Карусель

Наверно, надо представиться? Я - Пётр Беспалов, врач-стоматолог. Женат, есть ребёнок. Нет, это вряд ли кому-то интересно. Мне ведь не резюме надо составить, мне надо рассказать, как всё получилось. А я даже не знаю, какими словами это объяснить, кто в этом виноват, и виноват ли кто-то вообще. Понимаете, я теперь ни в чём не уверен стопроцентно, до конца… Я всегда любил порядок. Во всём. Даже когда был маленьким, мне никогда родители не напоминали, чтобы я убирал за собой игрушки. Они всегда были на своих местах, и книгу я всегда ставил в шкаф, даже если и не дочитал, и одежду носил аккуратно. Да, мне нравится порядок, и на полках, и в мыслях. Что здесь такого? И пусть некоторые сколько угодно называют меня бесчувственным роботом и тому подобными эпитетами, мне это безразлично. Я знаю, что это не так, но доказывать ничего и никому не собираюсь. Особенно Егору. Егор – это мой младший брат. У нас разница в возрасте примерно шесть с половиной лет. И хотя внешне мы похожи – оба темноволосые и кареглазые – но характеры у нас прямо противоположные. И если уж быть до конца откровенным, то наличие младшего брата никогда не приводило меня в восторг. А иногда даже раздражало. На мой взгляд, родители с малолетства уделяли ему больше внимания, чем необходимо. И при этом не замечали в Егоре недостатков, которые он, кстати, и не старался особенно скрывать. Но что бы он ни сказал, что бы ни сделал – для отца он всегда оставался Горушкой-Егорушкой, а мать вообще баловала сверх меры. Они не хотели видеть, что на самом деле Егор скрытный, хитрый и, пожалуй, даже жестокий. Нет, в нём были и некоторые положительные качества, упорство, например, и способности у него даже выше, чем мои, надо признать. Но применял он эти способности своеобразно: сколько раз Егор подставлял меня, сам при этом оставаясь вне подозрений! Я же должен быть честным, да? Так вот вам честно: я никогда не испытывал к брату каких-то братских чувств. И пусть он сколько угодно повторяет, что я вообще не способен испытывать какие-либо чувства, это неправда. Просто так получилось, что самые сильные чувства, что я испытал, они оказались самыми… неправильными. Потому что чувства эти проявились по отношению к парню. И вот про этого парня, про то, что меня связывало с ним, я и должен рассказать. Его имя Алексей, и они с Егором учились вместе с первого класса, ну и сдружились очень быстро. По крайней мере, в то время, пока были сопливыми младшеклассниками, он и брат были не разлей-вода. Алексей почему-то постоянно оставался у нас в квартире, и ночевали они с Егором на одной кровати. Родители относились к этому снисходительно, они его жалели, как мне кажется: у мальчика отца не было, а мать как-то вообще не оказывала на сына никакого влияния. Насколько мне помнится, она работала на двух работах, и у неё, видимо, не оставалось времени на воспитание ребёнка. Так что в нашем доме Алексей был кем-то вроде третьего сына. Кстати, Егор, когда они уже стали постарше, никогда не называл друга по имени. Он изобрёл для него дурацкую кличку - Леший. И звал только таким образом. Правда, при этом всегда с разными интонациями, и иногда это звучало… достаточно точно. Наверно, я тоже буду называть Лёшу именно так. Я как-то незаметно привык к этому прозвищу. Так вот, Леший. Что я могу о нём рассказать? У меня как-то не сформировалась привычка интересоваться делами и приятелями Егора. Всё-таки в возрасте большая разница, и чем меньше я общался с братом, тем меньше у меня было проблем. Поймите меня правильно, Гор действительно мог осложнить моё существование какой-нибудь каверзой или даже одной фразой, сказанной им про меня родителям. Он вроде бы не врал, не ябедничал, но у него всегда выходило так, что я по отношению к нему получаюсь просто садист какой-то. Но я уже говорил, что у Егора всегда хватало ума не только на учёбу, но и на то, чтобы испортить жизнь окружающим, подставить ближнего своего. Правда, на Лешего это никогда не распространялось. По отношению к другу Егор был больше похож на старшего брата, чем на ровесника. Кажется, он обо всём заботился: и чтобы Леший был накормлен, и уроки были больше на Егоре, а со временем я стал замечать, что он командует им как хочет. По крайней мере, так это выглядело. Иногда Лёша даже срывался в ответ, они начинали ругаться, и мне приходилось делать им замечания. Но они всегда мирились, и очень быстро, а я получался опять крайним в их недоразумениях. Леший со мной почти не разговаривал. Тогда это не казалось мне странным, ведь у нас практически не было точек соприкосновения. И если бы в то время меня попросили описать его внешность, я бы, наверно, затруднился с ответом. Больше всего к нему подходило определение «ангелочек». Тоненький, беленький, всегда с отросшими прямыми светлыми волосами (он редко стригся, и как мне кажется, не каждый день даже расчёсывался). И, конечно, глаза, огромные синие глазищи с длинными ресницами. В целом красивый мальчик, и ничего удивительного не было в том, что именно он, а не Егор, всегда и везде привлекал внимание и видом своим, и поведением. Звонкий такой, смешливый, живой. Не скажу, что Леший нравился всем без исключения - у многих здешних ребят возникало желание немного испортить эту кукольную внешность. Поэтому и возвращались два наших мушкетёра домой частенько в синяках, с разбитыми носами. Егору все драки были как с гуся вода, он, наверно, даже наслаждался этими безобразиями, а вот Леший переживал. Особенно если начинала ругать мама, тогда он всегда краснел до слёз, смущённо придерживая наполовину выдранные из проймы рукава. Кстати, рубашки потом ему покупали в основном мои же родители. Город у нас самый обыкновенный, небольшой провинциальный городок, и население в основном не блещет интеллигентностью и высокой культурой поведения. Всякой босоты, хулиганья, алкоголиков тоже хватает, и чуть ли не в каждом дворе по банде малолеток. А уж пресловутые лихие девяностые, на которые целиком пришлась моя учёба в вузе, явили нам и новые реалии - перераздел собственности, разгул преступности и тому подобное. Хорошо, что нашу семью не особо затронули все эти катаклизмы. Я имею в виду материальную сторону жизни. Учился я в областном центре, и на время обучения снимал комнату у одной пенсионерки. В общежитии, к сожалению, мне было бы трудно приноровиться к тому бедламу, что там обычно творился. Хотя, надо признаться, на вечеринках, в которых я иногда принимал участие, было довольно весело. И ещё там были девушки. Ну, вы меня понимаете… Так что я был вполне нормален в свете сексуальных взаимоотношений. Постоянной подруги у меня, конечно, не было. Я считаю, что в институте заводить подобные отношения слишком рано, да и обременительно в финансовом плане. Но это я немного отвлёкся. А хотел я сказать о том, что, отсутствуя дома по полгода кряду, можно упустить из виду те изменения, что происходят с твоими родными и знакомыми за этот период. Вот так произошло и со мной. Летнюю сессию я успешно сдал и домой возвращался усталый, предвкушая отдых и мамину стряпню. Но не принял во внимание, что с сессией я управился раньше, чем предполагал, и то, что это было воскресенье, а по выходным родители всегда на даче. Поэтому, когда я открыл своим ключом дверь, то уже с порога понял, что в доме происходит нечто подобное тому, что творилось в нашей общаге. Громкая музыка, в комнатах сигаретный дым, на столе в большой комнате стояли бутылки с пивом и, кажется, с чем-то более крепким. На диване спал какой-то незнакомый парень. Я заглянул в кухню, разыскивая брата, потом в его комнату. Никого. Я вернулся в гостиную, и только тогда увидел, что на балконе кто-то есть. Приготовившись устроить справедливый скандал этим малолетним выпивохам (им же было по пятнадцать-шестнадцать лет всего!), я взялся за тюлевую занавеску. Однако зайти на балкон я не успел. Запнулся на пороге, увидев, что там стоят двое и целуются. Я ещё успел отметить, что это был не Егор, а Леший. Он обнимал за талию какую-то девицу, плотно прижавшись к её губам. Судя по всему, они бы и пролетающего мимо дракона не заметили, не то, что меня, глядящего на них из полутьмы комнаты. А я… я застыл, как громом поражённый. Вцепился руками в эту несчастную занавеску, а глазами - в Лешего. Не знаю, почему именно на него я смотрел, а не на девушку, тоже, кстати, полураздетую. Да и будь она хоть полностью голой, я бы всё равно смотрел не на неё… Леший стоял ко мне спиной. Он был в одних широких шортах, и солнце так ярко освещало эту его узкую, гибкую спину с выступающими лопатками, и волосы, выгоревшие до белизны, как всегда разлохмаченные. Он оказался не таким уж и худым для подростка, в мягком углублении едва-едва хребетик проглядывал крупными бусинами. Леший с Егором всегда рано начинали купальный сезон, вот и сейчас эти ровно загоревшие плечи, спина и склонившаяся для поцелуя шея представились мне неожиданно красивыми, матово-золочёными, будто сияющими. Знаете, в детских мультфильмах есть такие персонажи - маленькие феи, похожие на стрекозок, которые летают и размахивают своей волшебной палочкой, а с неё во все стороны рассыпается искорками жёлтое сверкание. Вот мне и почудилось, будто подобная фея обсыпала всего Лешего с головы до ног яркой, солнечной пудрой, так, что даже глаза слепило… Надо было или спугнуть их с этого балкона, или уйти по-тихому, а я всё стоял и смотрел, не мог оторваться. Не могу объяснить этого ступора, но… Вот представьте, что вы утром, как обычно, встаёте у зеркала побриться, а оттуда на вас незнакомое лицо смотрит. И вы уставитесь на него в ответ и будете тупо разглядывать, не в силах отвести взгляд. Так и я: стоял и смотрел, как загипнотизированный. Под солнечным прожектором каждая малюсенькая подробность была видна, вплоть до крохотных родинок на плечах Лешего. Или это веснушки были? Да неважно, главное - они мне показались… ну, симпатичными, милыми, что ли. А уж когда я соскользнул взглядом до поясницы, а там у него оказались две такие симметричные неглубокие впадинки… Я вам описать не могу, какие они были нежные, манящие, так и тянуло провести по ним большими пальцами или вообще губами прижаться. И тут Леший пошевелился, переступил с ноги на ногу, сильнее вжимаясь в девчонку пахом. По спине у него плавно прошла мышечная волна, и он прогнулся ещё больше. Шорты сползли, показалось начало ложбинки между ягодицами, а сама попка там, под тканью, чуть набухла сочными половинками, округлилась, опала, опять напряглась… Дальше я не выдержал. В себя пришёл уже в ванной, и по пальцам сперма тёплыми ручейками стекала. Ноги у меня подкосились, и я сполз на пол. Никогда до этого у меня столь сильного оргазма не было, даже с Ниной, что считалась секс-бомбой в нашем институте. Из ванной я вышел уже более-менее в порядке, тут как раз и Егор объявился, он, оказывается, в магазин ходил. Я, конечно, устроил им разнос, как положено. Егор с Лешим убирались в квартире, а я ушёл под предлогом повидаться с друзьями. Ну, хорошо, сбежал. А что было делать? Всё время голый торс, загорелые коленки и узкие лодыжки Лешего в глаза лезли. Он ведь так и не набросил на себя ничего, жарко очень было. То лето мне долгим показалось, и в то же время коротким. Необъяснимая тяга к конкретному лицу одного со мной пола никак не проходила, как я ни надеялся, сколько бы усилий ни прилагал, чтобы это сумасшествие из себя вытравить. Неразлучная парочка – Егор с Лешим – свои предпоследние школьные каникулы проводили с размахом, с аппетитом, а я… Ладно, это неинтересно, что именно делал я. Постепенно моё влечение стало приобретать маниакальные черты, и это меня начало даже в какой-то степени пугать. Мне уже мало было просто видеть Лешего, украдкой любоваться тем, как он двигается, смеётся, как подносит к губам бутылку с минеральной водой, запрокидывает голову и пьёт, словно дразнит… Я безумно хотел дотронуться до золотистой кожи, убедиться, что она и на ощупь такая же тёплая, гладкая. И ещё я практически каждый день ссорился с братом, срывался на него по пустякам. Банально, но я завидовал Егору, как никому и никогда в жизни: ведь он мог в любой момент сделать то, что для меня было недостижимо. Мог и делал - лохматил Лешему волосы, трогал его, не стеснялся обнять и потискать в шутку. И было ещё одно обстоятельство. Даже несмотря на летнюю жару, они продолжали спать вместе, как привыкли. Только уже не на кровати, а на матрасе, расстеленном на полу, рядом с открытым окном. А я крутился в своей постели всю ночь напролёт, сбивал на пол подушку, сворачивал рулетом шершавые, душащие меня простыни, не в силах уснуть оттого, что рядом, в соседней комнате, лежит Леший, и мой брат спит, закинув руку ему на грудь… Уже близилось начало нового учебного года, я ждал его и одновременно мучительно жалел, что лето заканчивается. Разрывался просто, не зная, что для меня лучше – избавиться от этой напасти, забыть, как страшный сон, или помучиться ещё, подсматривая за Лешим. И тут произошло кое-что, что определило мой выбор в пользу первого варианта. В целом событие не было столь уж уникальным: Егор с Лешим вернулись поздним вечером изрядно побитыми. Их драки так и продолжались, чаще всего с парнями из этих ужасных уличных группировок, потому что в школе их уже никто не трогал. Не знаю, где и как Егору удалось научиться этим всем грязным приёмам, но в драку с ним чаще всего вступали лишь те, кто ещё был с ним незнаком. Я как-то раз видел, как он дерётся, и впечатления у меня остались двойственные. Это было и страшно, и красиво одновременно… К счастью, мне в жизни не приходилось махать кулаками, и я этому рад. Но в любом случае, так, как Егор, я бы действовать не смог. Так вот, они явились ободранные, будто с ёлки падали. Но при этом оба веселились, очень довольные тем, что сумели кому-то там как следует вломить. А я получил, наконец, в свои руки то, о чём бредил целое лето. Как медику, мне доверили обработать увечья этих уличных бойцов. И начал я, конечно же, с Лешего. Это оказалось даже лучше, чем я себе представлял. Потому что у Лешего, оказывается, помимо привлекательной внешности был ещё и поразительно приятный запах. Я с головой тонул в невероятных ощущениях, прикасаясь к атласной коже, стараясь дотрагиваться до ранок как можно осторожнее. От йода Леший шипел сквозь зубы, как одичалый котёнок, а я уговаривал его потерпеть, хотя голос от волнения перехватывало, и я сам сипел и шептал, и дул ему на ссадины… Как я сдержался в этот момент, даже не знаю, но тянуло к нему неимоверно. Я устоял, я был молодец. А потом со словами: «Егор, ты следующий», я повернулся к брату. Увидел его лицо и понял, почему с ним опасаются связываться в школе и во дворе. Егор выглядел так, будто в следующую секунду бросится на меня и перегрызёт горло. Страшно смотрел, по-звериному. И глаза какие-то совсем чёрные были, бешеные. Процедил сквозь зубы, со злостью: «Сам справлюсь!», забрал у меня пузырёк, вату и ушёл в комнату. Через три дня я уехал. А до этого времени Егор ни на шаг не отходил от Лешего, не оставлял его со мной наедине. И эти ненавидящие взгляды постоянно. Я не страдаю кретинизмом, да тут и дурак бы понял… Что интересно, ни я, ни Егор и словом не заикнулись о Лешем, о том, как мы к нему относимся, и как, по этой причине, мы стали относиться друг к другу. Тут и без слов всё было ясно. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты… и так далее. Вступать в борьбу с собственным младшим братом за симпатичного паренька? Абсурд, согласитесь. Я был даже благодарен Егору за молчание, вроде бы, пока об ЭТОМ не сказано вслух, то оно и не существует, и я нормальный, вполне адекватный молодой человек, у которого вся жизнь впереди. Как старший брат, я, наверно, обязан был поговорить с Егором о том, что лучше следовать общепринятым правилам, не тянуться за призрачным золотым сиянием, за колдовским обольщением. Но он вполне мог спросить в ответ: «А ты-то сам?». Да, я сам виноват, что дал ему возможность узнать о моём не вполне законном увлечении, поймать меня на слабости. То есть морального права я как бы не имел, да притом и уверенность была, что брат всё равно никого не послушает, сделает всё по-своему. И я опять ему завидовал. Завидовал тому, что Егор способен жить так, как не могу я себе позволить. Не в том смысле, что он в состоянии приобрести себе любую вещь, какую пожелает, а то, что он может позволить себе совершать необдуманные поступки и потом ни разу не пожалеть об этом. Он в чём-то сильнее меня, искушённее, и тёмная сторона нашей жизни не вызывала в нём такого отторжения, как у меня или наших родителей. И очень скоро мы имели возможность в этом наглядно убедиться. Мне давно хотелось купить себе автомобиль. В той экономической неразберихе, что творилась на диком, спекулятивном рынке девяностых годов, случались как ужасающие случаи разорений, так и сказочные возможности очень выгодных покупок. Повезло и мне: почти новую машину продавали гораздо ниже себестоимости. Я занял денег, где только смог и купил её. Так как заработок у меня уже был стабильным, то я рассчитал, за какой срок смогу расплатиться за неё. А через месяц случилась катастрофа, по-другому не скажешь. Даже если бы вдоль дороги стояли гаишники с радарами и видеокамерами, я не доказал бы, что меня нагло подрезали и подставили под удар бок дорогой иномарки. Потому что из этой иномарки не спеша вышли трое парней, так же неторопливо обошли вокруг моей «шестёрки», нагло оценивая её. А потом один из них открыл дверь: «Вылезай. Пока не расплатишься за ремонт моей тачки, твоя будет у нас». А поскольку я узнал эту небезызвестную в нашем городке личность, то понял, что спорить бесполезно. Дома я рассказал родителям, как «влетел на бабки». Всё, что они говорили, все варианты, что предлагали, не могли помочь: я действительно попал в весьма дерьмовую ситуацию, из которой не видел выхода. А потом домой из школы пришёл Егор, как обычно, один. После того, как я, закончив учёбу, вернулся и снова стал жить с родителями, Леший практически перестал появляться у нас в доме. И я не спрашивал у Егора, почему. Думайте, что хотите, но мне так было спокойнее. Так вот, Гор сразу понял, что произошло что-то неприятное, потому что мама даже плакала. На вопрос «Что случилось?» отец вкратце обрисовал ему положение, в котором я оказался. Егор сел за стол, немного подумал и спросил у меня: «Так кто забрал машину-то?» Я поморщился и ответил: «Морган». В принципе, дальше вопросов уже возникнуть не должно было: несмотря на молодость, этот Морган считался в городе самым крутым мафиозным типом, и такие слова, как «благотворительность» и «жалость» к нему никакого отношения не имели. Егор ещё какое-то время посидел, а потом ушёл из дома, ничего не ответив на замечание мамы по поводу ужина. Занятые своей проблемой, мы с родителями не заметили, когда он вернулся. На кухонный стол, за которым мы продолжали сидеть, Гор бросил ключи от машины: «Держи и больше не теряй». Как он это сделал, я до сих пор не знаю. Егор ничего нам не рассказал, и оставалось только теряться в догадках, как семнадцатилетний мальчик смог отобрать добычу у такого матёрого, опасного хищника. Ведь, насколько мы знали, ни к какой из городских банд Егор отношения не имел. После этого случая я стал относиться к брату по-другому. И с большим уважением, и, пожалуй, даже с опаской. Я уже говорил, что после возвращения редко видел Лешего. Спрашивать о нём у Егора было совершенно бесполезно, к тому же мне казалось, что в их отношениях не всё так гладко, как раньше, и подливать масла в огонь было бы излишне. А проблем и без того хватало: дело шло к окончанию школы, и парням необходимо было делать выбор между высшим образованием и армией. Выбор стоял и передо мной: один из моих бывших однокурсников предложил мне вернуться в областной центр, у них высвобождалась одна вакансия в неплохой зубоврачебной клинике, и я серьёзно обдумывал эту возможность и сопутствующие ей обстоятельства. А параллельно с этими размышлениями, такими разумными, спокойными, логическими, у меня внутри поднималось что-то неуправляемое, сметающее все моральные, этические и даже человеческие установки. Как чёрная, ревущая, наполненная злой силой волна, после которой на берегу не останется никого в живых. Я хотел Лешего. И этим было всё сказано. Всё кончилось в одну минуту, как-то просто и буднично. Однажды вечером в нашей квартире появился с неожиданным визитом Леший. И он был не один. Немного подросший, но ничуть не повзрослевший, он держал за руку, ни на минуту не выпуская, какую-то длинноволосую блондиночку. «Познакомьтесь, это Лёля». Что за идиотское имя. Ну и звалась бы, как положено, Олей. Так нет же, надо было подчеркнуть свою инфантильность, для этого и ресничками научилась наивно хлопать, и улыбаться робко, как будто её не в гости пригласили, а на жертвенный алтарь. Я возненавидел эту Лёлю сразу же, и не понимал, почему у Егора не видно подобного же отношения к ней. Он общался с ней обыкновенно, без эмоций, как будто не понимал, что его… друг привёл к нам не просто какую-то постороннюю девушку. У меня и то в голове все колокола Успенского монастыря зазвонили, когда Леший со счастливой улыбкой заявил: «Мы приглашаем вас всех на свадьбу!» Ни на какую свадьбу я, разумеется, не пошёл. На следующий же день я позвонил однокурснику и сказал, что принимаю его предложение насчёт клиники. С тех пор я живу отдельно от родителей, и даже появляюсь в нашем родном городе крайне редко. И если кто-то из родителей начинает разговор о младшем сыне, я в этом никогда не участвую. Я не осуждаю, но и не приветствую то, как Егор распорядился своей жизнью. Это только его дело, и каждый сам выбирает себе судьбу. Примерно через год после отъезда из дома я познакомился с Кристиной и вскоре сделал ей предложение. Хотя моя супруга старше меня на четыре года, у нас прекрасные отношения. Кристина прекрасная хозяйка, она подарила мне замечательного, здорового сына. У меня престижная, высокооплачиваемая работа и красивый, современно обставленный дом. Одним словом, моя жизнь сложилась очень удачно, и многим о такой жизни остаётся только мечтать. И я уже давно не вспоминаю гладкую, тёплую, ароматную нежность кожи Лешего, и эти его прелестные, беззащитные ямочки на тонкой мальчишеской пояснице. И не хочу больше представлять себе, как я вылизываю их, мечтая отравиться насмерть проклятой золотистой пыльцой… Что, вы мне не верите? Ну, и правильно делаете, что не верите…