***
Всё, чего мог коснуться взгляд, приняло оттенок серости и нагруженности, несмотря на то, что стемнело уже давно и, казалось бы, больше уже некуда. Складывалось ощущение, что ещё немного, и с темнеющего над головой гиганта вот-вот пойдёт снег. Белая створка окна издала щелчок под моей ладонью. Я приоткрыла окно, впуская пропитанный морозом уличный воздух в тёплые, уютные стены квартиры. Когда-то очень давно это стало моим ежедневным ритуалом, к которому приучила меня Кейт, а теперь - я даже и не могу представить, что когда-то вела себя иначе. Открытие окна по прибытию домой являлось, наверное, моей самой старой, уже закоренелой привычкой, за которую теперь я часто получала укорительные взгляды от Аны, так как зайти в комнату девушка могла лишь предварительно обернувшись в комок шарфа и длинные гольфы. Она слишком любила тепло, и практически до самого лета предпочитала носить плащи и высокую обувь. А я всей душой боготворила не только свежий воздух, но и богатые звуки города. Эти полифонические сигналы машин, уверенный стук каблуков или тихое шарканье старых кожаных ботинок мужчин в почтительном возрасте, медленно передвигающихся вдоль аллей, с каким-то только им известным опытом и мудростью на лице провожающих торопливых прохожих. На небольшом кухонном столе Эндрю красовались аккуратные фарфоровые чашечки с узорами. Они давно были запримечены мною, и именно сегодня пришло их время. Настал их день. Довольная, как ребёнок ожидающая реакции на мою тщательную и необычную сервировку, я осторожно раскладывала очередные вкусности, припасенные мужчиной, в прозрачную стеклянную корзинку. Факт того, что точно такая же корзинка стояла когда-то на кухне моих родителей, забавлял и непременно отсылал к мыслям о доме. Она казалась мне бессмертным символом нашей семьи, так как лишь неизвестным чудом оставалась невредимой после множества пережитых падений на пол. Сегодня меня явно тянуло на воспоминания... Только сегодня? Отправила сама себе вопрос я, и слегка усмехнулась. Кажется, мне стоило бы чаще общаться со своими родными, а не закрываться от них. Ведь они даже не знают о моих переменах в жизни. Ничего не знают, кроме того, что я живу в Лондоне и работаю в студии. Какая-то странная ностальгическая, но при этом тёплая тоска по дому закралась в душу. Возможно, виной всему этот особый период между осенью и зимой, приносящий с собой что-то из прошлого, из раза в раз напоминающий о том, как быстро течёт время и что всему свойственно заканчиваться. К несомненной радости - не только заканчиваться, но и идти вперёд. Движение жизни скрывается во всех этих мелочах, порой так внезапно выдергивающих нас из собственного замкнутого круга мыслей. Несмотря на течение жизни и быстрый ход, который не всегда нам заметен, прошлое никогда не остаётся только в прошлом. Оно формирует тебя, напоминает о себе в удобных и неудобных случаях, а иногда преследует, превращаясь во что-то затягивающее, из чего выбраться становится невозможно. Из комнаты раздаётся радостный голос Эндрю, который всё ещё заинтересованно и возбуждено разговаривает по телефону, и я почему-то улыбаюсь, как-то совсем неосознанно ощущая себя дома, до конца не отдавая себе отчета, что я привыкла к этому человеку. Слишком быстро и, кажется, неисправимо. Что было между нами? Кто мы друг другу? Этим вопросом я задавалась постоянно, но так и не могла осмелиться сделать выводы. Да, мы часто находились вместе, нам было хорошо друг с другом, но ни я, ни Эндрю никогда не поднимали тему того, что дальше, или того, что происходит сейчас. Я просто наслаждалась этим уютом и душевной близостью, не выходящей за рамки поцелуев, какой-то почти платонической любовью. Ведь всё, что было до, казалось мне каким-то смутным подобием жизни, пьяным бредом или сном, который продолжался несколько лет. Хотя когда-то мне так не казалось. До того, как Фоллс поднял на меня руку. После этих воспоминаний, которые уже совсем затерялись под сладкой негой моей детской влюбленности в Скотта, в груди что-то неприятно заныло. Эта черта была не самой приятной частью личности - я словно мазохист заставляла себя вновь оказываться в прошлом, в его самых тёмных и жутких уголках, и переживать всё так, словно находилась в нём сейчас. Мысли о Джастине не могли покинуть меня ни под каким предлогом. И это начинало настораживать. Чувство беспокойства и непонимания вновь и вновь возникали где-то в неугомонном сердце, прогрызая там ноющую дыру. Злость на него всё ещё наполняла меня, но после того, что было сегодня, меня преследовало устойчивое ощущение, что я должна была что-то сделать. Совсем мне непонятное, неуловимое, но несомненно важное, иначе может произойти то, о чём никто даже не мог догадываться. Все эти зарождающиеся маниакальные размышления были единственным пунктом из происходящих со мной событий, о котором я не могла спокойно поделиться с Эндрю. Но я чувствовала в этом нужду. Ощущала, что мне не хватает честности, чтобы признаться ему во всём. Где-то в глубине души мне хотелось искренне поделиться, рассказать о своих переживаниях, непонятных чувствах, но одновременно с этим вторая половина меня хотела просто удалить это имя из наших диалогов, чтобы не давать повода для... Для чего? – Это же Эндрю. Он не будет делать выводов, он всегда внимателен и терпелив. Я должна рассказать ему... – шептала куда-то себе под нос я, прикусив губу и звонко постукивая ногтем по толстому краю вазочки. Да, нужно пересилить себя и свои страхи, иначе чувство недоговоренности полностью поглотит меня. "Но что, если..." – по этой тонкой грани я ходила туда-сюда в поисках ответа, пока окончательно не запуталась и не опрокинула чашку со сливками, содержимое которой тут же оказалось на моем платье. Наблюдая за тем, как белая, плотная жидкость впитывается в фактурную ткань моего платья, я тихонько смеялась над собственной привычкой во что-то вляпываться. В этот раз не просто фигурально. — Спасибо, что не на пол, — шутливо протянула я, отправившись исправлять ситуацию в ванную. Простая вода из крана, как можно было догадаться, мне в этом не сильно помогла. Бросив это дело, я принялась за поиски стирального порошка или пятновыводителя, который можно было нанести на пятно, иначе был шанс, что платье отправится на тряпки раньше, чем я ожидала. Прохладные струи уже неприятно сочились мне на ноги, касаясь нежной кожи бедер, и я буквально съёжилась, пытаясь максимально отлепить ткань от своего тела, при этом крутясь вокруг себя в поиске заветного средства. — У тебя всё в порядке? — аккуратный стук раздаётся за дверью, которая даже не была полностью закрыта. — Я могу зайти? — Да, конечно. Если не боишься увидеть мокрую курицу, — отвечала я, присев на краешек ванной и невинно глядя на появившегося в дверях брюнета. Его озадаченный ситуацией вид рассмешил меня, и я снова начала безудержно смеяться, вызывая ответную улыбку на лице Эндрю, который пытался вникнуть в очередное происшествие в его доме, связанное со мной. — Решила устроить стирку? — Как истинная хозяйка перед этим перевернув на себя чашку со сливками, — добавила я к его словам, поджимая губы и слегка хмурясь, ощущая, как вода теперь намочила и моё бельё. Но чувство усталости за день так внезапно навалилось всей своей тяжестью, что предпринимать что-то решительно не хотелось. — Иди сюда, — мягко, но настойчиво произнес Эндрю, протягивая мне руку и поднимая с ванны, на которой я так уютно примостилась. — Снимай его. Продолжил он так же уверенно, словно уже совсем привык к моим причудам, направляясь в сторону стиральной машинки. Я вопросительно смотрела на него, пытаясь найти все ответы на мои маленькие вопросы в его карих глазах. Он снова казался спокойным, уверенным, непоколебимым, и мне нравилось это чувствовать. Спокойствие, внутреннюю силу, безграничную уверенность. Хотелось что-то сказать, спросить, доля смущения не давала мне свободы делать то, на что подбивало моё сознание и Эндрю. Но под этим прямым, внимательным взглядом мои мнимые рамки всегда трещали по швам. Мужчина наклоняется вниз, открывая свой ящик с чистыми футболками, по всей видимости, предоставляя мне замену платью. Я молча и, кажется, не дыша, тянусь к краю платья и практически за секунду стягиваю его с себя, ощущая, как кожа начинает покалывать от прохлады и возбуждения, которое внезапно овладело мною. Был в этом какой-то азарт, чувство игры, приятного напряжения всех нервных окончаний... Мурашки скользнули по рукам и скрылись на кончиках пальцев. Я стояла в одном белье из гладкого, чёрного сатина, которое совсем недавно приобрела по случайному стечению обстоятельств и уговорам Анастейши. Полусырое платье всё ещё находилось в руках, и я чувствовала тяжесть воды, пропитавшей его практически наполовину. Возможно, если бы я сохранила здравый рассудок или какие-то рамки былого приличия, мне стоило хотя бы прикрыть себя в ожидании каких-то действий от парня. Наверное, возможно, может быть... Но я не сделала это, теперь поймав пристальное, поглощающее внимание глаз, остановившихся на мне. И мне это нравилось. Всё это длилось не более нескольких секунд, однако казалось, что я прикована здесь вечность взглядом темно-карих глаз, даже не ощущая холода. — Спасибо, — как-то тонко, но сохраняя образ непоколебимости произнесла я, протянув мужчине платье. Конечно, выглядело это немного неуклюже и наиграно, и кто, как не Эндрю, смог заметить это. — Пожалуйста, — ответил он, кладя мокрую вещь поверх стиральной машинки, в другой руке всё ещё держа футболку. Кажется, ту самую, в которой я когда-то ночевала здесь впервые. — Даниэль. — Эндрю, я... Мне кажется... — вслед за ним произнесла я совсем запнувшись, чувствуя, что теряю связь с реальностью и уже ощущая, что мы делаем шаги навстречу друг к другу, сократив расстояние на предельно близкое. Крепкие, нежные руки жарко обвивают талию, всю меня, заключая в кольцо порывистых объятий. Моя ладонь крепко упирается в рельеф живота, под плотной футболкой изучая до безумия приятные очертания фигуры. Губы невольно касаются шеи, белой и прохладной, запечатлевая на ней короткие поцелуи. Я чувствую пульсацию вен прямо под тонкой кожей и томное дыхание, которое опаляет мою макушку, лицо, губы... Он словно в темноте исследует территорию в поисках чего-то важного, и наконец находит, обжигая взволнованным выдохом. Как давно я не ощущала этого. Эндрю на секунду теряется, разрываясь между моим лицом, волосами, шеей и ключицами. Поцелуи покрывают их, а руки крепко держат мою талию, перемещаются к плечам, цепко и осторожно обхватывая их, и я повторяю за ним, сминая мягкую кожу его спины и плеч. До жути приятно и нервно... Пальцы сводит дрожью, когда они опускаются к замку его узких брюк, и Эндрю разрывает горячий, мокрый поцелуй, упираясь взглядом исподлобья в меня. Глаза в глаза, зрачки расширены. Я улыбаюсь и неосознанно смеюсь, томительно всматриваясь в пелену знакомых и изученных до мелочей глаз с маленькими морщинками усталости вокруг них. Мужчина слишком взволнован, чтобы вести со мной разговоры, точно также, как и я, но я понимаю этот взгляд, на который незамедлительно даю ответ. Он буквально вырывается изнутри, в жизни выражаясь понятным лишь нам двоим кивком. Да, Эндрю, да... Скотт перехватывает мою холодную, ещё влажную от стирки руку, лежащую на его поясе, сжимая пальцы кольцом на моем запястье. Он открывает дверь и тянет меня за собой, и я иду за ним по уже изученному полуосвещенному коридору, что ведёт в его спальню, чувствуя себя при этом самой настоящей школьницей. Дыхание сбито, а сердце отбивает уверенную дробь со скоростью света. От напряжения немного звенит в ушах, и всё вокруг кажется каким-то нереальным. Когда Эндрю останавливается прямо перед своей кроватью и поворачивается ко мне лицом, я наклоняюсь к нему и заботливо целую в плечо, вдыхая сводящий с ума лёгкий запах парфюма и тела, которым пропиталась его футболка. За плечом следует ключица. Медленно, томительно, нежно, преодолевая всю нашу неловкость, некоторую растерянность, вызванную перемещением в его спальню, бледно подсвеченную лишь иллюминацией города. Я чувствую в себе небывалую смелость и одновременную дрожь в коленках. Слегка поддаваясь назад под моей минутой безграничной трепетности, он садится на край постели, которая прогибается под его весом. Сильные руки буквально впечатываются в рёбра и тянут меня на себя, вырывая скомканный вздох из груди. Я оказываюсь сидя на нём сверху, поджав ноги под себя, а матрас мягко вдавливается вниз ещё глубже. Чувствую, что улыбка скользит по лицу, но ничего не могу с этим сделать. Мужские пальцы игриво пробираются под бюстгальтер, аккуратно опуская бретели. Так аккуратно, что я практически не чувствую прикосновений Эндрю. Но когда они также невероятно чувствительно касаются груди, я вздрагиваю, а мурашки охватывают всё тело, разливаясь волной истомы по всему организму. Он наклонятся ближе, и я чувствую, как кожа буквально вспыхивает пожаром. Влажные, уже более напористые поцелуи, а следом страстные, аккуратные укусы, после которых я уже не в силах сдерживать эмоций, вызывают сдавленный стон, и я вжимаюсь ещё сильнее в Скотта ладонями, бёдрами, чувствуя его напряжение под собой. Такое желанное и одурманивающее. Я толкаю Эндрю вперёд, укладывая на кровать. Волосы на его голове слегка распушились, чёрные пряди красиво спадали на лоб. Да, он был безумно красив в эту секунду. Несколько коротких мгновений я разглядываю его полуоткрытые губы, широко открытые глаза, вздымающуюся от тяжёлого дыхания грудь. Провожу по животу рукой, отчего он рефлекторно вздрагивает, но я не останавливаясь опускаюсь к поясу брюк, вместе с этим стараясь сдержать дрожь, окутавшую всё тело. Тёмные глаза мужчины изучают меня, и я просто не могу разорвать контакта, не могу заставить себя отвести взгляд от него, сидя вот так сверху, полуобнаженная и ощущающая его безумие под своим телом. В карих омутах я вижу что-то дикое, сводящее с ума нас обоих, и практически нереальную попытку сдержать себя хотя бы на какой-то промежуток времени... Моя рука в секунду расправляется с замком брюк. Руки Эндрю как-то беспомощно зависли в воздухе, в ожидании, смятении, страсти, и я уверенно касаюсь его члена сквозь бельё, заставляя мужчину закрыть глаза и тяжело выдохнуть воздух из лёгких. От этой реакции я готова была сойти с ума... Он напрягается и неразборчиво смеётся, по инерции хватаясь за мою руку. — Прости, – почти сквозь зубы проговаривает он. – Я давно не испытывал такого...волнения... Пальцами коснувшись моего лица и скользнув ими по щеке к губам, он скованно, еле заметно улыбается. Я молчу. Лишь тянусь к нему в ответ, прильнув той самой щекой, и целую его в костяшки пальцев, одновременно возобновляя движения и лаская мужчину. Одна мысль о том, что это происходит между нами, делала меня безумной. Резкое движение со стороны Скотта, и я уже оказываюсь под ним, буквально задыхаясь от эмоций. Через секунду оставшееся бельё и его футболка перемещаются куда-то в ненужное пространство комнаты... Казалось, что кислорода просто катастрофически не хватает, сердце пульсировало, шумело в ушах. Я была полностью обнажена, а Эндрю всё ещё в брюках, плотная ткань которых щекотала кожу. Но он напрочь лишил меня возможности дотронуться до него ещё раз, раздеть, ведь знакомые горячие руки вновь исследовали моё тело, заставляя покрываться дрожью и мурашками раз за разом. Они играют со мной, заставляют изнывать от желания ощутить его прикосновения в самом возбужденном месте, когда он водит пальцами по выпирающему тазу и внутренней части бедра. Я прикусываю губу, а влажный поцелуй накрывает их, когда его пальцы касаются моего клитора, и я вскрикиваю, впиваясь ногтями в взлохмаченные волосы Скотта. Этот поцелуй заглушает мой крик, а я прогибаюсь и извиваюсь под мужчиной, не в силах молчать лишь жалобно постанывая. Казалось, вот-вот, и я просто потеряю сознания от недостатка кислорода и головокружения. Наощупь я нахожу его бедра, всеми возможными частями тела стягивая с него оставшуюся одежду. Мгновение. Где-то в пелене творившегося безумия я ловлю взгляд Эндрю. Мы смотрим друг на друга, останавливая и умаляя всё вокруг, весь мир, в котором сейчас есть только мы. Только здесь и сейчас. Он нависает надо мной, наклоняясь к шее, и контрастно невесомо, словно с осторожностью целует, вырисовывая лёгкую дорожку от подбородка к моей груди и животу. Я обхватываю его гладкие плечи, в непроизвольном желании ощутить его ещё ближе притягивая к себе. Искры буквально сыпятся из глаз от зашкаливающих эмоций, когда он входит, и я цепляюсь руками за покрывало. Комнату наполняют сдавленные голоса и стоны. Я чувствую каждую клетку своего тела, чувствую Эндрю. Так близко, так жарко. Щеки пылают огнём, мои руки цепляются за плечи, предплечья, пальцы, снова плечи, шею, пока Скотт уверенным движением не заводит их за голову и не сжимает ладонь на запястьях, блокируя этот непроизвольный танец. Нежность и страсть переплетались здесь, в его комнате, в его сильных руках и чувственных движениях. Ещё сильнее, резче. Скотт обвивает мою талию, стискивает буквально до хруста, приподнимает и прижимает к себе максимально близко, сбитое дыхание соединяется с моим. Каждое движение отдавалось во мне каким-то безумием, сумасшествием. Это было чем-то на грани... Неуловимым чувством безграничности и бесконечности. Любви в каждом вздохе, каждом прикосновении, каждом проникновении. Любви к нему. По-детски преданной и благодарной. Из-за переизбытка эмоций меня словно накрывает волной с ног до головы, тело сводит судорогой, и я зарываюсь лицом в горячую шею Скотта. Не чувствуя сил сдерживаться, я рвано кричу, заполняя этими чувствами всё пространство комнаты, ставшей такой тесной. И сдавленный голос Эндрю вторит моему, заставляя всё вокруг плясать цветными пятнами, и задыхаться, пытаясь оставить всё в памяти. Запечатлеть на всю оставшуюся жизнь то, как его напряженные пальцы расслабляются, сжимая меня в объятиях.***
Проснувшись утром, я не сразу осознаю, что разбудила меня не Ана, а тёплая рука, притянувшая сзади к себе вместе с объёмным, белым одеялом. — С добрым утром, — непривычно сонный, мягкий голос звучит над самым моим ухом. Зажмурив от удовольствия глаза, я тихонько наклоняю голову назад, упираясь теперь затылком куда-то в грудь мужчины. Тело приятно ныло, отсылая к воспоминаниям прошлого вечера. — Доброе утро, — мой голос, тихий и ещё не окрепший, немного дрожит, и это вызывает смешок сначала у Эндрю, потом у меня. — Кажется, мы вчера забыли про чай... – И про сливки. Нотки чего-то детского и проказного так и рвутся наружу, и такой Скотт для меня был чем-то новым и непривычным. Чувствовалось в этом мимолетном, коротком выражении, тоне его голоса какое-то доверие, новый уровень, когда кто-то знакомый становится с тобой самой беззащитной и открытой из своих версий – ребёнком. Когда он не боится показать такого себя тебе. Человек, строго следивший за моим состоянием, дающий мне советы, оберегающий – таким я привыкла видеть его. Но это – совсем новое чувство – обволокло меня теплом и чем-то совсем родным. В утренней, ещё немного сонной атмосфере квартиры раздался звонок телефона Эндрю, уловив который мы посмотрели друг на друга и лениво, будто в последнюю, ускользающую секунду вжались в кровать, вокруг которой картинно и живописно расположились лучи солнца, проглядывающие сквозь полуоткрытые шторы. — Как хорошо, наверное, было жить в каменном веке, – протянул Скотт с явным нежеланием выбираться из-под одеяла, сморщив при этом курносый нос. – Ты так не думаешь? Глаза, насильно скинувшие с себя остатки сна, упирались в мои, а волосы, всем своим видом говорящие о проведённой ночи, непослушно взъерошились, делая Эндрю похожим на подростка, отказывающегося вставать в школу. Я молча тяну к нему руку, не сумев побороть внезапного желания прикоснуться к непослушным прядям. Эндрю одним взглядом следит за моими движениями, приподнимая брови и, кажется, улыбаясь. Неожиданно, его пальцы касаются моего обнажённого бедра, скользят вверх, очерчивая линию ягодиц и талии. Он поднимается и на локтях нависает надо мной, целуя в лоб, а я уже успела в тысячный раз покрыться приятными мурашками. Звонок телефона снова зазвучал в этом тихом омуте чего-то очень странного и ещё непривычного между нами. — Кажется, кому-то очень нужно с тобой поговорить, – отчего-то шепча произношу я. Чувствую, что щеки так и пылают, ощущая на себе пристальное внимание и чувствуя прикосновение рук к максимально чувствительной сейчас коже. Когда Эндрю спустя несколько минут моих уговоров, связанных с пробудившейся женской ответственностью, и наших попыток оторваться друг от друга всё же ушёл от меня по направлению к залу, я с заинтересованностью и ноткой смущения приподняла одеяло, будто сомневаясь в реальности прошлой ночи. Одежды на мне точно не осталось, а значит догадки подтвердились. Ещё большее смущение во мне вызвало то, что окинув взглядом комнату, я увидела свои вещи, в том числе и нижнее бельё, которое в аккуратно сложенном виде лежало на зелёном пуфе Эндрю. "И когда он успел это сделать?" – лишь удивлённо пронеслось в моей голове, пока я, укутавшись в одеяло, не услышала тихие, даже неуверенные шаги по коридору. – Даниэль, – вдруг скованно позвал меня Эндрю, и я напряжённо уставилась в сторону двери, затаив дыхание. – Это Ана, она не смогла до тебя дозвониться... – Ох... Точно. Я забыла включить звук после вашей репетиции вечером. Она меня потеряла? – на последнем слове мой голос дрогнул, словно уже ожидая чего-то совсем иного... – Она... Нет, или да, – замешкался Эндрю, слишком медленно и бесшумно присаживаясь на кровать. Как только я полностью осознала, что что-то произошло, голос Скотта опередил все мои последующие вопросы. – Говорит, чтобы ты срочно приехала домой, – Эндрю закрыл глаза и жестко потёр переносицу пальцами, сдавленно выдохнув. – Джастин... Я с силой смяла одеяло под своими ладонями, впившись глазами в голубую футболку мужчины. Это уже становится похожим на бред... – Он там? – выпалила я почти без какой-либо интонации, чувствуя непонятную дрожь в теле. Именно в это состояние я впадала, когда не могла понять того, что происходит. Когда в голове заканчивались все оправдания и логические объяснения. – Нет, не он. Его отец, – заметно успокоившись, видимо, заметив мою реакцию, Эндрю развернулся ко мне и, наклонившись, накрыл мою ладонь своей, сжимая её пальцами. – Хочешь, я поеду с тобой? И я не знаю, что больше испугало меня - то, что меня ждало дома у Анастейши, или то, что первый раз в жизни я захотела сказать Эндрю "нет"...