«Дерек Коллинз стал для меня особым ядом, отравляющим моё существование». Заметки Анны
Больно. Тошно. Слишком светло. Невыносимо больно! Сознание, балансирующее где-то над пропастью было практически недоступно мне. Я ощущала, что тело сковало невыносимым холодом. Словно каждая клетка тела была подвержена заморозке. Кажется, у меня стучали зубы. Кончики пальцев покалывало, а во рту было сухо. Мыслей не было, лишь одна, самая назойливая – «больно». А потом я открыла глаза и всё вновь поплыло. Кричащий мужчина с размытым лицом, но совершенно точно в классическом костюме, врачи в белых халатах, мелькающая в руках медсестры окровавленная футболка. Всё смешалось в калейдоскоп, когда в следующий момент я увидела ослепляющий белый свет и приближающуюся к моему лицу маску. Возможно, я умерла? Темнота вокруг клубилась густым дымом и каждый мой вдох приравнивался к смерти – я будто вдыхала отравленный воздух. Где я? Почему так страшно? У меня было очень много вопросов, а вот ответов не было совсем. Плывя по потоку, я видела воспоминания, лентой пролетающие в воздухе. Видела, но не переживала их заново. Просто отрешённо просматривала, пока из густой темноты ко мне не протянули руки. Я билась в железном захвате этих рук, а они тащили меня куда-то вверх, пока я не закричала. Чьи-то голоса слились в монотонный гул. Проснулась я в холодном поту и с явными признаками долгого отлёживания мягких мест. Меня словно что-то выдернуло из неприятного забвения. Вот только стоило осознать, что очнулась, как левый бок тут же прошило спазмом острой боли. Стиснув зубы, я всё же смогла открыть глаза. В голову словно свинец влили – горячо, больно, невозможно терпеть. Я уже была готова разрыдаться, когда большая, знакомая ладонь, которая даровала успокоение в детстве, легла на голову и погладила. Только теперь я заметила, что лежу в больничной палате – справа пищали приборы и стояла капельница, а рядом находится отец. Его взгляд впервые со смерти матери выражал искреннее беспокойство. Происходящее внезапно стало похожим на сон. - Анна! Ты в порядке? Где болит? – его руки дарили приятную прохладу и не давали вновь нырнуть в беспамятство. – Чёрт! У тебя опять жар. Потерпи, я позову врача. В голове возникла лишь одна мысль: если он уйдёт сейчас, то вернётся боль и его холодное выражение лица. А мне хотелось ещё немного побыть с ним таким. Искренним. Побыть с Адрианом Блэком из прошлого. Там он не боялся показывать, как сильно любил нас с мамой. - Н-нет! Я в порядке! – соврать было легко, а вот вспомнить как я оказалась в больнице – почти невозможно. Видимо отец правильно истолковал мой растерянный взгляд и ответил на невысказанный вслух вопрос: - Ты словила пулю. Майкл едва не половину города задействовал в поисках, пока мы не дозвонились в эту больницу. Сюда тебя доставил неизвестный… - он говорил отстранёно, смотря будто сквозь меня. Но внезапно посмотрел прямо в глаза, словно в саму душу заглядывал и мне стало от этого не по себе. – Анна, ты хотя понимаешь, что натворила?! - Я… помогла сбежать полицейскому и… - Да плевать мне на него! Ты подвергла свою жизнь смертельной опасности! – громко крикнул отец и я невольно сжалась от волны практически осязаемого гнева. – Тебя чуть не убили, ты понимаешь?! Ты могла не лежать сейчас здесь, а быть под землей! - Папа! – он не дал мне начать оправдываться. Стремительно приблизился и я смогла лишь зажмуриться от страха. В следующее мгновение я распахнула глаза в неверии, потому что он обнял меня. Упал на колени у кровати и стиснул так, словно я в любой момент могла исчезнуть. Когда он начал говорить, я ощутила всё то сдерживаемое отчаяние, что плескалось в нём из-за страха, словно он выговаривал всё то, что накопилось за долгое время: - Когда я ворвался в операционную, то не мог поверить. Девушка, лежащая на том столе и окутанная проводами для поддержания жизни, не была похожа на тебя. Слишком бледная, слишком неживая. Я уже очень давно не испытывал такой невыносимой боли. Думал, что уже потерял тебя, не уберёг. Когда Майкл дозвонился до этой больницы и они сказали, что ты в критическом состоянии, потеряла много крови… Я едва не сошёл с ума. Операция продолжалась долго и никто из врачей не давал гарантии, что ты справишься! Ты ведь наше с Александрой сокровище, а я почти потерял… - отец говорил много, но каждое слово будто выжигалось клеймом где-то внутри меня. Отчаянный шёпот отца пробуждал странное щемящее чувство и когда по моим щекам покатились слёзы, несмотря на боль я ухватилась за него и сжала пальцами ткань пиджака на его спине, расплакавшись. Было неважно, слабость я проявляла или просто не выдержала накала эмоций. Я плакала, чувствуя, как половина стены, отделяющая нас друг от друга, рушится. Когда я открыла глаза, мне привиделась мама. Она стояла неподалёку и счастливо улыбалась, смотря на нас. Словно давно ждала только этого момента. Отец шептал о том, что всё будет в порядке. Говорил что-то о страхе и гневе Джека, которого я напоила снотворным, а сама на последней фазе своего плана сдулась. Он просто говорил, успокаивая так, как умел лишь он и мне становилось легче. Не физически, но духовно. И я не была готова к тем словам, которые отец обронил уже выходя из палаты, когда поехал на работу: - Пока ты не уснула, я обязан тебя предупредить. Дерек Коллинз вернулся. Когда тебя выпишут, ты должна быть предельно осторожна… - оповестил и вышел, а я забыла, как дышать. Страх, позабытый со временем, обрушился волной. Скосив взгляд на дрожащие руки, я смогла через силу вдохнуть и всхлипнуть. Истерика накатывала волнами, а я боялась даже дышать. Потрошитель. В город вернулся тот, кто некогда наслаждался моими муками. Человек, который некогда растоптал меня без права на восстановление. Я уже не слышала, как вошла медсестра, не помнила, как оказалась у окна, хватаясь за окровавленные бинты. Но я помнила словно наяву фантомные прикосновения Дерека Коллинза. Мужчины, которого когда-то назвали Потрошителем не за красивые глаза. Нервный срыв из-за воспоминаний вскоре повлёк за собой последствия – отец, обеспокоенный моим состоянием, не ожидающий такой бурной реакции на свои слова, вновь приставил ко мне Майкла и обязал психолога приходить ко мне два раза в сутки. Теперь два часа в день из меня старались вынуть душу. Как сейчас к примеру. - Здравствуйте, Анна. – Пол Дженкинс вошёл в палату, как всегда вежливо улыбаясь. Его эта профессиональная улыбка бесила меня как по окончании сеансов тогда, так и сейчас. - Зачем вы пришли? Я говорила, что не нуждаюсь в ваших услугах! – я даже не думала принимать полусидящее положение. - Анна, вы вновь закрываетесь от меня, а я ведь даже не успел ничего спросить у вас. Я не смогу помочь, не зная конкретной причины срыва в этот раз. Думаю, нам выгодно сотрудничать. - Вам и незачем знать о моих проблемах. Боитесь не оправдать оплаченных вам денег? - Ваш отец может быть порой весьма… убедителен в некоторых вопросах, вы не находите? – смерив его пристальным взглядом и зацепившись за ссадину в уголке губ, я вздохнула. Хоть мы и не ладили, но этот человек и правда был первым, кто помог мне пережить весь тот ужас, который произошёл пять лет назад. Ему можно было доверять, а если я не пойду на контакт, отец обязательно надавит на Дженкинса и тому будет весьма больно. В этом я была уверена. - Мы не разговаривали три года и если честно, я бы столько же ещё вас не видела. - Анна, вы ведь понимаете, что… - Да. Именно поэтому я расскажу вам сказку, которую уже рассказывала пять лет назад. Когда меня похитили и отдали как игрушку Потрошителю. Расскажу вам, почему я четыре месяца боялась контактировать с людьми и до дрожи пугалась некоторых цветов. Например, роз. Красный, белый и серый... – я прикрыла глаза, будто наяву видя все кошмары, происходившие в прошлом. - Кстати, глаза того человека были прекрасного серого цвета. Как ртуть. Но начнём с того, что в тот день отец уехал в Канаду по неотложным делам, а Майкл тогда только-только снялся с должности моего личного телохранителя из-за моего бунтарства. Я не хотела себе телохранителя. Так вот. В тот день меня похитили. Мне было всего лишь шестнадцать…Прошлое. Пять лет назад.
В тот день свинцовые тучи нависли над городом, но долгожданного дождя всё не было. Наэлектризованный воздух душил, не давая возможности глотнуть свежего, чистого, влажного потока кислорода. Он лишь царапал своей сухостью гортань. Обжигал носоглотку приносимыми запахами сожженной плоти. Плоти человеческой, если конкретизировать. Мозг от всего увиденного пытался абстрагироваться, защитить подростковую психику от ужасов, что видели глаза на протяжении многих часов. Тут и там валялись чьи-то оторванные конечности – чьи, я точно не хотела знать, но понимала краем сознания, что они мне смутно знакомы, потому что… Вон та рука очень походит на руку второго телохранителя отца, там даже кольцо точно такое же. А вон та, похоже принадлежала моему репетитору по французскому. Глаза сами невольно зацеплялись за конечности, но до мозга в полной мере ещё не дошло, что я сижу посреди остатков от некогда живых людей, которые окружали искренней заботой, спасая от одиночества и плохих мыслей после смерти матери. Все эти убитые люди этим утром ещё улыбались мне. Даже когда убили мать у меня же на глазах, я не видела такого ужаса. Не видела, что человек может с наслаждением выковыривать глазное яблоко из глазницы. Как и не видела того, что после этого человек с искренним любопытством может заставить другого человека лизнуть вынутый орган. Желудок спазмировало от увиденного и я распрощалась со своим завтраком. Этот человек, старше меня года на четыре, был настоящим монстром. Он убивал умело и извращённо. Слишком умело и слишком жестоко для своих двадцати. И это приводило в животный ужас. Инстинкт самосохранения выл раненным зверем, пытаясь избежать угрозы, но все это было бесплотными попытками. Я понимала, что убежать не получится. Наручники, до мяса стеревшие нежную кожу сдавливали не только руки, но и ноги, давая их хозяину некую уверенность в неспособности жертвы к побегу. Крупная дрожь сотрясала тело - я никак не могла потерять сознание, но желудок время от времени схватывало спазмами. Хотелось погрузиться в пучину беспамятства, но увиденное раз за разом прокручивалось в голове и не давало померкнуть сознанию. Казалось, этот короткометражный фильм не закончит свой показ и будет стоять на повторе вечность. Стоило этой мысли пронестись, как безумец обернулся ко мне, как-то оценивающе осматривая, будто прикидывал какую пытку можно применить. Впрочем, свою участь в его руках я поняла сразу после того как утром ворвались вооруженные люди и схватили нас – отца и его людей дома не было. Меня кинули этому монстру с наставлением, что я нужна живая и со всеми конечностями, но поиграть можно. Только лишь сейчас осознала в полной мере, что даже если человека не бить, его можно уничтожить морально. Сломать, растоптать, убить, не убивая физически. Смотреть и не суметь что-либо сделать – это пытка. Потрошитель качнулся на стуле и резко встал, не спеша приближаясь ко мне. Я же жалась к стене, с ужасом в пульсирующих зрачках взирая на сумасшедшего. Как ведут себя с психически нездоровыми людьми я не знала, да и вряд ли эти познания могли пригодиться. Каждый шаг безумца будто эхом разносился в голове пока тот приближался. Но стоило ему остановиться рядом, как он резко присел на корточки, с издевкой смотря на меня. Зарёванная, кричащая от ужаса, с появившимися наверняка седыми прядями я вряд ли тянула на красавицу. Скорее на актера без грима для фильма ужасов. Меня трясло и остановить себя было невозможно - тело не слушалось, даже губы двигались сами по себе, потому как мозг не осознавал того, что я уже умоляю о пощаде. Молила эгоистично, потому что почти все четверо кого привезли со мной были мертвы. Двое были мертвы точно, а ещё одна пара умирала медленно, в мучениях. - Мне нравятся твои крики. Они как самая прекрасная мелодия, Анна… - безумный шепот опалил моё ухо и я всхлипнула, зажмурившись. Мне было страшно. Это был не просто страх, то было самым настоящим первобытным ужасом. И ему невозможно было противостоять. – Такая хорошая девочка. Послушная. Хрупкая. Красивая. Тебе так идёт цвет крови… - Пожалуйста…прошу…пожалуйста… - с губ срывались мольбы и я не видела в этом слабости. Я хотела умереть безболезненно. Было невыносимо наблюдать столько смертей и понимать, что в любой момент он может добраться и до тебя. Эгоистично так думать. И в тоже время только эти мысли были спасением. Кажется, именно сегодня я сломаюсь без права на восстановление. Возможно, даже умру. Что же лучше?.. - Тшш. Слышишь? Ты слышишь стоны твоей няни? – Дерек ласково улыбнулся. – Слышишь, как она от боли скребёт ногтями по стене? Смотри! Ну же, смотри! Его длинные пальцы в стальном захвате сжали мой подбородок и против воли направили в ту сторону комнаты, где с детства знакомая мне женщина умирала. Няня смотрела обезумевшими от боли глазами в потолок и губы её шептали проклятья и мольбы. Капилляры в глазах полопались и красные прожилки вились по всему глазному яблоку – когда она закатывала глаза, то становилось ещё страшнее. Кожи на руках у неё не было, а ладони – прибиты гвоздём к стене. Я протестующе замычала, не в силах говорить. Видимо, она ещё была здесь какой-то частью разума, потому что медленно перевела взгляд в нашу сторону и сумасшедше улыбнулась, дернувшись. Она сама себе причиняла больше боли. - Будь ты проклята, дрянь! Из-за тебя. Из-за вашей проклятой семьи! Ты виновата! Ты! – женщина кричала проклятья и каждое из них клеймом выжигалось в памяти. Она кричала долго и замолкла лишь когда безвольно повисла вдоль стены. Радостный смех Потрошителя заглушил мой отчаянный скулёж. Он упивался этим, а я практически в голос рыдала от утраты ещё одного человека. Её проклятие наверняка останется со мной до конца дней. - Видишь, какие люди слабые, Анна? – он погладил мои волосы и тут же вцепился в них, вставая и таща меня за собой через всю комнату. Я закричала, срывая горло. – Если ты сохранишь после этого рассудок и не завершишь жизнь самоубийством, я буду ещё больше рад. Ты мне нравишься. Мне впервые кто-то нравится! Боже, это чувство прекрасно! Кинув меня к стене, он ухмыльнулся, кивком указывая на последнего живого человека. Это был Брайн – новичок, который часто веселил меня в периоды накатываемой меланхолии. - Пожалуйста…не надо… - ещё тише прошептала я, понимая, что этот человек хочет сделать. Мне ни разу не было так страшно. Я не хотела, чтобы Брайну было больно. - Ты знаешь, почему меня назвали Потрошителем, м? – его лицо выражало доброжелательность, что никак не увязывалось с происходящим. – Потому что я потрошу неугодных мне и моему отцу людей. Знаешь, когда мне было шестнадцать, я был слаб. Вот прямо как ты сейчас. Ничтожно слабым. Тогда мою мать выпотрошили у меня на глазах, а я не смог и шевельнуться, закованный в чёртовы кандалы. Сначала он её изнасиловал, а потом выпотрошил. А она кричала и молила о помощи. Но никто не помог. Если бы твой отец прислушался к моему и действовал быстрее, она бы живой осталась. Но даже если он не виноват… Кто знает, может после этой терапии ты станешь более закалённой, м? Меня передёрнуло. В школе год назад я делала доклад и там как раз затрагивалась тема о том, что у каждого психического отклонения должно было быть объяснение. И у этого человека оно было. Его психика сломалась тогда. Так он вымещает свою злость за некогда увиденное, невольно повторяя за тем убийцей. Можно ли было спасти этого человека? Я ненавидела себя сейчас именно за то, что на краткое мгновение испытала жалость к нему. Ведь мою мать тоже убили на моих глазах, но её застрелили и я не видела, как её… Боже. - Хей, не молчи! – пощечина привела меня в чувство, кажется, я потеряла сознание на несколько секунд. – А теперь я покажу тебе каково это, хорошо? Кстати, сам я не представился ведь. Дерек Коллинз. Запомни меня хорошо, договорились? Он вздёрнул меня на ноги и одной рукой прижал спиной к своей груди, спокойно удерживая меня – ноги почти не держали из-за слабости. Другой он взял со стола медицинский скальпель и я перестала дышать. А он не обращал внимания на моё состояние и перехватил поперёк груди, вытягивая мои закованные руки и вкладывая в них скальпель. Теперь его ладонь обхватывала мою и выбросить это страшное орудие я не могла. - Нет! – взвизгнув, я начала вырываться и это было похоже на открытие второго дыхания. Только вот он был заведомо сильнее меня. – Не надо! Не смей! - Не стоит этого бояться, малышка. Это…интересно в некотором роде! – мы приблизились к Брайну. Его запястья были связаны чем-то похожим на леску, но из-за крови я не видела, что это. Руки были вздернуты вверх и закреплены с помощью небольших креплений. Он был единственным без содранной кожи или порезов кроме запястий. И мысль о том, что Дерек оставил его на десерт прошила сознание внезапно, но поздно. Брайн смотрел в мои глаза с ужасом, но кляп во рту не давал ему сказать и слова – он лишь яростно мычал. По нашим с ним щекам как в зеркальном отражении покатились слёзы и я дёрнулась ещё раз в бесплотной попытке прекратить всё это. - Это делается вот так, малышка! – Дерек усмехнулся и направил мою руку к нагому торсу парня. Скальпель едва коснулся его кожи, а я уже дико заорала, широко распахнутыми от ужаса глазами смотря как Потрошитель делает два ровных надреза. Брайн закричал, а потом крик превратился в булькающие звуки и он затих. По моей ладони к локтю потекла чужая кровь и когда взгляд невольно опустился вниз, я увидела человеческие органы. Темнота ненадолго приняла меня к себе, хотя я скорее балансировала где-то на грани – я чувствовала, как Дерек тащит меня за волосы куда-то. Очнулась от дикой боли в левой руке и стоило открыть глаза, то сразу же столкнулась с насмешкой в серых омутах. Что-то хрустнуло и спустя пару секунд я выгнулась, крича и захлебываясь в рыданиях. Все тело будто жгло кислотой, будто плавился в жаровне каждый орган, сгорая внутри до пепла. Прошибало током, било в приступах, скручивало и ломало кости. Эта боль не была похожа на когда-либо испытываемую мною. - Больно? А если так? - он доломал мне левую руку и агония буквально заставила встать на лопатки. Спустя бесконечно долгое время боль притупилась и только тогда я поняла, что мы находимся в другой комнате. Меня ещё потряхивало от пережитого, но теперь мысли сфокусировались на боли и это отвлекало от произошедшего. Боль не давала мне сойти с ума и я хваталась за это как за якорь. Он ещё что-то говорил, а я уже не понимала ни слова. В этой комнате произошло первое убийство и на белом пушистом ковре, на который он меня и бросил, расползлось кровавое пятно. И судя по влаге оно было прямо подо мной. - Это красиво, не находишь? Белый ковёр, кровь, твоё белое платье тоже в росчерках крови. Цвет невинности так прекрасно сочетается с пороком. Но не хватает знаешь, чего? Мама любила розы… - тон Дерека был умильным, но я уже не боялась его. Кажется, это состояние называется апатией. – Ты похожа на дорогую поломанную куклу, Анна. Красиво. Твои пустые глаза мне нравятся. Продержишься или сломаешься, м? Мужчина ушёл в соседнюю комнату и вернулся действительно с розами, небрежно отрывая лепестки у цветов и раскидывая около меня. Это было странно, но я действительно представляла, как это всё смотрится со стороны. Наверное, это и правда красиво, если использовать такое на фотосессии. Вот только это не было ею. - Молчишь? – он убрал телефон в карман и встал рядом со мной на колени. Медленно склонился, большим пальцем стерев с моей щеки кровь. – Правильно. Запомни эту боль, малышка. Запомни весь урок. Запомни каждую деталь. Но главное, не смей забывать меня. - З-зачем? – этот надломленный голос не мог принадлежать мне. – Для чего?.. Дерек не ответил. Ласково улыбаясь, он склонился ниже и поцеловал меня. Этот мужчина украл мой первый поцелуй и уничтожил меня. А потом молча накинул кожаную куртку и оставил меня. Как выяснилось позже, он оставил меня тогда совершенно одну в квартире и скрылся, а я пролежала там с трупами полтора часа пока люди отца не ворвались туда. Когда они нашли меня, я уже не плакала, лишь судорожно хватала ртом воздух от приступа панической атаки. Наверное, то был единственный раз, когда отец провёл у моей постели несколько дней, отложив все свои встречи. Что это был за порыв, я понятия не имела, но кроме фобий, которыми обзавелась благодаря похищению, я приобрела также бесценное знание того, что я не могу ненавидеть отца. Что ни делай, как ни пытайся развязать мне язык, а я буду упорно молчать, вспоминая своё обещание, которое дала самой же себе в знак того, что так бы захотела мама, будь она жива. И остальное не важно. Важно лишь то, что какие никакие, а мы всё же родственники. Родная кровь. Ведь именно он мой родной отец, хоть и не такой, каким был когда-то. Людям свойственно меняться и от этого осознания всегда становилось горько. Потрошитель подарил мне много боли и показал, как стать сильней духовно, но это осознание пришло ко мне только через год встреч с психологом. Через год я почти не помнила слов, произносимых им. По прошествии двух лет я осознала, что защитный блок сработал странно – я помнила боль, все испытываемые чувства, но произносимых слов не помнила, лишь бесполезное шевеление губ. Возможно, это и спасло меня от схождения с ума. Но всё же что-то повредилось, потому что после пережитого я хоть и боялась Дерека, но больше всего…я жалела этого человека. И очень надеялась, что это не синдром жертв.