Опер Haute Сouture

Нет ничего хуже, чем ждать — эта нехитрая истина Сергею была хорошо известна. В силу профессии даже лучше, чем простому обывателю. Напишет, к примеру, следователь Глухарёв поручение: «По делу такому-то проверить (опросить, разыскать et cetera) гражданина такого-то на предмет того-то», отдаст операм, а дальше... «Ну ты даёшь, Глухарёв. Спешка, знаешь, когда нужна? Во-о-от! Да что ты мне втираешь про сроки, у меня — во гляди! — сколько ваших бумажек: и от Агапова твоего, и от Черенкова, и от Тарасова — две. Мне что, разорваться? Жди. А ещё лучше — топай сам, если срочно». Или запрос в экспертную. Вообще труба. Про сроки и заикаться не стоит, неделями можно нужную справку ждать. К экспертам, как известно, вообще лучше без смазки не соваться. Э-э, вы что подумали-то? Смазка — это коньяк. Или водка. Дорогая. А самая верная — бабки. Хочешь заключение вне очереди — плати. Не, ну а чё, не мы такие — жизнь такая. Рынок. В общем, ждать Сергею Глухарёву приходилось часто и подолгу, вот только не помнил он, чтобы так нервничал и дёргался в процессе. Даже когда очередного звания ждал: система, как обычно, работала ни шатко ни валко, бумаги на «майора» ходили по вышестоящим кабинетам почти квартал. Даже когда у них с Иркой закрутилось: Зимина не так давно стала начальницей СО, страшно переживала по поводу «неуставных отношений» с подчинённым, шифровалась, что твой Штирлиц, и Глухарёва заставляла конспирацию блюсти. Сергей, бывало, после работы часами ждал, пока она служебное рвение проявляла, а он, между прочим, как любой нормальный, полный надежд и планов на секс мужик, особым терпением не отличался. Сидел в машине с выключенными фарами в скверике возле отдела («Ни в коем случае не во дворе, Глухарёв! Не дай бог, кто заметит — убью!»), наблюдал за светящимися окнами и едва ли не ежеминутно поглядывал на часы, борясь с желанием вытащить эту стахановку за шкирку из кабинета. И ничего — справлялся как-то, выдерживал, дожидался. А теперь не получалось. Сергей извёлся: почти не спал, без аппетита ел, много курил. Карпова обходил десятой дорогой, для чего приходилось проявлять чудеса изворотливости — отдел всё-таки не Ленинградский проспект, нет-нет да и столкнёшься где-нибудь в узком коридоре. Когда такое случалось, Сергей невольно затаивал дыхание (интересно, заметно было со стороны или нет?), ощущал себя крысой, готовой шмыгнуть в первый попавшийся угол, а после, закрывшись в кабинете, проклинал своё малодушие. Позор, Глухарёв. Стыдобище! Сергей маялся, а Карпов его игнорировал. Не то чтобы совсем: при встрече здоровался и на совещаниях у Зиминой, которых Сергей при всём желании избежать не мог, общался как ни в чём не бывало. Однако у Сергея всё равно сложилось впечатление, что Карпов его не замечает. Вот вроде и разговаривает ровно, и смотрит прямо, взгляд не отводит, но, ёлки-палки, чувство такое, будто смотрит сквозь Глухарёва. Или даже не сквозь, а куда-то вообще — вглубь себя. Как будто фактически он здесь, вместе со всеми рабочие вопросы обсуждает, а мыслями где-то далеко, в посторонней, одному ему доступной теме. Зимина на эту его отрешённость тоже обратила внимание и с Глухарёвым поделилась: — Что-то Карпов странный какой-то. Хорошо бы узнать, что он задумал. Хорошо бы. Только как? Источник информации утрачен, резидент Антошин снят с пробега, а надеяться, что Стасик сам поделится, это, граждане, из области фантастики. Сергей был натурой мнительной, если чего-то не понимал, начинал подозревать самое худшее, а уж теперь, когда «худшее» имело под собой основание... Чего добивается Карпов? Бдительность, что ли, усыпляет? Выбирает момент, когда Глухарёв успокоится, уверует в свою безопасность, чтобы ударить побольнее? Но нет, шалишь, дешёвый трюк. Глухарёв на такое не купится. Успокаиваться Сергей не собирался, был начеку, но время шло, его опасения по-прежнему оставались сценарием возможного будущего, а в настоящем... В настоящем была работа с её привычной, но от этого не менее выматывающей рутиной, домашние хлопоты в виде внезапно потёкшей батареи, вздувшегося линолеума и разборок с соседями, обострившийся на нервной почве гастрит, ну и прочее всякое по мелочи. В круговерти забот и проблем Сергей упустил момент, когда что-то в нём изменилось, просто в один из будних дней вдруг осознал, что больше не шарахается при виде Карпова, не вспоминает и не думает о нём каждую свободную минуту. Осознание тоже вышло будничным: ни удивления, ни радости по поводу. «Устал, — честно признал Сергей. — Выдохся». Он действительно очень устал, но вот какая штука: проблемы, похоже, были не у него одного. Наблюдая за Карповым, Сергей готов был поклясться, что того что-то гложет — осунувшееся лицо, залёгшие под глазами тени — первый признак бессонницы, уже знакомый сосредоточенный на чём-то внутреннем взгляд. Разговор оперов... да, Сергей подслушивал. А нефиг трепаться возле его кабинета. — ...Блин, Андрюха, командир-то наш отжигает. Мы с ним вчера в Управление ездили, помнишь? Так вот, нас туда не пустили, на проходной развернули. Он ксиву забыл, прикинь? — Это ещё что. Сюда послушай. Я ему сейчас: «Мансур не заплатил за этот месяц», — а он отмахнулся, типа — похуй. — Бля-я, час от часу не легче. Да что с ним такое творится? Ого. Нет, серьёзно, что происходит? Хрен с ней, с ксивой, с кем не бывает, но чтобы Карпов забил на откаты?! Он же молится на деньги, живёт ради них, Сергей вообще полагал, что он ночами не спит потому, что дебет с кредитом сводит, а он... М-да, загадка. Загадка будоражит, манит, интригует. Только не Сергея. Оно, конечно, лестно было бы представить, что Стасик потерял покой и сон из-за него, майора Глухарёва, но даже самомнение Сергея не поднималось на такую высоту. Напротив, интуиция и жизненный опыт подсказывали, что о его персоне Карпов вспоминает так же часто, как о судьбе пингвинов в Антарктиде. Не притворяется. Не играет. Не хитрый ход. Не волнует. Совсем. Когда-то в детстве, получая подарки, маленький Серёжа прыгал на одной ножке и хлопал в ладоши от восторга. Сейчас было не менее уместно попрыгать и похлопать, и станцевать ламбаду, но Сергей ограничился малым. Констатацией: Карпову нет до него дела. А раз так, то пусть над заморочками Стасика бьются психологи, психиатры и прочие «психи». Пусть разбираются, если охота, отчего этот верный служитель Маммоны вдруг отмахнулся от своего кумира. Сергея не касается. Плевать. *** Ему казалось, что всё позади: напряжение схлынуло, сон и аппетит пришли в норму, настроение уверенно двигалось к отметке «приемлемо». Но не зря, ох не зря, предупреждает поговорка: «Как только расслабишься, так тут тебя и». Проверка, как ей и положено, нагрянула внезапно, прошлась по отделу частым гребнем и прогремела выстрелом Авроры в кабинете начальника следствия. ...Щекастый коротышка в чине младшего советника юстиции (кто, прости господи, придумал для прокурорских эти идиотские звания?) выписывал постановление и, точно китайский болванчик, покачивал головой в такт словам своего коллеги. Коллега, худой высоченный тип (Сергей про себя уже окрестил эту парочку Тарапунькой и Штепселем) прохаживался по кабинету Зиминой и вдохновенно ораторствовал: — Плохо, из рук вон плохо, Ирина Сергеевна, у вас поставлена работа. В то время, как в высших эшелонах... — на «высших эшелонах» он сделал паузу и многозначительно указал пальцем вверх, — делают всё возможное для укрепления дисциплины и борьбы с разгильдяйством, в низовых звеньях, уж простите за грубость, творится чёрт знает что. «В то время как наши космические корабли бороздят просторы Большого Театра...» — вспомнилось Сергею. — Надзорные органы не были поставлены в известность об утрате следственного дела. Вопиющая халатность! «Органы — хуёрганы». — Ну зачем же так категорично, — с максимальной любезностью в голосе и ненавистью в глазах отбивалась Зимина. — Инцидент произошёл накануне, в конце рабочего дня. Рапорт следователя Глухарёва лёг ко мне на стол сегодня утром, непосредственно перед вашим приходом. Разумеется, нами будут приняты меры... — Это всё отговорки, — перебил её «Тарапунька». — Согласно инструкции майор Глухарёв обязан был доложить о происшествии немедленно. Повторяю: немедленно! Но он почему-то этого не сделал. Придумывал, как выкрутиться? Или вы, уважаемая Ирина Сергеевна, — тут его голос засочился ядом, — очень дорожите своим сном? — Послушай...те! — вскипел Сергей. Что эта прокурорская шкура себе позволяет — так разговаривать с Иркой. — Мы тут, между прочим, не в бирюльки... — Глухарёв! — резанула сталью Зимина и обратилась к проверяющему. — Антон... — Владиленович. — Антон Владиленович, я ни в коем случае не снимаю с себя ответственности. Вы правы, но давайте пока отпустим Сергея Викторовича работать и спокойно во всём разберёмся. Думаю, нам есть, что обсудить. Покидая кабинет, Сергей заметил, что Зимина кому-то звонит, а повстречав в коридоре идущего навстречу Карпова, сразу понял — кому. «Меня, значит, за дверь, а его — на подмогу? Ну и чёрт с вами, Ирина Сергеевна. И помощничка вашего туда же». Через полчаса прокурорские убыли, о чём Сергею сообщил Тарасов. Сам он из кабинета не выходил, лежал на диване и смотрел в потолок. — Задумчивые какие-то, — делился наблюдениями Коля. — Я вот и думаю теперь: к добру это или к худу? А ты что скажешь? Сергей не ответил: пожал плечами и повернулся к Коле спиной. — Серёга... — Ничего, Коля. — А... — Потом всё. Иди. Тарасов потоптался на месте, повздыхал и всё-таки ушёл, но полежать Сергею не дали. В кабинет без стука впёрлась какая-то бабка. — Вы Глухарёв? У меня украли... Блядь, ну ни минуты покоя! — Я занят! — рявкнул Сергей. — Вас стучать не учили? — Но у меня... Сергей поднялся. — Я слышал — украли. А вы меня слышите? Я занят! Обратитесь к следователю Агапову, в сто пятый кабинет. Он с радостью займётся вашим делом. Выпроводив бабку, Сергей посмотрел на часы и решил, что с него хватит. Собрался и поехал домой. Подполковника Зимину, конечно, не обрадует тот факт, что начальник следствия свинтил в неизвестном направлении посреди рабочего дня, но Сергею уже было всё равно. «Позвонит — скажу, что заболел». Зимина не позвонила. «Стало быть, не договорились, — сделал вывод Сергей. — Пора собираться на выход». Ещё два дня прошли в неведении, Зимина его к себе не вызывала, а на третий — сама пришла к Сергею в кабинет, положила перед ним лист бумаги и ручку и сказала: — Пиши рапорт на перевод. Брови Сергея взлетели. — На перевод? Куда? — В Ольховск. — Это где? В Заполярье? — Не юродствуй, — Ирина опустилась на стул, вздохнула и пояснила как маленькому. — Это ближнее Подмосковье, сорок километров от МКАД. Можно даже не жить там — на машине ездить. «Ага, по столичным пробкам оно, конечно, самое то», — съязвил Сергей. Естественно, про себя не вслух, потому что... Да потому, что нехер кочевряжиться. Не уволили и не услали к чёрту на кулички, и это при нынешней системе, которая в отношении оступившихся применяет драконовские санкции, чтобы, так сказать, в назидание... Так что ближнее Подмосковье — царский подарок. Иркин. Ведь если бы не она... — Спасибо, — сказал Сергей. — Захарова благодари. Он лично за тебя поручился. Ездил, просил. В Ольховске, как раз, вакансия освободилась, начальник следствия на пенсию ушёл. Поработаешь год-полтора, а потом, когда всё успокоится, назад переведёшься. «Вот уж нет, — мысленно возразил Сергей. В «Пятницкий» я больше ни ногой». — Не обязательно в «Пятницкий», — прочитала его мысли Зимина. — Отделов много, а вольному воля. «А ведь про нас она даже не упомянула, — подумал Сергей, когда Ирина ушла. — Впрочем, всё верно: никаких «нас» давно уже нет».