Опер Haute Сouture

Задачу, как подобраться к Степнову, решила ладошка. Узкая девичья ладошка легла на Пашино колено и скользнула вверх по бедру, царапнув джинсы наманикюренными ногтями. — Хочу коктейль. Рыжеволосая фея, которую в рамках своей роли Паша склеил тут же, в клубе, устала ждать внимания от рассеянного кавалера. — Коктейль, — повторила она и надула губы. Занятого своими мыслями и успевшего забыть о девице Пашу словно толкнули. А вот и повод. Умница девочка. Как бишь её зовут? Паша повернулся всем корпусом и лучезарно улыбнулся. — Без проблем. Что леди желает? Согретая улыбкой и откомплименченная «ледью» рыжуха сменила гнев на милость и пожелала «Секс на пляже». — С трубочкой, — томный взмах ресниц обещал Паше райские кущи. Паша изобразил, что на ресницы купился, и подорвался с дивана с прытью готового к подвигам самца. — Уан момент. Будет тебе секс, э... Зая. Заметив Ткачёва, Саша вытаращил глаза. — Паш, ты чего? Паша приземлился на соседний табурет, но прежде чем ответить, кинул быстрый взгляд в сторону дивана — как там? Оценили ход? Ход, разумеется, оценили. Лицо застывшего обелиском Воронова выражало простую и конкретную, как сам Дима, мысль: «Ткач, ебать тебя током, куда ты лезешь?!» На Юру Паша не посмотрел, и так знал, что тот думает, и уже заранее составил план покаяния — небо в алмазах ждало сегодня ночью вовсе не рыжую гурию. До ночи, к несчастью, было ещё далеко, а лажа в прогнозах могла свести на нет все надежды. За нарушение приказа Паша рисковал получить не только трёпку от Юры, но и целый букет от Стаса. Букет, надо понимать, не цветочный. Пока, тьфу-тьфу, всё шло относительно гладко. Карпов воспринял Пашин манёвр спокойно, вроде бы даже с интересом, и это была лучшая реакция, которую только можно представить. Конечно, никто в здравом уме не назвал бы карповский прищур снисходительным, но у Паши были свои понятия о командирских взглядах. Кроме этих, отличных от общих понятий, в его активе числился оптимизм — абсолютная ценность, Пашей нежно лелеемая и взращиваемая. Оптимизма хватало, Рома Савицкий и вовсе утверждал, что этого добра у Ткачика «просто до охуения», а Паша, который вообще-то с Ромычем чаще спорил, чем соглашался, в душе был того же мнения: что есть, то есть, не отнимешь. Собственно оптимизм и ещё что-то, словами совершенно невыразимое, не дали ему усидеть на месте, погнали к бару, позволив если не забить, то по крайней мере отодвинуть осторожность на задний план. Ничего, ничего, не впервой. Он, капитан Ткачёв, — воробей стрелянный, нервной работой закалённый, опасностями надроченный, проверками шуганный. Начальством, правда, пока не битый, но и этот пробел вскоре окажется заполненным. «Не ссы,— подбодрил себя Паша, разворачиваясь к Степнову, — не ссы, воробей — ясный сокол, прорвёмся. Если уж вылез на сцену — жги. Бог даст, обделаешься лёгким испугом». *** — Ты чего? — Надоело... — Паша скривился и щёлкнул пальцами, привлекая внимание бармена. — Командир, пиво налей. — Крафтовое или обычное? — Крафтовое. Сань, расслабься. У тебя такое лицо, будто щас ёжика родишь. — Ты сдурел?! — задохнулся Саша. — Ты... мы все родим, когда Стас за нас возьмётся. Сделай вид, что просто за пивом подошёл, забирай и вали! Не надо... Выглядел он не на шутку обеспокоенным и хотя говорил про всех, понятно было, что волнуется в первую очередь за Пашу, как бы дерзкая выходка не вышла Ткачёву боком. Даже погруженный в собственные переживания про друга не забывал и уже прикидывал, чем помочь. Вот за это Паша Саню Степнова уважал, всерьёз, не из-за себя, а потому что вообще. «Сам пропадай, а товарища выручай» — улица, помимо лабуды, прививала и здоровые инстинкты. — Тише, не бузи, — Паша положил локти и сам почти лёг на стойку. — Всё путём. — Иди, Паша, — Саша будто и не слышал обращённых к нему слов. — Карпов тебя мехом внутрь вывернет, а этот ему поможет. Операция... — Сань, окстись. Какая операция? Ты полчаса уже стойку полируешь, а толку — ноль. Как думаешь, с чего бы? — Ну-у... — во взгляде, метнувшемся к дивану, без напряга читалась растерянность: Саша явно задумывался, что означает карповский финт, но так ничего и не понял. — Может, они переиграли? Хер знает, что на уме у этого... Его упрямое нежелание называть Егора иначе, чем «этот», и звенящую в голосе неприязнь Паша встретил понимающим хмыком. Вот она — ревность в чистом виде, правильно угадал, доктор Фрейд. — Тоже заметил, да? Стасик-то наш... кто бы мог подумать. Ты из-за этого расклеился? Саша, несмотря на сумбур изложения, суть вопроса уловил и мгновенно ушёл в глухую оборону. — Я в норме. — Ты в жопе. Всех уже своей нормой задолбал. — Отвали. — Не-а... Слушай, выдыхай, а? Мало ли у кого что-то с кем-то когда-то... Было и было. Быльём поросло. — Было? Саша стрался держаться, но совладать с резко охрипшим голосом не смог. А Пашу осенило. Блин! Ну конечно! Как же ты не сообразил, что Санчо, скорее всего, не в курсе? Что то, что очевидно для тебя, для него может выглядеть иначе? Он ведь, походу, думает, что Стас и Егор до сих пор... Пиздец, Ткачёв, вот ты тормоз! Бармен выставил на стойку бокал, но Паше уже было не до пива. Он придвинулся ближе, как заговорщик. — Было, Санчо. Было. Дело прошлое. Если бы они... ну ты понимаешь, Стас знал бы, в каком Егор сейчас звании. А он не знал, при мне интересовался. Вообще не в курсах был, отвечаю. Не то чтобы Паша рассчитывал на бурный восторг, но ответная реакция ему показалась странной. Недостаточной. Вялой. Несколько секунд Саша молча переваривал новость, потом пожал плечами, будто спрашивая «и что это меняет?», и понуро уставился в свою стопку. Пашу такое погружение в меланхолию даже слегка обидело: эй, я нафига здесь распинаюсь? — Это он сделал так, чтобы меня к вам перевели, — вертя пальцем стопку по столешнице, тускло уронил Саша. От неожиданности Паша затупил. — Куда к нам? — Ну, в «Пятницкий». — Подожди... Стой... Так ты что, с ним знаком? Саша поморщился, но головы не поднял. — «Знаком» — сильно сказано. Виделись. У нас зимой на территории тогда один из трупов нашли, сверху большие погоны слетелись. Ну и он тоже... А потом, через месяц, случилась заваруха со стволами, помнишь я рассказывал? Гестаповцы весь отдел перетряхнули: кому выговор влепили, кого вообще уволили, а меня вот... к вам. Стас сказал, что это он поспособствовал. Ого. Мутную историю с пропажей оружия Паша, конечно, помнил, но всегда считал появление Степнова в «Пятницком» результатом удачно сложившихся звёзд, тем самым добром, без которого не бывает худа. А теперь выяснялось, что звёзды сложились не случайно, а у добра есть имя и звание. Нашёлся благодетель. Фея-крёстная, чтоб её черти драли. — Помог с переводом, значит. А причина? — Паша настроился прояснить вопрос до конца. — Если он тебя едва знает... Или тебе не принципиально? — Принципиально, — эхом откликнулся Саша. — А он мне: «Вы, Александр, — толковый оперативник. Зачем талант в землю зарывать?» Ну и предложил... — Саша мотнул головой, обводя зал по кругу, — ...это всё. Славно. Охренеть, как славно. Не просто так, выходит, фейс вписался. А с другой стороны — что удивительного? У чекистов все задачки с двойным, а то и с тройным дном. И у этого, поди, все ходы записаны. Уцепился за перспективную тему, придумал комбинацию, а тут и исполнитель подходящий подвернулся, грех не воспользоваться. Всего-то и надо было — заметить, как Степнов на Стаса... да чего там замечать, у Санчо всё на лбу крупными буквами написано. А дальше — дело техники: похвалил, чуток польстил — и готово. «На гордеца не нужен нож, ему немного подпоёшь — и делай с ним, что хошь!» Небось и рожу участливую состроил, психолог хренов. Дескать, я уверен — ты справишься, Родина в опасности, сынок! Чтобы Сашка после такого отказался? Да не в жизнь! Он на любой риск пойдёт, в любую авантюру ввяжется, лишь бы Стасу доказать, что не слабак. М-да... Хорошо ещё, что Карпов не купился, а то остались бы от козлика рожки да ножки. — Стас не хотел тебя подключать. Паша целиком и полностью одобрял принятое Карповым решение, задался целью донести до Саши подоплёку, но уже на средине фразы безошибочно почуял — не дойдёт. Саша дёрнулся, будто его ударили. — Правильно не хотел. От меня никакого толку. Он опять всё понял по-своему и дошёл в самоуничижении до ручки — сгорбленная спина, похоронный тон... Да, блядь! Паша подавил желание схватить недоумка за плечи и привести в чувство звонкой оплеухой. — Санчо, блин, хорош! Нахера ты себя помоишь? Стас не поэтому... — Поэтому, — упрямо и зло перебил его Саша. — Он знал, что я... «Приказать я тебе не могу. И уговаривать не буду. Тема серьёзная. Если откажешься, к тебе никаких претензий». Паша понял, что он цитирует Карпова, и живо представил сцену: сидящего за столом Егора с иезуитской улыбкой на губах, Сашу, застывшего посреди кабинета, и Стаса... Что-то подсказывало Паше: обращаясь к Степнову, Стас стоял у окна. Да, наверняка у окна, спиной к присутствующим — он всегда так делает, когда хочет скрыть эмоции. Руки в карманах, нарочито сухие фразы — он не мог объяснить причину, но всё равно надеялся, что Саша даст правильный ответ. Но Степнов не из тех, кто умеет читать между строк. Паша вспомнил про пиво и потянулся к бокалу — разговаривать насухую было невозможно. Отхлебнул, прочищая горло. — Сань, послушай. Посмотри на меня... Да посмотри же, чёрт, я не умею разговаривать с затылком! Во-о-от... давно бы так! Послушай. Проблема не в тебе. Просто тема в натуре гнилая, а Стасу меньше всего надо, чтобы ты попал под раздачу. Ему легче самому подставиться, чем тобой риск... — Хватит!!! Хватит, блядь! Достало! Вспышка ярости была фееричной, Паша аж залюбовался. И сказал спасибо бьющей по ушам музыке и посетителям, что сновали между стойкой и диваном, то и дело перекрывая обзор. Всё это оказалось очень кстати — зрелище было не для карповских глаз. Саша бушевал: — Чё ты мне лепишь всю дорогу: Стас к тебе то, Стас к тебе сё?! Нихуя он ко мне! Нихуя, поня... — Не ори, грыжа вылезет. Нихуя так нихуя. Саша осёкся, да так и замер с открытым ртом: стопудово ждал ответного ора, а получил лишь спокойное согласие. Паша пожал плечами, «пожал» в его случае выглядело как повел или качнулся, и занялся пивом, потеряв интерес к разговору. Целую минуту, а может, и две Степнов на него таращился. Потом опомнился, захлопнул рот и опять уткнулся в свою стопку: надеялся, похоже, отыскать на её дне причины всех своих бед. Паша наблюдал за ним, прихлёбывая пиво: как он пыхтит, краснеет и кусает губы. Вот умеют же некоторые страдать! Выразительно, талантливо, со вкусом. Просто загляденье. Уверенный, что пауза надолго не затянется, он терпеливо ждал. И не ошибся. — Пофиг, — глухо сказал Саша. Он по-прежнему гипнотизировал стопку и обращался, очевидно, тоже к ней. — Пусть делают, что хотят. Мне пофиг. Ага. «Что хотят» — это, ясно-красно, про Стасика. Подполковник Карпов может быть свободен: жить, как хочет, спать, с кем хочет и вообще... Степнов благословляет. Паша фыркнул: — Чё, реально пофиг? — Реально. — Ну-ну. Повторяй себе это почаще. Глядишь, и верить начнёшь. Он нарочно поддал в голос издевки, провоцируя Степнова на взрыв. А что ещё было делать? Подставить плечо, чтоб поплакал? Но Саша не повёлся. У него будто кончился завод. — Паша, что тебе надо? — спросил он устало. — Мне?! — демонстративно ткнул себя пальцем в грудь Паша. — Мне ничего. Это ты тут убиваешься и никак не убьёшься. Не хочется портить твою скорбь, но тебе ещё не надоело умирающего лебедя изображать? — А тебе не всё ли равно? Чё ты лезешь? Даже так? — Ясно, — Паша хлопнул ладонью по столешнице и упёрся в край, поднимаясь. — Никем не понятый, гордый и недоступный. А друзей, нахуй, — в топку. Ладно, не буду мешать. — Бля, да чё ты... Паша! — Саша схватил его за рукав. — Перестань! Я не это имел ввиду. Прости. Я веду себя как мудак, я знаю, а ты мой друг... Просто я не могу. Задолбало, понимаешь?! Всё... всё как-то тупо. По-дурацки. Егор этот, Стас... Его всё-таки пробило: рваные от отчаяния фразы и безнадёга в глазах были такими неподдельными, что Паше даже как-то неловко стало от чужого половодья чувств. Ау, Ткачёв! Цель, конечно, оправдывает средства, но давить на пацана, когда ему и без того хреново... Он и так терпел, сколько мог, а теперь ещё прощения просит. А ты... Нашёл кого подзуживать, придурок! — Проехали, — Паша опустился на табурет и потянул к себе пиво. — Ты тоже... Извини, короче. Не надо было тебя так резко. Но... блин, может, я криво объясняю? О'кей, ещё раз. Стас с Егором давно разошлись, въезжаешь? Настолько давно, что... — Да какая разница? — отмахнулся Саша. — Сошлись — разошлись. Мне всё равно ничего не светит. Где он, а где я? Бесполезно, — он вздохнул и уныло подытожил, глядя вроде бы на Пашу, а на самом деле — сквозь него: — Яркое тянется к яркому. Яркое к яркому? Это Стас и Егор, что ли, яркие? А сам Саша, получается — тусклый? О-о... — Сань, — Паша приложил все силы, чтобы задушить в себе смех. — Скажи честно, ты когда в последний раз на себя в зеркало смотрел? Не когда бреешься или там зубы чистишь, а просто для удовольствия? Лицо Степнова вытянулось, словно Паша ляпнул что-то неприличное. — Я тебе девка, что ли, перед зеркалом крутиться? Или этот... Гладиолус? — Почему гладиолус? — опешил Паша. — Ну, чувак такой был в Древней Греции, я в книжке читал. Дрочил на своё отражение, пока не окочурился. Гладиолус?! Паша уронил голову на руки и затрясся от хохота. — Чё ты ржёшь? — Нарцисс... — всхлипнул Паша. — Его... его звали Нарцисс. — А есть разница? Исчезнувшая было из голоса агрессия вернулась с новой силой, и разом привела Пашу в чувство. Так, стопэ. Завязывай с весельем. Не стоит его драконить. — Никакой, — подняв голову, серьёзно ответил он. — Разницы никакой. Но в зеркало ты всё-таки взгляни. Очень рекомендую. — Да чего я там не видел?! — возмутился Саша. Паша покачал головой. Ну вот попробуй ему, объясни. — Себя. Себя ты не видел. Ты же наверняка как: щетина не вылезла, в зубах ничего не застряло, прыщи не вскочили — и порядок. А рассказать тебе, что я вижу? — Ну? — Саша казался заинтересованным, хотя и косился с подозрением. А Паша почувствовал азарт. — Я вижу красивого парня. Охуенно красивого. Глаза, ноги, задница — блеск! — Паша поцеловал свои пальцы и, дурачась, сменил акцент:— Вах, какой пэрсик, да? — И чё? — А то, что Карпов тоже не слепой. — То есть... ты хочешь сказать... что ему приглянулась моя задница? Что-то нехорошее было в этом вопросе. В вопросе и в суженных глазах. — Во-первых — не только задница. Во-вторых — не просто приглянулась, а очень приглянулась, — Паша поднял брови: — Чё не так-то? Повторный приступ ярости оказался не хуже предыдущего. Степнов, ещё секунду назад вполне адекватный, вспыхнул, как ёлочная гирлянда. — Что не так?! — зашипел он. — Ты заявляешь, что Стас на меня смотрит как на шлюху, и удивляешься при этом, что не так?! Ах, вон оно что. «Селянка, хочешь большой, но чистой любви? — Да кто ж её не хочет?» Во дурак. — А ты только со шлюхами встречаешься? У тебя, смотрю, большой опыт. — Чё?! — Через плечо! При чём тут, как на шлюху? Ты вот, когда с девушкой решаешь познакомиться, на что внимание обращаешь? На характер? На интеллектуальные способности? Или всё-таки сначала на размер груди и длину ног? — Так это же девушки... — моргнул Саша. Он откровенно недоумевал. — А ты что, шовинист? Разница в чём? В том, что сисек нет? Или в том, что на тебе штаны надеты, а не юбка? — Ну, не знаю, — растерялся Саша. — Я думал, у парней всё как-то... по-другому. — По-другому — это как? Джентльмен, прежде чем выебать другого джентльмена, должен обсудить погоду и сорта английского чая? Но здесь не Англия, а мы не джентльмены. Извини, конечно, что топчу твои представления о высоком, но «встречают по одёжке — провожают по уму» никто ещё не отменял. У нас нормальный мужик первым делом оценивает фасад, а ты, если хочешь, чтоб на тебя смотрели глазами трепетного ланя — не ту кандидатуру выбрал. Карпов — мужик нормальный, под такую херню не заточен. — Ничего я не хочу, — буркнул пристыженный Саша. Поёрзал на табурете, посопел виновато и неожиданно спросил: — А вы... ну ты с Юрой... — Как у нас с Юркой закрутилось? Ты об этом? Саша молча кивнул и отвёл глаза. Смутился. Сравнить хочет, понял Паша. С тем, что между ним и Стасом. Как в детской книжке — найди пять отличий. Ладно. Паша пересел поудобнее и приготовился гнать. — Это началось, — распевным голосом кота Баюна завёл он, — как ты понимаешь, в Отделе. Встретились мы с Юрой и полюбили друг друга без памяти. Юрец разглядел мою прекрасную душу... Брови Степнова поползли к макушке. — Бля, видел бы ты себя сейчас, — не выдержав, заржал Паша. — Ладно, ладно, не бей. Я ж не со зла. А вообще-то, ты рискуешь: если я сяду на любимого конька... Саша в ответ энергично закивал: ага-ага, садись. Поскакали. — Не, — отказался Паша. — Ограничимся кратким изложением, иначе эта песня будет вечной. В общем, я, как перевёлся, на Юрку сразу запал. А он — наоборот: игнорил меня по полной, а если случалось пересекаться, обязательно какую-нибудь гадость вворачивал. Ужалит, и опять — ноль внимания, фунт презрения, как будто нет никакого Паши Ткачёва. Пустое место. А меня прямо распирало. Я ж и так к светленьким неравнодушен, а тут такая блонда, прикинь? Худой, жилистый, глазищи зелёные в пол-лица, злющие. Ведьма! Горгона в мужском варианте, мой любимый размер! Ну, я и решил — сдохну, но добьюсь. Начал вокруг него круги наворачивать: то так зацеплю, то сяк подъебну. Ну и выбесил. Даже не помню толком, что я тогда ему завернул, только он не выдержал. Запихнул меня в допросную, чтобы, значит, морду набить, а там... Паша улыбнулся, вспоминая: — Он потом признался, что ему мои губы понравились. Хорошие, мол, у тебя губы, товарищ Паша. Рабочие. Жалко такие разбивать. И он, зараза, надумал их к делу пристроить, чтобы, так сказать, по назначению. Ну и пристроил. Вернее, я сам пристроился. Постарался, веришь, от души. И на следующий день постарался. И ещё. А потом уже он... Вот так и сошлись. Саша слушал внимательно, даже слишком внимательно, жадно впитывал каждое слово. А впитав — задумался. Было видно, что история его зацепила, и он уже сделал кое-какие выводы, но непроясненные моменты остались. — Паш, — сказал он, помявшись, — а я могу спросить? — Моги, — кивнул Паша. — Только вопрос такой... не совсем, э... деликатный. — Валяй. — Я тебя не так давно знаю, — начал издалека Саша, — но уже успел понять, что ты умный. Поумнее многих. — Так-так, — развеселился Паша. — Начало мне уже нравится. Обожаю комплименты. Продолжай. — Нет, правда, ты хороший опер и друг классный, но в Отделе тебя воспринимают исключительно как супер-пупер-мачо. Никому не интересно, что ты за человек, все дрочат только на внешность. Тебя это не напрягает? — Не все. — Что не все? — Не все дрочат, — печально ответил Паша. — Ромыч не дрочит, Димон не дрочит, ты вот тоже не горишь желанием мне отсосать. Обидно. — Паша! Я серьёзно! — Так и я серьёзно. А если по-существу, то с какого меня это должно напрягать? Ну да, я многим нравлюсь и не вижу в этом трагедии. Более того, скажу тебе страшное: сам себе я тоже нравлюсь. Потому что я красивый. Очень. — Прямо как я? — с осторожной лукавинкой улыбнулся Саша. Паша чуть подался назад, будто хотел рассмотреть его получше, и мысленно поздравил себя с промежуточной победой. Этап «боже-боже, во мне видят только смазливую сучку, как жЫть?!» не без проблем, но пройден. А пацан — молодец, быстро учится. Самое время дожимать. — Что ты, лапушка, — вздохнул он с притворной завистью. — Ты на свете всех милее, всех румяней и белее. Но ты не радуйся. — Почему это? — насторожился Саша. — Потому что не в коня корм. Выхлопа нет. Это же... — подыскивая подходящее сравнение, Паша машинально крутанул кистью и, подобрав, сразу за него схватился, — как с крутым гаджетом. Зачем покупать навороченный смартфон, если твой потолок — набить и отправить смс-ку? Внешность — такой же гаджет, но какой в ней толк, если пользоваться не умеешь? — Я умею. — Мечтай. Если бы умел, ты бы не со мной сейчас разговоры разговаривал, а ворковал где-нибудь со Стасом в горизонтальной позиции. Паша с полным правом мог собой гордиться — усилия, которые он приложил, объясняя прописные истины, дали свои плоды. Упоминание Карпова сработало без прежнего эффекта. Саша вздрогнул, но во взгляде, обращённом на Пашу не было ни отчаяния, ни злобы, только немой вопрос: «Ну, зачем? Хорошо же сидели». — Ты ошибаешься. — В тебе? — Нет, — мотнул головой Саша. — Насчёт меня, ты прав. Я вот только сейчас подумал: я действительно ничего не умею. Мне ведь даже с девчонками не приходилось особо напрягаться, они как-то сами ко мне... Паша усмехнулся: — Ну, их можно понять. Мимо тебя равнодушно не пройдёшь. А что до Карпова — ошибаешься ты. Не я. У меня на такие дела нюх, хоть у кого спроси. — Да? А чего же он... ну, если ты говоришь — нормальный... Почему же он тогда... Если нравится... Саша запинался через слово, но Паше и этого хватило. — А Карпов у нас птица гордая: пока не пнёшь — не полетит. И со словами у него... — Сложно? — Ага. Туго. Но я надеюсь, ты не рассчитывал на лёгкую победу? Или всё-таки рассчитывал? — Я и сейчас не рассчитываю, — вздохнул Саша. — Я вообще ничего не понимаю. Иногда гляжу на него и думаю, что ты прав: он и смотрит, и говорит как-то... блин, не знаю... Домой меня зачем-то повёз, за ключи... ну, на тормозах спустил... А иногда мне кажется, что это полный бред, и я сам себе всё придумал. — Когда кажется, Санчо, надо креститься. — Не знаю. Я просто хочу определённости: да — да, нет — нет. — И какой вариант предпочтительнее? Саша посмотрел с осуждением. — А то ты не знаешь. — Ответь! — Паша раззадоривал и сам уже бурлил энергией. — Признайся себе для начала. Сделай шаг. В этом вся соль, понимаешь? Признать. Давай, скажи это вслух. Ну! В глазах Степнова зажёгся огонь злой решимости. — Да! Хочу, чтобы «да»! Но... — В жопу «но»! — резко оборвал Паша. — Хочешь — добивайся! Наверное слишком резко, потому что Саша разозлился ещё пуще. — Как?! Как, добивайся?! Как ты Юру — заёбывать и стебать? Паша отрицательно помотал головой. — Со Стасом такое не прокатит. — А как тогда? Ты вот такой умный, объясни мне — как?! — Как-как... — добродушно огрызнулся Паша. — Думаешь, если я умный, то у меня есть ответы на все вопросы? Я тебе что, Википедия? Прояви смекалку. Спровоцируй. Примани. Видел же, как девчонки это проворачивают? Вот — бери пример. Перенимай опыт. — Да?! И что мне делать? Накрасить губы? Пококетничать? Нарядиться в босоножки со стразами? — Ого, Санчо! — поперхнулся Паша. — Мощно. Даже моя фантазия не поднялась до такого креатива. Хотя... Разгулу воображения помешал возмущённый возглас. — Паша! О, чёрт. Позабытая рыжуха материализовалась возле стойки, как живое воплощение упрёка. — Паша-а-а... Ну куда ты пропа-а-ал? Паша досадливо крякнул. «Ох, не ко времени ты, красивая. Не ко времени и не к месту. У нас здесь всё только закрутилось, остановишься — и по новой начинай. Но что делать, блин? Может... А, была не была!» Паша облизнул губы, накрыл ладонью Сашину руку и сделал влюблённые глаза. — Прости, милая, — пропел он. Обращался к девчонке, а глядел неотступно на Сашу и как будто не мог наглядеться. — Я только что встретил своего единственного. Мне охренеть как жаль, но сердцу не прикажешь. Это судьба. Отжиг, как и планировалось, имел оглушительный успех: Степнов офигел, а гурия превратилась в гарпию. Несколько мгновений она хватала ртом воздух, потом громко фыркнула, обозвала Пашу сквозь зубы сраным не то импотентом, не то интеллигентом и растворилась в толпе. Интеллигентом — твёрдо решил Паша. Однозначно. — Фу-у-х... — шумно выдохнул Саша. Он всё это время, оказывается, не дышал. — Паша... Что. Это. Было? — Это? — Паша кивнул в дальний конец зала, куда отчалила продинамленная рыжуха, и дёрнул уголком рта в усмешке. — Да так. Не обращай внимания. Издержки популярности. — Не придуривайся, — не дал отпетлять ему Саша и указал подбородком на свою кисть, по-прежнему накрытую ладонью. — Вот это, как понимать? — Ах, э-э-это... — протянул Паша и поднял брови домиком. — Тебе не в жилу? Пиздец, я безутешен. — Не-не, мне зашло! — запротестовал Саша, горячо и всем собою: головой, телом, поднятой рукой. Вторую руку не убрал, как паинька держал под Пашиной ладонью. — Как у тебя это выходит... не, не слова, а это... голос, взгляд... Блин, круто! Был бы я тёлкой, уже бы трусы намочил. Научи! Паша прищурился. — Чё, на практике хочешь применить? Собрался штурмовать Стаса? — Да. — И как? Ничего не смущает? Приёмчики-то не пацанские. — Нет, не смущает. Паше понравилась уверенность его ответов. Правильная. Не авантюрная безбашенность из разряда «море по колено», а спокойное упорство. То самое, у которого в анамнезе и нерешительность, и целый воз сомнений, но на выходе — неизменно твёрдое решение, от которого уже не отступить. — Растёшь, Санчо. Всё правильно: в любви как на войне — все средства хороши. — Научишь? — Да я бы с радостью, но... Понимаешь, этому научить невозможно. Сэкс-эпил — это, ну типа как врождённый талант: либо есть, либо нет. — Да ладно, — не поверил Саша. — Я попробую. Покажи ещё раз. Паша вздохнул и без паузы резко подался к Саше, оказавшись с ним почти нос к носу, сжал накрытое запястье и самым низким, бархатным голосом позвал: — Саша… ты когда-нибудь держал в руках заряженный ствол? — Бля, — впечатлился Саша, отнимая руку. — Все равно не отсосу. — Жаль, — без видимого сожаления ответил Паша, возвращаясь в прежнюю расслабленную позу. — Но я не теряю надеж... Его снова грубо прервали. На этот раз — уже Воронов. Получив тычок в бок Паша стремительно обернулся. — Снимаемся, — коротко бросил возникший за спиной Дима. Больше он ничего не сказал: наградил обоих приятелей мрачным взглядом и неспешно потопал на выход. Паша поискал глазами Юру, но тот уже выскользнул. Как всегда, незаметно. Зато мимо бара, походкой шкипера во время шторма и привычно набычившись, проследовал Карпов. По его лицу Паша понял, что он насмотрелся вдоволь: всё разглядел, всё запомнил и сыт по горло импровизированным Первым Балом Наташи Ростовой. Не было никаких сомнений, что именно так он и озаглавит этот эпизод своей жизни: «Я и бал». — Финита, Санчо, — заключил Паша и полез в карман за деньгами, попутно вспоминая адрес районного собеса. Интересно, сколько сейчас по инвалидности платят? — Погнали, — сказал он, бросив купюры на стойку. — Концерт окончен. tbc