Геронтофилка

      Эту ночь Искандар был страстен, нежен и слегка пьян. Похоже, бутылку коньяка он начал задолго до её прихода. Осознание того, что её возлюбленный волновался, что до неё дойдут слухи о его прошлом, придало Анжеле так недостающую ей уверенность в себе и уверенность в серьезности их связи. Искандару важно, как она к нему относится, что о нем думает! Хотелось смеяться и петь от радости. Хорошо, что он не стал расспрашивать её на предмет услышанного ею, не нужно было изворачиваться. А то, что он не очернял свою бывшую, показывало, что он настоящий мужчина.       Анжела тоже решила утопить свои мысли и остатки сомнений в алкоголе и выпила бокал коньяка. Её быстро развезло: поцелуи, ласки, слова — всё было, как в тумане. Кажется, говорила какие-то глупости, уже не помнит конкретно. Но запомнилось, что Искандар тоже был намного раскованней, чем обычно. Научил её паре эротических штучек, которые она без колебаний повторила на любовнике по первой его просьбе. В трезвом состоянии об этом невозможно думать, не краснея...       Нет, ей нечего опасаться — у них все хорошо. Он точно не думает о Валерии, хотя Анжела может побиться об заклад, что та и не такое проделывала своим языком, и уж точно без капли смущения… Зато Анжела уверилась в том, что Искандар, хотя и страстный южанин, но не ловелас, раз сохранял отношения с одной женщиной столько лет. Был ли у него ещё кто, это другой вопрос, она всё равно не узнает правду. Если только когда-нибудь случайно… Но это даже не важно, важно то, что он склонен к постоянству…       Как дальше вести себя с Жанной, она ещё не решила. Кажется, их с Жанной симпатия взаимна, но Валерию Жанна знает с детства. Продолжит ли она общаться с Анжелой, если узнает правду? Не сочтёт ли это предательством по отношению к подруге своей матери? И не догадалась ли она уже обо всем вчера?.. Хотя вряд ли, Жанна слишком прямолинейна, чтобы промолчать.       Анжелу также терзали сомнения насчёт предстоящего визита к Валерии в следующий вторник. Было бы любопытно побывать у актрисы дома и повнимательней за ней понаблюдать. В то же время, это почти мазохизм: смотреть на эту шикарную женщину и осознавать, что её ласкали те же руки и губы, что сейчас ласкают Анжелу… Что-то не в ту сторону её повело. Неужели заразилась от матери сентиментальной сверхчувствительностью прошлого века?       Немного поразмыслив, Анжела решила, что если Жанна напомнит, то пойдёт, отбросив сомнения. Ей нужно взять себя в руки и не быть излишне чувствительной трусихой, расстраиваться из-за прошлого, бояться непонятно чего. Сейчас Искандар только её — и это главное. И она готова на любые изощренные эротические эксперименты под его руководством, чтобы затмить малейшие воспоминания об актрисе.       Утром Жанна поздоровалась с ней как ни в чем не бывало, а когда они вышли из класса живописи набрать воду, усмехнулась:        — Повезло же тебе с твоим старичком, опять вся такая удовлетворённая, даже завидно!       Анжела не обиделась на «старичка», который действительно в эту ночь превзошёл себя, и с довольной улыбкой кивнула в ответ. Реакция Жанны радовала: та явно ничего не заподозрила, значит, пронесло, не прокололась на этом фуршете.       Они вернулись в класс и продолжили натюрморт, начатый в прошлый раз. В аудитории был общий треп, на этот раз про оккультизм и выходы в астрал. Одна девочка похвасталась, что у неё получилось: «Освобождаться от тела — это как перчатку с себя стягивать», — и предлагала потренироваться. Жанна скептически ухмыльнулась: она — материалист, не верит в такой «бред», несмотря на моду. А Анжела как-то пыталась выйти в астрал, правда, другим способом, но безуспешно. Ладно, если это все не понты, то у Оксаны особый дар, которым награждены единицы. Хотя не ей скромничать: у неё получилось нечто большее, чем выход в астрал, — надуманное ею в ранней юности сбылось самым что ни на есть магическим способом.       Насчёт концерта в субботу она сказала Славе, что пропустит занятия, но пойдёт с ними на выступление «Агаты Кристи», и они заранее договорились встретиться у метро.       — Не обижайся, Слава, но мне придётся уехать сразу, как только всё закончится. — Она не собиралась объяснять про возлюбленного, так как молодой человек вежливо, но настойчиво клеился к ней. Зачем сразу обижать? Вот если начнёт распускать руки, тогда объяснит, что у неё есть любимый человек.       — Без проблем, провожу куда скажешь. — Да, точно клеится.       — Это будет излишним, просто поможешь поймать тачку, — со сдержанной улыбкой ответила Анжела.       После института Анжела заехала на рынок, купила большой букет роз и фрукты. А в сумке у неё лежали две банки чёрной икры. Искандар специально больше заказал для неё. Он ещё сказал, что в курсе проблем с продуктами, и что она всегда может не стесняться и брать то, что ей нужно, из его «пайка», который ему привозят раз в неделю. Его дети забирают свою часть, но ему всё равно остаётся в избытке. Он равнодушен к так любимым Анжелой, да и большинством не избалованных разнообразием людей, деликатесам. Так что их часто забирает Влад или домработница. Можно было не напрягать бабушку и тоже воспользоваться халявой. Но сказалось воспитание, привитое матерью. Ей неловко вот так запросто заехать к Искандару, чтобы взять из его холодильника колбасу-буженину-осетрину. Эгоизм по отношению к близким или чертова гордыня?..       Одну банку икры они откроют вечером, ведь День рождения сегодня, так что можно отметить втроём. Есть даже шампанское, Анжела недавно купила две бутылки. Но это уже на усмотрение матери, она не большой любитель спиртного, а Алине позволяется только один бокал по большим праздникам. Одну бутылку повезут завтра к бабушке, у неё, правда, есть своё домашнее вино, приготовленное из виноградного сока и изюмной закваски. Не хуже вин, которыми её Искандар угощает, но покрепче.       Мать искренне обрадовалась цветам и подарку. Если польские духи и крем Пани Валевская* не были для неё неожиданностью, то французские помада кораллового цвета и пудра произвели фурор.       — Это же всё настоящее! — сразу поняла мать. — Какая прелесть! Уже не помню, когда последний раз у меня было что-то подобное.       — Конечно, только всё лучшее для настоящей леди, надеюсь, угадала с оттенками, — улыбнулась маме Анжела. Хорошо, что при всех своих закидонах она не библиотечная мышь, ей свойственны обычные женские радости.       — Искренне тронута твоей заботой, я на зарплату библиотекаря такое себе позволить не могу, — продолжила мама с теплотой в голосе.       — Всегда с радостью буду находить такую возможность, — улыбнулась в ответ Анжела.       — Я рада, что искусство сейчас востребовано. Как у тебя только на всё хватает — и Алине такие вещи купила, и себя одела, да ещё на поездку копишь? — поинтересовалась мать.       — Ну, связи с нужными людьми в ненавистной тебе торговле, например. Кое-кому придётся стенку в детской расписать. — Объяснение вышло правдоподобно.       Явилась Алина и вручила матери букет из пяти гвоздик, видимо, купленных в цветочной палатке у метро. Хорошо, что вообще вспомнила!       — А ты опять в обновке! — сестра заметила новый джемпер.       — Ещё летом купила, в нашем универмаге, за сорок рублей, так и висел, совсем забыла о нём. Помогла бабушке сегодня?       — Да с ней тётя Иветта решила поехать, сказала, что ей всё равно делать нечего.       — Понятно, видимо, ты так предложила. — Помогать Алина не любит, у Анжелы, помнится, в её возрасте обязанностей было намного больше.       — А про свитер ты врешь! Его там не было, — зло выплюнула вдруг сестра.       — А ты что, по моим вещам шныркаешь? — Шкаф в их комнате был поделён пополам, и здесь Анжела была полностью солидарна с матерью: копаться в чужих вещах неприлично, даже в одежде сестры.       — Да всё она нам врет! — Алина удалилась в комнату и хлопнула дверью.       Что это с мелкой? Совсем оборзела! Но Анжела решила промолчать. Мать тоже лишь возмущённо глянула на Алину.       — Я пойду переоденусь, а потом давай начнём отмечать твой день, — Анжела отдала маме банку икры. — Откроешь? На завтра ещё такая есть.       — Тоже от людей из торговли?       — Нет, от официанта из ресторана, с чёрного хода, — кстати, и тут наврала правдоподобно. Когда она ходила в ресторан с англичанином, он взял четыре стограммовые банки у официанта за пятьдесят рублей и две подарил ей. Они одну съели на Восьмое Марта, а другую Анжела отдала бабушке.       — Твоя сестра сильно рассердилась на тебя из-за куртки, но ты правильно поступаешь, нечего ей всё позволять, а то на шею сядет. Не знаю, что мне с ней делать! — вздохнула мать.       — А если нам просто игнорировать её выпады? Она же всё назло делает — например, разговаривает, как ПТУшница в пику твоей интеллигентности, — предположила Анжела.       Мать только плечами пожала.       — Может, в театр её в следующий раз возьмёшь? На интересный для неё спектакль? Со мной она на Травиату идти отказалась, а я с таким трудом билеты достала!       И чем только мама думает? Редко кто из подростков оперу любит. Но вслух Анжела сказала другое:       — Обязательно, вот Ханс приедет, и все втроём по театрам походим, а может, ещё и с Инной или Жанной. Вчерашний мастер-класс не для неё был, сама понимаешь.       — Я в этом, к сожалению, и не сомневаюсь. Вот я бы сходила!       — Извини, как-то не подумала тебе предложить. А почему сама в субботу Жанне не сказала?       Если честно, всё получилось к лучшему. Театральная среда — не для её матери. На банкете до Анжелы доносились обрывки фривольных разговоров и шуток, у некоторых подвыпивших служителей Мельпомены* среди культурной речи и нецензурное слово проскакивало. Ну и иногда сленг, соответственно. А её мать как из девятнадцатого века. Вот в обществе музейных работников и библиотекарей она как рыба в воде.       — Ты же знаешь, я так не умею. А потом, у меня всё равно французский. Мне бы на подобный вечер Мольера!       Почему мать стала такой, обьяснить не может даже бабушка, которая, кстати, её так не воспитывала. Она, разумеется, с детства водила дочь в театры и музеи, и в доме была неплохая библиотека, даже с дореволюционными изданиями, но бабушка относилась к дворянской культуре, как к далекому прошлому, и долго скрывала от дочери их происхождение. Понятно, в те времена все так делали.       Мать узнала о своих корнях, когда была примерно в возрасте Алины, и её понесло: барышни девятнадцатого века стали для неё примером для подражания. И бабушка вначале радовалась: дочь ходила на концерты в консерваторию, занималась бальными танцами, зачитывалась классикой. У соседки дочь нагуляла ребёнка, что в то время ещё считалось позором, а бабушке не приходилось даже волноваться за свою, и она была уверена, что это просто временное увлечение, а не установка на всю дальнейшую жизнь. Эх, лучше бы мать с диссидентами-шестидесятниками тогда дружила, такое интересное время было! Сама бабушка и тётя Иветта немного знали некоторых ныне знаменитых на весь мир представителей андеграундной богемы. К сожалению, лучшие люди были вынуждены уехать.       — Ты что, совсем уже рехнулась? Что за наезды? Хочешь, чтобы мы стали врагами? — накинулась Анжела на сестру, заходя в комнату, чтобы переодеться.       — Хочешь, чтобы была на твоей стороне, не будь врединой, — огрызнулась мелкая и вышла, оставив старшую в недоумении.       Когда они уже сидели с матерью на кухне, Алина вела себя как ни в чем не бывало, правда улыбалась как-то деланно. Бутерброды с икрой, фрукты, чай с пирожными составили лёгкий праздничный стол, подходящий для вечернего времени. Анжела для себя решила, что переедать больше не будет, особенно на ночь. Шампанское они не стали открывать, Анжеле не очень хотелось после вчерашнего, а мать выпила бы только за компанию.       В субботу Анжела хорошо выспалась до девяти и, приведя себя в порядок, приехала к бабушке к одиннадцати, привезла шампанское, чтобы заранее поставить в холодильник, и двухсотграммовую банку икры.       — Это уже кутёж по полной программе! А я только что поставила запекать баранью ногу. Давай, поможешь мне с овощами, — бабушка протянула Анжеле фартук.       Из духовки приятно пахло специями. Надо срочно учиться готовить, чтобы, когда будет жить одна, приглашать любимого мужчину на обед.       — Почему ты отказалась от помощи Алины? Вам же с Иветтой пришлось всё самим тащить.       — Да она бы нам только мешала. Ты не беспокойся, сын продавца, у которого мы в конце дыню и виноград с грушами брали, помог нам сумки до такси донести, чтобы не потерять богатых покупательниц, — бабушка усмехнулась. — А за талоны спасибо, ещё на пару таких поездок хватит.       Действительно, бабушка и тётя Иветта похожи на богатых и ухоженных пожилых дам. Последняя таковой и является, да ещё и ведёт себя авторитетно, в любой ситуации может расставить всё и всех на свои места.       Два салата и жареные баклажаны были готовы вовремя и размещены в хрустальные салатницы. Анжела помогла бабушке с сервировкой стола, расставила старинные тарелки и бокалы из чешского хрусталя, разложила столовые приборы из мельхиора и салфетки. Красивая посуда — бабушкина слабость.       К двум часам пришли мама с сестрой. Мама всегда наряжалась на праздники, как настоящая дама. И на этот раз она была в блузке с воротником из старинных кружев, заколотых раритетной брошью с жемчужиной. Мама явно не пренебрегла подаренной Анжелой косметикой, выглядела поярче, чем обычно, утонченной и моложе своих, сегодня уже сорока пяти, лет.       Через минут пятнадцать подъехал отец с букетом роз и коньяком. Вручив цветы, он поцеловал маме руку и произнес дежурный комплимент в стиле «Моя княгиня все так же свежа и прекрасна». Мама ответила деланной полуулыбкой. Как надоела эта становящаяся с каждым разом все хуже игра!       Вскоре появилась тетя Иветта, с букетом лилий и «Киевским» тортом.       — А ты всё молодеешь, Лидочка! Прекрасно выглядишь, — она осторожно обняла новорожденную и воздушно чмокнула в щеку.       — Эту красоту надо обязательно запечатлеть. Где наш фотограф? — тетя Иветта выжидающе посмотрела на отца.       —  Мне очень жаль, но моя камера уже не подлежит ремонту. Точнее, выгодней брать новую. Обещаю к Новому году осилить покупку, — виновато объяснил отец.       — Я сегодня буду фотографом, подруга дала камеру, — вступила в разговор Анжела.       — Я принесла показать снимки, которые наша дочь сделала в усадьбе. Ты зря ей раньше не доверял камеру, — с гордостью сказала мама и протянула ему фотографии.       Было приятно получить заслуженную похвалу от отца, и, естественно, несколько замечаний. Анжела даже облегченно вздохнула, так как ждала большей критики. Кстати, отец тоже мог бы её многому научить, хотя и считал себя любителем-самоучкой.       — Давайте пофотографируемся до обеда, — Анжела достала из сумки камеру и стала проверять настройки. Надо было поторопиться, пока у мамы свежий макияж и в комнате светло.       — У тебя что, подруга — Рокфеллер?! Это же последняя модель, только весной появилась! Пол-машины точно стоит! Даже у Саши, а он профессионал, ещё такой нет, но он показывал мне её в журнале, — отец смотрел на её аппарат с широко раскрытыми от удивления глазами.       — Я не в курсе цены, ей родственник из Америки подарил.       Анжела, конечно, подозревала, что камера дорогая, но чтобы столько… Она протянула отцу камеру, и тот осторожно взял её в руки — пусть получит удовольствие. Тот с благоговением рассмотрел последнюю новинку фототехники, быстро разобрался, что к чему, и сделал около десятка снимков.       — Саша не поверит, что я держал в руках это чудо раньше него!  — Он протянул камеру Анжеле.       Она попросила присутствующих изменить композицию и отщелкала остаток пленки, надеясь, что получится не хуже, чем у отца.       Затем решили, что пора открывать шампанское, был произнесен первый тост, и началось обычное семейное торжество.       — Ваш дар, несравненная наша благодетельница? — поинтересовался отец у Иветты, показывая на хрустальную вазочку с икрой.       Если появлялось что-то дефицитное и деликатесное, чаще всего это было с лёгкой руки бабушкиной подруги. Вот и сегодня «Киевский» торт где-то достала. Она уже лет семь как пенсионерка, но с обширными связи. Конечно, для неё прежде всего свои дети и внуки, но и друзей иногда балует. А если по-крупному, то помогла отцу с работой в хорошем музее. А Анжеле гарантировала поступление в Институт Иностранных Языков, там у неё были свои люди.       — Да нет, это всё Анжела постаралась. Я так переживала из-за её деятельности, а она и в институт сама поступила, и зарабатывает. Одну картину в галерею пристроила…       Давно мать её столько не хвалила. Если честно, стало тепло на душе, она в глубине души очень хотела этого заслуженного признания. Только злой взгляд сестры подпортил момент.       — Я же тебе ещё тогда говорила: оставь её в покое, сама разберётся, что к чему, — сказала тётя Иветта. — А ты, Алина, не решила ещё куда поступать? — она обратилась к младшей, которая угрюмо ковырялась в своей тарелке.       — Не знаю, — пробурчала Алина, даже не подняв взгляд.       — А уже пора серьезно подумать, — вступила в разговор мать. — Поговори с сестрой, раз нас не слушаешь и считаешь чуть ли не динозаврами.       — Да, наверно, придётся пойти по её стопам, — недобро хихикнула Алина.       — Ты же никогда не рисовала, за два года даже в училище вряд ли получится подготовиться. Вот музыкой ты могла бы заняться серьёзно, если захотела бы, и не обязательно классику потом играть, — посоветовала удивлённая таким заявлением Анжела. Так как сестра заканчивает музыкальную школу — под нажимом матери, конечно, не по своей воле, — при желании могла бы продолжить.       — А я и не имела в виду твой институт, — заявила Алина.       — Анжела уже закончила с торговлей на Арбате, — вмешалась мать. — Прямо камень с души свалился, я так переживала весь этот год!       — Конечно, за живопись же столько не платят, — сестра явно клонила не туда.       Неужели Алина думает, что она занялась фарцовкой, поэтому и вещи появились?..       — Алина, я умею продавать только свою живопись. Для всего остального, кстати, нужен начальный капитал, — терпеливо объяснила она.       — Вот такой капитал? — сестра стремительно поднялась, принесла из передней рюкзак и что-то достала из него…       Не может быть! Эта маленькая мерзавка держала в руках несколько фотографий, явно из последних, так как Анжела напечатала их на бумаге 13×18, а не маленькими, как обычно. Значит, взломала замок её личного ящика или нашла ключи в сумке, пока она была в ванной!..       Анжела бросилась навстречу сестре, в надежде перехватить компромат, но та быстро передала фотографии отцу.       — Вот, смотрите все, это ваша правильная дочка, с которой мне надо брать пример! А там дальше старик — или клиент, или сутенер!       — Тварь мелкая, ты не имела права!.. — Анжела все затряслась от гнева, готовая броситься и придушить сестру, но заставила себя сдержаться и вернуться на своё место. Они даже в детстве редко дрались, «дворянское воспитание» давало о себе знать.       «Проклятая малявка! Стерва! Ничего, ты ещё своё получишь!» — Анжела молча вжала пальцы в грани хрусталя, пытаясь успокоиться. Был бы бокал стеклянным, рука уже была бы в осколках, крови и шампанском.       Черт, как же им все объяснить? Без фотографий Искандара сказала бы, что с подругой фотосессию устроили. Ведь в её снимке на белой шкуре нет ничего особо неприличного.       Отец — на нём лица не было — внимательно изучил снимки. Потом дрожащей рукой передал фотографии застывшей от напряжения матери и уставился на Анжелу.       — Как ты могла? Это же последнее, что может сделать девушка… Нет, я не верю, моя дочь на такое не способна! — наконец выпалил он.       — Анжела, кто это? — удивительно, но мать отреагировала менее пафосно. — Мне откуда-то знакомо его лицо…       — Это мой любимый мужчина, мы уже месяц встречаемся, — нашла в себе мужество Анжела.       Скрывать что-то дальше не было смысла. Тем более, что обвинения её дебильной сестры намного хуже правды.       — Анжела, он же тебе в дедушки годится! — мать театрально схватилась за сердце. — Это выше моих сил, мама, что мне с ней делать?.. — она передала фотографии бабушке, к которой тут же подвинулась Иветта.       Старушки стали внимательно изучать снимки, и Иветта что-то шепнула бабушке.       — Действительно, слишком для тебя стар, ему же уже за шестьдесят? — слава богу, хоть бабушка говорила без истерики в голосе, просто как-то растеряно.       — Извините, что разочаровала всех вас, но это моя жизнь. Он свободен, а я — совершеннолетняя, — твёрдо проговорила Анжела, хотя внутри все разрывалось от злобы и обиды. И почему она была так наивно слепа, пропустила намеки и угрозы? Не прижала мелкую стерву вчера вечером?       — Анжела, это же ненормально! Представь, что с ним будет через пять-десять лет. Посмотри на нас с Иветтой или на папиных родителей! Знаешь, сколько новых болезней появляется? Чем старше, тем капризней и требовательней. Ты же не захочешь быть ему нянькой до конца его дней? — наконец нашлась бабушка.       — Анна, уж ты-то не гиперболизируй! — вступила в разговор тётя Иветта. — Они повстречаются и разбегутся. Могу поспорить, больше года это не продлится.       — Никого лучше старого пердуна не нашла, — злорадно хихикнула сестра. — И сколько он тебе за это платит?       — А ты вообще заткнись, — всё же взорвалась Анжела. — Ты мне больше не сестра! А тем, в чём ты меня обвинила, сама скоро займёшься, так как мозгов у тебя меньше, чем у курицы!        Анжела никогда не была близка с сестрой, а сейчас, кроме ненависти, ничего к ней не чувствовала. Как можно быть такой подлой? И это благодарность за всё хорошее!       — Мне тоже не нужна сестра-подкладушка! Пошла ты со своими подачками! Пойду в модели, и у меня больше всего будет, и молодого богатого иностранца найду! — выкрикнула мелкая тварь.       Мать хотела вмешаться, но махнула рукой. Кажется, боролась с навернувшимися слезами. В общем, она не заслуживала испорченного дня рождения.       Отец налил себе большой стакан коньяка и выпил. Вот так из-за одной маленькой твари, которая полезла не в свои дела, рухнул недавно обретенный мир. Конечно, Анжела тоже виновата: хотела всех порадовать и перестаралась, вызвав подозрения. И не смогла предусмотреть такую неслыханную подлость.       — Ты, Алина, не оскорбляй сестру, но и ты, Анжела, тоже громкими словами не бросайся. Сестра у тебя одна, всякое в жизни бывает, тем более, заложила она тебя своим, а не посторонним, — самым адекватным человеком среди присутствующих была тётя Иветта. Она тоже налила себе коньяк и передала бутылку матери. — Давайте выпьем и поговорим начистоту. Ничего страшного не произошло, все, слава богу, живы и здоровы. Анжелу не изнасиловали, не бросили с внебрачным ребёнком, не заразили неизлечимой болезнью, она не связалась с бандитом или наркоманом, не попала в секту. Ну, добилась Анжела мужчины, которым увлеклась ещё школьницей, и какая в этом для вас трагедия?       В комнате воцарилось гробовое молчание. У Анжелы перехватило дыхание: как, откуда тётя Иветта могла догадаться? Она в смятении посмотрела на пожилую женщину.       — Моя дорогая, я же майор КГБ, контрразведка не дремлет даже на пенсии. Было бы смешно не вычислить тринадцатилетнюю девочку. Помнишь тот журнал? Я сразу всё поняла, — она улыбнулась Анжеле.       Анжела тут же вспомнила: конечно, шесть лет назад… Искандар оставил свой руководящий пост в республике и уже год работал в центральном правительстве. Анжела была в гостях у тети Иветты и, пока та делала что-то на кухне, листала американский журнал. Там наткнулась на статью с политическими прогнозами и фотографиями ближайшего окружения нового главы государства. Искандар там выглядел великолепно и намного живее, чем на отечественных официальных портретах. Она помнит, как смутилась и быстро закрыла журнал, когда Иветта зашла в комнату. Как попросила дать журнал почитать, наврав, что заинтересовалась чем-то другим. Так Искандар из американского журнала перекочевал в её секретный ящик, в специальную папку. Тогда её сестра ещё не взламывала замки.       — Как вы могли! Всё знали и ничего нам не сказали! И кто он? Очень знакомое лицо! — воскликнула мать.       — А это пусть Анжела сама расскажет. А что бы ты, Лида, сделала? Промыла бы Анжеле мозги? Повела бы к врачу? Ты сама-то уверена, что знаешь, что для кого лучше? Тогда это безобидно было, да и без шансов с ним познакомиться. Я и предполагать не могла, что это у неё надолго и так далеко зайдёт.       — Ничего никуда не зашло! — с обидой в голосе воскликнула Анжела. Чем дальше, тем хуже: теперь ещё и за назойливую поклонницу приняли. — Мы случайно познакомились, когда я о нем и думать забыла! — Анжела призналась про встречу на Арбате, чтобы реабилитировать себя. Пришлось рассказать и про вторую встречу, упустив подробности с наркотиками и не назвать имя Инны.       Осознание того, кто её возлюбленный, стало для родителей ещё большим шоком, чем возраст. Несколько минут все просто молчали, уставившись на неё как на какую-то диковину.       — На шее народа сидят и ещё используют наивных девочек! Вот это лицо нашей власти! Сволочь! Мало ли кто на кого с симпатией смотрит? Порядочный человек и прикасаться бы не стал. Но у таких нет ни чести, ни совести. Представляю, сколько девочек он перепортил, когда у власти был! — отца, наконец, прорвало, и он разбушевался с несвойственной для его обычной флегматичности истеричностью. — Так бы и врезал по его бесстыдной харе!       Мать всхлипывала, обхватив себя руками. Она уже выпила предложенный Иветтой коньяк, но ей это мало помогло.       — Я не могу такое ни понять, ни принять, — убитым голосом произнесла она вслед за тирадой отца.       — Не устраивайте драму, жизнь течёт и изменяется. Анжела сама всё поймет и одумается, — примирительно сказала бабушка.       — Хорошо, хоть ты, Аня, это поняла. Друзья мои, лучше продолжим наш праздник. Уже пора подавать знаменитую баранину, — вмешалась Иветта. Сама переводчица не умела готовить такие изыски и была серьёзно настроена на пиршество. — А ты иди с нами, пусть твои родители немного успокоятся. — Иветта поманила Анжелу пальцем с перламутровым маникюром, и та с облегчением последовала за старушками. Хоть несколько минут отдохнуть от агрессии и истерии.       — Покажи мне что-то из вещей личного пользования, подаренных тебе твоим Искандаром, я их проверю, — заговорщически предложила майор контрразведки в отставке, когда они оказались на кухне. И, кажется, была разочарована в отсутствии таковых.        — Он мне доверяет, — робко пискнула Анжела.       Она, конечно, слышала про «жучки», и сразу поняла, что Иветта имела в виду. Было бы крайне неприятно обнаружить такой «жучок». Похоже, вся ситуация немного развлекала тетю Иветту, но у Анжелы уже не было сил на такое обижаться.       — Ну, это, знаешь ли, доверяй и проверяй, особенно для людей нашей профессии, — усмехнулась контрразведчица.       — Когда он мне снимет квартиру, обязательно вас приглашу, — поразмыслив, согласилась Анжела.       — Снимет? Вот видишь, Аня, хуже, если бы он её к себе жить взял. Да нет, он мужчина разумный и ответственный, я с ним сталкивалась лет двадцать назад, когда он ещё был главой республики.       Легче было бы перечислить, с кем не сталкивалась по работе тётя Иветта. Она возила делегации по всей стране и могла много интересного рассказать и о коммунистических царьках различного разлива, и о деятелях культуры. Где-то на три четверти это был негатив. Было приятно узнать, что Искандар остался в её памяти в меньшинстве «хороших». Во время визита одной иностранной делегации в республику Искандара у переводчицы там были такие же условия, как и у высоких гостей, и подарки она получила, как и иностранные коммунисты. А во время личной встречи Искандар удивил её эрудицией и цивилизованностью, что не было свойственно подавляющему большинству руководителей Совка.       — Может, вы расскажете всё это моим родителям, когда они немного успокоятся? — попросила Анжела, возлагая надежду на профессиональный опыт и ум Иветты. — Или хотя бы маме, — добавила она, так как отец уже уходил, наплевав на главное блюдо. И мелкая стерва вместе с ним. Ещё демонстративно хлопнули дверью. Ладно, без них лучше. Они попробуют успокоить маму, а потом Анжела уедет на концерт.       — Хочешь, поживи у меня пока. Чтобы вы с Алиной не поубивали друг друга в этой клетухе, — предложила бабушка. — Можно отодвигать на ночь стол и раскладывать диван.       Анжела с благодарностью согласилась. Сразу стало легче на душе, что не нужно будет жить в одном помещении с маленькой гадиной. А врать уже в любом случае не придётся. Кстати, переезд к бабушке избавит её от унижения перед Искандаром, чтобы он не думал, что у неё идея фикс вселиться к нему. Тем более, бабушкина кухня — целых двенадцать метров.       Мать облегченно вздохнула, когда бабушка объявила, что Анжела пока поживет у неё, видимо, тоже не была готова к неизбежной войне между дочерьми. Она была немногословна, так как не сумела оседлать своего любимого «конька» про интеллигентность и духовность. А про разницу в возрасте всё уже было сказано бабушкой. Хорошо, что не дошло до пафосных заявлений типа: «Ты мне не дочь». Здесь Анжела заняла первенство, бросив подобные слова сестре. Кстати, на самом деле имела это в виду. Пятнадцать лет — уже не ребёнок, а поступок Алины можно было расценить только как продуманную подлость.       Иветта рассказала о своих впечатлениях об Искандаре двадцатилетней давности в достаточно привлекательном для него свете, за что Анжела была ей очень благодарна. Может быть, мать обдумает эту информацию и в конце концов успокоится?       — Значит, не выдай тебя Алина, так бы и продолжала лгать? Я-то надеялась, что мне удалось хотя бы честность вам с сестрой привить, — наконец нашла к чему придраться мать. — И тебе не кажется, что принимать такие подарки — это продавать саму себя?       — Я была уверена, что в подобной ситуации неведение было бы лучшим вариантом для всех. А от пафосных слов о высоких принципах, так далёких от реальной жизни, я давно устала, — не сдержалась Анжела. — Я люблю Искандара и ни о чем его не прошу. А отказываться от того, что он сам мне делает, глупо.       — Правильно, — поддержала её Иветта. — Вот если бы он не старался порадовать, при такой разнице в возрасте и таких возможностях, я бы сказала пару нецензурных слов в его адрес. А тебе, Лида, и совет, и пожелание: разводись и найди себе достойного мужчину, пока ещё молодая и красивая.       Бабушка поддержала подругу в её пожелании и предложила за это тост. Действительно, ее мать ещё хороша, в свои сорок пять. Просто редкий мужчина потерпит её закидоны и отсутствие чувства юмора. Может, ей как раз и не мешало бы вступить в Дворянское Собрание, чтобы познакомиться с подобным себе.       — А ты уверена, что ты у него одна? Учитывая его национальность и возможности… — мать продублировала обвинения отца, но в более мягкой форме.       Иветта опять вступилась за Искандара, объяснив, что, будь он развратником, неприглядные истории попали бы в газеты. Раз сверху дали добро на травлю, все обиженные женщины не упустили бы возможность отомстить, ещё и приврав наполовину.       — Ладно, постараюсь подробней про него узнать через свои каналы, — пообещала майор в отставке.       Всем, кроме Иветты, было не до еды, но потрясающий аромат, исходящий от баранины, в конце концов соблазнил Анжелу. Да и с уходом отца и Алины атмосфера постепенно разряжалась. Анжела последовала примеру тети Иветты и положила себе в тарелку небольшой кусок. Пусть бабушке будет приятно, а аппетит, как заявила её умная подруга, с явным удовольствием наслаждающаяся вкусным мясом, приходит во время еды.       Действительно, было очень вкусно. Анжела решила, что, пока будет жить с бабушкой, поездит вместе с ней на рынок: так научится и хорошие куски выбирать, и готовить.       — Ты опять превзошла саму себя, Аня, — Иветта потянулась за добавкой. — Я за все эти годы на пенсии научилась только пару супов нормально варить и курицу в духовке запекать.       Это, кстати, уже был прогресс: раньше тётя Иветта могла лишь поджарить простую яичницу и запечь в духовке хлеб с сыром. Ну и сварить макароны и картошку, но это, наверно, все умеют. Работая переводчиком в ЦК, она и завтракала, и обедала там же, в столовой, так что необходимости учиться готовить просто не было.       Молчание за столом прерывалось попытками Иветты говорить на разные отвлеченные темы. Например, о своих детях и внуках, о её последнем отдыхе на курорте в Болгарии. Анжела тоже внесла свою лепту — рассказала о выставке художников «Темпоральной реальности», об английском режиссере и актерах.       — Давай тоже сходим на эту выставку, чтобы не отставать от молодых, — предложила Иветта подруге. Бабушка согласилась, хотя призналась, что не сильно понимает абстракцию.       После чая с тортом Анжеле уже было пора собираться.       — Я пройду с тобой до метро, заодно куплю сигареты. А потом вернусь, помогу с посудой, — предложила Иветта.       — Ты же давно бросила, — вмешалась бабушка.       — И это теперь тоже на моей совести? — полушутя спросила Анжела.       — Ещё чего! У меня что, своих личных волнений быть не может? — бабушкина подруга загадочно улыбнулась.       Потом все-таки рассказала, что на прошлой неделе получила письмо от своего старого поклонника, с которым работала около сорока лет тому назад. Тогда он был одним из активистов компартии Аргентины, и его поездка длилась дней десять. Им пришлось подавить внезапно вспыхнувшие чувства, так как у обоих были семьи. Сейчас Хорхе — вдовец, как и Иветта.       — От коммунистических идей он давно отошёл, уже на пенсии, но занимается небольшим бизнесом вместе с сыном. Мы уже созвонились, он прилетает через полтора месяца, — сообщила Иветта.       Круто! Анжела была за нее искренне рада и пожелала самого лучшего.       — Да уж как получится! Мы же оба сильно изменились. Он здесь две недели будет, в гостинице, естественно. Может, сходим вместе куда-нибудь: я со своим стариком, ты со своим? — Иветта всегда отличалась жестковатым чувством юмора.       — Если Искандар не против, то с удовольствием, — отпарировала Анжела под возмущённый взгляд матери.       Бабушка усмехнулась,тоже оценив юмор.       Они с Иветтой вышли на улицу, и Анжела достала из сумки новую пачку сигарет с ментолом. Она купила несколько таких в чудо-магазине, для Жанны и для своих собственных понтов.       — Вот, пожалуйста, это вам, тётя Иветта. Я всё равно не курю, а только иногда балуюсь. Но одну сигарету за компанию с удовольствием, может, нервы успокоит.       Они присели на лавочку в сквере. Анжела чувствовала себя ужасно уставшей, даже опустошённой, зато злоба притупилась.       — А ваша бывшая работа… не будут они вам с Хорхе мешать? Или вы это шутили, что в вашей организации не бывает бывших?       — Ты же не твоя мама, должна понимать шутки. А доля истины была в том, что подозрительность и навыки никуда не деваются. Но я сейчас совершенно свободна, уже семь лет как частное лицо. И Хорхе не занимается партийными играми уже лет тридцать, не представляет здесь ни для кого интереса.       — А вам удавалось разоблачить иностранных агентов, тётя Иветта? — полюбопытствовала Анжела.       Обычно бывшая переводчица и контрразведчик распространялась только о первой своей деятельности, но сегодня она была слегка навеселе и возбуждена, вдруг удастся узнать что-то интересное.       — Конечно, и не раз! Просто так погоны не дают, особенно женщинам. В этом мире, тем более, в нашей стране, женщине приходится проявлять намного больше усилий, чем любому мужчине на такой же должности. И, поверь, хотя советский строй как таковой не особо люблю, считаю, что поступала правильно, выводя на чистую воду врагов, притворяющихся друзьями. Как ты понимаешь, иностранные разведчики сюда приезжают не для благотворительности. Один раз я выявила действительно засланного для подрывной деятельности агента, мог огромный ущерб принести, если б не остановили его вовремя. За эту операцию мне майора и дали. Напишу воспоминания о всех своих приключениях, когда секретность снимут.        Нет, алкоголь не расположил Иветту на откровенность, не потеряла бдительность. Так что интересных историй от нее пока не узнать.       — А сейчас и в Органах такой же бардак, как и во всей стране. Совсем оборзели со своей демократией, идиоты! То всё было нельзя, а теперь всё можно. Видимо, мозгов не хватает придерживаться золотой середины, — начала возмущаться Иветта.       Искандар тоже как-то говорил подобное, но несколько дипломатичней — вспомнила Анжела.       — И кто только сейчас сюда не лезет! Сектанты уже по радио выступают! — тете Иветте хотелось высказаться, и она села на своего любимого конька: воинствующую критику. А к сектантам она питала особую ненависть, сын её племянницы попался в сети к Саентологам.*       Сама Анжела пресекала все попытки незнакомцев заговорить с ней на религиозную тему, а София предупредила, насколько опасно посещать подобные сборища, объяснила, что они пользуются отработанными приемами воздействия на психику. Как будто она сама не пользуется чем-то подобным со своими клиентами! Впрочем, раздражение, возникшее после последнего разговора с предсказательницей, уже улеглось: каждый пробивается всеми возможными способами. Искандар сказал ей в прошлый раз, что Джуна позовёт Софию на «собеседование». Но в ученики она берет только в случае обнаружения у человека неординарных способностей, и, предпочтительно, обладателей медицинского образования.       — Значит, он тебя уже в двухсотую секцию водил, — тем временем со знанием дела заявила тётя Иветта. — Я часто там раньше бывала, и с делегациями, и по разовым пропускам.       Иветта поинтересовалась, кто в этом магазине сейчас работает и что там сейчас есть. Больше всего удивилась, когда Анжела проговорилась, что первый раз Искандар сам ей выбирал подарки.       — Не представляю такого человека за банальным шоппингом, — усмехнулась она. — Руководители его уровня туда раньше редко заглядывали.       — Значит, он меня всё-таки любит, раз на такое пошел, вышел из «зоны комфорта»? — Анжела невольно повторила выражение Валерии.       — Рассуждаешь правильно, но не обольщайся: ему сейчас просто делать нечего. Чисто финансово для него это деньги небольшие, и такие люди не привыкли переплачивать. А переживать на тему любит-не любит вообще в твоём случае смешно: ты с ним, пока тебе хорошо и комфортно. И ещё совет старого циника — не показывай себя сильно влюблённой и заинтересованной. Нет, я за чувства, бабочки в животе при случайном соприкосновении рук и других частей тела необходимы, но в отношениях всегда лучше тому, кто любит чуточку меньше… или даже не чуточку, — назидательно закончила тётя Иветта и с явным удовольствием затянулась ароматной сигаретой.       За её плечами два удачных брака, так что знает, о чем говорит. С первым мужем Иветта развелась после двадцати лет безоблачного сосуществования, мирно, по обоюдному согласию, и они остались друзьями, второй муж умер лет пять назад.       Иветта забрала сигареты и чмокнула её в щеку.        — Надеюсь, что и концерт, и предстоящая ночь принесут тебе только радость. А я пойду помогать твоим, и, если получится, приведу в чувство твою маму.       Она легко поднялась и зацокала каблучками по дорожке, ведущей к подъезду.