Я - чистилище

В прошлый раз в Эшенвуд они попали по реке, но теперь, по причине, которую Фарлонг уже забыла и которая, в любом случае, должна была быть крайне глупой, они шли пешком. Как говорил Окку, они приближались к его кургану. Король-медведь стал беспокойным, и еще больше беспокойства и глухого, злого раздражения проявил, когда Фарлонг, изучая карту местности, заботливо прихваченную Сафией из Академии, решила остановиться в небольшом городочке. Еще подивилась, что он так далеко от Мулсантира, который считала последним оплотом цивилизации в этих краях. Что не было далеко от правды, учитывая, что выбирать приходилось между Затопленным городом, Эшенвудом, Колодцами Люру и прочими обиталищами нечисти и духов. Городок был помечен крестиком и даже не имел названия. Почему его основали за Курганом Окку, в месте страшном и почетном (если она правильно начала понимать здешнюю культуру), было непонятно и странно. Дорог к городу не вело — даже черточки не было проведено на карте, которая бы обозначила торговую тропку от Мулсантира к этой таинственной деревне-городу. Ганн странно улыбнулся, высокомерно вскинув голову и протянув: - Если хочешь что-то знать, иногда достаточно спросить. Впрочем, только иногда. Сола закусила губу, радуясь, что у нее появился повод заговорить с ним. Он и так-то был недосягаем обычно, а после ее решения стал так же раздражителен, как и Окку. - Тогда я с радостью спрошу. Не мог бы ты быть так добр, и рассказать что-нибудь об этом месте? Ведьмак обаятельно поморщился, скривив полные губы в странной гримасе. Но ответил на вопрос. Причем у нее сложилось такое впечатление, что он просто находится мыслями в другом месте и не очень настроен тянуть из нее жилы своими словесными играми: - Твой подлизывающийся тон отвратителен, Фарлонг. Тебе нужно больше практики. Но раз ты спрашиваешь, я скажу тебе... что-нибудь. Это место когда-то давно состояло из всего одной усадьбы, но огромной — три этажа, широкая площадь, несколько помещений для обслуживания и пара домов на территории. Хатран заняли ее, чтобы содержать там людей, склонных к магии, но не сумевших... раскрыться сестрам. Сумасшедших, проще говоря. Позже туда отправили и простых болезных, сошедших с ума вполне обычным, мирским путем. За некоторыми из них последовали родственники. Усадьба разрасталась. Этих людей было удобно сплавлять с глаз долой и удобно было посылать юных хатран для практики. Постепенно такому количеству народа потребовалось обслуживание. Сейчас город — это один сумасшедший дом, с собственным производством. В городе живет семья, которая пошла из клана кузнецов. Кузнец, два его помощника, жена, двое детишек. Есть дом, в котором живет тирранец. Не самое распространенное верование в наших краях, но он разрешает пользоваться частью его дома как приходом. Что не пользуется популярностью, ведь в усадьбе есть капелла Келемвора. Три дома, в которых живут старые хатран, решившие закончить там свои дни. Всю еду город производит сам, в большинстве своем. Так что у них есть пекарь с семьей. Берсерки Темной воды — клан, так и не набравший силы. Состоит из пяти человек. Их шаман уже пару десятилетий как при смерти. Все никак не покинет нас, упрямый дух. Любит ворчать и тыкать клюкой в прохожих. По улицам свободно расхаживают телторы... там им раздолье. Даром что Курган был рядом и они не часто смелели... Окку перебил его, раздраженно рыкнув: - Больные дети! Шаман неопределенно махнул рукой, странно, криво усмехнувшись: - Да-да, папаша. Заодно и посмотрим, как там все без тебя рядом. Окку только фыркнул, засеменив к ручью и явно игнорируя Солу, которая только больше запуталась от полученной информации. Городок действительно впечатлял какой-то... угрюмостью, что ли? А может быть такое впечатление складывалось из-за пасмурной погоды и от того, что она теперь знала историю этого места. Ну, как знала? Ей скормили пару фактов, выданных зловещим тоном. Умеет же заинтриговать, ведьмина душонка! Народу здесь было действительно мало. Ганн сразу повел их к двухэтажному зданию, которое обнаружилось за холмом. Вот что было примечательным здесь — только в центре улочки были мощены бревнами. В остальном же — тропинки, раскисшие от тумана и редкого снега, холмы да палисадники. Выглядело, как едва обжитая дикая местность, а не как деревня, давно превратившаяся в город. Фарлонг знала каково это — выживать в неприветливой, грубой местности. От того жители и упали в ее глазах. Когда живешь в таких условиях община очень важна! Нельзя же всю жизнь по грязи сапогами хлюпать, можно же и сделать для себя что-нибудь. Дом берсерков встретил их тишиной. На крылечке дремал древний старик, как кукла укутанный в шкуры по самый нос. Его сухонькие ручонки крепко вцепились в старую клюку, а из ушей вился завитками легкий дымок. Сола вытаращила на это глаза, но Ганн лишь сухо усмехнулся, заткнув ухо старика пальцем. Спустя пару секунд тот закашлялся, выпучил глаза и сварливо разразился бранью на языке рашеми. Ганн наклонился к живой мумии так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и проорал: - Здрави буди, отец Всеволод! - Иди в жопу, синюшный! - Свой посыл старик подтвердил ударом клюкой по макушке ведьмака. Сола зажала раскрывшийся рот ладонью, разрываясь между желанием хихикнуть, и откровенным ужасом. Ганн же, выпрямившись и морщась потер голову, рассматривая ссохшегося мужчину, злобно пялящегося на них из глубин многочисленных шуб. За их спинами раздался суровый женский голос: - Кто мне тут деда шугает? Мы его едва заткнули с утра! Ганн повернулся, нацепив на лицо потрясающе приветливую, привлекательную улыбку: - Агафья! Ты только молодеешь с годами! - А ты только языком шустрее чешешь. Поговори еще и я найду, куда его применить. Женщина, в которой могли с комфортом разместиться две Каэлин, ткнула в Ганна массивным пальцем. Нет, она не была толстой, просто... большой! Даже Ганн, поразительно высокий на вкус Солы, доставал этой женщине только до носа своей макушкой. Трудно было сказать, сколько женщине лет, но она... носила доспех из кожи и шкур, причем так, как иные люди носят летние наряды — объемная, как две человеческие головы грудь почти не была скрыта, и казалось, что от молочно белой кожи исходит пар. Сапоги ее были высокими, шерстяные чулки еще выше, а вот меховая юбка коротка — упругие, сильные, белые бедра тоже пылали жаром и, кажется, даже были покрыты испариной. Плечи ее укутывала небрежно перехваченная брошью накидка, так и норовя открыть непогоде полуобнаженные руки. Ганн же, словно радуясь угрозе, вздернул бровь и высунул язык, кажется даже почти изобразив недвусмысленный жест, но при этом умудрившись не зайти так далеко: вроде как нервно облизнулся с улыбкой. А потом вызвал у застывшей Солы еще больше ужаса: широко раскрыл руки и обнял Агафью, с глухим плюхом уронив лицо прямо в эту пышущую, молочную, щедрую мягкость, что предлагало декольте берсеркерши. Женщина взревела, схватив его за шиворот и вздернув в воздух: - Совсем ополоумел, мальчишка! Ганн только счастливо рассмеялся. Учитывая его полувисячее положение, выглядел он как ребенок. Учитывая угрюмость места, сварливый, скрипучий мат из кресла и странную женщину, будто вышедшую из страшной сказки, смех этот, детский и игривый, был настолько неуместным и даже жутким, что нервы Солы сдали: - Ганн! Ну что ты делаешь? Извините! Я... меня зовут Сола Фарлонг! Мы несколько дней в пути, нас потрепало и нам нужен был отдых. Да и запасы кончились. Ганн сказал, что здесь есть городок... Агафья, так и не поставившая ведьмака, держащая здоровенного мужика на весу так, словно это было ничто, слушала ее с непроницаемым выражением лица. Только в конце на лице этом, то ли действительно красивом, то ли... очень бросающемся в глаза своим наличием, мелькнуло удивление: - Ганн сказал? Сам? Ведьмак обиженно скрестил руки на груди: - Ничего подобного. Сама нашла крестик на карте и сама сюда потащилась. - А ты чего пошел? Ты с ней что ли? Даже так?.. Женщина даже поставила его на землю от удивления. Ганн хмуро кивнул: - Даже так. Вроде как. Не знаю. Я... поклялся защищать ее. - Боги мои, да от чего? Ведьмак стрельнул в хозяйку шальным взглядом: - Все норовишь влезть в дела шамана? Такая же любопытная, ветреная хохотушка, как и раньше. Признай, тебе просто нравится, когда я тебя спасаю, девочка моя! Удивительно, но на бледных щеках женщины расцвел яркий, смущенный румянец. Все, что она смогла выдавить из себя было: - Закрой рот, змееныш. Пойду, приготовлю вам комнату. Веди девушек в горницу — замерзнут. Больно тощих набрал. После этих слов она как-то неловко, как-то робко, смущенно, бочком сделала пару шагов к Окку и низко склонилась: - Здрави буди, Отец! Как мне тебя ублажить? Какую горницу тебе приготовить? Какую дичь к столу подать? Окку, как ни странно, воспринял такое подобострастие как должное. Его голос был спокоен, когда он ответил: - Спасибо за заботу, хозяйка. Я останусь со всеми. Ты доброе дитя — живи с миром. И с этими словами приподнял лапу, словно благословляя женщину, после чего протопал в дом. Наверное именно баня и смена грязной, тяжелой одежды сослужили свою службу — Соле заметно полегчало, и даже окружение этого странного поселения перестало пугать. Величественные хвойные, а так же голые по зиме лиственные деревья и кусты стали казаться романтично-грустными, снег казался белее и пушистее, а общая тишина завораживала и успокаивала. Агафья отослала всех из кухни, заявив, что для Отца Окку и Ганнаева она будет готовить сама. Три берсерка, которые, по словам Ганна должны были проживать в этом доме с Агафьей и шаманом Всеволодом, были в патруле и на охоте. Каэлин, уж насколько надежным во всех смыслах и абсолютно не эгоистичным созданием была, всегда обладала одной единственной личной особенностью. Этакой приземленной, домашней, очеловечивающей ее: девушка редко, но очень подолгу мылась. Сола наблюдала за частью процесса в общей купальне — тело полунебесной не требовало критического ухода, было очень красивым и всегда чистым, всегда приятно пахло, а кожа была похожа на шелк. Ей достаточно было просто провести мыльной ладонью и ополоснуться водой. Но вот перья на крыльях она чистила и мыла тщательно, каждое перышко в отдельности, особенно заботясь о подперье. Мило, трогательно, очень по-девичьи и безумно, безмерно долго. Вот и сейчас их крылатая напарница застряла в бане на неопределенный срок. Сафия уже успела закончить омовение и теперь сортировала рюкзак и собранные травы и ингридиенты. Удивительная женщина, которая не прекращала работать даже в такие моменты. Что ж, возможно это было ее версией отдыха. Где был Ганн Сола не знала, а уточнять у задремавшего около печи Окку не стала. Король и Бог выглядел тоже по-домашнему мило. Сола вышла в город сама, намереваясь коротко прогуляться, осмотреться, подышать свежим воздухом, а потом вернуться. Воздух этой страны ей помогал. Морозно свежий, он отгонял привкус крови, который, казалось, теперь поселился у нее в горле навсегда. Навязчивый знак того, что с хохотушкой Солой что-то случилось, что-то не в порядке. Эх, боги... Гуляя, и пытаясь прогнать грусть, то ли возникшую саму по себе, то ли навеянную этим местом, она забрела к кованным воротам, которые преграждали вход на территорию усадьбы, видневшейся вдалеке на холме. Старинное каменное строение было прекрасным, красивым, крепким, хоть и странно хмурым. Словно этот дом был создан для строгости и сдержанности, а не для уюта, смеха большой семьи и суеты доброй прислуги. Фарлонг пялилась на дом, обхватив ладонями узорчатые решетки и слегка приоткрыв рот — как любопытный ребенок. Легкий, шаркающий шорох за спиной заставил ее резко развернуться, и она оказалась лицом к маске с худой и стройной хатран. Судя по седине в ее волосах, женщина была в определенном возрасте, но больше о ней почти ничего нельзя было сказать. Выражение лица прятала маска, а движения ее тела были сдержанными и не читаемыми. За ее спиной, держась за руки парами выстроились шестеро детишек. Все в одинаковой одежде, они пусто и молча смотрели на незнакомку, не выказывая ни капли детского любопытства. Они подошли совершенно бесшумно! Шокированная Сола поглядела в прорези для маски и не нашла ничего лучше, как поклониться. Нарушить тишину звуками приветствия она почему-то постеснялась. Хатран произвела неопределенный жест рукой, и дети поклонились Соле в ответ. Сама хатран этого делать не стала, отперев ворота массивным ключом. Колония детей промаршировала мило, так и не нарушив тишины. Соле казалось, что хатран сверлит ее взглядом, но наверняка сказать нельзя было. Когда все дети прошли ворота они, словно по безмолвной команде, опять остановились, все так же держась за руки по парам. Хатран потянулась рукой к створке, намереваясь закрыть ворота за собой. И тут Солу будто ударило под дых — одна из девочек! Сола знала одного из этих детей! - Елена! Девочка вздрогнула, слегка повернув голову, но не глядя прямо на Солу. Но на то Фарлонг и была собой, чтобы проявлять упрямство: - Елена, ты помнишь меня?! Я Фарлонг, иноземка, которая посоветовала тебе искать брата. Ты нашла его? Хатран несколько секунд смотрела на Солу замерев, а потом элегантно и спокойно повернулась к детям, и ее голос глухо раздался из-под маски: - Елена, подойди и поговори со своей знакомой. Девочка послушно отпустила руку мальчика, с которым шла и присоединилась к двум взрослым, глядя в землю. Ее облик сильно изменился, и ведь даже никакой магии не понадобилось. Сола помнила ее, как ангелоподобную, живую, очаровательно растрепанную девочку со светлыми волосами и светящимися жизнью синими глазами. Сейчас ее одежда была аккуратна и строга, вышивка у ворота, на манжетах, по подолу и узоры на кушаке, все то, что было так модно среди взрослых в этой стране, не шли ей, делали ее как-то старше и серее. Ее буйные светлые кудри были жестоко затянуты в две толстые косы, а розовые губки не улыбались. Девочка молчала. Сола присела на корточки, как тогда, когда они встретились в первый раз, и начала снова: - Елена, ты помнишь меня? Я... Девочка внезапно, резко подняла голову, посмотрев Фарлонг прямо в глаза и прошипела: - Ненавижу тебя! И сорвалась с места, убегая в сторону усадьбы. Спустя секунду произошло одновременно еще два события — мальчик, с которым шла Елена, быстро глянув на хатран, побежал следом, а сама хатран глухо и предостерегающе крикнула: - Елена! Поняв, что оклик не остановит ребенка, ведьма резко повернула скрытое лицо в сторону Солы: - Не возвращайся сюда, чужеземка. Не приходи! Толкнув Солу в грудь, она резко перехватила створку все еще открытых ворот, и с явно видным раздражением, резко повернула ключ. Темные юбки, с красивой серебряной вышивкой по подолу, раздраженно вились у ее ног, когда та резко, размашисто зашагала к усадьбе, не обращая внимания на то, что детям трудно поспевать за ее длинноногими шагами. Впрочем, малыши не произнесли ни единой жалобы. Сола так и смотрела на ворота, когда рядом, то ли из воздуха, то ли из снега, материализовался силуэт телтора в виде волка, который произнес непривычно монотонным голосом Ганна: - Возвращайся. Немедленно. Возвращайся. Немедленно. Возвращайся. Немедленно. Возвращайся... - Да иду я! Иду! - … Немедленно. Возвращайся. Немедленно...