Карусель

Почему я назвал его Лешим? Да потому что он леший и есть. Чудо лесное, лохматое, глазастое, и каждому может голову заморочить, зачаровать, в самую серёдку души забраться… Даже когда маленький был, умел так заразительно, так светло улыбаться, что Раиса Яковлевна, наша завучиха-паучиха, не в состоянии была на нас долго ругаться. Он бы этим своим обаянием мог пользоваться, как вор отмычками, а Лешему и в голову не приходило специально кому-то улыбаться, очаровывать, он же честный аж до глупости. И сам не понимает, что его, эльфика лесного, смять легче, чем улитку без раковины. Когда я понял, что он на самом деле такой, не прикидывается открытым и беспечным, а взаправду так по жизни и чешет, то у меня шок случился. Я-то сам всегда жил, как будто удара ждал, и там, где у человека душа хранится, у меня все окна и двери всегда не просто плотно закрыты, а ещё и на замки-решётки-ставни… А у этого ангела с белоснежными крылышками душа нараспашку, все окна-двери настежь, и каждому встречному доверяет. Ну, как такого недотёпу не взять под защиту? Должен сказать, что он расти - рос, но практически таким и оставался. Я пытался его как-то приспособить к этому нашему существованию, где жизнь больше похожа на войну за выживание, реалити-шоу «Последний герой» в масштабе всей страны. Я хотел, чтоб он и без меня мог спокойно дальше жить, а Леший в ответ только улыбку свою в сто килотонн выдавал, и попутно меня ещё и успокаивал, мол, жизнь всему научит, а я чтобы по этому поводу не напрягался. И как-то незаметно внутри меня понимание проклюнулось, что он-то без меня худо-бедно проживёт, а вот я без него – это вряд ли… Я не просто привык к нему, я к этому мальчишке просто прикипел. Меня к Лешему приварило крепче, чем аргонной сваркой, и его отсутствие организмом ощущалось, как потеря конечности. И стоило только Лешему плюхнуться за нашу с ним парту, или на скамейку во дворе, или на фанеру, уложенную на трубах теплоцентрали, да где угодно, лишь бы рядом… так во мне будто кнопку какую-то важную включали. Как будто до этого было немое чёрно-белое кино, а потом клац – и всё цветное, и музыка играет. И вот не знаю, как долго бы я пребывал в розово-слюнявом заблуждении, что Леший мне дан для того, чтобы жизнь моя чуточку веселее да расцветистее была. Скорее всего, недолго. У нас и так уже кое-какие трабблы начинались. На почве сексуального созревания, надо полагать. А тут мой братик-андроид просто ускорил процесс. Честно говоря, никогда не думал, что братец окажется на такое способен. Петечка же у нас весь такой правильный, до последней прилизанной волосинки, до самой распоследней молекулы образцово-показательный. Кстати, он терпеть не может, когда его так называют, максимум, что он выносит от родных и знакомых, так это скучное - «Петя». Мне же в кайф его и Петюньчиком назвать, только чтобы полюбоваться, как будет кривиться эта рожа манекенная. Да, я не люблю брата, и никогда не любил. А за что его, извините, любить прикажете? За бездушность, за высокомерие по отношению даже к родителям, за то, что он окружающих всегда только по одному критерию мерил – может человек ему принести пользу или нет? Я-то ему всегда не по зубам был, хотя в открытую никогда и не лез, в коленках слаб ещё был для таких поединков. Понятное дело, шесть лет разницы – это для детишек серьёзно. Но втихушку гадить мне никто не мешал, чем я и пользовался. Так вот, повторюсь: очень неожиданно для меня оказалось увидеть на физиономии брата, вечно такой равнодушно-брезгливой, какие-то чувства. Человеческие, что ли. И ладно бы сочувствие там или насмешку, так нет же. Это совсем другое было… Он промакивал ваткой ссадину на скуле Лешего, а сам при этом чуть слюни не пускал. И шептал что-то, и глазами по лицу шарил, ещё чуть-чуть, и он бы Лешего облизывать начал. А этот… святой Алексий и не замечал ничего, только от йода морщился да подёргивался, когда Петька вату крепче прижимал. Сначала я просто глазам и ушам своим не верил, а потом… Потом едва успел поймать собственную крышу, что внезапно полетать собралась. Как я Петеньке тогда не вмазал, сам не понимаю. И разница в возрасте и мышечной массе уже никакой роли не играла – я в пятнадцать лет мог спокойно выйти против взрослого мужика, если только он не спецназовец, и сделать его. Удержало меня в тот момент от ругани да мордобоя только одно: во мне самом ремень безопасности готов был лопнуть, и неизвестно, на кого бы я набросился, на Петьку с кулаками, или на Лешего с поцелуями. Во мне всё перекувыркнулось, рванулось наружу, ища выхода. Но я недаром с самого малолетства умел себя в узде держать, поэтому просто ушёл. В комнате повреждения себе обработал, где сумел дотянуться, а Леший, когда пришёл вслед за мной, на спине ваткой поелозил да с пинцетом поковырялся – Гутя исхитрился мной забор проломить, а доски там совсем не полированные были. И вот, пока он что-то бормотал вполголоса и спину мне йодом разрисовывал, на меня как откровение какое-то снизошло. Или я наконец-то самому себе это словами разрешил обозначить: я Лешего люблю. Он мой. И точка. Никому его не отдам. А то, что на него Петюня смотрел так, словно целиком заглотить намерен, это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо, потому что я сам на свой счёт резко успокоился: выходит, не я один с катушек срываюсь от одного вида синеглазика моего. Не я один мечтаю втянуть в рот эту его губку нижнюю, квадратненькую, капризную. Не я один дурею от запаха белых пушистых волос. То есть я в таком раскладе получаюсь относительно нормальный. А плохо то, что теперь надо вдвойне внимательнее следить, кто на Лешего, первого красавчика нашего, заглядываться начнёт. Мало мне заботы девиц с него стряхивать, так ещё и парней отгонять придётся. Он-то сам о таком, извращённом, покушении на свою особу и не помышлял, конечно. На тёлочек, правда, посматривал с большим интересом, но какую-то одну пока особо не выделял. Это и понятно: когда перед тобой девки тройную стенку, как в футболе, выстраивают, попасть в эту шеренгу не проблема. Проблема – обогнуть и сбежать. И хоть мы с Лешим иногда и ругались, но поссориться по-настоящему никогда бы не смогли, и он продолжал доверять мне во всём, делился и сокровенным самым. Знал, что я ему зла и не желаю, и не сделаю никогда. Разумеется, не сделаю. Больше вам скажу, если бы мне на выбор предложили – оттяпать один палец у Лешего или два у меня, я бы без раздумий свою граблю вытянул вперёд. К чему я это говорю? А всё к тому, к тысячу раз проклятому… Тем вечером я к Мазалову должен был идти. Был у нас городе такой, афганец бывший, десантник одноногий. Я ему втайне чекушки таскал, пополам с пачками чая да сахаром впридачу, а он мне взамен все свои умения боевые показывал. Лешего я с собой звал, ему бы тоже не помешало, вот только не любил он это дело, ему без разницы – восточные единоборства или драка в подворотне. Конечно, когда веселье начиналось, на него оглядываться не приходилось, держался молодцом, но… не любил, короче. Так что тренировку я один отработал, как положено. Домой пришёл, а Лешего-то и нет нигде, ни у него дома, ни у нас, ни во дворе. Я подёргался, но делать было нечего, приходилось просто ждать. Жалко, что в то время никаких сотовых у нас, мелких, не было, а как было бы проще… Вообщем, увидел я Лешего уже только утром. И сразу понял, что случилась с ним какая-то нескладень – уж больно старательно он от меня личико своё бледное отворачивал, отмолчаться пытался. Как будто со мной такой номер пройдёт! Через три минуты горе моё синеглазое призналось, что имело дурость связаться с компанией, где развлекались игрой в карты. Дело в том, что папаня мой неплохо в этом деле шарит. Его друзья с ним отказываются за карты садиться, он их всех обувает на раз. А ему же скучно, талант пропадает, вот он нас с Лешим и научил. У меня хорошо пошло, батя хвалил, а вот Лешему выдержки не хватало, да иногда и памяти элементарно. Но, видимо, он посчитал себя крутым картёжником, раз полез в игру с чужими. Идиот, хоть бы узнал заранее, с кем играть придётся! А компания эта картёжная из моргановских пацанов состояла. С Морганом в нашей округе умные люди старались не пересекаться: у него и банда сколотилась самая крепкая, да и сам он кое-чего в рукопашной стоил. Я, правда, лично его уровень не проверял, как-то до этого Бог миловал, но пару раз стычки с его участием наблюдать приходилось. И, поверьте, наблюдения вполне достаточно для нужных выводов. И вот теперь этот шулер недоделанный стоит, носом шмыгает, травку под ногами разглядывает. Спрашиваю: «Сколько проиграл?» Отворачивается, шепчет еле слышно сумму. Я аж застонал – таких денег нам не собрать, даже если родителей разжалобить на всю имеющуюся наличность. Ладно, пока мы вместе мели по сусекам, у меня мысль появилась. Спрашиваю: «Что-нибудь про возможность отыграться они говорили?» Тут бледный Леший покраснел, как ранняя редиска, и я понял, что всё ещё хуже, чем на первый взгляд выглядит. Как я и подозревал, заменой денежного проигрыша должен был служить сам Леший. У меня первым внутренним залпом выстрелило – тут же сбегать порвать их там всех. Потом мозги включились, я полил мысленно всю свою злость холодной водичкой, аккуратно дождался, пока льдом не взялось, и стал уже конкретно продумывать план действий. Говорят, дуракам везёт. Тогда что же получается, дурак я, а Леший – гений? Потому что нам повезло так, как я и надеяться не мог. Хотя поначалу казалось, что всё дело оборачивается самой что ни на есть задницей. Это было в тот момент, когда я заявил, что вместо Лешего сам отыгрываться буду. Двое сразу заорали, что такой вариант их не устраивает. И тут пришёл Морган. Пока ему объясняли, что к чему, он только глазами нас с Лешим по очереди ощупывал. Потом ухмыльнулся так, что у меня от напряжения чуть лопатки друг о друга не стукнулись. А Морган лениво эдак отпихнул одного из этих… соискателей, и сам за стол уселся, говорит, тоже поиграть хочу. Сволочь белобрысая. Не поиграть ему захотелось – поиграться, как коту с мышкой недодушенной. Но мне уже всё равно было: я за Лешего и терминатору бы кинулся глаза выдавливать. И хоть реально понимаю, что в потасовке мне одного Моргана за глаза хватит, остальным бы и вмешиваться не пришлось, всё равно не ушёл бы один. Я бы просто не пережил, если бы эти уроды его из рук в руки перебрасывать начали… И на всё остальное плевать было, только бы он им не достался, на потеху их звериную. Ладно, сели играть. Я сначала на кон половину бросил из того, что дома надыбать сумел. Насчёт колоды подстраховался сразу, и они вынуждены были согласиться, что всё по справедливости. За то время, что партия наша дьявольская тянулась (Леший потом сказал – три часа с лишним), я, кажется, сто раз умереть успел и снова в муках родиться. Всё, чему батя научил, пришлось продемонстрировать, и даже то, чему не учил, что само по себе открылось. Поскольку ничего тут уже в рукаве не спрячешь, не утаишь, когда призом не деньги, а фактически сама жизнь поставлена. Играли они, надо заметить, неплохо, жёстко, рисково только слишком. Но всё равно ясно было, что до профессионалов не дотягивали. А вот если бы сидел за нашим столом хоть один настоящий катала, мне бы полный трындец наступил, реального-то опыта никакого на тот момент не было. И когда в итоге я положил свою дрожащую растопыренную пятерню на холмик выигранных денег, они на меня как львы в зоопарке смотрели, которым неделю как минимум обедать не давали. И только Морган глядел непонятно: весело, с прищуром, довольный чем-то, как будто это не я, а он банк сорвал. Вобщем, отбил я у них Лешего. И ушли мы с ним от Моргана целыми, живыми-здоровыми, и даже ни разу не поиметыми. Разве что на подгибающихся ногах и с перекошенными от напряжения мордами, так это не в счёт, мелочи какие. А уж потом дома у Лешего напились так, как никогда в жизни до этого. Водка будто вода внутрь вливалась, пока дрожь эта противная не ушла, пока сознание мутью не заволокло. Ну, а утром уже то ли проснулся я, то ли очнулся, глаза кое-как разлепил, а руки разодрать сразу не смог. Я ими, оказывается, Лешего обнимал, как утопающий – спасательный круг, и нос мой куда-то в лешево ухо сопел. И весь вчерашний тремор начался по новой, и в три раза сильнее, но уже по другой причине… Но я с этим делом до сих пор как-то справлялся, и намеревался справляться и далее. Если бы Леший узнал, что он - причина моей постыдной трясучки, только бы я его и видел, ангелочка. Гадство, знаю ведь, что он девчонок уже вовсю тискает, а всё у него, как у ребёнка: хорошо-плохо, белое-чёрное, Горка – друг, а девки – это отдельная статья. И я бы терпел, правда. Молча терпел бы до тех пор, пока не увидел, что Леший повзрослел настолько, чтоб выдержать моё настоящее к нему отношение. Как я собирался разглядеть эту черту, по каким признакам, не знаю, но уверен был, что почувствую. Однако жизнь, как всегда, по-своему распорядилась. Надо сказать, Лешему с девушками везло не по-детски. Звучит двусмысленно, но в принципе верно. Ну, а как же иначе, раз в картах не везло, хе-хе. Девчонки на нём гроздьями висели, а он выбирал из этой грозди ягодку поаппетитнее, аккуратно обкусывал, а косточку выбрасывал. Но тоже аккуратно, потому что ни одна из них потом ничего худого не делала: таблеток пригоршнями не глотала, ветреному эльфику, изменщику коварному, рожу не расцарапывала, соперницам патлы не выдирала. Избаловали они Лешего, но я-то знал, что он присматривается к ним и выбирает не просто так - на недельку и до постельки, а там и следующая на очереди. Нет, он себе по-настоящему девушку искал, чтоб любовь была взаимная, как говорится, в горе и в радости, и далее по тексту. Как этот поиск на моём душевном самочувствии отражался, я думаю, вам объяснять не надо. Апогей моих душевных терзаний пришёлся на последний школьный цикл, второе полугодие. В любовном кастинге у Лешего выявилась явная фаворитка, и тут всё покатилось под откос. Начать с того, что это он стал за ней гоняться, а не наоборот, как обычно. Углядел её на городских танцульках, где мы с ним были гостями не частыми, но узнаваемыми. И поплыл мой Леший с первого взгляда: «Смотри, Горка, смотри, какая…». Ну, посмотрел я. На вид – этакая ромашка, росту небольшого, и грудь – лёгким намёком только, волосы обесцвеченные, зато коса по пояс. Глазами голубыми старательно хлопает, ну прямо невинный цветочек в маменькином палисаднике. Но, на мой взгляд, чего-то ещё в ней постороннего было намешано. И притом она мне знакомой показалась, а вот где видел, я никак вспомнить не мог. Леший успел её один раз на медляк пригласить, а потом она куда-то делась, и началось… Прямо по сценарию, ремейк и кавер-версия Золушки, только без примерки башмака. Леший развёл бурную деятельность, разузнавая у кого только можно все подробности про свою исчезнувшую Синдереллу. Моя слабая надежда, что он отступится от этих поисков, с каждым днём гасла, как фонарик с разряженной батарейкой. Он ходил и сиял, всё время повторял своё «Оля-Лёля», а я тихо подыхал, понимая, что теряю Лешего. И первый раз в жизни я не знал, что мне делать, и клял себя за то, что до сих пор не нашёл в себе духу признаться лучшему другу в любви. Потому что теперь мне уже казалось, что, узнай Леший об этом факте, это бы каким-то образом вытеснило в нём желание искать эту ромашку аптечную. Глупо, понимаю, но тогда я не в состоянии был рассуждать здраво: с одной стороны, окончание школы близилось со всеми вытекающими проблемами, родители каждый день плешь проедали, как трудолюбивые дятлы, Петюня опять же домой вернулся, одним своим видом мой кислотно-щелочной баланс нарушал. А с другой стороны – страдающий без своей принцессы Леший, которого хотелось в лучших традициях садо-мазо привязать к кровати и кляпом заткнуть, лишь бы не слышать очередного куплета песни про Лёлечку. Как ни странно, разблокировать ситуацию получилось опять же с подачи братца. После того инцидента с медицинскими процедурами, чуть не переросшими в сексуальные, я старался Лешего от него подальше держать. Но Петечка вроде бы ничем таким больше себя не проявлял, хотя и было мне подозрительно, что он после института домой вернулся. По крайней мере, я старался игнорировать его присутствие рядом, ну, насколько было возможно. Но когда он принёс в дом какую-то проблему, сделать вид, что я ничего не заметил, было невозможно. Проблема, действительно, оказалась не из повседневных. Уж к своей новой машинке Петя относился не в пример трепетнее, чем к окружающим его людям. Любимая игрушка, тудыть его. Не подумайте, я не завидовал. Просто был уверен, что со временем такая железная игрушка будет и у меня, и гораздо красивее, но относиться я к ней буду именно как к вещи, пусть и дорогой. Ладно, это я так, в теорию ударился. А тут перед нами самая что ни на есть суровая практика предстала. Именно перед нами: проблема ложилась на всю семью, родители сейчас начнут судорожно искать деньги, не дай Бог, ещё надумают квартиру продавать. Значит, и я должен подключиться к процессу. Вот я и подключился. Для начала поинтересовался, какому помещику мы теперь крепостными оказались. «Морган», - кисло выдавил Петюня. Ответ братца меня здорово огорошил, хотя я и старался не показывать виду. Опять Морган… Разом в памяти всплыло его лицо. Кривоватая улыбочка и цепкий, нечитаемый взгляд, которым он после той игры нас с Лешим за порог провожал. Я почему-то из всех только его лицо и запомнил толком. Пока шёл наш безумный матч, я старался по возможности всё вокруг фиксировать, мало ли как ситуация могла повернуться. И мне упорно казалось, что Морган реже в карты смотрел, чем на меня: насмешливо, снисходительно, изучающе, по-разному. И каждым таким взглядом он будто от меня по кусочку откусывал, и чем дальше, тем больше я перед ним чувствовал себя… беспомощным, что ли. Он меня против моей воли распаковывал, открывал, оголял. И не до кожи, а глубже, до самого скелета. Ощущения, я вам доложу… бррр… И вот, пока сидел я на кухне, ощущения эти леденящие в памяти перебирал, тут меня и ещё одно пробило. Не хуже электрошока подействовало - вспомнил я, где и когда наблюдал Моргана в момент его власти. И выражение холодного гнева на лице, и короткий резкий тычок, которым он девчонку на заднее сиденье своего джипа отправил. Только волосы её в воздухе мотнулись, светлые, длинные. Так вот где я тебя, Лёлечка, видел-то… Когда у Петьки госы начались, мама попросила меня посылку из дома отвезти студенту. А я, пользуясь случаем, тогда по центру решил прогуляться. Моргана с ещё двумя его отморозками заметил в последний момент, за киоск свернул, чтоб не зацепили часом. Повезло, что Морган как раз Лёлю в авто утрамбовывал. Она и не вырывалась особо, не вопила, как положено в таких случаях. А Леший говорил, что его любовь неземная якобы на первом курсе местного пединститута учится… Знаете, когда человек понимает, что у него выбора не осталось? Когда у него в голове ни одной путной мысли не остаётся? Когда руки-ноги отказываются двигаться, зная, что всё бесполезно? У меня это так было: тоненько внутри что-то засвербело, заскрипело, ниточка какая-то натянулась, грозя оборваться. И такое чувство… как приговорённому в последнем желании отказали. Но в то же время я знал, что сделаю это. Должен сделать. Пусть даже потом пожалею страшно. Но в семнадцать лет об этом как-то не думается. Да что там говорить, в семнадцать лет вообще плохо думается, зато хорошо чувствуется… Если бы решения требовала только проблема с петькиной машиной, я бы, наверное, дольше сомневался. Но у меня возник свой жизненный интерес, поэтому я просто встал и отправился разыскивать Моргана. О том, какова будет цена этого интереса, я старался не задумываться.