A lullaby

Цветок вишни дрожит в ладони так же, как тысячу лет назад? Брат мой, собрать бы крупицы того, что помню: солома крыши, теплая глина камадо*… твой любопытный взгляд… цветок ли вишни, как приносил мне? Дай присмотреться. Горько, увы, но нет. Я улетела в море, я уплыла за звёзды, белой камомэ**, братец… молю, не ищи мой след. *** А было… как было…? легко поднимаю руку, ладонь чашей подаю дождю, и опускаю, ребром обрывая корни. Моли духов, пускай оплачут душу потерянную мою. Лепестки вишни текут под ноги… Не вспомнить горе, всё в сон ушло. Хоть вы, незнакомые, злые боги, помогите тому, кого я люблю! ОН слепнет от яда, от жажды крови, ОН улыбается… но не мне. Дрожащими пальцами касаюсь ЕГО ладони, и лепестки вишни сворачиваются, тают, как капли влаги, как снег в огне. Мне остается корни поджать — ослабшие босые ноги —   от острой боли, и буре дать себя ввысь нести… Пусть будет так. Только, злые, чужие боги, услышьте гибнущую чайку, дайте ЕГО спасти! Безумие стонет воем, гудит пожаром, не остановить поднявшей уже меч руки… Брат мой, обойдемся ли мы рикканом***? Или ты уже взял катану, решив за мной в иной мир идти? Предательство? Ну и что же, для опаленной, утонувшей, в надежде прильнувшей к морскому дну? «Не смотри на меня, Дитя! Ты одной с НИМ крови — взгляд твой так же далек и горек, проникающий в глубину». Осыпается снегом вишня где-то за восходом, далеко в горах, брат сидит на крылечке нока****… «Слышишь? Капля за каплей падает в серый прах». Предательство? Нет! Всё, что угодно, кроме…! Мое сердце наполнено только ИМ. Слова струятся дождем под ноги той… что не отпустит ЕГО живым… Так где же вы, проклятые, злые боги?! За что обрекаете ЕГО прозреть лишь тогда, когда ослабеет чужая воля Отца и, смеясь, бог отступит…? Ничего не останется… Любимый! За тебя бы мне рухнуть в бездну, за тебя бы мне умереть! «Я молю!» — пальцы, дрожа, впиваются в ее ладони, глаза ее внимательны, но пусты, — «Дай ЕМУ шанс! Не боле… я умру и предам… за НЕГО… но сделать это сможешь лишь только ты». *** Цветок ли вишни в моей ладони? Ах, как белая птица казалась себе мудра, она лезвием падала к волнам, смеясь над морем, она любые могла покорить ветра. Она хранила в памяти снег и вишни, солому крыши и маленькое лицо. Но там, где духи мольбы не слышат, она однажды забыла всё. Погибли ветры. Застыло море. И нет корней, чтоб тянуть домой. Лежит на песке, в темноте, и чужие боги посмеялись, позволив ей выбирать самой… Так что же, брат мой, что стало с нами за прошедшую тысячу долгих лет? Я сердце свое обронила в пламя, не жалея, грелась… пока не остался лишь только свет… Ныне проклинаю вас, злые боги, пожалели скиталице новый дом! Зато велика гробница… Пальцы взрывают золу, слипающуюся от крови… тишину здесь боле не нарушит стон… Проклинаю и ее, и себя, предавших и святую любовь, и святое слово, и ЕГО за то, что полюбил, у ее умирая ног! За предательство лишь одна цена… Дай шанс… коснуться руки… не боле… Я за тобой… даже в бездну немого моря… Любимый мой, Саревок… Как разглядеть мне, сакура ли в ладони? Нет, брат мой, пеплом последний стал наш цветок… *** Цветок вишни дрожит в ладони так же, как тысячу лет назад? Брат мой, я ничего не помню: солома крыши, теплая глина камадо… твой любопытный взгляд… Цветок ли вишни, как приносил мне? Дай присмотреться. Горько, увы, но нет. Я улетела в море, я уплыла за звёзды, белой камомэ, братец… молю, пощади свою душу, Йошимо, молю, не ищи мой след…