Никогда

Полковник Рассел Грегори Морган, альфа тридцати двух лет от роду, был очень красив, элегантен, одет невероятно гармонично. Все части его гардероба сочетались превосходно. Он был изыскан, как его сшитые на заказ костюмы. Его галстук подходил к его естественному альфьему запаху, пряному и довольно приятному, рубашка подходила к галстуку, а часы на правой руке — к туфлям. Он немного нелепо смотрелся в военном госпитале, в который временно превратился дредноут «Александр Великий», которым еще три недели назад командовал супруг Рассела — полковник Валентин Дитер Морган. Теперь он лежал в медицинской капсуле, погруженный в искусственную кому,  — то, что он чувствовал, не могли заглушить никакие обезболивающие. Да и боялись полковые костоправы что-то лишнее ему давать… Рассел подошел к капсуле вплотную и присел рядом. Медтехник поднял прозрачную крышку, и Расселу, чтоб оправдать ожидания наблюдавших, пришлось взять супруга за руку. Рука была холодной и худой, как птичья лапка. Очень неприятно, но Рассел все же прикоснулся губами к голубоватой вене на запястье. — Здравствуй, Валентин, — очень нежно сказал он. Не стоит забывать, что здесь всюду камеры. — Милый мой, как же так? Почему ты? Рассел никогда не считал своего супруга красивым — Валентин обладал бесспорной харизмой, но не более, да и не проявлялась она в статике. Черты лица были правильными, но сейчас производили почти отталкивающее впечатление: слишком резко были очерчены скулы, слишком высоким был пергаментный лоб, а нос казался хищно заостренным…. Да и кожа белая, как снег, неживая и холодная. В палату вошел профессор Старринг — светило военной хирургии. Рассел встал и отдал честь — профессор имел звание генерала, а Рассел был полковником, да и то штабистом. Старринг, немолодой уже бета, обладатель роскошных усов и живых темных глаз, мягко похлопал Рассела по плечу. — Позвольте выразить вам свое сочувствие, полковник. А также восхищение беспримерным подвигом вашего супруга! Рассел едва заметно поморщился. Генерал понял это по-своему. — Конечно-конечно, — проговорил он, все так же похлопывая Рассела по плечу. — Не время петь дифирамбы, когда надо думать, чем мы можем помочь бедному мальчику. Может, поговорим у меня в кабинете? Рассел молча кивнул, сглатывая комок в горле. Значит, его опасения не напрасны — Валентин тяжело пострадал и теперь повиснет на шее вечным напоминанием Расселу о его трусости! В кабинете у генерала было очень чисто, так чисто, что он мог бы проводить операции прямо здесь. Из интерьера выбивались только комнатные цветы на псевдоокне. Рассел сел в предложенное кресло и пригубил чай. Хороший чай, саккатский, не какая-нибудь подделка. Рассел грустно вздохнул, вспомнив, что планеты Сакката больше нет. Один голый камень. Профессор-генерал, наконец, заговорил: — Я могу уже сейчас точно заверить вас, полковник, что разум вашего супруга пострадал минимально. Возможно, будут небольшие проблемы с памятью и концентрацией, но в целом его личность останется неизменной. Кто бы сомневался, подумал Рассел, потирая лоб. Папа придумал идиотский план, а он, Рассел, пошел на поводу у него, и вот итог — больной супруг на шее, но вполне способный самостоятельно распоряжаться своим наследством! И не разведешься теперь — как бросишь больного героя? Да и деньги тогда достанутся одному Валентину — наследство он получил еще до брака, и разделу при разводе оно не подлежит. Правду говорят — послушай омегу и сделай наоборот! Не стоило во все это ввязываться, не стоило слушать папу. И без этих денег Рассел как-нибудь прожил бы, зато без геморроя в лице немощного супруга! Генерал меж тем продолжал: — Конечно, для поддержания функционирования умственной и физической деятельности придется постоянно применять ноотропы и нейролептики, но в общем и целом ваш супруг сможет вести почти обычную жизнь, с некоторыми ограничениями, разумеется. — Насколько эта жизнь будет почти обычной, господин генерал? — Пока мы можем только предполагать, но, к сожалению, плохую координацию, рассеянность, проблемы с памятью я могу гарантировать с точностью. Но это не будет чем-то тотальным. Он не забудет своего имени и не выйдет на улицу голым, но о времени приема лекарств и прочих мелочах заботиться придется вам. Рассел расслабился, по крайней мере, кормить его с ложки не придется. — Однако хочу заметить, что с повреждениям такого рода мы еще не сталкивались, поэтому вполне может вылезти то, чего мы не ожидаем… Валентин… Валентин… что ж ты не умер-то? Ведь вполне мог. Сердце дважды останавливалось, пока ты летел к Земле… проявил и здесь свое ослиное упрямство! — Когда вы собираетесь выводить его из комы? Пожалуйста, дайте знать мне заранее! ~○~○~○~ Когда полковник Рассел Грегор Морган узнал об окончании войны, он испытал жуткую смесь чувств из облегчения, стыда и раздражения. Он перестал бояться, что его, молодого альфу, отправят на передовую. Он чувствовал стыд, что просидел всю войну за спинами других, и, наконец, он испытал раздражение, когда узнал, какую роль сыграл в последнем сражении его супруг, полковник Валентин Дитер Морган, первый омега, награжденный высшей из наград Содружества — Алой Звездой. Рассела жутко раздражала привычка Валентина всегда быть в центре событий, его способность быть всегда лучшим во всем. Тяжело быть посредственностью рядом с почти гением… Они были полной противоположностью друг другу — смельчак Валентин, приютский ребенок, попавший в Академию Космического Флота благодаря своим незаурядным способностям, и Рассел, которого в той же Академии перетаскивали с курса на курс только из уважения к его погибшему отцу и благодаря его деду, знаменитому адмиралу Алистеру Моргану. В Академии они не пересекались: Валентин слишком напряженно учился, чтобы посещать курсантские сходки, а Рассел занимался по минимуму, чтоб отстали. Пересеклись они уже после выпускного, когда стало известно, что Рассела отправят на фронт. Альфа был трусом. Он был трусом, не стеснялся себе в этом признаться. Это не являлось для него проблемой, он не придумывал себе оправданий и эвфемизмов. Он просто был трусом. Но это являлось проблемой для всех вокруг. Поэтому Рассел трусливо молчал, не пытаясь отстаивать свое мнение, и плыл по течению. А еще он был тем самым уродом, без которого не обходится ни одна семья. Даже семейство Морган — пять поколений которых служили в космофлоте. Его дед был адмиралом, отец и дядя дослужились до генеральских чинов и погибли, защищая дальние рубежи. Его двоюродные братья тоже отметились на военном поприще — старший был подполковником, младший — майором. Оба погибли, когда Рассел еще учился. Это еще сильнее заставляло Рассела бояться военной службы. Ему не хотелось умирать так, как умирали его многочисленные родичи — среди обломков космического корабля, не то от ран, не то от отсутствия воздуха. Не хотелось, чтоб его тело вечно дрейфовало среди звезд, нетленное, как тела святых или египетские мумии. Он вообще побаивался космоса — далекие, чужие звезды пугали его. Конечно, признаваться в таком альфе постыдно. Так Рассел и жил — боясь будущего и того, что об этом кто-нибудь узнает. Время от времени он листал медицинскую энциклопедию в поисках какого-нибудь заболевания, которое позволило бы ему откосить, не лишая при этом благ. Беда была в том, что слишком развитая медицина легко диагностировала бы полное отсутствие болячек у Рассела. В конце концов Рассел решил, что если станет совсем невмоготу, то можно будет притвориться каким-нибудь безумным, с суицидальными наклонностями, хотя это и закроет для него профессиональный рост на гражданке. А если не прокатит, можно пустить себе пулю в лоб и умереть здесь, на Земле, а не среди холодных, надменных, ухмыляющихся звезд. К счастью, он не единственный страшился такого исхода. Его папа-омега в ногах валялся у своего всесильного тестя-адмирала, умоляя не отправлять единственного внука в действующую армию, а оставить его при Генеральном штабе. Адмирал поначалу орал, стучал кулаком по столу; еще никогда Расселу, тогда еще девятнадцатилетнему вчерашнему курсанту, не было так страшно. — Я начинал в приграничье пилотом, — орал дед. — Мой отец там служил, и отец моего отца, и его отец! И ты пойдешь защищать свой народ, трусливый ты собачий сын! Тогда-то Рассел и познакомился с Валентином. Ибо тот как раз обретался при Генеральном штабе, как лучший на курсе, он был определен на самое теплое местечко. Взглянув мельком на узкое и бледное лицо омеги, Рассел подумал, что бедняге ничего не светит на гражданке с такими внешними данными. А вот среди военных, которыми преимущественно становились альфы, ему может и повезти. Когда вокруг одни самцы, даже такой непритязательный запах и невыразительная внешность обеспечат поклонниками любого омегу только в силу того, что он — существо другого пола. Омега держал в руках поднос с единственным стаканом воды и пилюлей, лежащей на блюдечке. Он поклонился, щелкнул каблуками и произнес довольно приятным голосом. — Сэр, пора принимать пилюли. Рассел увидел, как взгляд старого альфы потеплел, когда он глянул на своего адъютанта. Морщины на все еще представительном лице, разгладились, и он сказал: — А впрочем, поступай как знаешь. Может, поменять вас с Валентином местами? Будешь сидеть со стариками, мало что решающими на самом деле. А другие будут в это время сражаться, побеждать или умирать, пока ты сидишь за их спиной, пьешь вино и ходишь по театрам. Хотите на передовую, адъютант? В голосе адмирала слышалась тоска — он сам хотел туда, к звездам, закончить жизнь в битве, а не медленно умирать здесь, в кресле Главнокомандующего, от старческих болячек. Валентин, поставивший поднос на стол, все это время стоял по стойке смирно. — Так точно, ваше превосходительство господин адмирал! Однако осмелюсь напомнить, мои рапорты с просьбой о переводе неоднократно отклонялись! Папа Рассела удивленно взглянул на молодого омегу. Он, ухоженный, сорокапятилетний, все еще красивый омега, мог позволить себе быть снисходительно-покровительственным. От него не укрылись ни редкие веснушки на лице адъютанта, ни ногти, подстриженные аккуратно, но явно не в салоне. — Но вы же омега! — воскликнул вдовец генерала Грегора Моргана. — И вы так юны! Неужели вам не хочется создать семью? Свить свое гнездышко? Валентин улыбнулся одними губами. — Хотелось бы. Но также мне хочется, что бы мое уютное гнездышко было защищено. А в нынешних реалиях это невозможно. Это действительно было так. После того, как человечество встретилось с братьями по разуму, никто не мог сказать, как повернется жизнь. Тысячи фантастов зарабатывали на хлеб свой насущный описанием этой встречи, но судьба выбрала самый простой из вариантов. Братья по разуму оказались упертыми ксенофобами — в их стройной картине мира не было места другим расам. Человеческий флот пока держал оборону — война была вялотекущей, и жизнь на обитаемых планетах текла обычным чередом уже тридцать лет после того, как люди сумели ответить на главный вопрос: да, они не одни во Вселенной. — И вы отправите омегу туда? — спросил, наконец, папа после недолгого молчания. — Справится ли он? Адмирал Морган пожал плечами. — А что тебя не устраивает, Алекс? Он займет место твоего сына. Такой вот жертвенный агнец. Будет уроком Расселу. Или вы из-за его пола? Насчет этого я не переживаю. У Валентина есть голова на плечах, и голова светлая. А уж яйца у него покрепче, чем у моего внука будут! Валентин, все так же стоявший у стенки, никак на сказанное не отреагировал. А вот папа Рассела выглядел шокированным…. Но поняв, что добиться желаемого удалось, не стал ничего говорить. Итак, безродный омега, выросший в приюте и взятый в военное училище благодаря талантам, и представитель военной аристократии, больше всего на свете боявшийся войны, поменялись местами. Валентин и Рассел проработали еще неделю бок о бок, пока омега знакомил своего сменщика с его новым кругом обязанностей. Валентин был любимцем здешних служащих. Он умел быть вежливыми и обаятельным, не скатываясь при этом в лебежение перед вышестоящими. Его считали очень перспективным молодым человеком и незаметно опекали. Адмирал Морган любил талантливых людей, к какому бы из трех полов они не относились. К Расселу относились настороженно: внук великого деда, как он себя покажет? Его отец был толковым боевым офицером, но звезд с неба не хватал… Потом Валентин улетел, а Рассел остался. Все было почти хорошо, если бы не дед, пристально следящий за своим любимцем и регулярно докладывавший внуку о подвигах молодого омеги. Он называл Валентина своим последним птенцом, прочил ему свое место лет через тридцать…. И надо сказать, тот вполне оправдывал чаяния старого альфы. Свое двадцатипятилетие Валентин встретил в чине майора, совершив тридцать два боевых вылета, имел две награды и один выговор с занесением в личное дело. Последнее адмирала Моргана радовало больше всего. Ему нравилось, что Валентин до последнего отстаивает свое мнение. Непонятно было, чего ожидал дед от внука, так и застрявшего в звании старшего лейтенанта, хваля при нем своего любимца, стремительно взбегавшего вверх по карьерной лестнице? Что он раскается и побежит на передовую? Рассел чувствовал небольшое раздражение от манипуляций, но не более. Его все устраивало — чем ниже звание, тем меньше ответственность. И тем дальше Рассел от звезд. Разве что папу нервировал этот карьерный застой — ему хотелось хвалиться достижениями сына, а достижений не было. Но по сравнению с реальной возможностью умереть, это были мелочи. Во второй раз они встретились во время отпуска, когда Валентин прибыл на Землю, для того, чтобы сделать пластическую операцию — на щеке его красовался довольно заметный шрам. По настоянию адмирала Моргана, Валентин остановился не в гостинице, а в семейном особняке — роскошном двухэтажном здании, окруженном садом, неподалеку от центра Нового Лондона. Обычно прижимистый Алистер Морган даже расщедрился на настоящую, а не синтезированную пищу ради гостя. Валентин с восторгом принялся дегустировать седло барашка и прочие разносолы. Ел он так, будто до этого сидел на всех диетах сразу, но при этом не забывал про столовый этикет. Даже папа не нашел к чему придраться. Затем адмирал спросил: — Я слышал, ты решил потратить все накопленные деньги на лечение своего товарища? Валентин отложил вилку и нож. — Не товарища, сэр. — Ответил он, с вызовом глядя в глаза адмиралу. — Я не был знаком ни с младшим лейтенантом Огастином Кроули, ни с его супругом ранее. Я встретил его супруга, беременного омегу в саду госпиталя, после того, как мне сделали пластическую операцию. Я спросил его о причинах плача и получил ответ: его муж был тяжело ранен при битве за Саккату. Ему сделали несколько операций, входящих в его медицинскую страховку, выделили некоторую сумму на восстановление и покупку протезов: лейтенант потерял обе руки, а также зрение. Мне показалось это нелогичным — оставлять человека инвалидом, не способным содержать семью, платить ему пособие. Неужели это выгоднее, чем член общества, способный, так или иначе, приносить пользу? Адмирал крякнул, как показалось Расселу, одобрительно. — И ты отдал все свои сбережения, мой мальчик? До цента? Валентин спокойно кивнул. — Но почему вы не обратились в какой-нибудь благотворительный фонд? — спросил папа, глядя на Валентина как на инопланетное существо — непонятное и опасное. Валентин пожал плечами. — Ни у меня, ни у супруга лейтенанта не было времени оббивать пороги. Стопроцентное зрение можно было вернуть, только проведя операцию незамедлительно, да и вживлять бионические протезы сейчас легче, пока культи не зажили. — Но вы ведь были не обязаны… — Не обязан. Это обязанность государства помогать своим гражданам. Но оставим политику политикам. Я ничего не решаю, кроме того, как мне распоряжаться своими деньгами! — Ты остался без средств. — На жизнь мне хватит — жалованье у меня неплохое, к тому же, я надеюсь, что не долго задержусь в майорах, а у подполковника и жалованье выше и страховка получше…. — А для чего ты копил деньги, сынок? Валентин ответил все с тем же вежливым равнодушием. — Я собирался заморозить яйцеклетки, на случай, если в будущем мне захочется детей, но я буду уже стар, или по другим причинам неспособен самостоятельно вырастить и родить ребенка. Я рассчитал цену за суррогатное вынашивание, за содержание ребенка…. К тому же, мне хотелось бы обеспечить моему гипотетическому ребенку достойное будущее, насколько это возможно, со мной ведь может случиться что угодно. Старый адмирал смотрел на него с неприкрытой гордостью и время от времени бросал взгляды на внука — погляди, мол, как должен вести себя человек умный и честный. А затем обратился к Валентину: — Зайди завтра в банк, майор. Я распорядился возместить тебе все расходы. Валентин покраснел до кончиков ушей и опустил голову. — Не стоит, господин адмирал! Я делал это не в расчете на награду! — И сколько времени ты потратишь на сбор суммы, майор? Тебе будет уже тридцать, даже если ты уже успеешь стать полковником… Валентин усмехнулся, принимая поражение. Дед и внук после ужина отправились курить, оставив Валентина на растерзание папе Рассела. Валентин, как и многие омеги, не любил запаха табака, так что даже его подчиненным пришлось вести здоровый образ жизни. — Хороший мальчик, этот Валентин, — в который раз заметил адмирал, когда они вместе с Расселом уединились в курительном салоне. — Я счастлив был бы назвать его своим внуком на законных основаниях. — Ну так усынови его, — огрызнулся Рассел. — Он ведь вроде бы сирота… — Ты прекрасно понимаешь, о чем я! Этот мальчик вернет славу дому Морган! Да и для его карьеры замужество обязательно, без супруга подполковник — его потолок. Рассел отделался общими словами. А по дороге домой, еще в лимузине папа спросил его: — Старик сватал тебе своего выкормыша? — А тебе-то что, — вяло ответил Рассел. Неожиданно ему вспомнились очень тонкие пальцы Валентина, стискивающие черенок вилки… — Старик опять изменил завещание. — Ответил папа, разглядывая свой вдовий браслет. — И есть у меня нехорошие подозрения, в чью пользу он его изменил. Я не против, если ты поухаживаешь за этим омегой. Ухаживать Рассел умел и любил. Неудивительно, что омега, выросший в приюте, где оказался после того, как его отца убили за долги, а папа покончил с собой, который не знал ничего, кроме муштры, сдался еще до конца отпуска. Когда они целовались впервые, на балконе, Рассел увидел, как в глубоких глазах его жениха отражаются звезды. Это напугало Рассела — он все еще боялся звезд… Через год они заключили помолвку, еще через год поженились, потом умер адмирал Морган, и Валентин узнал, что является наследником его состояния. Разумеется, он благородно пытался вернуть деньги настоящему наследнику, но не смог. Завещание было составлено очень грамотно, и из него следовало, что Валентин скорее хранитель состояния. Он мог тратить деньги по своему усмотрению, но передать их и недвижимое имущество мог только своим детям. В случае развода деньги тоже доставались только ему и детям, если они будут. Молодые супруги встречались два — три раза в год, и Рассел был этим вполне доволен. Его счета, и счета его папы оплачивались в срок, секс у них был крышесносный, хоть и нечастый. Хотя это у Валентина был нечастый… Но теперь все изменилось — на Рассела свалилась ответственность, которой он не хотел.