Ибо крепка, как смерть, любовь.

- … лишить Азриэла Белаква всех его земель и поместий, конфисковать все имущество, снять со всех государственных должностей. Приговор обжалованию не подлежит. На лице мужчины не дрогнул ни единый мускул, он только насмешливо улыбался и смотрел на судью. Это было, пожалуй, меньшее из того, чем он мог заплатить за убийство Колтера. Когда судья поднялся с места и покинул зал суда, раздался шепот людей, перерастающий в громкий шум: неслыханное дело, просто до неприличия огромный скандал! - Что будет с девочкой? – неслышно наклонил голову Азриэл к своему адвокату. – Что будет с ней? - Ее отправят в женский монастырь в Уотлингтоне, - пояснил мужчина, складывая бумаги в потрепанный портфель. – С этим мне ничего не удалось сделать. Она вам не дочь, - при этих словах Азриэл усмехнулся, - и у вас нет теперь ни жилья, ни средств для воспитания племянницы. Там она будет жить, у нее будет кров и пища, при монастыре есть школа, так что… - он развел руками. Азриэл поднялся с места, не обращая внимания на взгляды десятков людей, направленные на него. На себя ему было откровенно наплевать, он-то выкарабкается из любой ситуации, но вот судьба Лиры его волновала – и не очень-то устраивала. - Как это можно решить? – эти слова были обращены уже к Стелмарии, они протискивались сквозь толпу людей, выходя из зала. – Монастырь, как же, - фыркнул он. – Лучшего места для ребенка не придумаешь. - Мы можем… - медленно начала Стелмария, - можем поговорить с Магистром Иордана? - Это мысль, - согласился Азриэл. – Тоже не самое лучшее место, но там она, по крайней мере, будет в большей безопасности. - Ему нужно будет что-то взамен, - сказала Стелмария, когда они вышли на свежий воздух. – И что-то очень ценное. А денег у нас нет. Азриэл понял, что имеет в виду Стелмария. У них нет иного выхода – придется отдать алетиометр. Он достался Азриэлу по наследству от отца, который всю жизнь увлекался изучением прибора. Не сказать, что он добился каких-то успехов в этом, но алетиометром очень дорожил, особенно учитывая, что вещь эта была крайне редкой. От отца Азриэл узнал, что во всем мире их всего шесть штук, и каждый просто на вес золота. - Хорошо, что мы его спрятали, - отозвался он, и деймон кивнул. На следующий день они сидели в кабинете Магистра, обсуждая сложившуюся ситуацию. Магистр был давним другом его отца, единственным, к кому он мог сейчас обратиться, остальные же – вполне предсказуемо – отвернулись от него. Кто он сейчас? Пустое место, даром что титул не отняли. - Почему именно Иордан? – Магистр сидел в кресле напротив Азриэла и внимательно его слушал. Невозмутимый ворон, деймон Магистра, привычно уселся на спинке кресла, прикрыв глаза, но внимательно слушая. - Я давно вас знаю, - пояснил Азриэл, вертя в руках бокал с токаем. – Мы очень давно сотрудничаем, и, смею вас заверить, будем сотрудничать в будущем. Мне никто не запрещал заниматься научной деятельностью, а деньги – дело наживное. Но теперь я буду действовать в ваших интересах. И, - мужчина полез во внутренний карман пиджака, и у Магистра вырвался восхищенный вздох, когда он увидел, что достал Азриэл, - думаю, что это окончательно убедит вас. Мужчина положил на стол небольшую кожаную сумочку, и Магистр, не удержавшись, протянул к нему руку. Ворон открыл глаза, когда мужчина взял алетиометр в руки, достав его из чехла. - Не может быть, - пробормотал Магистр, благоговейно удерживая в руках прибор. – Как тебе удалось его сохранить? Азриэл молча улыбнулся и не стал отвечать. - Почему эта девочка так важна тебе? – Магистр положил алетиометр на место и снова уставился на мужчину напротив. – Только правду, Азриэл, я не глуп. - Она моя дочь, - просто ответил Азриэл, и Магистр выдохнул: - Что?.. - Это мой ребенок, и я хотел бы, чтобы она росла в окружении людей, которым я доверяю. - Но… быть не может,- Магистр покачал головой. – Твоя дочь… Кто ее мать? - Правильный вопрос, - усмехнулся Азриэл, поставив пустой бокал на столик рядом с алетиометром. – Еще одно мое условие: мать девочки не должна с ней общаться, если ей вдруг в голову взбредет подобное. Лира не должна знать правду ни обо мне, ни о ней. - Кто? – Магистр произнес только одно слово. - Мариса Колтер, - закрыл глаза Азриэл, откинувшись на спинку кресла. Магистр, напротив, широко открыл глаза, но ничего не ответил. Все стало ясно, в особенности же мотивы совершенного Азриэлом поступка. Широкой общественности детали преступления были неизвестны, только немногим было ясно, что Азриэл был любовником Марисы Колтер, и из-за этого Эдвард был убит. Но ребенок… - Господь Всемогущий… - пробормотал Магистр. – Дочь миссис Колтер. Ворон неловко переступил с ноги на ногу, разглядывая снежного барса у ног Азриэла. Стелмария прикрыла глаза, как и ее человек, но деймон видел, что она не спала. - Итак, вот мои условия, - собрался с мыслями Азриэл. – Девочка должна расти здесь, она не должна знать правду ни о своем рождении, ни о своих родителях. Взамен я отдаю вам алетиометр – и себя, - улыбнулся он. - Но как ты заберешь ее оттуда? – спросил Магистр. – Она сейчас уже в Уотлингтоне, монашки не отдадут ее просто так. Тебе будут нужны документы, основание… да много чего! - Это уже мое дело, - холодно улыбнулся Азриэл, поднимаясь с кресла и протягивая руку седому мужчине. Тот твердо ее пожал, словно подписывая некое соглашение. – Главное, чтобы вы были готовы принять ее – и воспитать. - Миссис Колтер, ужин уже готов, - тишину комнаты нарушил подавленный голос горничной. Женщина только отмахнулась от нее, не отрывая взгляда от газеты. Горничная кивнула и вышла. - Что мы теперь будем делать? – шепнул Озимандиас, который тоже внимательно читал статью о решении суда насчет Азриэла. - Не знаю. Я совершенно растеряна, - Мариса сложила газету вдвое, бросив ее на столик у дивана. - Мы теперь свободны, - вкрадчиво сказал деймон. – И можем делать что угодно. Женщина промолчала, отвернувшись от деймона. Да, они теперь свободны, богаты и предоставлены самим себе. Она всю жизнь мечтала об этом… Да вот только голову ее постоянно терзали мысли об Азриэле, который лишился – по ее вине, да – всего, чем обладал. О девочке она старалась не думать вообще. В конце концов, почему ее это так волнует? Она наконец займется тем, чем всю жизнь мечтала заниматься, естественно, с позволения Магистериума. А то, как живет Азриэл, ее не волнует. Руки предательски задрожали, Мариса налила себе вина из графина, чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечь. Но даже это напоминало ей об Азриэле – токай был его любимым напитком - и графин пару раз звякнул о бокал. Вино принесло некоторое успокоение, и женщина расслабилась. Озимандиас вскочил ей на колени, золотая шерсть красиво контрастировала с черным траурным шелком. Деймон вынул из ее рук бокал и поставил обратно на стол. - Хватит пить. Нам нужна ясная голова. Мариса рассеянно кивнула. За последние месяцы, пока длился изматывающий душу суд над Азриэлом, она позволила деймону принимать все важные решения, словно отстраняясь от жизни. Озимандиасу это нравилось, Мариса это чувствовала, но не могла, да и не хотела ничего менять. Что в ней осталось из-за всех событий? Гнетущая пустота, тоскливая апатия. Она теперь свободна, но никогда не сможет быть с Азриэлом, он ее презирает, он ее ненавидит. Мариса почувствовала волну ответного гнева, подогреваемого Озимандиасом. Что он о себе возомнил? Он сам далеко не святой, именно из-за него - из-за него, а не из-за нее! – они оказались там, где сейчас есть. Внутри нее происходила борьба из нескольких противоречащих друг другу чувств, это и холодная ярость, и сожаление, и страсть. Одна ее часть возненавидела Азриэла чистой, незамутненной ненавистью, другая же, которую она старалась в себе усыпить, изо всех сил тянулась к нему, к мужчине, рядом с которым она могла почувствовать себя слабой, беззащитной, но нужной. От всего этого голова шла кругом. А еще девочка. Мариса не могла вечно бежать от этих мыслей, они раз за разом возвращались в ее голову к неодобрению Озимандиаса. Тому не было до нее совершенно никакого дела, в его жизни существовал только он сам, только Мариса. Она узнала, Азриэл назвал ее Лирой. Странное имя. Интересно, как она сейчас выглядит? Где она будет жить сейчас, когда Азриэла лишили всего? Расскажет ли он ей о матери, когда та вырастет? Мариса усмехнулась: ну конечно же нет. Он скорее умрет, чем откроет Лире правду. Да и что можно о ней рассказать? Вот эта женщина твоя мать, она не хотела тебя, пока носила под сердцем, а после рождения сразу отказалась, отбросила, как ненужную вещь. - Хватит, - Озимандиас прервал ее размышления, больно сжав руку, Мариса охнула от боли. На боковой стороне ладони ярко белел шрам от пореза, который она получила в день смерти Эдварда. – Помни об этом, - прошипел Озимандиас, поднося руку к ее глазам, так, чтобы она видела шрам. – Помни об этом всю жизнь, выучи этот урок. Никто в мире не может быть для нас важнее, чем мы, а любовь, - он скривился от отвращения, глаза полыхнули гневом, - так называемая любовь приносит одни только страдания. Нет никакой любви, забудь, ты ее убила, мы ее убили. Мариса вырвала руку из лапы деймона и резко встала с дивана, подойдя к окну. Он прав, но от этого чертовски больно, Мариса еле сдержала рыдание. Вся обида и горечь встала у нее комком в горле, сжала все внутренности в тугой узел. Ну нет. Она больше не будет любить, больше не будет бояться. Ни к чему вспоминать то, что было – то, что будет, вот что было важно. Теперь она сама будет творить свою судьбу, и никто ей в этом не помеха. Ни Эдвард, который уже несколько месяцев покоился под огромной плитой в семейном склепе Колтеров, ни Азриэл, презрительный взгляд которого до сих пор жег ее кожу, ни эта маленькая девочка, которая была сейчас неизвестно где. Она сама – только это отныне будет ее волновать. Она сама и ее жизнь. Мариса натянула на лицо ледяную улыбку и неспешным шагом прошествовала из гостиной в столовую. Озимандиас пристально смотрел на нее, пока она пересекала комнату, а затем, одобрительно кивнув, спрыгнул с дивана и проследовал за ней. Да. Вот такая Мариса ему нравится. - Привет, малышка, - шепнул Азриэл, тихо пробираясь в маленькую комнатку, где стояла кроватка Лиры. Подумать только, они оставили годовалого ребенка одного на целый час! К чести Лиры, она ничуть не плакала, играя с Пантелеймоном, принявшим вид полосатого котенка. Он прятался в темных переходах лестниц монастыря, пока не нашел наконец комнату, где держали Лиру. Из разговора двух худощавых монашек в сером облачении он понял, что сейчас все отправляются на ужин, а к девочке они вернутся только через час, так как после ужина им предстоит общее собрание у настоятельницы. Целый час! Но это только играло ему на руку. Лира подняла голову, когда мужчина вошел в комнату. Ее брови нахмурились, вероятно, за несколько месяцев она успела забыть его. Лишь бы не заплакала! Но Лира сосредоточенно смотрела на него и молчала, забыв про игру с деймоном. - Помнишь меня? – он осторожно подошел к кроватке, стараясь не спугнуть ребенка, Стелмария стояла у входа и следила, чтобы никто не вошел. – Я твой дядя, - Азриэл изо всех сил старался придать голосу спокойствия. Лира все так же продолжала на него смотреть, и он невольно отметил, что она сильно выросла с тех пор, как он видел ее в последний раз. Светлые рыжеватые волосы отросли, голубое поношенное платье было ей явно маленьким. Азриэл опять разозлился на тех, кто отправил ее в эту глушь. - Хочешь гулять? – зашел он с другой стороны. Лицо Лиры прояснилось, она улыбнулась. Видимо, слово «гулять» она знала хорошо, и Азриэл, не теряя времени, протянул к ней руки. Девочка с секунду поразмышляла, а потом подняла руки в ответ, и он поднял ее из кроватки. На улице холодно, вспомнил Азриэл, когда маленькие ручки ребенка обхватили его шею. Одета она была не очень-то тепло, но у мужчины не было времени на поиски теплой одежды для девочки. Главное – выйти отсюда, а машина стояла недалеко. Пантелеймон обратился воробьем, вылетел из кроватки и уселся девочке на плечо, радостно чирикнув. Стелмария хотела шикнуть на него, но сдержалась: если девочка испугается и заплачет, их может кто-нибудь услышать. Через две минуты они уже были на улице. Холодный майский вечер встретил их порывом ветра, и Азриэл, поставив девочку на землю, стянул с себя пиджак и укутал ребенка, снова подняв ее на руки. Теперь оставалось только бежать. Лира с удовольствием смотрела с высоты роста отца на чахлый садик, через который они бежали, и даже что-то пробормотала. - Что? – переспросил Азриэл. - Па, - пробормотала девочка, и Стелмария поняла, что она имеет в виду Пантелеймона, который радостно летел рядом с ними в облике все того же воробушка. Азриэл усмехнулся и, покрепче перехватив девочку, продолжил бежать. Стелмария неслышно следовала за ним, периодически оглядываясь. - Бог ты мой, совсем малютка, - Магистр покачал головой, смотря на спящего ребенка в руках Азриэла. – Ее нужно уложить. Я нашел для нее комнатку. - Кто за ней будет ухаживать? - Миссис Лонсдейл, экономка. Она хорошая женщина, заботливая, не беспокойся. С ней Лира будет в безопасности. Как ты забрал девочку? - Украл, - пожал плечами Азриэл, следуя по лестнице вверх за Магистром. Тот только хмыкнул и даже не остановился: - А что ты будешь делать, когда они узнают? - Что-нибудь придумаю. Меня это сейчас не волнует. Магистр поднялся на самый верх и отворил неприметную серую дверь, пропуская Азриэла с ребенком в руках вперед. Мужчина огляделся: шкаф, старое кресло, небольшая кровать, стол и две книжные полки. Комната была мансардной, в ней было всего одно небольшое окно. Мужчина кивнул, словно одобряя, и осторожно положил девочку на постель, деймон, свернувшийся у нее в руках калачиком в образе маленькой мыши, что-то пискнул, но не проснулся. - Позаботьтесь о ней, - серьезно произнес Азриэл, распрямившись и глядя в глаза седому мужчине. – Это единственное, о чем я прошу. Магистр кивнул, спокойно встречая взгляд Азриэла: - Не тревожься. Она будет в порядке. Азриэл в последний раз взглянул на девочку: губы ее были упрямо сжаты, брови нахмурены, видно, снилось что-то тревожное. Волосы растрепались на подушке, руки крепко сжимали деймона, но дыхание было ровным и спокойным. Он коротко кивнул Магистру и вышел. Теперь все будет хорошо.