Miroir, miroir, dis-moi...

Люси проснулась и сладко потянулась. В окно светило солнце, которое вызвало у нее улыбку. В теле чувствовалась слабость после вчерашних событий и истерик, но это было даже приятно. Она выплакалась, выспалась, и теперь была готова к новому дню. Неважно, что он ей принесет. Люси повернулась на бок и посмотрела на Ренфилда. Он спал, обняв подушку, расслабленный и какой-то беззащитный, но в этой беззащитности Люси вдруг почувствовала скрытую силу. Она снова подумала о том, что совсем его не знает. Ренфилд шевельнулся, открыл глаза, увидел Люси, улыбнулся едва заметной, сонной, почти блаженной улыбкой, снова закрыл глаза и повернулся в другую сторону. Он решил, что это такой сон. Он впервые за долгое время крепко спал и ему ничего не снилось. Кроме вот этого короткого чудесного сна… — Доброе утро, — тихо произнесла Люси, усевшись на колени и положив на них ладони. Ренфилд распахнул глаза и уставился в окно. Окно издевательски полыхало солнечным светом, явно потешаясь над его реакцией. Так это не сон! Что она тут забыла? Потихоньку Ренфилд восстановил события вчерашней ночи, поморщился от воспоминаний. Его усыпили. Красота. Впрочем, он благодарен. Да, благодарен им обоим за этот сон. А она… Наверняка это именно она все устроила. И осталась тут, с ним, чтобы… Ренфилд сел, упираясь ногами в пол, и обернулся, глядя на Люси: — Спасибо. — За что? Она улыбалась. Она улыбалась так, словно ничего ужасного не происходило. Ни вчера, ни позавчера. Никогда. Ему захотелось закопать себя живьем в землю и задохнуться там. Впрочем, он и так задыхался. От чувства вины, ненависти и отвращения к себе. Он встал с кровати и подошел к окну, щурясь от яркого света. Прислонившись лбом к стеклу, Ренфилд закрыл глаза, снова желая, чтобы Люси ушла. В дверь постучали, но визитер дожидаться ответа не стал и вошел в комнату без приглашения. Это была черноволосая девица. В руках она держала поднос с завтраком. Проплыв к столику, она поставила поднос, бесстрастно посмотрела на Люси и бесцветным голосом произнесла: — Я принесу ваш завтрак сюда. Ренфилд обернулся на этот голос. Девица впервые за все то время, что Люси ее видела, проявила какие-то эмоции: она слегка заинтересованно осмотрела Ренфилда с ног до головы, словно оценивая его, приподняла одну бровь и едва заметно усмехнулась. Ренфилд нахмурился. Чего она на него пялится? Кажется, это та самая… с которой он… Бывшая блондинка нахально подмигнула ему, развернулась и вышла из комнаты. — Ты ей нравишься, — хихикнула Люси, спрятав лицо в ладонях. Ренфилд нахмурился еще больше и скрестил руки на груди. Она издевается над ним, что ли? Люси подняла на него взгляд, лукаво улыбаясь. — Ваш завтрак. Девица вернулась, поставила второй поднос рядом с первым и ушла, бросив на Ренфилда короткий обжигающий взгляд. Люси почувствовала, как у нее чешутся руки: вдруг очень захотелось слегка придушить эту длинноногую тварь. «Ничего себе, заявочки!» — удивилась она этому желанию. «Кажется, я ревную. Я. Ревную. Ренфилда. Я. Неееееееет…» — Люси даже замотала головой и едва не фыркнула вслух. Затем поднялась и пошла в ванную, чтобы умыться. Вернувшись, она застала Ренфилда все в той же позе. — Так и будешь там стоять? Давай завтракать, — сказала она, села за столик и придвинула к себе поднос. Ренфилд был окончательно дезориентирован и понятия не имел, как на все это реагировать. Светящаяся улыбка, хихиканье, «ты ей нравишься», лукавый взгляд. Пока она умывалась, он просто стоял и думал, что за время его сна мир, похоже, успел перевернуться с ног на голову. — Люси… — Мм? Она посмотрела на него с набитым ртом, держа в одной руке тост, а в другой — чашку с чаем. Выглядела она при этом ужасно забавно. Девчонка в рваном платье, растрепанная, с аппетитом поглощающая завтрак и взирающая на него так, словно… словно он не Ренфилд, а какой-то другой человек, которого она знает, а он — нет. — Люси, это я, Ренфилд, — он подошел ближе, чтобы она могла как следует разглядеть, что это все еще он, а не кто-то другой, кому можно беззастенчиво радостно улыбаться. — Я вижу, — спокойно ответила Люси. — Тебе надо поесть, давай, тут все очень вкусное, — сказала она, наливая себе еще чаю. Ренфилд настороженно на нее покосился и ретировался в ванную. Люси пожала плечом и вздохнула, подумав о том, что ей тяжело придется с этим полудиким человеком. Он, кажется, совсем отвык от нормального общения. Впрочем, она понимала — он терзается чувством вины, но… Люси прислушалась к себе. Она совсем на него не злилась. Сейчас — ни капельки не злилась. Как вообще можно злиться в такое прекрасное утро? Она так хорошо выспалась, и ей приснился чудесный сон… Может, Дракула и ей что-то вколол вчера? Эта мысль заставила ее улыбнуться. Вколол, а наутро она сделалась глупой, смешливой и беззаботной. Ренфилд вернулся в комнату, сел за столик как можно дальше от Люси и принялся завтракать. Вообще-то, есть ему не очень хотелось, зато очень хотелось пить. Он налил себе сок, осушил стакан, и уставился на поднос. — Съешь хотя бы один тост. Вон тот, с сыром, — осторожно произнесла Люси и налила Ренфилду чаю. Он посмотрел на нее, ничего не ответил, взял тост и захрустел им, почти не ощущая вкуса. Но чай выпил с удовольствием. — Как ты себя чувствуешь? — спросила Люси, коснувшись губ салфеткой, и посмотрела на Ренфилда. — Нормально, — он пожал плечами, немного помолчал и добавил: — Лучше, чем вчера. — Это хорошо. Дальше будет еще лучше, — ободряюще сказала Люси и тут же запнулась, потому что он глянул на нее так, словно она лжет, в то время как он прекрасно знает правду. — Ты не представляешь, о чем говоришь. Я уже однажды пытался слезть. Я знаю, что это такое. Не вышло. — Он встал, подошел к окну и открыл его, подставляя лицо легкому ветру. Люси скомкала салфетку, бросила ее на поднос и приблизилась к Ренфилду. — Но сейчас ты не… — она вдохнула поглубже и уверенно произнесла: — Сейчас ты не один, — и тут же опустила глаза, чувствуя, как от волнения сердце забилось быстрее. Ренфилд посмотрел на нее. Ветер растрепал ее волосы и они почти скрыли ее лицо, но она и не думала убирать их. Ренфилд протянул руку к ее щеке, но так и не прикоснулся. — Вот чего хотел Дракула… — как-то отстраненно произнес он, снова посмотрев в окно. Люси подняла взгляд, но не сказала ни слова, ожидая продолжения. — Он жаждет представлений. Он наблюдает. Он ждал, что ты кинешься помогать мне. Ты же добрая. А я такой жалкий. А, может, он проверял — кинешься ли вообще. А вдруг нет? Тоже интересно. А я? Приму ли твою помощь? Или оттолкну? И буду ненавидеть себя, — он запнулся. — Я буду ненавидеть себя в любом случае. А, может, мы вообще действуем четко по его сценарию, даже не подозревая об этом, а он забавляется, радуется, что может манипулировать людьми, что мы как послушные куклы… Люси перебила его: — Да мне плевать, что он там думает или ждет! Мне плевать, что он наблюдает. Понимаешь? Я делаю то, что считаю нужным. Мы здесь и сейчас, так получилось. Это объективная реальность и в этой реальности я нахожусь рядом с тобой и хочу помочь тебе… — Потому что тут все равно нечего делать, — закончил за нее Ренфилд. — Ты поддаешься на его провокацию, хотя можешь уйти. Нам не обязательно видеть друг друга, общаться друг с другом. Замок большой, пленники — одиночки. — Ты дурак, — Люси разозлилась и ткнула в него пальцем. — Бестолочь. И ты не прав. — Нет, я прав. Признай это, — Ренфилд посмотрел на ее палец, который все еще утыкался ему в грудь и слегка улыбнулся, сам не понимая, почему. — Нет, ты не прав, — она убрала палец и фыркнула, втайне радуясь его улыбке. — Ты не прав, потому что… потому что… — Ну? Почему же? Ренфилд смотрел на нее с ухмылкой, но Люси впервые за все время знакомства видела искорки в его глазах. Маленькие, несмелые, пробивающиеся к жизни искорки-смешинки. Она улыбнулась, не удержалась и погладила его по щеке. И все испортила. Он отпрянул и отвернулся, процедив сквозь зубы: — Не надо меня жалеть. — Я тебя не жалею, — сказала она, глядя на его затылок. — А что ты делаешь? — Ренфилд резко повернулся к ней. Взгляд его был тяжелым, но не злым. — Что? Занимаешься благотворительностью не из жалости, а из каких-то других побуждений? — Благотворительностью? — Люси нахмурилась. — Какую чушь ты несешь, Ренфилд. И чем тебе так не угодила жалость? — Не надо унижать меня больше, чем я сам уже унизил. — Я не унижаю тебя. Когда один человек пытается смягчить боль другого, разве это означает, что он хочет его унизить? Ренфилд промолчал. Зачем он ляпнул про жалость? Ах, мы гордые, не нужна нам ваша жалость. Черта с два. Нужна, и еще как. И гордости никакой нет, так, фантомные боли… — Я скажу тебе, почему ты не прав. То есть, — Люси вздохнула, набираясь смелости. — Может быть ты и прав. И все так, как ты говоришь. Но даже в клетке у человека есть свобода воли. Меня никто не принуждает быть здесь, с тобой. Сначала мне было страшно в этом замке и хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, пусть даже ты. — Она заметила, как Ренфилд ссутулился от этих слов, но продолжила: — Даже ты, из-за которого мы все оказались здесь. Но сейчас всё не так. Я хочу помочь тебе. Я хочу быть рядом. Всё. Она это сказала. — Почему? — Ренфилд решился на этот вопрос, не ожидая ответа. Он даже не хотел, чтобы она отвечала, но все равно спросил. А она ответила, слегка наклонив голову: — Ты интересный. — Интересный? — Он округлил глаза и едва не поперхнулся этим словом. Люси почти сердито скрестила руки на груди. — Ты мне нравишься, доволен? — Она отвернулась от него и отошла к столику. — Почему? — Ренфилд снова задал этот вопрос, чувствуя себя полным идиотом. Люси едва не застонала вслух и резко обернулась. — Ты что, издеваешься? — она пошла в наступление. — Граф говорил, что ты по мне сохнешь. Почему? Ты меня совсем не знаешь. Картинка красивая? Образ придумал? Не боишься, что разочарую? Ренфилд оторопел. Но в то же время он чувствовал, как от всех этих разговоров, от энергии Люси, от ее сверкающих глаз, он словно заражается жизнью — заново. — Зато ты меня прекрасно знаешь. Я — психованный наркоман. Думаешь, я изменюсь, сделаюсь лучше, красивее, веселее? — Ничего я не думаю. Может, мне нравятся психованные наркоманы, откуда ты знаешь, что это не так? — Если так, тогда мне лучше срочно раздобыть дозу. — Не смешно. — Люси отвернулась от него, обнимая себя за плечи. Ренфилд мысленно выругался, подошел к ней и встал позади. Близко-близко. — Прости, — тихо произнес он. — Я… — он не знал, что еще сказать, и, наконец, решился прикоснуться к Люси. Положив свои ладони поверх ее, он прикрыл глаза. Страха, что она оттолкнет его, уже не было. Он еще не успел привыкнуть к этому новому чувству, как Люси прислонилась к нему спиной и оперлась затылком о его плечо. Они молчали, думая каждый о своем, но оба ощущали тепло и хрупкость момента. Момента, который нарушила внезапно открывшаяся дверь. — Наконец-то я тебя нашла! — воскликнула Мина, бесцеремонно врываясь в комнату. * * * Мина вышла из кабинета и почти побежала по коридору. Да что он себе позволяет! Красивая она, видите ли! Сам такой! Красивый… Она остановилась и, тяжело дыша, прислонилась к стене спиной и ладонями. Красивый… Закрыла глаза, вспоминая его точеный профиль. Развернулась и уткнулась в стену лбом. А ведь он так и не ответил, зачем она ему нужна. Наверняка сам не знает, что теперь с ней делать. Отпустить не может, взять — тоже. А, почему, собственно, он не может ее взять? Мина слегка стукнулась лбом о стену. Господи, о чем она думает?.. Рехнулась совсем. За пару суток рехнулась. Чертов замок, чертов Дракула! Она понеслась вперед, наугад открывая все двери. Ей нужно было срочно найти Люси, высказаться, выплеснуть всё это из себя — смятение, сомнения, страх и сладкое томление — выплеснуть в словах, а потом подумать. И послушать Люси. И… Да она просто бежит, только бы бежать. Но ведь отсюда никуда не убежишь. Так же, как и от себя. Мина дернула очередную дверь. — Наконец-то я тебя нашла! — облегченно воскликнула она и, лишь войдя в комнату, заметила, что Люси не одна. — Привет, Ренфилд, — с кислой улыбкой произнесла Мина. Ренфилд отшатнулся от Люси сразу же, как только распахнулась дверь. Но, увидев, что Люси едва не падает, подскочил обратно, удерживая ее. На приветствие Мины он не обратил внимания, потому что как раз в этот момент Люси повернулась в его руках и улыбнулась так нежно, что у него закружилась голова. Мина слегка нахмурилась, не совсем понимая, что тут происходит. Люси тоже рехнулась? Так быстро? Может, это эпидемия? — Я пойду, — тихо произнесла Люси, глядя на Ренфилда. Он кивнул и отпустил ее, немного отрешенно наблюдая за тем, как она поздоровалась с Миной, как они вдвоем пошли к выходу, и Люси не обернулась, зато обернулась Мина и странно на него посмотрела… Когда дверь за ними закрылась, Ренфилд вышел из оцепенения, взъерошил волосы рукой и подошел к окну. В голове было пусто, на душе немного тревожно. Он почувствовал, что ему чего-то не хватает. Дозы. Да, черт побери, дозы. Осознание этого факта почему-то неприятно шарахнуло по голове, хотя желание не было удивительным, непривычным или неожиданным. Ренфилду сделалось тошно. Тревога не отступала, и ее хотелось удушить, а он не знал другого способа. Дозы. Всего чуть-чуть, чтобы убрать эту чертову тревогу, неясную, смутную, может быть даже приятную, но такую раздражающую. Он не знал, куда себя деть. Чем больше он об этом думал, тем больше хотелось найти шприц и всадить в руку иглу. Дозы. Ренфилд посмотрел на свои вены так, словно именно они были во всем виноваты. Он провел ногтями по внутренней стороне предплечья, оставляя белые дорожки, и застыл в ожидании момента, когда они покраснеют. На пару минут ощущение тревоги притупилось, а потом возобновилось, набирая силу. Это никогда не кончится. Никогда. Ренфилд сполз по стенке на пол, прижал колени к груди и зажмурился. Хотелось кричать, проклинать себя, весь мир, Бога, в которого он давно перестал верить, Люси, которая почему-то верила в то, что он, Ренфилд, может справиться с самим собой, Дракулу, который казался ему кукловодом… Затопить их всех своим криком, своим отчаянием, своей болью, очнуться в пустоте и от пустоты умереть… Это никогда не кончится. Никогда.