Гордость и предубеждение.

- Я люблю его, - смело выпалил Уилл, глядя в эти ясные глаза. И тут же смутился, опустил глаза и замолчал. Барон некоторое время хранил тишину. А затем отпил из своего стакана бренди и заговорил: - Я, сказать по правде, предполагал все, что угодно, но подобный расклад заставляет меня, джентльмена, робеть перед вашей храбростью, молодой человек. Уилл удивленно поднял глаза. Таких слов он не ожидал услышать. - И вам… не противно? Не мерзко находиться со мной в одной комнате? – спросил он, который самого себя презирал. – Ведь именно из-за меня все это произошло. Этот Картер... он узнал о нас. Он угрожал, и мистер… Одри, он… - Уильям не выдержал, уронил лицо на ладони и разрыдался взахлеб, вздрагивая плечами. Он ненавидел себя, презирал свою трусливую сущность и то, что он сам не стрелялся. – Лучше бы я… лучше бы это я… - всхлипывал он между рыданиями. Барон не двигался. Он смотрел на содрогающуюся спину молодого человека, который плакал так, как он сам никогда в жизни не делал. Он не стыдился слез, что присуще всем джентльменам, а его чистое сердце искренне переживало за Одри. Он допил бренди, резко поднялся с места, подошел и налил в другой стакан и протянул его Томсону. Тот отшатнулся сначала, словно бы боялся, что Оранский может ударить его, но затем принял стакан, делая большой глоток. - Мистер Томсон, - устало произнес барон. Его мужественное лицо было спокойным, но с каким-то болезненным отпечатком. – Я должен вам сказать это, пусть и будет неприятно: случившееся действительно результат неосторожных действий вас обоих. И это будет иметь последствия, поскольку скрыть то, что дуэль произошла, будет слишком трудно. Почти невозможно. При условии, конечно, что мистеру Картеру совсем нельзя доверять. Однако, - прервался он, видя откровенный ужас на лице Уилла, - в любом случае все зависит от мистера Одри. Он уже показал, что берет на себя ответственность во всем, и я считаю, что вы должны послушать его. Что до моих чувств в отношении данной ситуации… они не имеют значения, это не умаляет уважения, которое я питаю к моему дорогому другу и вам, мистер Томсон. А теперь перестаньте рыдать, как барышня и сделайте все, чтобы мой друг выкарабкался. Потому что если нет – вот тогда я вас не прощу. Барон Оранский встал, уронил в себя остатки бренди и широким шагом покинул комнату, оставляя молодого человека одного наедине со своими мыслями. Когда он вернулся спустя часа полтора, он нашел Уилла все в том же положении, разбитого, но уже успокоившегося. - Вы не можете просидеть здесь весь день, - строго произнес он, заставив Томсона вздрогнуть от неожиданности. – Вам нужно вернуться в Мэйндор и объяснить ситуацию лично, поскольку я не могу за вас это сделать. Придется взять ответственность в свои руки. - Но я не могу его здесь оставить… - воспаленными глазами Уилл уставился на барона. - Одного, вы хотите сказать? – нахмурившись, переспросил Оранский. – Я буду здесь все время. Я считаю, что не стоит сообщать о дуэли сразу в свадебную ночь. Потому предлагаю сказать, что с утра вы и Генри отправились на конную прогулку, и он неудачно упал и получил травму, потому был спешно доставлен в город и остановился у меня, пока доктора не позволят его перевезти. Сам по себе факт маловероятен, поскольку я уверен, что мистер Одри великолепный ездок, однако для остальных это послужит достаточным основанием для того, чтобы не надоедать Одри визитами. - Не думаю, что ему будут надоедать, - слабо улыбнулся Томсон. Он прекрасно знал о тяжелом характере возлюбленного, а потому сомневался, что кто-то, кроме сестры и Адамсонов захочет проведать его. - Я тоже так считаю, - утвердительно кивнул мужчина. – Что ж, отправляйтесь и заберите лошадей. Я знаю, что вы захотите немедленно вернуться, потому я попрошу себе новые комнаты, а эти оставлю в распоряжении Одри как только вы вернетесь. Ступайте. Томсон кивнул сам себе, поднял с кресла плащ и быстрым шагом покинул комнату, кинув мимолетный взгляд на закрытую дверь. Он мчался на измученной лошади во весь опор, пока не достиг Мэйндора. Поместье стояло в безмолвии. День лишь разгорался, и после свадьбы всем слугам было дозволено поспать немного дольше. Однако теперь они уже принимались за уборку помещений, стараясь не разбудить господ. Джорджина единственная выпорхнула навстречу Уиллу, когда он вошел в двери. Она радостно принялась обсуждать вчерашнюю ночь, но внезапно увидела пятно крови на сорочке Томсона. - Что это? Мистер Томсон! Чья это кровь? Неужели?.. – она приблизилась вплотную, рассматривая его лицо. Он был красен от быстрой скачки и запыхался. - Нет, не моя, - опровергнул он ее догадки, но следующие его слова испугали ее еще больше, - это вашего брата, - Джорджина вскрикнула и упала без чувств ему на руки. Он успел подхватить невесомую девушку и занес ее внутрь. Ближайшего слугу он попросил о стакане воды и спирте, и те засуетились, приводя ее в чувство. Сам же Уилл торопливо взбежал по лестнице в кабинет мистер Адамсона. Того не было. Тогда, чтобы не терять времени даром, он взял лист бумаги и перо и принялся быстро строчить, ставя кляксы и не следя за красотой письма. Он коротко изложил все произошедшее (ту версию, что предложил барон), затем попросил не беспокоиться и ждать вестей, дописав, что жизни Одри ничего не угрожает, но врач сказал воздержаться от посещений. После этого он, не запечатывая, оставил письмо на столе и бегом спустился по лестнице. Мельком увидев себя в зеркале, он изумился: он, казалось, постарел лет на пять, вся одежда в брызгах крови, а лицо мокрое, с красными глазами. Он стремглав бросился в свою комнату, скидывая одежду и надевая что-то чистое, и уже в дверях столкнулся с Джорджиной. - Скажите мне! – она вцепилась руками в лацканы его сюртука. – Где он? - Не переживайте, - он, пытаясь сохранить спокойствие, мягко отцепил ее пальцы от своей одежды. – С ним все будет хорошо. Он сейчас спит, врач уже осмотрел его. Постельный режим неделю и обильное питье. Я напишу вам, как он придет в себя! – с этими словами он проскользнул мимо нее, отводя ее умоляющие руки и бросился прочь, словно боясь, что он тоже не выдержит. Эта очевидная ложь, как он надеялся, должна успокоить девушку, но поверит ли она ей – это другой вопрос. Оседлав свежую лошадь, он пустил ее во весь опор по дороге, уносясь прочь из тихого и мирного Мэйндора. Сердце его стучало где-то в горле, когда он поднимался по лестнице гостиницы. В дверях он не медлил, войдя быстрым шагом. Он так торопился, что не заметил задремавшего барона в кресле у камина, проходя мимо него в комнату, где лежал Одри. Тот не изменился, все также выглядел мирно и спокойно, словно спал глубоким сном. Томпсон рухнул на колени у кровати без сил, протягивая руки и беря ими холодную ладонь Генри. Он уперся лбом в кровать, молясь о том, чтобы тот поскорее проснулся, и не заметил, как от сильных переживаний утра и изматывающей скачки его мгновенно сморил сон. Прямо вот так, словно он молился на Генри, крепко держа его руку. Барон, зашедший в комнату некоторое время спустя, не стал его будить, лишь плотно закрыл дверь, чтобы не дай бог никто не увидел эту картину, от которой щемило сердце. Генри точно был в хороших руках и обязан был очнуться. * * * Уилл проснулся от того, что кто-то мягко поглаживал его по голове. Спросоня он не сразу сообразил, что происходит и почему тело так затекло, но спустя секунду он окончательно проснулся и открыл глаза. На него, устало улыбаясь, сверху смотрел Генри. - Спасибо, Господи, - одними губами произнес Томсон, проглатывая слезы.