонки со всех его номеров. Он наотрез отказался доделывать проект связавшемуся с ним секретарю. Заказ не был готов даже наполовину — Илья, обрадованный открывшимися перспективами, обязался поработать почти над всем домом. И тут подключился отец Олега, припугнув в случае невыполнения «неустойкой» и назначив встречу для переговоров. Таких денег у Ильи в жизни не было, но и возвращаться к Олегу было страшно. Снова увидеть его глаза, руки, что держали в захвате, в каждом движении ожидать нападения Илья не был готов. И он, хватаясь за соломинку, при личной встрече с заказчиком пригрозил, что расскажет прессе, что Олег, сын ТАКОГО отца — пидорас. Это была ошибка. Чинуша усмехнулся, пренебрежительно бросил ему, что хотел по-хорошему и, не прощаясь, сел в салон машины, в услужливо открытую телохранителем заднюю дверь.       Первые несколько дней Илюху трясло от страха, что его вот-вот придут убивать. Но ему никто не звонил, не напоминал о себе, в его маленький городок не заносило шикарных тачек московских толстосумов.       Через неделю отпустило и стало казаться, что все это недоразумение себя исчерпало. В конце концов, это не он, это его пытались изнасиловать.       Через две недели закончились каникулы и началась учеба. Жизнь потекла по привычному руслу.       А еще через неделю его, посреди бела дня возвращающегося от нового заказчика, остановили ППСники для досмотра. Тут же выхватили из толпы прохожих пару понятых и велели показать содержимое рюкзака. В рюкзаке ничего особенного не было, и удивленный Илья спокойно открыл молнию, даже не пытаясь требовать предъявления ему ордера или еще какого разрешения на обыск. Как ему казалось, резонно рассудив, что укрывать ему нечего, а требованием лишь разозлит представителей правопорядка. Он послушно продемонстрировал папку с набросками, пару холстов на картоне, вынул из пенала карандаши, вынул из коробки тюбики масленых красок, вынул из кошелька пару мятых соток, отложенных на проезд, вынул из кармана рюкзака…пакетик с белым порошком.        И понеслась… Он дрожащими руками держал этот страшный пакет и все твердил, как заведенный, что это не его, что он впервые видит этот пакет, что это какое-то недоразумение, что он не знает, что в пакете и как тот попал к нему в рюкзак, что ему его подбросили. А менты равнодушно заломили ему руки и повели его и понятых к машине, чтобы составить протокол. А потом Илья, случайно мазнув растерянным взглядом за спинами собравшихся зевак, увидел высокую фигуру личного телохранителя отца Олега. Тот встретился с ним взглядом, улыбнулся, приложил к губам указательный палец одной руки и в другой показал мобильный телефон. И тут же из нагрудного кармана пиджака раздалось треньканье полученного сообщения. И Илья успел открыть пришедшее ММС. Незнакомый номер. Ни одного слова, только фото идущей по улице Юльки. В школьном костюме и с сумкой наперевес, рядом с их домом. Илье стало ясно, что это не недоразумение и что в пакете будет не тальк и не крахмал. И ему стало страшно. И чтобы укрыться, спрятаться от этого страха, он словно погрузился в сонное состояние. Вот в этом полусне он и пребывал, пока сидел в СИЗО, пока допрашивался в пыльном, давно не ремонтированном кабинете следователя, пока захлебывался кровью, текущей из носа, лежа избитым на полу камеры ночью, пока стоял за решеткой на судебном заседании, будто со стороны наблюдая ужас в глазах родных, не в силах поверить, что прозвучавшее — пять лет — это приговор, а не пустые слова. Осужден на пять лет и три месяца в колонию общего режима по статье 228 УК РФ за хранение и распространение наркотических средств.       А дальше этап, перестук вагонов, теснота и грязь… Ебург, выгрузка, распределение, этапка, очередной продол… Спасительный полусон…       Проснулся он опять слишком поздно. Проснулся, когда услышал в ответ на свое: «Голованов Илья Сергеевич, двадцать один год, двести двадцать восьмая, пять и три» усмехающееся: «Какая красота к нам пожаловала. Иди сюда, петя. Илья ты за забором был, а здесь будешь Лилей. Лиличкой», ржач вокруг и скрежет вставшего в дверную щель металлического прута, блокирующего открытие.       Ли-лич-ка…