Опер Haute Сouture

План чекиста рассыпался как карточный домик. Вполне, надо сказать, предсказуемо. Когда наступаешь на чьё-то горло, не жди восторга и помни, что на каждую хитрую жопу найдётся свой хрен с винтом. Народная мудрость, ёбта. Карпов, разумеется, не рассказывал, что побудило его вписаться, откровенностью подполковник отродясь подчинённых не баловал. Но от него и не требовалось. Личное, там было что-то личное, Паша распознавал чужие метки так же легко, как ставил свои: взгляды, которыми обменивались подпол с майором, понимая друг друга без слов, интонации «комитетчика» — мягкие, подманивающие... знакомые, ох, знакомые — Паша так же понижал голос, когда хотел к Юрке подкатить. Да и сам Стас, объясняя задачу опергруппе, пару раз назвал чекиста по имени. Не по фамилии, не по званию, а именно так — Егором. Мелочи, но из подобных мелочей... — Не, я понимаю, — ворчал за ужином Паша, — старая любовь не ржавеет и всё такое... Но мы-то с какого перепугу должны за старших братьев отдуваться? Нам что, больше заняться нечем? Ещё и в нерабочее время. Развалившийся напротив в одних трусах Юра насмешливо сверкнул глазами поверх исходящей паром кружки. — Не бухти. Тебе же нравятся клубы. Сходишь потусуешься. — Да мотал я такие тусовки! — завёлся Паша. — Выдвигайся без всякой разведки на незнакомую точку и паси там хрен знает кого. А всё из-за того, что Стас не смог своего бывшего отшить. — Ты недооцениваешь Карпова, — Юра отхлебнул чай и захрустел печеньем. — И потом, что значит — без разведки? Очень даже... — Та-ак... — Паша давно привык к Юркиной скрытности, но сегодня решил обидеться. — Ну теперь ясно, где тебя допоздна носило. И на звонки не отвечал... — Паш, там музыка гремела, я не слышал. Заметил пропущенные, когда уже к дому подъезжал. Не злись. — И чё там? — Паша хотел ещё немного повредничать, но любопытство пересилило. — Да ничего... — усмехнулся Юра. — Обычный клуб. Не экстра-класс, но и не шалман. Охранники только бдительные. На входе проверяют и внутри... Я попытался за пару дверей заглянуть, ну, типа сортир ищу, так меня ещё на подходе развернули. Вежливо, но очень настойчиво. — Настойчиво, говоришь? — Ага. — Если настойчиво, значит, есть, что скрывать. — Паша досадливо тряхнул головой. — Блин, втравит нас фейс в блудняк, жопой чую. Зря всё-таки Стас не настоял, чтобы я вместо Санчо... — А вот это забудь! — отрезал Юра. Голос его стал ледяным, а глаза — злыми. — Твой номер — десятый: сидишь, наблюдаешь и ни во что не вмешиваешься. Услышал меня? — А если Степнов накосячит? Ты его видел сегодня? Нет? Так я тебе скажу: ничего ещё не началось, а он уже сам не свой. Понимаешь? — Почему? — А я знаю? Его же Карпов сразу после меня в кабинет дёрнул. Может, наговорили чего, или сам заметил, как чекист Стаса обхаживает. Санчо не дурак, мог сообразить, что это жжжж неспроста. — А ты его спрашивал? — Спрашивал. Он меня послал. К нему сейчас вообще лучше не приближаться — покусает. — Вот и не приближайся. Без тебя разберутся. — А если нет? Юр, это дело и без того мутное, а тут ещё Саня на измене. Прикинь, что будет, если к нему подвалят и попытаются снять, а он в ответ бычку включит. Вечер сразу перестанет быть томным. Мы ведь понятия не имеем, что там за схема, и как эти черти действуют в случае форс-мажора. А если у них будет нож? Или ствол? — Паша, ты один умный, а все вокруг — дураки? Угомонись. Ничего со Степновым не случится. Спокойная уверенность Юры заставила Пашу насторожиться. — Я чего-то не знаю? Юра хмыкнул и потянулся к вазочке с печеньем. — Юр... — Что, Юр? Я уже сказал — ты недооцениваешь Карпова. Глазки не строй, не поможет. Жуй давай, котлеты остывают. И потерпи. В клубе сам всё поймёшь. *** Паша не считал себя фанатом Карпова. Отнюдь. Но когда подполковник в сопровождении Димы и Юры появился на входе, пересёк зал, распугивая публику каменной физиономией, и устроился на диване неподалёку от бара, Паша был готов аплодировать стоя. Вопрос — кто рискнёт нарушить закон на глазах у ментов? Нет желающих? Всем спасибо, все свободны. Гениально. Стас не пошёл на поводу, втискиваясь в рамки навязанной роли. Не стал выстраивать и собственную игру. Он просто сломал чужую. Паша покрутил головой, но Егора не заметил. В отличие от Карпова, тот чётко следовал плану: пришёл чуть раньше и затаился в складках местности, проявив чудеса конспирации. Ищи-не ищи, но в такой толпе... Паша не отказался бы взглянуть на его лицо — лицо человека, который понял, что таскать для него каштаны из огня никто не собирался — но в то же время чужие заморочки были ему по барабану. Проблемы чекиста — это проблемы чекиста, а Паше своих хватало. К примеру, что делать с двумя сапогами, которые никак не станут парой? Что-то делать действительно было надо. Неопределённость порождает сомнения, сомнения — нервозность, а опер в состоянии стресса это уже не шутка. Сегодня он смотрит зверем и молча играет желваками, а завтра наворотит такого, что разгребать придётся всем Отделом. И далеко не факт, что разгребёшь. Проблема была очевидна и так же очевидно неразрешима. Мнения высказывались разные, но общий вердикт был таков: нифига эти двое не сойдутся. Степнов уже сделал неудачную попытку и на вторую вряд ли решится — молодой ещё, пороху не хватит. Что касается Карпова, то вообще не понятно, чего он, собственно, тянет. Может, о принципах вспомнил, или того, что есть на стороне, с головой хватает. Карпов ведь чел конкретный: хотел бы вдуть — давно бы вдул, а раз не спешит, значит, не очень-то и хочет. Короче, мужики, по-любому — стоп машина! Этот поезд дальше не пойдёт. Паша, как уже бывало, снова оказался в меньшинстве. Насчёт Степнова он был с друзьями отчасти согласен, но в равнодушие Стаса не верил — пробивающие карповскую невозмутимость голодные ищущие взгляды говорили ему об обратном. Сегодняшняя горе-операция подтвердила его догадки. Карпов во главу угла ставил дело, и то, что безусловный приоритет впервые оказался пересмотрен... Рассуждать после этого о безразличии Стаса было, как минимум, наивно. Причина, по которой он медлил и не шёл на сближение с Сашей заключалась в том, что Карпов... трусил. Мыслью этой Паша не делился даже с Юрой, справедливо полагая, что его поднимут на смех («Карпов дрейфит? Да ты ёбнулся, Ткачик!»), но в глубине души был уверен: Стас, совершенно того не желая, втюрился как мальчишка, как мальчишка боялся отказа и абсолютно не представлял, как жить и что делать с этим новым пугающим чувством. Паша мог поделиться опытом — не так уж давно они с Юрой прошли по похожей дороге — но лезть с советами к Карпову в таком деликатном вопросе... Паше дорога была голова и прочие детали организма. Советовать было не только опасно, но и бесполезно. Стас поступал только так, как сам считал нужным, чужие доводы, тем более — «хотелки» в расчёт не принимались. Пронять его было трудно, почти невозможно, однако опускать руки было не в характере Ткачёва. Если человека нельзя убедить или заставить, существует ещё один вариант — подтолкнуть. Незаметно и аккуратно направить в нужное русло. Вероятно, в таком же ключе рассуждал и хорошо знающий Карпова Егор, но, планируя операцию, то ли неверно оценил, то ли совсем не учёл степень личной заинтересованности Стаса и в конечном итоге просчитался. Паша надеялся, что ему повезёт больше. *** Место для наблюдения Паша выбрал удачно. Отсюда хорошо было видно сидящего у стойки Степнова и диван, который облюбовало «трио бандуристов». Дима и Юра устроились по краям: не болтали, не пили — делали вид, что бдят. Карпов же, напротив — изображал праздность. Развалился посредине, закинув руку на спинку и широко расставив ноги, потягивал минералку и с ленивым интересом посматривал по сторонам. Артист. Понаблюдав ещё немного за живописной троицей и отдельно полюбовавшись Юркиной сосредоточенной физией, Паша переключился на бар. С момента появления Степнова в клубе прошло уже больше получаса, а он по-прежнему подпирал стойку в одиночестве. Никто не заинтересовался молодым симпатичным парнем: ни потенциальные вербовщики, ни обычные посетители клуба. Девчонка из компании по соседству постреляла на Сашу глазами, посмеялась, пытаясь привлечь внимание, но очень скоро оставила это занятие. Ну правильно, в клуб люди приходят отдохнуть и развлечься, кому охота тратить вечер на мрачного типа с надписью на лбу «Мне хреново»? Будь ты хоть трижды красавчик — твои проблемы никому не интересны. В последнее время Степнов заметно изменился. Всё реже улыбался, всё чаще хмурился и молчал, а на попытки расшевелить отвечал такими взглядами, что его спешили оставить в покое, а потом и вовсе стали обходить по широкой дуге. Не хочет разговаривать — не надо, никто к нему в душу насильно лезть не будет. На работе загоны Степнова пока не отражались, а если отразятся — начальство разберётся. У него, начальства, и рычаги, и полномочия, ему и карты в руки. Пашу такой подход не устраивал. Попытка пустить ситуацию на самотёк, в надежде, что всё как-то само собой разрешится, не дала результата. Вернее, дала, но результат вышел со знаком «минус». Отчаянный рывок Степнова в кабинет к Стасу закончился ничем, а потом появился Егор, и положение усугубилось. Саша совсем потух, надолго зависал, глядя перед собой в одну точку, и почти перестал разговаривать. Он даже курить теперь выходил в одиночку, а после работы сразу уматывал домой. Клиническая картина страдающего придурка. Паша решительно настроился вправить ему мозги, хотя подозревал, что достучаться будет непросто. Степнов, при всём своём пытливом уме и сообразительности, в некоторых вопросах был, извините, лох. С первых дней его появления в отделе Паша обратил внимание на некую странность. Саша совершенно не замечал, какое впечатление производит на окружающих его незаурядная внешность, не осознавал силы своей красоты и даже, казалось, её стеснялся. Паша поначалу удивлялся, но, сдружившись и пообщавшись, выяснил, в чём корень проблемы. Саша, как и большинство мальчишек из непрестижных «спальных» микрорайонов, был с детства предоставлен сам себе. Родители, загруженные работой и бытовыми хлопотами, не особо задумывались над его воспитанием. Нет, они конечно интересовались, как дела в школе, подсовывали какие-то книжки и даже записали гиперактивного ребёнка в спортивную секцию, но уделять ему достаточно внимания просто не имели возможности. Сашу воспитывала улица, а у улиц свои законы. Имеешь крепкие кулаки и подвешенный язык, можешь постоять за себя и готов на любой кипеш, умеешь чеканить мяч, починить мопед и уболтать продавщицу в ларьке, чтобы она отпустила бухло и сигареты малолеткам — респект тебе и уважуха. А внешность, кого она колышет? Этим пусть занимаются бабы и чистенькие мажоры на папиных тачках — правильных пацанов такая фигня не парит. Цветочек взошёл на асфальте, совершенный с виду и колючий как кактус, и надо было очень постараться, чтобы вытряхнуть из его башки годами копившийся мусор. — Дурак ты, Пашка, — сокрушался Юра. — Чего тебе неймётся? Чё за бзик такой — всем помогать: Зиминой, Ромычу своему, Степнову. Или надеешься, что тебе за это премию выпишут? Паша не спорил, соглашался — да, дурак, не корысти ради, мол... Юра вздыхал, качал головой, а сам мчался по первому зову Воронова или Стаса и дивидендами начисленными, что характерно, хвастаться тоже не спешил. Циничный и насквозь продуманный чел, ага. Бухтел Юра не из вредности, а потому что Пашу знал как облупленного. Знал, что тот не остановится, как не уговаривай, и заранее переживал. Что там на самом деле происходило между Степновым и Карповым, его интересовало постольку-поскольку, но так как вероятность, что неугомонный Ткачёв вмешается в планы Стаса и тем самым навлечёт на себя неприятности, всё же существовала, Юра считал необходимым Пашу предостеречь. В открытую он беспокойство, конечно, не демонстрировал, но его «не лезь», «не встревай», «не суйся» означали только одно: Будь осторожен, прошу.