***
Обитатели центра Радшора далеко не сразу приняли своего новоиспечённого медика. При встрече они всё ещё бросали на неё косые взгляды. Проходя мимо ассасинов в коридоре, Мирра видела, как сжимаются в напряжении их левые руки — именно те, на которых лезвие на маленьких арбалетах легко пробило бы ей голову, стоило бы только китобою приставить руку к этой самой голове и спустить механизм. Но со временем их отношение смягчалось. Мирра узнавала всё больше о жизни китобоев, с некоторыми неплохо общалась лично. Такие одинаково послушные в присутствии Дауда, в свободное время они сильно разнились характерами и увлечениями. Но одно в них было неизменно — сдержанность и некий холод. Недоверие пациентов постепенно сходило на нет, ответы на врачебные вопросы теперь были более полными и ясными, что значительно упрощало установление диагноза и способа лечения. Однако неприязненные взгляды в её сторону не исчезли. «Я не мешок денег, чтобы всем нравиться» — думала Мирра, но осознание того, что где-то в Радшоре есть наёмный убийца, которому она не по душе, спокойствия не приносило. Оставались еще и «неудобные» вопросы, к которым доктор Холлоу была привычна в своем доме-приемной, но тут, в логове ассасинов сталкивалась впервые. Удивляться, конечно, было нечему, все мы люди со своими слабостями, но сдержать удивленно ползущие вверх брови стоило всей ее выдержки. — Скажите, а какого… профиля вы доктор? Молодой, если не сказать «зеленый» ассасин переминался с ноги на ногу стоя у ее стола и неловко теребя ремень. Скажи кто Мирре, что профессиональные убийцы будут смущаться под ее взглядом, она рассмеялась бы в лицо остряку, здраво рассудив, что быстрее смотрители отрекутся от своих принципов, чем случится такое «чудо». Тем не менее, «чудо» свершилось, совсем юный, с едва пробивающейся щетиной на лице, еще мягкой как букет одуванчиков, юноша стыдливо отводил взгляд, предпочитая разглядывать потрескавшуюся на стенах штукатурку да неспешно каплющую с потолка воду, нежели глядеть в внимательные, явно оценивающие глаза доктора. — Широкого, — без стеснения отозвалась женщина, отрываясь от бумажной работы. — Открытые раны, переломы, воспаления, нарушения желудочно кишечного тракта. Реже — эректильные дисфункции. Холлоу с некоторой долей удовлетворения отметила, как ярким румянцем загорелись щеки молодого убийцы — еще немного, и его можно ставить вместо маяка, а то и вовсе обогревателем всего Радшора. — Дай угадаю — неудачный, хотя нет, скорее все более чем удачный отгул. Портовая шлюха, или стеснительная рыбацкая дочка, — с каждым словом широкие сильные плечи китобоя все больше ссутуливались, он как будто пытался съежиться, исчезнуть, провалиться на месте. — Сыпь? Зуд? Раздражение? — Я, я пожалуй… зайду позже. Такие смелые в темных переулках, решительные, когда в их руках, под их пальцами закованными в грубую кожу перчаток, бьется беззащитная жилка чужой жизни. Развязные в портовых барах и все чаще грубые в простом человеческом общении — у каждого был свой маленький пунктик, заставлявший краснеть и плавиться, но рано или поздно выплывавший наружу. Возможно кто-то не постеснялся бы, с хода выдав все анатомические подробности и вывалив на стол доктора свое многострадальное хозяйство, но тут перед Миреллой предстал образчик воздержания, неожиданно столкнувшийся с суровой реальностью. Он бы ей в сыновья годился, будь доктор в свою юность на порядок развязней, и, по хорошему, надо было бы с юнцом помягче, но в конце концов, не в институт же благородных девиц пригласили ее. Китобой, неловко пожав плечами, скользнул спиной к двери, спеша как можно быстрее скрыться от чрезмерно догадливого доктора. Мирре же ничего не оставалось, как снова приняться за работу, не побежит же она за ним, в навязчивом желании поглядеть, в чем же проблема, открещиваясь врачебным долгом. Максимум, что она могла и хотела сделать, так это предупредить: — Когда отвалится, можешь не приходить. Обратно не пришью.***
Вошли, как обычно, без стука. Нет, ввалились в кабинет с гулким грохотом, таким, что Мирелла едва не подпрыгнула на стуле. Лист бумаги с рецептом лекарства для больного подхватил порыв сквозного ветра, ворвавшегося из открытой двери, и смёл его со стола вместе с другими бумагами. --Чем могу быть полезна? — холодно спросила Мирра, собирая листы с пола и мысленно проклиная посетителей и местные нравы, которым свойственно абсолютно пренебрегать чужой занятостью и желанием побыть одному. В ответ донеслось только кряхтение. Мирра подняла голову и увидела двух китобоев. Один из них был без маски, накренился набок, словно дерево, которое истошно скрипит и вот-вот упадёт, и держался за своё бедро одной рукой. Вторая же была закинута за плечо другого китобоя, на которого «покосившийся» опирался. Ассасины — крепкие ребята, так, как с юности муштрует их Дауд, не тренируют и самую элитную стражу. Но едва не падающий парень был совсем не маленького роста и весовой категории, его товарищу было заметно тяжело. Мирра всё поняла, едва бросив взгляд на бедро, которое китобой закрывал рукой. — Положи его туда, — она указала рукой на кушетку, любезно предоставленную Даудом для приёма раненых и, что самое дикое, операций в совсем уж кустарных условиях. Китобои послушно похромали к кушетке, и раненый теперь лежал, крепко стиснув зубы, чтобы, не дай Бездна, не застонать или заскулить. Доктор Холлоу наклонилась над ним и отвела руку парня, чтобы видеть рану. Мирелла за свою жизнь повидала много страшных последствий болезней. Во множестве случаев медицина была бессильна. Нет, увидев ранение китобоя она не отпрянула, её не стошнило и не бросило в холод. Мирра просто поджала губы, глядя на огромный неровный порез на бедре парня. Края раны сильно гноились, подсохшая корочка в некоторых местах говорила о том, что рану вскрывали, притом неоднократно. Внутрь явно попала инфекция, от пореза ужасно пахло гноем, разложением и кровью. — Почему ты не пришёл раньше? — каменное лицо Мирры, внимательно и холодно всматривающейся в глаза парня, не выражало абсолютно ничего. Спрашивать про возраст раны было бесполезно — ей явно было больше трёх недель. — А зачем было? Я наложил повязку и ждал, пока заживёт. — И как, зажило? — с ледяной издевкой поинтересовалась доктор. — Сам себе врач? Ну что ж, китобой-медик, ты сам поставил себе диагноз, а теперь слушай мой вердикт. Рана заражена, инфекция попала в кровь и может распространяться дальше, и ты Бездной проглоченный везунчик, если этого не случилось. Единственное, что мы можем сделать — устранить очаг заражения и не дать ему разрастись дальше. А лечение здесь только одно. Мирра выпрямилась. — Ты, — она обратилась ко второму китобою, безмолвно и неподвижно стоящему в стороне и наблюдающему за происходящим. — Передай мне вон тот кусок ткани. Да, этот. Сейчас мы сделаем первого ассасина-пирата. В ту ночь в спальнях рядом с медицинским крылом никто не спал. В коридорах жутким раскатистым эхом раздавались приглушённые тканью, зажатой в зубах, стоны и крики. Они были редки, но полны боли. Анестезии при ампутации никто не использовал, а на чистых бальзамах Пьеро далеко не уедешь. Историю об одноногом китобое, вскоре таки погибшем от заражения крови, рассказывали новичкам. Словно детей, запугивали их ужасными последствиями тяжёлых ранений. Не осталось ни одного горделивого ассасина, считающего себя выше медицины и инфекций. Не осталось по разным причинам.***
Не сказать, чтобы доктор Мирелла Холлоу имела привычку привязываться к вещам или наделять их каким-то сакральным для себя смыслом. Не сказать, но только теперь, вдали от привычного хоть и скудного, но уюта, она отчаянно скучала по своему старому дому. Пусть промороженному, пусть с отсыревшим, продуваемым всеми ветрами чердаком, но своему. Где каждый угол знаком так, что она в любое время дня и ночи могла пройти с закрытыми глазами, в окружении своих вещей, по своим правилам и на своих условиях. Что же она получила теперь? Небольшой, да что там говорить, крохотный зал имевший состояние как и вся торговая палата — состояние разлагающейся увядающей роскоши. Высокие потолки с резными балками и, как видно, совершенно естественными темными подтеками и следами плесени, широкий обшарпанный рабочий стол, полупустые полки и комоды вдоль стен и смотровой, он же операционный стол. Здесь же, через стенку примыкала маленькая уборная комната с не менее маленькой чугунной ванной, кто разберёт кому принадлежал этот кабинет раньше, и спаленка, больше похожая на чулан. Возможно чуланом она и была. Набравшись наглости Мирелла отвоевала и их в своё пользование, резонно заявив, что спать на операционном столе, как минимум, не профессионально, а мыться в общих душевых и вовсе выше ее понимания. Шторы на окна — источник лютых сквозняков, Мирра найти ещё не успела, но переодеваться старалась в самом дальнем углу и от окна, заметив однажды, внимательных наблюдателей, да и от двери. Стучаться в Радшоре явно не учили, это не входило в курс боевой подготовки клинка Дануолла, а вот ходили очень тихо. Оттого доктор не просто переодевалась в углу, но делала это очень быстро, дабы больше не демонстрировать своё исподнее бесшумным китобоям. Но, что ни говори, китобоям все же стоило отдать должное — с поставками бальзамов и расходных материалов тут все было в полном порядке, Холлоу могла бы предположить, что не хуже чем в императорском дворе. Да и методы давления на поставщиков наверняка нередко были более чем похожи. Разве что запасы трав они не делали, резонно считая нецелесообразным использовать сомнительные дедовские методы, когда есть проверенное, а главное, действенное лекарство. Но на этот счёт доктор не обольщалась: не ровен час и чума разрастется не только по закоулкам и бедным кварталам, и тогда цены взлетят до небес, поддельные партии уже лавиной захватят рынок, а то немногое из годного для работы перекочует в холеные аристократичные ручки. Нет, отказываться от своих поставщиков доктор Мирелла Холлоу не собиралась.***
Мирра опасливо оглядывалась по сторонам, осторожно вдоль стен ступая по знакомой улице. В округе никого не наблюдалось, ни стражников, ни людей, больных ли или здоровых, ни, хвала небесам, китобоев — но это еще ничего не значило. За то недолгое время проведенное в затопленном квартале Холлоу поняла насколько они могут быть бесшумны и незаметны, если хотят, но ей жизненно необходимо было вернуться домой. Ненадолго. Знакомые серые кирпичи ее дома, потемневшая деревянная дверь и так и не смазанный замок. Мирра проскользнула внутрь, вдыхая полной грудью знакомый запах реагентов, пыли, и…чего-то явно съедобного и свежего. Она была не одна Кто-то сидел на кухне. И этот кто-то услышал, как хлопнула входная дверь. Из-за двери на кухню донеслось тихое сопение, затем незваный гость аккуратно выглянул посмотреть, кто же зашёл в дом. Увидев Мирру, взломщик пискнула и отскочила от двери. Послышались тихие торопливые шаги — гость убежал куда-то наверх. Доктор заглянула в комнату, из которой только что выбежал маленький взломщик. На столе лежал кусок ещё теплого хлеба — видимо, утянутого с прилавка зазевавшегося продавца в булочной. Рядом с хлебом стояла кружка, от которой поднимался пар. Содержимое кружки пахло разными травами. Ковшик с осадком из травинок и лепестков на дне, поставленный на плиту — маленький незнакомец явно приготовил это варево-зелье. Неудавшийся рецидивист стремительно взбегал по лестнице. Не иначе надеялся, что дом Мирры, как и многие другие пуст и заброшен, но в этом были целы окна и тепло еще не успело уйти из каменных стен. Мирре еще не знала, что «воришка» забрался через окно — за столько месяцев, проведённых на улицах Дануолла, он уже наловчился открывать замки на окнах и дверях, лазать по крышам и крохотным уступам. Но в дом к доктору Холлоу забрался без всякого злого умысла — страх перед чумой. В доме доктора было множество разных трав и ингредиентов дающих хоть и слабую, но надежду, протянуть дольше чем неделю. А сейчас взломщик бежал наверх, напуганный внезапным появлением хозяйки и им же пристыженный. Он взлетел на самый верхний этаж — и оказался на чердаке. Дальше бежать было некуда, лишь нервно теребить пальцами грязный подол, спрятавшись за ширмой и оказавшись в окружении старых вещей. Они словно смотрели с неодобрением на незваного гостя, порицали. Оставалось лишь пробравшись среди пыльного антиквариата, сесть в углу, задев рукой паутину, и притаиться. Мирра напряглась и напружинилась, услышав топот чужих ног, извлекая из-за пояса короткий кинжал. Выставив его перед собой в защитном жесте, доктор медленно двинулась в обход дома, откуда же она могла знать кто ждёт ее наверху? Возможно, разумней было бы развернуться и уйти, но Холлоу даже не думала отдать свой дом на откуп мародерам, да и к тому же небольшим утешением безумно колотящемуся сердцу было осознание факта, что будь это местные бандиты или плакальщики, они давно сами вышли бы на звук хлопнувшей двери. И замок…замок был на месте! Быть может это всего лишь мелкий воришка, но расслабляться она не собиралась, уже преодолев половину лестницы, ведущей на чердак. Шаг, еще один, и еще, и вот перед Миррой казалось бы пустая чердачная комната, тихо и пусто, как будто воришка шмыгнул в окно, вот только незадача — оно было закрыто на щеколду изнутри. Доктор напряженно вслушивалась в тишину, не решаясь пройти дальше. — Выходи по хорошему, — ее глухой голос прокатился по комнате. Из-за ширмы раздался испуганный всхлип. Воришка закрыл руками лицо, осознав, что бежать больше некуда. Он оказалась в ловушке, в которую сам себя и загнал, и теперь оставалось только сидеть и надеяться, что хозяйка дома не заметит его за грудой пыльной мебели. Глупо, до безумия глупо. — Ну? — Повысила голос Мирра, больше всего желая выругаться в голос, как портовый грузчик, злая сама на себя, что влезла в эту авантюру сначала бессовестно, если с китобоями применимо это понятие, ушмыгнув домой, а теперь еще и дернувшись проверять чердак на наличие воришки. Но упрямство не позволило бы развернуться и уйти. Доктор скользнула к ширме, вышибая ногой одну из опор, как бы жалко ей не было, из-за чего та повалилась с звучным треском на пол, раскалываясь и обнажая ее древний склад, вместе с незваной гостьей. Холлоу не удержалась, ощерившись и процедив сквозь зубы ругательство достойное быть запечатленным в истории — ребенок, в ее дом залез ребенок! Маленькая, забившаяся в угол девочка, лет десяти-одиннадцати, не больше. И как она должна была ее выгнать на улицу? Но, черт возьми, это ее дом, и последнее что ей было нужно — устраивать из него приют! — Кто ты, мать твою, такая, и что делаешь в моём доме? Краска сошла с и без того белого лица девочки. От леденящего ужаса перехватило дыхание, а сердце затрепыхалось в груди и ухнуло куда-то вниз. На мгновение её словно сковало, она не могла пошевелиться, лишь смотря взглядом, полным отчаянного страха, в глаза хозяйке дома. Ничего страшнее девочка до этого не видела. Нет, она не видела перед собой ни страшного оскала, ни перекошенного от ярости лица. Лишь взгляд, куда более холодный, чем все льды Тивии. Он не источал ненависть, как взгляды тех, кто лишил Санни крова несколько долгих месяцев назад. В нём читалась неприязнь, жалость, огорчение. Девочка не смогла выдержать этот взгляд. Она рванулась из своего угла, прошмыгнув под старой тахтой, и ринулась к выходу, виляя между раритетами склада рухляди. Надо думать, от таких манёвров обязательно должен подняться шум если не на весь Гристоль, то хотя бы на Дануолл. Однако маленькая беспризорница прошла весь её путь в тишине, лишь пару раз нашумев — задела ногой помятую кастрюлю и ударилась плечом о шкаф, не заметив его за поворотом в лабиринте вещей. Последняя ошибка дорого ей обошлась, и свой побег дьяволёнок продолжала уже схватившись рукой за место ушиба. Она выскочила из пыльных дебрей с тихим стуком ботинок о деревянный пол и помчалась к двери, надеясь, что хозяйка дома не успеет её поймать. Помчалась к двери, которую Мирра… закрыла за собой. Девочка застонала, притормаживая, и потеряла драгоценное время. Слишком драгоценное, слишком необходимое для побега. — Я спросила, кто ты, и что делаешь в МОЕМ доме, — изрядно повысила голос доктор, не зная что и предпринять — не то что ребенка, убивать как принцип ей совершенно не улыбалось, но что ей делать? Поймать ее и выпороть? Серьезно? После того как сама же наставила нож? — Я… Я… Санни… — она топталась у двери, всё ещё держась за плечо. Взгляд её был беглым и нервным, девочка косилась на дверь, но прекрасно понимала, что далеко не убежит. — Я думала, здесь никого нет, — хлюпнула она носом и вжала голову в плечи. — Т-там… Там у в-вас были травы… Я… я сделала отвар… Б-боялась, что чума… Она едва не плакала и выглядела совсем плохо. Попрощаться с жизнью она успела ещё несколько минут назад. — Чума? — Мирра удивленно сморгнула, уже совсем по другому глянув на девочку: кожа чистая, без характерных красноватых отеков, хоть и бледнее чем следовало бы, глаза ясные, разве что испуга в них больше, чем должно быть, худощава, но скорее от недоедания, нежели от болезни, — Глупый ребенок, — доктор спрятала кинжал, отступив на пару шагов и еще раз скептически оглядев нарушительницу спокойствия, — Ни одна трава не спасет тебя от чумы. Пойдем. Посмотрим, что ты там наварила. Женщина развернулась, не дожидаясь реакции девчушки, и направилась обратно на кухню. Маленькая шкода же проводила её удивлённым взглядом, не зная, что и думать и как всё это воспринимать. С одной стороны она была бесконечно рада, что чума пока не тронула её своей могильно холодной рукой, а с другой — напугана, озадачена тем, что застукавшая её хозяйка мало того, что не убила и не выставила на улицу, а приглашает пройти за собой. Она неуверенно переминалась с ноги на ногу, всё ещё держась за плечо. Ушибленная рука болталась, словно неживая, но девочка за свою короткую жизнь заработала множество ушибов, и теперь она тоже была уверена в том, что ничего страшного с её рукой не случится. После тяжких раздумий она решила спускаться вслед за доктором. Она шла по ступенькам крадучись, шаги были мягкими, почти бесшумными, и неуверенными. Стены чужого дома молчаливой твердыней смыкались над ней. Будто сам дом неодобрительно смотрел на маленькую незваную гостью. Кухня встретила позвякиванием посуды: доктор оценивала ущерб. — Максимум, что бы ты себе вылечила — расстройство желудка, — женщина недовольно фыркнула. Спрашивать где родители или дом маленькой шкоды не было смысла, и так все понятно, а вот что с ней делать дальше… — Тебе придется возместить, — Мирра недвусмысленно поддела ложкой ворох травы со дна котелка, — я не благочестивая дева, чтобы лечить больных и обиженных за спасибо. Не можешь деньгами — сможешь работой. Мысль пришла мгновенно. Санни внезапно похолодела, внутри всё разом опустилось. — Ох… Девочка медленно оседала на пол, её колотило в ознобе. — Пожалуйста, только не в бордель! Я буду работать где угодно, только не туда! — Санни встала на колени, глаза предательски блестели. — Я могу работать на стройке, могу таскать тела! Я могу прислуживать вам, мыть, убирать, я сделаю любую грязную работу! Только не в публичный дом, мисс, пожалуйста! Она села на пол, прислонившись спиной к дверному косяку, поджала колени к груди и закрыла руками лицо. Её по-прежнему била крупная дрожь, она бормотала. — Только не туда, мисс, пожалуйста, не туда… — Ты сдурела, или тебя головой ушибло, — искренне удивилась доктор Холлоу, выронив из рук крышку одной из кастрюлек, — На кой-черт мне бордель сдался. Ты потратила добрую часть моих запасов, будь добра — сходи и насобирай. Только не додумайся по росе собирать, или еще чего доброго — рядом с карантинным кварталом — такое никуда не годится, — Мирра деловито выскребла остатки вареных листьев в мусорку. Санни сквозь пальцы подняла на Мирру испуганный взгляд. Глаза у неё были мокрые, но плакать навзрыд она не собиралась из страха и принципа. — Правда? — спросила она тихим голосом и поднялась с пола. — Спасибо, мисс! Недо-зельедел хотела было сделать шаг навстречу доктору, но смутилась. — Я обязательно всё принесу! — пискнула она и прошмыгнула в коридор. Послышался тихий стук — за маленькой шкодой закрылась входная дверь, и она канула в темноту и сырость Дануолльских переулков.***
— Холлоу. Клинок Дануолла, мастер Дауд не поленился спуститься в кабинет к доктору, хотя у той было ощущение что он попросту материализовался за ее спиной прямо из чертовой бездны, заставив выронить коробку так и не разобранных заготовок. — Вы заблудились? Потеряли дорогу? Нашли более… важное занятие? — С каждым новым словом, в комнате становилось как будто холоднее. Вкрадчивый, тихий, спокойный голос не мог обмануть, все что Дауд сейчас думал и готов был сделать с Миреллой выдавали глаза, и, видимо, он это и не старался скрыть. — Почему вас не было на рабочем месте? — Потому что я занималась именно что работой, — проморгавшись и мысленно досчитав до десяти как на в чем не бывало отозвалась женщина, собирая с пола рассыпанные пучки трав. — Доктор Холлоу, — медленно процедил Дауд скользнув на шаг вперёд, — мне думается, что вы неверно поняли свои обязанности. Они заключаются не в праздном шатании по городу… — О, поверьте, мастер Дауд, свои обязанности я поняла прекрасно: шить, лечить и предупреждать. И делать я это буду с помощью тех лекарств, которые сочту подходящими. Мужчина заметно напрягся, плотно сжав челюсти. В таком тоне никто не позволял себе с ним разговаривать, ни подчинённые, не враги, ни злопыхатели. По крайней мере два раза. Свой лимит эта женщина исчерпала. — В первую очередь, вы будете отчитываться мне, прежде чем соберётесь пополнить свои запасы «лекарств», и запомните, места ностальгии тут нет и быть не может. Куда пошли, с кем пошли, зачем пошли, не заставляйте приставлять к вам ещё одного китобоя. Доктор, — последнее слово Дауд почти выплюнул ей в лицо, выражая, по мнению Миры высшую степень презрения. — Хороший доктор, и вам, мастер Дауд, прекрасно это известно. А потому будьте любезны, — Мирра выразительно глянула на дверь, уже ощущая как по спине прокатился липкий пот. — Это первое и последнее предупреждение. Доктор только и успела сморгнуть — мужчины уже не было в кабинете. И как они это делают? Чтож. Если Санни вернётся, она сполна отработает свой долг. Пусть это и не равноценный обмен за, черт возьми, набег на ее, Мирры, дом, но сейчас она была слишком зла, чтобы давать кому-то поблажки. Мысль сорваться на незнакомом бездомном напуганном ребенке уже не казалась такой ужасной.